Не твоя смерть

Камень с плеском упал в воду, растревожив прежде идеальную гладь. Волны кругами разбежались от места его падения и свет луны и огня замерцал в отражении. Я размышляла о том, как странно случается порой: важные для нас вещи, стоит их только облечь в слова и попытаться произнести, сразу же теряют свою суть, искажаются и становятся совсем не тем, что родилось внутри нас изначально. Яркая вспышка становится лишь слабой искрой, полыхающий костер — колеблющимся огоньком свечи, мощный крик — тихим шепотом. Такой была моя встреча с отцом. После того, как я покинула лечебницу и тайным проходом из чулана Рилса спустилась в каменные коридоры, мне показалось, что я не могу дышать. Я остановилась и схватилась за одежду на груди, борясь с растущей внутри паникой. Все мое естесство сопротивлялось возвращению домой. В этот момент из-за угла шагнула фигура, закутанная в плащ, и направилась ко мне. Над правым плечом появившегося парил небольшой шарик голубоватого магического света. Я сразу же выпрямилась, не желая выказывать слабости. Что бы меня не ждало в Haz, я была готова принять это с достоинством. В подошедшем поближе я сразу же узнала Гаруса. Ему, похоже, доставались все задания в качестве посыльного, сопровождающего или надзирателя. Скука.  — Меня послали встретить тебя, felagi, — он не назвал меня предателем, что уже само по себе было знаком изменений в моем положении. Felagi на инфернальном означает что-то среднее между родственником и сожителем, именно так жители Haz обращались друг к другу, если не по имени. Гарус подошел поближе и уставился на мое лицо, но прежде чем он успел открыть рот, я отрывисто кивнула и, обойдя его, направилась в том направлении, откуда он пришел. Он помедлил, но затем я услышала догоняющие меня шаги. Мы шли по каменным коридорам в полном молчании. Когда мы добрались до поселения, я остановилась в проходе между двух стражников, стоящих по обе стороны. Гарус, видимо задумавшийся о чем-то своем, чуть не налетел на меня и тихо чертыхнулся, но я не обратила на него внимания. Я окинула взглядом свой дом, бараки, кусочек виднеющейся тренировочной площадки и дом Круга — все было таким же, но все же что-то было не так и я не могла понять что. Я думаю что это была я. Я изменилась, и глаза мои уже совершенно иначе воспринимали ту, привычную с детства, картину. Я чувствовала, как пялятся на меня стражники, но я понимала, что еще долгое время, если не до конца жизни, буду привлекать внимание своим новым внешним видом и мысленно приказала себе игнорировать зевак. Я сделала глубокий вдох и, расправив плечи настолько, насколько мне позволяла не до конца зажившая спина, я зашагала в сторону своего дома. Гарус последовал за мной, не возражая — похоже именно туда он и должен был меня сопроводить. Я множество раз за эти месяцы представляла себе встречу с отцом. В своей голове я придумывала диалоги и перед моим внутренним взором разворачивались сцены нашей встречи — в одних я говорила ему, что презираю его за то что он сделал, а он смотрел на меня своим холодным, приковывающим к месту, взглядом, а затем выходил из комнаты. В других он обещал завершить начатое и доставал из ножен меч. В третьих я делала вид, что подчинилась и выбросила всю дурь из головы, а он одобрительно кивал. Множество, множество вариантов. Но в реальности я застала лишь мать. Она сидела, словно бледная тень, облаченная в лиловое платье, сложив тонкие руки на коленях и опустив взгляд в пол. Гарус уважительно склонился перед ней, но она не пошевелилась. Даже не взглянула на нас. Он неуверенно потоптался на месте, а затем попятился к двери и вышел, тихо затворив ее за собой. Мы остались с ней наедине, в просторной гостинной, освещенной теплым светом свечей, стоящих в позолоченных подсвечниках, то тут, то там. Я стояла прямо, глядя на нее. Она же словно бы не смела поднять взгляд и посмотреть на мое лицо. Даже сейчас, спустя столько лет и все, через что мне довелось пройти, я все еще презираю ее за слабость. Она не могла достойно встретить последствия своих поступков или же своего бездействия и потому выглядела жалко. В конце концов, я нарушила молчание и спросила:  — Где отец?  — На тренировочной площадке, — ответила она так тихо, что я разобрала слова лишь по движению ее губ. Конечно, где же ему еще быть. Я прошла мимо кресла, где сидела мать и поднялась по лестнице в свою комнату. Там совершенно ничего не изменилось. Та же кровать, не убранная с того дня, как я выбралась ночью через окно. Книги и листы бумаги, разбросанные на столе — какое-то из заданий Учителя, так и оставшееся незавершенным. На столике у кровати книга, что всучила мне Дара со словами, что я обязана это прочитать, потому что ничего интереснее в своей жизни она не находила. Я провела кончиками пальцев по старой, кожаной обложке. Я ведь даже и не начинала ее читать. Оглядевшись, я нашла свой тренировочный меч у изножия кровати. Я переоделась в тренировочную одежду и, подхватив меч, вышла, захлопнув за собой дверь. Гостинная была пуста. Я твердым шагом пересекла ее и вышла из дому, направляясь к площадке, что находилась всего то в нескольких шагах от нашего дома. Там отец сражался на мечах с одним из младших мальчишек-тифлингов, которого звали Горкаст. У того получалось из рук вон плохо, он едва успевал отбиваться, пятясь назад под яростным напором отца и, спустя пару секунд, отец ударил его мечом плашмя по руке, от чего мальчишка ойкнул и выронил оружие. Меч упал, подняв облачко пыли.  — Отвратительно, — констатировал отец. — Если ты будешь бояться даже вдохнуть во время боя, толку от тебя будет мало. Поднимай меч, еще раз. Горкаст со страдальческим выражением лица поднял меч, а затем заметил меня и замер, а глаза его расширились. Отец, проследив за взглядом ученика, обернулся и также увидел меня. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, а затем он махнул рукой мальчишке, даже не глядя на него, словно прогоняя назойливую муху. Тот тотчас спохватился, схватил свои вещи и, перемахнув через забор с весьма завидной прытью, был таков. Я подняла ножны перед собой, чтобы отец их видел, давая понять, зачем я пришла. Он нахмурился и кивнул, молча указывая рукой на площадку. Я перелезла через забор. В другое время я бы перепрыгнула его легче, чем тот мальчишка, но мои мышцы задубели от долгого лежания в кровати и множества рубцов. Но я была готова, более чем когда-либо. Мне пришлось начинать почти с самого нуля. В первом же спарринге отец за пару секунд обезоружил меня и я увидела выражение оскорбленного разочарования на его лице. Я быстро подняла меч и снова вернулась в стойку. Он сощурился и кивнул. Мы тренировались до тех пор, пока не погасли магические огни. Я была в ужасной форме и практически ничего не могла противопоставить мастерству отца. Я была слаба и очень устала с непривычки, но какая-то часть меня заставляла подниматься, снова и снова беря в руки оружие и возвращаться в стойку. Холодный, металлический звон стоял в ушах, эхом отдаваясь в голове с каждым ударом сердца. И чем больше раз я оказывалась обезоруженной, тем яростнее я сопротивлялась. Чем больше я падала, споткнувшись о камень, или же от подсечки отца, тем более резко и решительно я поднималась снова, встречая хмурый взгляд отца не менее хмурым взглядом. Он словно бы не видел разницы. Это были те же самые тренировки, что каждый день выматывали меня до полусмерти. Он не сказал ни слова о моем виде или же о моем наказании. Мы не обсуждали то, что произошло. Только короткие замечания о моих действиях в бою, не более того. Когда погас свет, он махнул рукой, и произнес:  — Продолжим завтра. Завтра. Я, вдруг обессилев, опустилась на темный песок площадки, глядя как уходит, не оглянувшись, отец. Меня приняли назад, в место, в которое я никогда не желала вернуться. С этого момента я обязана была играть роль примерной дочери Асмодея, с гордо поднятой головой нести свое дьявольское наследие, не давать им повода усомниться во мне, пока не предоставится возможность уйти. Я устало прислонилась к одному из деревянных столбиков забора, ограждающего