Angel Diaries

Если мой дядя не поехал устраивать скандал в замке графа, то это вовсе не означало, что происшествие было забыто и замято. Антуан де Бельфор вскоре убедился в том, что о выходке его соседа узнали всего его друзья. Узнали, осудили и, в который раз, пришли к выводу, что сей род проклят безумцем. Благодаря россказням Жиля, ставшим центром внимания слуг и местных жителей, как часть сего случая, происшествие заиграло новыми красками. В основном мрачными. Оно дополнялось, изменялось, и вскоре стало иметь только общие очертания с правдой. Так, к концу недели, все были убеждены, что граф стрелял в упор в меня, в Жиля, в наших лошадей, что он, чуть ли не с охотничьим ножом, кинулся отнимать у меня рисунки и преследовал нас, пока дядюшка не подоспел с подмогой. Мои попытки возразить насчёт этих кривотолков не замечались, пропускались мимо ушей, списывались на мой испуг и хорошее воспитание. Решив, что сие абсолютно бесполезно и граф сам, отчасти, повинен в таких ужасных слухах, я предоставила этому кому наветов катиться далее. Дядя же попытался полностью занять мой досуг. В течение месяца, снежного и холодного ноября, мы посещали многочисленных знакомых дядюшки. Званые обеды, ужины, просто приглашения погостить на пару деньков, у старых друзей, превратились для меня в череду вынужденных выездов, с натянутой улыбкой на лице. Каждый подобный визит означал для меня сватовство, ежели в семье знакомого дяди находился молодой, неженатый человек, будь то сын, брат, племянник, кузен или друг, приехавший из другой провинции. Как правило, все молодые люди, общавшиеся со мной, были довольно просты в манерах. Их интересы, как и подобает интересам истинных мужчин, крутились вокруг охоты, гончих, породистых скакунов, оружия… Их разговоры приправлялись сальными или же пикантными шутками, которые, естественно, при дамах произносились шёпотом, вызывая, однако, громкие взрывы хохота. Увы, с теми «потенциальными кандидатами в мужья», невозможно было долго поддерживать интересный разговор. Если кто-то и отклонялся от вышеозначенных тем для беседы, то касался лишь размеров моего приданого, его состояния, а также состояния моего здоровья, с уклоном на то, смогу ли я одарить супруга наследниками. И, пожалуй, последняя тема вызывала у меня большее смущение, так как обсуждать подобные вопросы я была не приучена. Обычно, в эти моменты, мне на помощь приходила хозяйка дома, которая по обыкновению, часто сидела рядом, и видя мои алеющие щёки, поворачивала разговор в любое иное русло. Если же хозяйки дома, понимающей и внимательной, рядом не имелось, то мне приходилось самостоятельно прилагать усилия, чтобы обратить внимание собеседника на нечто иное. — Дорогая, на многие знатные семейства ты произвела хорошее впечатление. Граф де Гор высказал мнение, что в Париже ты будешь пользоваться успехом — нынче образованные невесты в чести. А маркиз де Вибре, заявил, что желает представить тебя своему неженатому другу, маркизу де Тианжу, который обещался приехать погостить в феврале, — начал как-то за завтраком радостную речь дядя, после очередного посещения сбора дворянства провинции. Месье льстили подобные отзывы обо мне, а так же возможность быстрее сбыть меня, без поездки в Париж, что означало бы излишние большие траты для него. В первом же случае, выезд в столицу ,при удачной ситуации, лёг бы на плечи моего супруга. — Тебе стоит быть приветливее с молодыми людьми. У нас много бравых молодцев в Провансе. Так что, если на то будет воля Всевышнего, к лету, возможно, мы сможем, без всяких парижских поисков, справить тебе свадьбу и здесь. Я лишь молча кивнула. Скорее всего, молодых людей останавливал мой хрупкий вид. Я часто ловила на себе скептические взгляды матерей их семейств, когда они оценивающе разглядывали меня. В такие моменты мне хотелось убежать или расплакаться. Моя фигура не менялась, несмотря на количество съеденного. За спиной дамы часто шептались о моей