Angel Diaries

«Дракон» ворвался в дом моего дяди посреди ночи. Вначале я услышала во дворе вопли, затем брань, наши ворота затряслись, заскрипели и кто-то очень громко закричал. После всё стихло. Решив, что сие есть воспалённая ночная фантазия, я попыталась вновь провалиться в сон. В это время дверь в дом затряслась — в неё бешено колотили… Потом послышался приглушённый разговор заспанного управляющего, чей-то стремительный топот ног по коридорам, крики просыпающихся слуг… Я окончательно проснулась и открыла глаза. — Надо пойти и посмотреть, что случилось, — шепнула я Мод, так же разбуженной этими звуками. — Не надо, госпожа, а вдруг это разбойники? — испуганно воскликнула она. — Тогда скорее запри дверь! Я не могла этого сделать сама — проснувшийся Рауль, ещё сильнее вцепился в меня. — Мне страшно, — прошептал он. — Ничего, не бойся, месье Терри всё уладит, и ты тут не один — мы с Мод рядом, — кивнула я на прислугу, бросившуюся закрывать дверь на замок и щеколду. Однако она не успела до конца справиться с замком; дверь затряслась, раздался громкий треск дерева и она распахнулась. По всей видимости, старая древесина не смогла выдержать удара сильной ноги, коей её распахнули. Мод взвизгнула и отскочила в угол. Я уставилась на вошедшего, онемев от страха. В коридоре молча стояли незнакомые мне люди. Они прижимали к стене несколько особо ретивых слуг дяди. К горлу некоторых были приставлены клинки. Высокая фигура нарочито медленно вошла в комнату. Лицо вошедшего было в тени, но по нехитрым догадкам, в миг посетившим меня, я уже знала, кто это… Свет луны пролился сквозь окно на силуэт мужчины. Это был граф. В таком освещении лицо его казалось неестественно бледным. Вдобавок, он был заметно разозлён. Увидев его, Рауль прижался ко мне, и уткнувшись лицом в грудь, громко зарыдал. Такого оглушительного рёва я ещё не слышала. Подобная реакция мальчика немного смутила вошедшего. — Тише, ничего не случилось! Это всего лишь твой опекун, — ласково похлопала я ребёнка по спине. Рауль начал судорожно всхлипывать. В это время мужчина отбросил растерянность, и, по всей видимости, гнев с новой силой нахлынул на него. — Я пришёл, забрать этого ребёнка. Он принадлежит мне, и вы его похитили, — слова были произнесены холодно, но спокойно. Подопечный графа резко увернулся, когда мужчина протянул к нему руки. — Рауль никуда не пойдёт! По крайней мере, сейчас — ночью и в лютый мороз, — возразила я, — У мальчика жар. Если вы вынесете его из дома, можете сразу пригласить и священника, для отпевания, как приедете в замок. Покиньте мою спальню, месье, и подождите в зале, пока я успокою Рауля. Если вы хотите со мной поговорить, то разговор мы продолжим там. Мои уверенные слова несколько сбили с толку графа. Было заметно, что юным дамам крайне редко столь напористо доводилось отчитывать его. Если вообще оное случалось на его веку. Немного подумав, он кивнул, и молча вышел из комнаты. Рауль схватился за воротник моей ночной рубашки: — Ангел, прошу, только не отдавай ему меня, он отошлёт меня в монастырь, а там всех запирают в каменные клетки и мучают. Мы с Мод удивлённо переглянулись, услышав странные слова мальчика. — Дорогой, я была в монастырях, но там всё совсем не так — ты путаешь их с тюрьмой. Но в любом случае сейчас ты туда не поедешь. Сейчас ты вообще никуда не поедешь. Но позволь мне поговорить с твоим опекуном, пока он вконец не потерял терпение. Мальчик подумал с минуту, кивнул, и разомкнув руки, убрал их с моей шеи. Оставив его на попечении Мод, я накинула длинный домашний халат, и спустилась в зал. Слуги графа исчезли из коридоров, как и прислуга моего дяди. Если