площадку. Потолок Haz терялся где-то в темноте, поглотившей пещеру. Стояла глухая, неестественная тишина. Все вышло совсем не так, как я представляла. Но, может, оно и к лучшему. С этой мыслью я провалилась в сон, так и сидя там, на холодном песке. Мы сидели на той же самой площадке втроем — я, Дара и Даэтлин. Ярко горели магические огни. Я лениво повторяла один из выпадов, что выучила недавно, но не особо старалась. Дара, бросившая свой клинок где-то у забора, сидела на песке, скрестив ноги и держа в руках толстенную книгу. Она читала вслух — это была некая повесть о Серебрянном Рыцаре и невесте короля, которую ему не посчастливилось полюбить. Она вела свой рассказ с выражением, нараспев, забавно пародируя низкий голос «принца» и звонкий голосок девушки. Даэтлин сидел, оперевшись на один из больших валунов и прикрыв глаза. Он иногда улыбался, слыша, как она подражает голосам главных героев. Я откуда-то знала, о чем эта история. Серебрянный рыцарь, не в силах справится со своими чувствами к прекрасной молодой девушке, признался ей в любви и, к своему огромному удивлению, не был отвергнут. Они встречались тайком, писали друг другу письма, полные трепетной нежности, гуляли по пустынным садам глубокой ночью, в свете полной луны. Я знала, какой тон сделает Дара чтобы сказать следующую фразу. Знала, когда насмешливо фыркнет Даэтлин, не удержавшись после очередного банального сюжетного хода. Знала, что Дара, упоенная своим чтением, даже этого не заметит. И мне вдруг стало страшно от мысли, что я знаю все наперед. Я опустила меч и внимательно посмотрела на друзей, но с ними словно бы все было совершенно в порядке. Не понимая, что происходит, я окликнула Дару. Та продолжала читать, совершенно не заметив меня.  — Дара, — сказала я уже громче, пытаясь привлечь ее внимание, но безуспешно. — Даэтлин! Нет ответа. Они даже не взглянули на меня. Я в панике бросила меч на землю и тот с глухим стуком упал, подняв облачко песка, но и на это никто из них не отреагировал. Я бросилась к Даре и схватила ее за плечо:  — Дара, посмотри на меня! Она вдруг остановилась на полуслове и замерла, глядя в книгу. Вокруг повисла звенящая тишина. Я взглянула на Даэтлина, но тот сидел неподвижно, все так же прикрыв глаза. Дара медленно повернулась ко мне, меня окатило ледянящей волной ужаса. Ее глаза были черными, как два бездонных колодца, и она смотрела на меня с идевающейся улыбочкой. Медленно подняв руку, она указала пальцем на свой висок:  — Помнишь? Я всего лишь в твоей голове, — и жутко рассмеялась. Но когда я хотела в страхе отпрянуть, кто-то схватил меня за запястье. Я повернулась и увидела, что это Даэтлин. Его лицо было испуганным, как тогда, когда я видела его в последний раз. В другой руке он держал плеть. Я закричала. И проснулась. Надо мной стоял вчерашний мальчишка, подняв руки вверх и, похоже, ужасно испуганный. Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, где я. Горели магические огни, мой меч лежал рядом со мной. Ни следа Даралии или Даэтлина. До меня медленно доходило, что это был сон. Горкаст лишь пытался меня разбудить, а я закричала. Мальчишка стоял рядом, растерянный и, похоже, даже боялся дышать.  — Что тебе нужно? — я пыталась спросить мягко, но голос спросонья оказался похож на хрип, что совершенно не добавило ему уверенности.  — Круг… Вас… Меня послали вас… В Круг… — я едва разобрала несколько слов, но этого было достаточно. Я поднялась, скривившись, когда заныли затекшие ночью мышцы. Все таки я выбрала не самое лучшее место для сна.  — Я приду, как только приведу себя в порядок, — сказала я Горкасту, поднимая свой меч и отряхивая одежду от песка.  — Но… Но Глава сказал… Сейчас, — промямлил мальчишка. Я взглянула на него сверху вниз, нахмурившись. Не знаю, как выглядело мое лицо и что он там себе вообразил, но тот сжался под моим взглядом в комок и даже зажмурил от страха глаза.  — Бездну на ваши головы, — зло проворчала я и, повернувшись, направилась к Дому Круга. Вид у меня конечно был совершенно непрезентабельный, но приказ есть приказ. Я прошла мимо своего дома, мельком взглянув на окна — свет не горел ни в одном из них. Я вышла на площадку, где несколько месяцев назад мне вынесли приговор. Женщина-тифлинг, в которой я узнала одну из поваров, переходила площадь с огромной корзиной, наполненой овощами. Гильда, так ее звали, была уже пожилой, ее дети покинули Haz, а она осталась здесь, доживать свой век и служить общине всеми доступными ей способами. Она часто ловила нас на кухне, пытающихся стащить то яблоко, то кусок пирога и бранила на чем свет стоит. Но я знала, что иногда она делала вид, что не видит нас и позволяла нам убраться с нашей добычей. Она была на площади в тот день. Она тоже смотрела пустыми глазами на то, как меня избивают. Гильда была почти в центре, когда увидела меня, охнула, и корзина выпала у нее из рук, а овощи рассыпались по камням. Она бросилась их собирать, что-то тихо причитая под нос. Я подняла укатившуюся ко мне картофелину и подошла ближе.  — Вот, держи, — я протянула ее Гильде. Та почти выхватила картофелину из моих рук, даже не подняв на меня взгляд. Она судорожно дособирала овощи, не удосужившись сходить за теми, что укатились дальше, и, подняв корзину, быстро просеменила мимо меня, бормоча, насколько я могла слышать, одну из молитв Асмодею. Я немного посмотрела ей вслед. Коротко остриженные, седые волосы открывали побледневшую от времени татуировку на задней части ее шеи — три треугольника, образующие один. Знак Асмодея — то, что получает каждый, пройдя Инициацию. Вечное клеймо, доказательство власти Владыки. Будто дьявольской внешности недостаточно… Когда она скрылась за углом, я снова повернулась к Дому Круга. Деревянное строение с длинным шпилем возвышалось надо мной, словно скала. Но я тряхнула головой, сбрасывая это ощущение и глубоко вздохнула. Не время боятся. Псы чувствуют страх. И я, распрямив спину, зашагала к дверям. Я толкнула одну из тяжелых дубовых створок и в лицо мне ударил затхлый и пыльный воздух. В Доме Круга не было окон, а в холле господствовала темнота, едва разгоняемая десятком свечей. Кроме того, там не было ни души. Я уже бывала там раньше. Дети, порой, присутствовали при некоторых ритуалах, проводимых в Доме. Прямо передо мной была широкая лестница с коваными перилами и я направилась к ней, но стоило мне поставить ногу на первую ступеньку, как свет свечей вдруг стал ярче, намного ярче чем возможно.  — Здравствуй, felagi, — произнес голос, который я безошибочно узнала в тот же момент. Я подняла взгляд и увидела на вершине лестницы Нефреуса, Главу Круга. Он стоял, сцепив руки перед собой, облаченный в церемониальные одежды. Его черные глаза снова приковали меня к месту и я так и осталась стоять, поставив одну ногу на первую ступень лестницы. Такие же черные, не отражающие свет глаза смотрели на меня с лица Даралии в моем кошмаре. Опомнившись, я уважительно склонила голову, сцепив зубы. Нужно быть собраной, увереной. Нельзя давать слабину.  — Рад снова тебя видеть, — ровным тоном произнес Нефреус. — Владыка даровал тебе жизнь, а значит и простил тебе твой проступок. Возможно, ты еще должна послужить его делу. Время покажет. Подними голову, felagi. Я подняла голову и снова взглянула в его темные глаза. Мне очень хотелось отвести взгляд, смотреть на его одежду, на стену за его спиной, куда угодно — но не в эти глаза. Однако я заставила себя смотреть. Нефреус медленно спустился на середину лестницы, рассматривая меня, словно с интересом.  — Рилс славно потрудился над твоими ранами. Я ожидал увидеть нечто… Более внушительное. «Насмешка? Хочет вывести меня из себя? Черта с два.» Я даже не шевельнулась.  — Что ж, это прекрасно что ты уже приступила к тренировкам. Тебе нужно придти в форму как можно быстрее. Ты так же завершишь свое обучение с Учителем. Я надеюсь увидеть твои успехи. Нефреус обернулся, собираясь подняться назад по лестнице, но прежде чем уйти, повернул голову и добавил:  — Твоя Инициация назначена через месяц. Готовься.  — Это честь для меня, — ответила я ровным голосом, но он уже поднимался наверх.