скрытой хворости, что в начале меня сильно расстраивало. Но потом, видя отношение большинства женихов, я решила, что само Проведение таким образом уберегает меня от них. Ещё одной, уже более приятной заботой, стала работа над гобеленом нашего прихода. После утренней службы, я шла в церковь Святой Марии Магдалины, и в небольшой пристройке к ней, занималась набросками для вышивки там, где находился кабинет священников. Когда-то давно, по хозяйственным нуждам, позади церквушки была возведена небольшая пристройка. Потом один из священнослужителей убрал из неё часть хозяйственного инвентаря, и перетащив туда небольшой стол и две лавки, создал место для общения с прихожанами, вне службы. Со временем, все стали называть это местечко «кабинетом священника». Теперь священников было двое, но суть помещения не изменилась. Наоборот — убранство комнатки пополнилось. Появились полки с потрёпанными, но ценными книгами о житие святых, кто-то принёс пару недорогих картин, выполненных на холсте, видимо, любителем-самоучкой, но зато на соответствующую религии тематику. Часто здесь обитал кто-нибудь из особо общительных прихожан церквушки. Как правило, тут обсуждали дела прихода, проводили импровизированные собрания. Обычно, я приходила работать с гобеленом ближе к обеду, когда большая часть общительного люда расходилась по своим делам, и можно было без замечаний, советов и чьих-то рассказов творить прекрасное. Как правило, в кабинете находился отец Ансельм, с которым я подбирала узор, цветовую гамму и расположение фигур. Мы часто рассуждали об изображении, начиная с положения кистей рук святых, и заканчивая складками и узорами на одежде. Тематику выбрали Рождественскую, ведь сей праздник был не за горами. До него оставалось недели две, когда я нанесла последние штрихи на длинный кусок материи, и его уже можно было отдать искусным вышивальщицам. Свои эскизы я не забрасывала. Происшествие с графом заставило начать создавать фрагменты прекрасного,вокруг меня, заново. Как и обещал, дядюшка подарил мне новую кожаную папку орехового цвета, и теперь она, каждый день, пополнялась новыми рисунками. Все прекраснейшие виды его земель, владений его друзей, даже пейзажи, что удалось узреть в дорогах, были запечатлены мной на бумаге. Практически постоянно, я продолжала таскать папку с собой, боясь упустить нечто особо прекрасное. Закончив последние штрихи на гобелене, я оттёрла руки от графитной крошки платком, как вдруг заметила, что отец Ансельм листает мои новые наброски в папке. — Вы совершенствуете свой стиль, дочь моя, и это отрадно. Хорошо, что многие дворяне допустили вас перенести красоты их земель на бумагу. Но очень жаль, что вы не смогли побывать в графстве Ла Фер. Там есть очень красивые, загадочные места… Каждое со своей историей. Когда был жив старый граф, то я часто общался с отцом Бертрамом — священником их прихода. Он многое рассказывал мне о графстве, этих интересных местах, любил собирать всякие легенды о сих землях. Помнится, даже записывал их. Увы, но с новым священником прихода у меня нет столь дружеских отношений. Несколько опечалено отец Ансельм закрыл папку и передал мне. — А вы не могли бы рассказать о них? — спросила я забирая её. — Ну, всего, что говорил мне отец Бертрам и не упомнишь… Однако в память особо запали «Колодец Желаний» и «Башня Прекрасной Генриетты». Они стоят неподалёку друг от друга и запомнились мне, пожалуй, ещё и тем, что находятся недалеко от нашего городка. Колодец был построен ещё при римлянах. Говорят, что его посвятили какой-то языческой богине любви, и ходят слухи, что если ночью бросить туда монетку и загадать желание, то оно сбудется. А вот башню построили лет триста тому назад. У тогдашнего графа была дочь невиданной красоты, которую он хотел выгодно выдать замуж. Звали её Генриетта. Но она полюбила бедного дворянина и бежала с ним. Когда отец настиг влюблённых, то жениха убили, а девицу заточили в башню, посчитав, что