сопровождающие нашего соседа, по всей видимости, ждали своего хозяина во дворе, то другие же спешно попрятались. Только несколько преданных моему дяде людей, во главе с Жилем, топтались в холле. Граф де Ла Фер ждал меня в гостиной. Он стоял возле камина и снег, налипший на его плащ и ботфорты, таял, образовывая рядом с мужчиной грязную лужу. Я заметила, что и его одеяние изрядно пострадало от непогоды. Если при первой нашей встрече он и после охоты умудрился выглядеть довольно опрятно, то сейчас эта особенность была утрачена. Пола плаща в одном месте была порвана и насквозь промокла. Ботфорты были практически полностью облеплены грязью. На белом вороте было несколько пятен и следов от комков сырой земли. Шляпа и складки перчаток были забиты снегом. На самом головном уборе несколько перьев были поломаны. Но мужчина не обращал внимания на свой внешний вид. Он вёл себя так, как если бы стоял передо мной в тронном зале Лувра в камзоле, расшитом бриллиантами. — Я слушаю ваши объяснения, — коротко и довольно резко произнёс он, как только я вошла. — Объяснения? Собственно, что объяснять? Почему я спасла вашего сына? — Подопечного, — раздражённо поправил меня граф, — Сударыня, я требую, чтобы вы пояснили мне, как этот ребёнок оказался в вашей спальне, обессиленный и с жаром? И почему вы, зная о том, кто он, не уведомили меня? От такой наглости и эгоизма я опешила. Его волновало не состояние малыша, а то, почему я вовремя не прислала ему письмо?! Хотя позже я поняла, что мои выводы в этот момент были ложными и несправедливыми. Стараясь, чтобы мой голос не дрожал от возмущения и страха, я поведала ему об обнаружении Рауля, упомянула, что в срочности был вызван лекарь, мальчик сыт, и спокойно спал до визита графа. — Какой интересный рассказ, сударыня. Что ж я вам благодарен за проявление столь христианского поступка, что даже не буду заострять внимание на ваших незаконных прогулках, по чужим землям. Удивительно, что ваш дядюшка разрешил вам сию вылазку, — усмехнулся граф. Я отвела глаза, чувствуя, как мои щёки начинают розоветь. — Ах, так ваш опекун не в курсе ваших разъездов? Он вас сильно разбаловал, на мой взгляд, — с сарказмом произнёс он. — Послушайте, месье, я ничем не навредила, подъехав к развалинам. Просто отец Ансельм рассказал мне о них интересные легенды, и я не могла не взглянуть на столь таинственные строения. — А если бы вы свалились в колодец при осмотре этих романтических мест? Или на вас упала бы прогнившая балка? Перед судом и всем обществом за вас отвечал бы я, — ответил граф, с леденяще жёсткими тоном в голосе. — Если бы я не приехала, то Рауль бы погиб, — тихо напомнила я об одном простом факте, меняющем всё, сказанное до этого. Мужчина замолчал. Он молча смотрел на меня пару минут, а затем просто спросил: — Я не вижу вашего дядюшки, он в отъезде? Я кивнула. — Когда вернётся? — Дня через два-три. Если хотите, то я могу вызвать его письмом. Он гостит у барона д`Оди, это не так далеко от сюда. — Не стоит, — покачал головой он, — Завтра мой личный лекарь приедет осмотреть Рауля. Он же будет лечить его в дальнейшем. — Но месье Гайлар уже проводил осмотр, и он также может продолжить лечение, — возразила я. —  Месье Гайлар прекрасный лекарь для крестьян. К своему подопечному я допускаю только лучших врачей, а не деревенских шарлатанов. Я не стала спорить. Всё-таки, этот человек официально нёс ответственность за Рауля. — Так же я распоряжусь, чтобы Раулю привезли сменную одежду на всё время пребывания здесь. Мой подопечный, безусловно, доставит вам некоторые неудобства. Поэтому, если вдруг возникнут какие-либо траты, посылайте счёт мне, — спокойно, но