она опозорила семью. Но Генриетта не смогла долго жить без погибшей любви, и покончила с собой, выбросившись из окна. Местные жители утверждают, что если влюблённые друг в друга люди попросят у неё помощи ,в этой башне, то она, якобы, её даёт. Правда, взамен там надлежит оставить что-либо ценное. Бертрам даже что-то говорил про этот обряд, но этого я уже не вспомню, — пожал плечами священник. — А колодец и правда исполняет желания? — словно невзначай поинтересовалась я. — Дочь моя, вы же добрая христианка! Не стоит верить в такую ересь, — пожурил меня отец Ансельм, после чего с беспокойством уловил блеск любопытства в моих глазах. — Ради Всевышнего, только не стоит вам туда ехать! Если на дороге, когда граф отобрал ваши рисунки, правда закона была на вашей стороне, то там этого не будет. Он возымеет полное право спустить на вас собак! — Я не горю желанием вновь встречаться с этим ужасным человеком, — хмыкнула я, уклонившись от прямого ответа священнику, так как не хотела лгать служителю Господа. — Отчасти, в этом виновны обстоятельства… Всё же судьба была несправедлива к нему, — несколько отрешённо произнёс он, глядя в сторону. Я хотела побольше расспросить о графе святого отца, но он нарочито сделал вид, что не расслышал моего вопроса. Оставив церковь, я спешно направилась в поместье дяди, раздумывая над повествованием священника. Когда мы прибыли домой, то я увидела, что дядя со слугами собирается куда-то отъехать. — О, дорогая! А я уже хотел за тобой послать… Барон д’Оди пригласил меня на охоту. Такой юной барышне будет скучно с нами, стариками, так что я решил поехать один. Я понимающе кивнула. Густав д’Оди был другом дяди, и жил в одиночестве. Все его развлечения, как у заскучавших господ, крутились возле вина и охоты. В женском обществе он сильно робел, начинал заикаться, поэтому старательно его избегал. В отличии от соседа-графа, он не пугал людей, а тихо-мирно спивался, вспоминая былые похождения. — Удачной охоты, дядюшка, — жизнерадостно сказала я месье де Бельфору. Тот благодарно кивнул мне. — С тобой остается месье Терри. Если случится нечто срочное — посылай за мной к барону. После этих слов, крепко поцеловав меня в щёку, дядя умчался с сопровождающими, взметая в воздух снежные хлопья. — Сударыня, вам лучше зайти в дом, начинаются Великие холода, — пробормотал Жиль, стоявший рядом со мной. — А что это, Великие холода? — спросила я, глядя всадникам вслед. — О… Это череда дней, когда птицы замерзают в полёте, а снежные бури случаются каждые три часа. По всем приметам зима в этом году будет лютая. Зайдя в дом, я некоторое время сомневалась в своих действиях, бесцельно бродя по комнатам. Я напряжённо раздумывала о последствиях, однако, всё-таки, решившись, отправилась к себе в комнату. Там я поддела несколько тёплых юбок и выбрала платье из шерстяного английского сукна. Накидку, что была в два раза больше моего размера, я позаимствовала из гардероба покойной тётушки. Прихватив пару монеток из шкатулки, я положила их в мешочек, прикреплённый к поясу платья. Папка без рисунков, но с чистой бумагой, также не осталась пролёживать без дела. Жиль вытаращил на меня глаза, когда я велела оседлать Данаю, а ему сопровождать меня. — Уже темнеет, сударыня! Да и мороз крепчает, — возразил он мне. — Это то, что мне нужно. Мы едем к «Колодцу Желаний». Надеюсь, что ты слышал про него. — Но это же земля безумного графа! — передёрнуло Жиля от ужаса. — Вот поэтому мы едем туда, когда темно и холодно. В такую пору графа точно там не будет. Я с трудом вскарабкалась на лошадь. Лишняя одежда отлично согревала, но сильно мешала при езде. Я пустила Данаю во всю прыть настолько, сколь это было возможным. Мерин старика еле поспевал за мной. По пути нам никто не встретился, да и дорога была сильно занесена снегом. С некой опаской и бешено колотившимся в груди сердцем, я скакала по дороге вдоль полей, осознавая, что это чужая земля. Земля человека, который способен довольно жёстко покарать за малейшую провинность. Колодец и башня таинственно чернели на фоне вечернего неба вдали. Я хотела получше запечатлеть их в памяти, чтобы потом перенести всё их загадочное великолепие на бумагу. Ведь о том, чтобы рисовать с натуры при таком сильном ветре, и речи не могло идти. —  Сударыня, прошу, только побыстрее, — прошептал мне Жиль; прошлая встреча с графом была для него более яркой и запоминающейся, чем для меня. Я кивнула и подошла к колодцу. Массивный, из грубых, практически почерневших от времени камней, он был невероятно широк, а глубина его сокрыта мраком. На его толстой холодной стенке лежали примёрзшие остатки толстой трухлявой верёвки. Видимо, когда-то давно, с её помощью поднимали воду. На небе показалась полная луна, пролив свой серебристый свет на безмолвное место. Верхушки сугробов тут же заиграли миллионами маленьких искр, затмевающих великолепием дорожайшие бриллианты. К моему удивлению, в колодце всё же оставалась не стянутая льдом вода, в которой начали отражаться первые звёзды, на тёмно-сапфировом морозном небе. Я нащупала мешочек с монетками под одеждой, и, взяв одну, уже приготовилась кинуть её в колодец, как вдруг на минуту задумалась о своём желании. Любая девица моего возраста, прежде всего, пожелала бы удачно выйти замуж, но я уже видела всех этих «удачных» женихов, что в глазах здешнего общества были образцами мужественности и доблести. Поэтому, подумав, я просто попросила у Неба встретить свою судьбу… На тот момент это казалось мне более реальным, нежели эфемерный принц. Монета упала в воду, глухо булькнув, оставляя после себя лишь рассеянное эхо, поднимающееся из глубин колодца. Затем я направилась к башне. Она стояла неподалеку. Огромная, мрачная, практически развалившаяся. Наверное, верхняя часть её обвалилась много лет , а быть может, и десятилетий назад, так как следа от крыши не было и в помине. У подножия в стене зияла большая дыра. Я пролезла через неё. Внутри было несколько теплее, чем снаружи, но не намного — широкая каменная кладка попросту приглушала порывы ветра. Остов старой лестницы всё ещё был различим. Он шёл вдоль стены и обрывался наверху. Балки, по большей части, полностью прогнили, а более-менее целые набухли от влаги. При такой погоде волокна отсыревшего старого дерева покрылись льдинками, слово испещрённые сотнями лезвий. Казалось, что их удерживал на месте только мороз и легенда. — Сударыня, не стоит залезать далеко вглубь, либо подходить к лестнице — кладка древняя, периодически выпадает, — крикнул мне Жиль, топчась снаружи. — Не беспокойся, я вижу в каком она состоянии, — в ответ ему крикнула я. Внутри было полно снега. Возле стены, однако, сугробы были не такими большими, и тут я услышала, то, что поначалу приняла за завывания ветра. Но этот звук показался слишком близким и более человечным — это был всхлип. — Жиль, здесь кто-то есть, — крикнула я слуге, и стала медленно идти на звук. Он исходил от дальней стены под лестницей, точнее, под тем, что от неё осталось. Слуга влез в башню и тоже услышал этот звук. — Может зверь какой забрёл? Госпожа, вы там поосторожней, вдруг это бешеная лисица, — предостерёг он меня. К этому времени я подошла к источнику звука. Появившаяся на небе луна осветила то, что находилось в шаге от меня и наполняло пространство башни всхлипами. Передо мной сидел замерзающий ребенок. Я быстро нагнулась к нему; у него было бледное лицо, холодное, словно из мрамора, губы начинали синеть, сидел он неподвижно, скрестив руки на груди, словно для предсмертного покаяния. Когда я нагнулась к нему, он открыл свои большие карие глаза. — Ты Ангел и это значит, что я уже умер, — еле слышно произнёс он, прежде, чем потерять сознание. — О, Боже, — только и смогла я произнести, — Жиль, скорее принеси запасную попону Данаи!  