весьма равнодушно сказал граф, — И прошу простить меня, сударыня, за столь поздний визит. Вы должны понять моё беспокойство за ребёнка. Мужчина галантно поклонился мне на прощание. — Не стоит меня провожать, я знаю дорогу, — произнёс он, когда я было направилась следом. Это несколько отрезвило меня, согнав всякие домыслы о, возможно, расположении ко мне. В тот миг этот человек был для меня непостижимой загадкой; с одной стороны — учтивость, галантность, благородство, а с другой — полнейшая замкнутость, холодное, равнодушное, если не сказать «брезгливое» отношение к окружающим, и зачастую жестокая язвительность. За его отъездом я наблюдала из окна гостиной, раздумывая в тишине о том, как всё несправедливо; граф мог держаться с непринуждённой грацией и элегантностью даже в рваном плаще, с пришедшей в негодность шляпой. А я при малейшем колебании и волнении превратилась в посмешище, не сумев исполнить незадачливый книксен… Лекарь графа де Ла Фер прибыл по утру. Это был тощий человек, облачённый в довольно дорогой камзол чёрного цвета. Тонкие волосы мышиного цвета спускались до плеч. Черты лица были мелкими, говорил он тихим, вкрадчивым голосом, а в помощниках его был долговязый, тёмноволосый паренёк лет тринадцати, который таскал за ним короб со всем необходимым. Лекаря звали месье Лионель Жаме, а его помощника Пьер. Месье Жаме был довольно вежлив со всеми, но, в тоже время, и несколько высокомерен. Он выпроводил из комнаты, где лежал Рауль всех, включая меня, заявив, что мальчику негоже оголятся перед дамами. Осмотр занял целый час. После него месье Жаме скрупулёзно и долго составлял для меня список всех действий, которые необходимо выполнять ради выздоровления болящего. Словно хозяин нашего поместья, он уверенно направился на кухню, где, глядя на здоровяка Жака сверху вниз, рассказал довольно подробно чем следует кормить юного господина. И только затем, поклонившись мне, он отбыл вместе со своим помощником. — Сударыня, но у нас нет форели и трюфелей, кои сей господин упомянул, — сообщил повар, когда лекарь удалился. Я пожала плечами. — Мне кажется, что простая рыба и грибы вполне подойдут, — сказала я слуге, и тот удовлетворённо кивнул. Эти продукты были включены в меню Рауля. Самому мальчику лекарь из замка не нравился. Он заявил, что месье Жаме везде его мял и разглядывал. Где это «везде» уточнять я не стала. Лекарю из нашего городка я послала письмо, где разъяснила ситуацию о лечении, приложив в качестве компенсации три золотые монеты, что по мнению Мод было верхом расточительства. Порошки месье Жаме и правда быстро сбивали жар. Малыш вскоре обнаружил здоровый сон и аппетит, но кашель ещё оставался и не проходил. Я по-прежнему спала с ним в одной кровати, так как при попытках обосноваться в другой комнате, у мальчика началась настоящая истерика, а мы с Мод крайне боялись возвращения жара. Через сутки вернулся дядя. Он пребывал в прекрасном настроении. Было видно, что охота удалась. Однако он заметно нахмурился, когда подъехал к особняку. Сначала он осмотрел пострадавшие ворота, а затем и главную дверь в дом. Когда я выбежала на крыльцо встречать его, он быстро поцеловал меня в щёку и, отстранившись, сердито произнёс: — Что, чёрт возьми, тут произошло, Анна? Ворота покосились, а в двери новая щеколда и замок, и такое впечатление, что её ломали! — Ах , дядя, тебе лучше выслушать это в доме, боюсь рассказ будет длинный, — пробормотала я. Граф де Бельфор нахмурившись сидел, выслушивая свою племянницу. Возле двери топтался беспокойный управляющий и Жиль. — Девочка, ты, видимо, с ума сошла или кто порчу на тебя навёл, раз ты решила ночью поехать к этим развалинам, да ещё и по земле этого ненормального?! — дослушав, закричал дядя. От неожиданности я буквально плюхнулась на стул и замолчала. Лицо его покраснело от гнева, и на лбу даже выступили капельки пота. — Ты не подумала, что могла нарваться на него, ищущего своего подопечного и получить пулю в лоб, будучи принятой за разбойника?! Это он бы потом разбирался бы, украла ты мальчишку или нет!!! — Но неужели мне нужно было оставить Рауля?! — ужаснувшись воскликнула я. Отвернувшись, месье потёр рукой лоб, тяжело вздохнул и, с минуту подумав над ситуацией, ответил более спокойно: — Возможно, сама судьба тебя привела на то место… Но более ты не будешь никуда выезжать без моего сопровождения. Слова его были весьма категоричными, а тон бескомпромиссным. В ответ я лишь вздохнула и с пониманием кивнула. — Где этот ребёнок? — спросил дядя. — Я отдала Раулю мою спальню, как самую тёплую комнату. Граф де Бельфор просто кивнул и пошёл наверх. В тот момент, когда мы зашли в спальню Рауль спорил с Сарой. — Нет, Земля круглая, — уверенно произнёс он, — У месье, в замке, есть такой большой шар, на ножке. Он изрисован разными изображениями; рек, озёр и стран… — Какая ересь, — возмутилась Сара, — Земля плоская, мальчик, как блин, мне в детстве это отец Доминик рассказывал. — А у отца Доминика было столько же много книг, как у месье графа? — усмехнувшись спросил мальчик. — Нет, у него была потертая Библия. Все остальное, что надо он знал наизусть, — спокойно сказала Сара. — У кого больше книг, тот и прав! — возразил Рауль. Данная сцена даже у старого графа вызвала улыбку. — Добрый день, сударь! Как ваше здоровье, как вам в моём доме? — поинтересовался дядя. При виде хозяина поместья Рауль хотел было встать и поклониться, но тот поднял руку, жестом указывая, что это излишне. — Добрый день, месье! Лекарь говорит, что я поправляюсь. Мне всё здесь нравится, особенно Ангел, — уверенно произнёс он, глядя в лицо дяди. — Ангел? Какой ещё Ангел? Сара что ли? — сбитый с толку, взглянул дядя на толстую Сару, достававшую новую одежду для мальчика и собирающую поношенную за день в стирку. Я и Мод едва смогли сдержать улыбки, а Рауль рассмеялся. — Нет, месье! Ангел стоит рядом с вами, — указал на меня мальчик. — О, — почесал в затылке дядя, — У вас хороший вкус, молодой человек! Моя племянница и впрямь для вас была точно Ангел, когда спасла от холодной смерти. Мальчик согласно закивал. Не найдя более ничего, что сказать, граф де Бельфор вышел из комнаты. В коридоре он задумчиво обратился ко мне, глядя куда-то через плечо: — Ребенок сильно похож на графа. Мда, кто бы сомневался… Ответить на это мне было нечего, и я просто кивнула. Рауль провёл у нас всю неделю. Казалось, болезнь вовсе не тяготит его. Он с удовольствием болтал со всеми, пришёл в восторг от моих рисунков, попросил нарисовать его портрет и портрет его пони. Каждый день у нас заканчивался сказками и легендами. Каждое утро начиналось с новых удивительных планов. Рауль уже мог вставать и ходить по комнате, но был ещё довольно слаб, и вскоре у него начинала кружиться голова. Поэтому, чтобы занять его, я часто читала мальчику что-нибудь вслух. Книг со сказками у меня с собой не было, и приходилось перекладывать для детского понимания труды античных писателей, что было достаточно трудно, но интересно и занимательно. — И он всё время жил в бочке? У него не было дома? — спросил удивлённо Рауль, когда я рассказывала ему о Диогене. — Дом-то у него был. Но он устал от людей. Видимо, пещер рядом не было, и он выбрал простую бочку. Там он сидел, чтобы не видеть тех, кто ему надоел. Он считал себя выше, чем они… — Прям, как