Слуга молча кинулся к моей лошади. Он вернулся с толстой серой попоной, которую я всегда клала в седельную суму, после наступления морозов. В это покрывало мы завернули мальчика. На вид ему было лет пять, он был весь припорошен снегом, а тело подобно куску льда. Жиль взял его на руки, и мы быстро пошли к лошадям. Я вскочила на Данаю и протянула руки, чтобы принять новую ношу, как вдруг Жиль настороженно прошептал: — Госпожа, мальчик похож на подопечного того безумца… — Мне всё равно откуда он, мы не можем его бросить умирать, — ответила я, и посадила ребенка перед собой на лошадь. Кроме попоны, я закутала его в полы своей тёплой накидки. Мальчик инстинктивно прижался ко мне. — Поезжай в город, за лекарем. Скажи, что у нас на руках умирающий от холода ребёнок, только о своих догадках, откуда он, не упоминай, — крикнула я Жилю и пришпорила лошадь. Даная летела во весь опор. Я видела, как слуга свернул в городок — ворота туда ещё не были закрыты. Во дворе, возле особняка я обнаружила группу слуг с факелами и управляющим, который уже собирался поехать искать нас с Жилем. — Сударыня, разве можно молча уезжать, хоть и со слугой, никому ничего не сказав?! Мне придётся поставить в известность вашего дядю, — месье Терри выглядел обеспокоенным и рассерженным. Я кивнула ему на мальчика, что был у меня в руках. — Немедленно отнесите его в мою комнату. Пусть растопят хорошенько камин, — управляющий быстро взял ребёнка, и молча понёс его в дом. Спешившись, я побежала следом. — Кто это? — спросила Мод, перебирая мою одежду в поисках требующей штопки. — Принесите как можно больше тёплых покрывал, — крикнула я слугам, — Помоги мне снять с него одежду, снег сейчас начнёт таять и он весь промокнет, — повернулась я к Мод. Вместе мы осторожно раздели мальчика, оставив его в тонкой, белой батистовой рубашке и панталонах. Под бархатными штанишками оказались белые шёлковые чулки. Вся эта, бесспорно, дорогая одежда была аккуратно разложена для просушки возле камина, который уже потрескивал новой порцией толстых поленьев. Мы укрыли нашего маленького гостя целым ворохом тёплых одеял, принесённых из других спален. У ребёнка начинался жар, но вскоре прибыл лекарь — месье Гайлар. Это был полноватый и лысоватый мужчина пятидесяти лет, он прибыл с корзиной, полной разных баночек, бутылочек, мазей и порошков в мешочках и пергаментах. — Матерь Божья, где вы его нашли?! — воскликнул он, всматриваясь в лицо ребенка, — Это же воспитанник графа де Ла Фер! Я проигнорировала его вопрос. Сам лекарь так же не стал заострять на этом внимание, и принялся за дело. Он слушал, щупал мальчика и проверял его пульс. После, натёр его грудь и спину какой-то жирной и вонючей мазью, растерев их докрасна. Разведя один из порошков в горячей воде, он влил это в рот пациента. Ребёнок закашлялся, но приоткрыл глаза. — Пейте, сударь, всё пейте, если хотите жить, — не убирал кружку лекарь, до тех пор, пока видимо, горьковатое, судя по мимике мальчика, лекарство не было проглочено. — Делайте ему уксусный компресс, от жара. Сейчас главный враг именно он. Парень, наверное, не слишком долго пробыл на морозе. Но он успел простыть и замёрзнуть, хотя серьёзных обморожений нет. Чтобы запомнить весь длинный список действий, я записала на листе бумаге рекомендации лекаря. Месье Гайлар проверил его и одобрительно кивнул. — Завтра я приду проверить пациента, — сказал он мне и добавил: — Рекомендую поставить вашего соседа в известность о мальчике. Я пообещала это сделать, решив, что с утра напишу этому противному человеку. Ребёнок пришел в себя и рассматривал незнакомую обстановку вокруг. — Ну-с, как же вас зовут, сударь? — спросила я у него, садясь на кровать, рядом с ним. — Рауль, — прогнусавил мальчик, — И я живу в замке, — добавил он в качестве главного аргумента своей речи. Он внимательно рассматривал меня, а я его. Своими карими глазами и носом он был похож на графа. О их родстве я и высказала догадку: — Месье граф ваш отец? — Не настоящий отец. Он так говорит. — Отчим? — попробовала я подсказать. — Нет, там другое слово, — Рауль