месье граф, — заметил Рауль, — Он всё время проводит в библиотеке или в своём кабинете. — Тебе, наверное, хотелось, чтобы месье больше с тобой общался и играл? — спросила я. — Да нет, не очень, — скривился мальчик, — Я как-то попросил его поиграть со мной в мяч. Он пару раз подкинул его, и забросил в кусты боярышника. Риммо пришлось долго его искать там, — пояснил Рауль. — Риммо? Какое странное имя. А кто это? — Слуга. Он всё время рассказывает графу обо всём, — пояснил малыш. Позже я узнала, что слугу звали Гримо и он был приставлен к графу де Ла Фер ещё в юном возрасте. Вскоре, к неудовольствию лекаря и радости Рауля, было решено отсрочить отбытие мальчика в замок — был большой шанс простыть на морозном воздухе ещё сильнее. Месье Жаме даже ради большого праздника не рискнул вывести подопечного графа на воздух. Поэтому Рауль встречал Рождество у нас. Он был безумно рад вороху подарков, которые я купила в нашем городке. Это были простые игрушки из лавки: солдатики, мячик, фигурки разных зверей и птиц, дудочка и свистульки, игрушечная деревянная сабля и такие же, не совсем казистые, из дерева, маленькие пистоли. Так же я купила два недорогих кулона. Они были сделаны из простого железа, но внутри каждого был отлит маленький ангел. — Один тебе, а второй мне, — сказала я, повесив кулон на шею мальчика, — В память о нашей встрече. — Ангел, я тебя всегда буду помнить, — прошептал Рауль. В тот же день от графа прибыл Гримо. Это был суховатый человек среднего роста. С блеклыми глазами и светлыми, с проседью, волосами. Мне так и не удалось определить его возраст. Но скорее всего ему было уже за сорок и далее. Одет он был во всё чёрное. Только пряжки на ремешках сапог были посеребрёнными. Он руководил группой другой прислуги, которая занесла подарки в холл. Большие букеты роз белого и бледно-розового цветов, огромная корзина с фруктами и сладостями… Мне же была преподнесена шкатулка, где лежало роскошное золотое колье, инкрустированное сапфирами. Моему дяде был подарен красивый, расшитый кисет и табакерка из слоновой кости. — Пожалуй, это излишне, — для приличия пробормотал дядя, глядя, как слуги поставили корзину передо мной. В это время Гримо низко поклонился мне и передал письмо, держа его осторожно, словно реликвию. Дядя удивлённо взглянул на это. Я пожала плечами и, открыв письмо, бегло его прочла. Помимо традиционных официальных поздравлений с праздником и благодарностью за помощь Раулю, шла просьба принять сии дары: «Мадемуазель, если вы отправите эти подарки назад, раздадите бедным или же выбросите, то, будьте уверены, я сожгу содержимое папки, которую получил при первой нашей встрече. Сожгу там же, в вашем присутствии. Месье Гримо уполномочен удостовериться, что вы приняли и использовали эти подарки. Он предоставит мне об этом полный отчёт. Так же прошу вас, не посылать никаких подарков в ответ. Один для себя я уже выбрал, и вскоре его получу…» Закончив читать, мы встретились с дядей взглядами, полными непонимания. — Что ж, раз месье граф настаивает на их принятии, то мы совершенно не против, — произнёс он, забрав табакерку и кисет, отнёс их в свой кабинет. Я молча надела колье. Оно было изумительным — тёмно-синие камни с огранкой «бриолет» легли необычным узором на мою бледную шею. Цветы были демонстративно поставлены в высокие вазы из фарфора в гостиной, и показаны Гримо. Я подошла к корзине с экзотическими фруктами и сладостями. Взяв большой апельсин, я почистила его десертным ножиком, отломила дольку и положила в рот. Фрукт был свежим и сладким, вкус забытый, но такой знакомый… Отец иногда заказывал эти ароматные плоды к нашему столу. Обычно их