нахмурился, — Он говорит, что я его «крест»… — Опекун? — снова спросила я, и в этот раз мальчик согласно закивал. — А сколько вам, сударь, лет? — Ровно пять. Я уже взрослый, — произнёс он достаточно самоуверенно. — Рауль, что же вы делали в той башне? — Хотел добраться до Американских поселений. Я вопросительно приподняла бровь. — Вам плохо живётся в замке? — Ну… Там не особо интересно, а в Америке есть всякие чудища и я хотел их увидеть. Наш разговор прервала Мод, принеся поднос с едой. Лекарь упомянул, что мальчику нужны горячее питьё и еда, поэтому Жак приготовил для него бульон и испёк булочки. Рауль попытался взять ложку, но от лихорадки и жара его пальцы ослабли и дрожали, и я, взяв тарелку бульона с ложкой, стала его кормить, периодически давая укусить булочку. — А вы ангел? — спросил он с набитым ртом. — Нет, я мадемуазель де Бельфор. Живу с дядей, рядом с вашим замком. — Вы очень похожи на ангела с картинки, — пояснил мне мальчик. — Так скажи, Рауль, как ты добрался до башни? — Всё просто: я спрятался в телеге. Я думал, она поедет в Париж или другой большой город, а оттуда можно и до Америки добраться. Но потом я увидел, что она сворачивает в город Ла Фер, а там ничего интересного. Я спрыгнул и оказался посередине поля. Я увидел башню и подумал, что там есть кто-то, кто отведёт меня в замок. Но там было пусто. Мне было холодно и я сел возле стены и понял, что вот-вот увижу Ангела и умру. — Ну, теперь всё у нас будет в порядке. Лекарь сказал, что ты поправишься, — успокоила я мальчика. Он полностью съел бульон с булочкой, и завернувшись в одеяло, откинулся на подушки. Мальчик был красив; бледная кожа, благородные черты лица, указывающие на аристократическое происхождение его родителей… Особенно схожи с графом у него были карие глаза и очертания носа. Он был среднего роста, как и полагается маленьким детям, и несколько пухловат. Стройные ножки, которые были довольно длинными, намекали на перспективу довольно высокого роста. Волосы Рауля были прямыми и тёмными, доходящими до плеч. Я погладила его по голове. — Можно я буду вас называть Ангелом? — сонно спросил он. Я согласно кивнула и поднялась, чтобы пойти в соседнюю комнату переодеться. — Куда вы? — испуганно посмотрел мальчик в мою сторону. — Дорогой мой, я все ещё в том платье, в котором была, когда нашла тебя. А оно грязное и влажное от снега, его надо сменить… Объяснение удовлетворило Рауля, и он кивнул, отпуская меня. Пока Сара помогала облачиться мне в ночную рубашку, а затем в длинный халат из синего бархата, Мод оставалась с нашим гостем. Когда я вернулась, чтобы проведать мальчика, тот уже дремал — жар сломил его волю к бодрствованию. — Госпожа, мне предлагали две заморские раковины и пять золотых пуговиц, за то, чтобы я рассказала, где вы прячете свои крылья, — шёпотом произнесла служанка, улыбаясь. — Надеюсь, что ты их не взяла? — Конечно нет! Я ответила, что и сама не знаю. Я, было, собралась идти спать в другую комнату, и оставить больного на попечении Мод или Сары, но мальчик захныкал: — Я не усну без вас. Я умру без вас. Я вздохнула. Пару часов назад Рауль чуть не умер от холода, а сейчас, неосознанно, пустился в смертельный танец с жаром, способным увести детскую душу с земли на Небеса. Разве могла я отказать ему в таком состоянии? Я забралась на свободную половину кровати, и укрылась одним из покрывал. Рауль тут же положил свою голову мне на грудь, обняв меня. — Я буду защищать вас от любых чудищ, драконов… Я кивнула, и погладила его по голове. Потрогала лоб и положила новый уксусный компресс. Было очевидно, что ребёнку недоставало простой ласки и любви. Лежа я думала, как так можно воспитывать дитя, чтобы оно с первого взгляда тянулось к незнакомому человеку? За всё время разговора, он вспоминал об опекуне не часто, и явно без тёплых эмоций. Постепенно, сон сморил и меня. Мне снился дракон; огромный, чёрный и злой, он кружил над поместьем дяди, высматривая добычу…