доставляли из Испании. Слуга довольно кивнул, и направился к выходу. Я осталась молча стоять возле камина, гадая, что имел в виду граф. С этим вопросом я пришла к дяде, но тот лишь пожал плечами и предположил, что это скорее всего возвращение живого-здорового Рауля. Наш гость отбыл домой после Рождества, укутанный в несколько тёплых одеял, одетый в подбитую соболиным мехом одежду, и натянутым на голову капюшоном. Месье Жаме, взяв осторожно мальчика, чуть ли не молнией пронёсся через весь двор, к поджидающему экипажу, где Рауля, помимо всего, накрыли медвежьей шкурой. Мальчик попытался помахать мне рукой из-за этих слоёв, но лекарь пресёк попытку и убрал его от окна. Более о Рауле мы ничего не слышали в течении четырёх дней, как и о самом графе. Я скучала по уехавшему малышу, понимая, что навряд ли смогу увидеть его снова так быстро. Но впереди был Новый Год, и хлопоты по поводу праздника в доме не утихали. Теперь отсутствие Рауля означало, что я снова возвращалась помогать отцу Ансельму, который так же предложил мне сделать наброски на листах для новых оконных витражей, выбрав темы из жизни Марии Магдалины. Однажды, вернувшись из церкви, я узнала от Жиля, что мой дядя был приглашён по срочному делу в замок Ла Фер. Что за дело Жиль не знал, а я в течении дня изнывала от любопытства: с чего столь внезапная просьба о визите? Даже эскиз коленопреклонённой святой, которую я пробовала представить для витража, не мог полностью занять моё внимание. Я ходила по гостиной, возле камина, и всякий раз кидалась к окну, когда чудился цокот копыт. Хотя, здравый смысл подсказывал, что дела могли быть самые обычные, житейские. Дядя долго не возвращался. Уже начало темнеть. Месье Терри стал высказывать опасения, что с моим опекуном могло что-либо случиться. — Возможно, мне стоит взять людей и поехать к замку графа, — неуверенно произнёс он, и тут же за окном послышался лай собак, возвестив о возвращении хозяина. Граф де Бельфор приехал молчаливый и несколько растерянный. Он совершенно ни на кого не обращал внимания. Когда я подошла к нему, он внезапно порывисто обнял меня, и долго держал так, прижимая к себе. После поцеловал в лоб и тихо произнёс: — Клянусь честью и светлой памятью моего покойного брата, что я приложу все силы, чтобы тебе не пришлось принимать это мерзкое, непристойное предложение… Я опешила и непонимающе взглянула на него: — Что же произошло, дядюшка? — Дорогая, тебе лучше не знать о той гнусности, которую предложил граф. Теперь я точно уверен, что в нём нет ничего от доброго христианина. Только настоящий пройдоха и подлец смог бы пойти на такое, — ничего более не объясняя мне, он заперся в своём кабинете. Как говорили слуги, он пил всю ночь, как, впрочем, и весь последующий день, в то время как я пребывала в тревоге и неведение. Некоторое время, после визита к графу, дядя меня избегал. Всякий раз он сказывался больным, когда я приходила к его комнате, чтобы справится о его здоровье и расспросить о причине тревоги. Шёл уже четвёртый день подобного затворничества, поэтому я была крайне удивлена, когда слуга передал мне просьбу явиться к дяде в кабинет. Граф де Бельфор стоял возле окна и смотрел вдаль. Он не ответил на моё приветствие. Некоторое время он просто стоял молча. После он повернулся, с грустью посмотрел на меня, и произнёс: — Я погубил нас. Теперь мы разорены… — Что случилось, дядя? И как это связано с графом де Ла Фер?!— воскликнула я, пытаясь, наконец, выведать у него о случившемся. Дядя указал мне на кресло возле камина. Я села и он продолжил: — Дорогая племянница, с молодости я обзавёлся одним грехом, который свойственен многим людям моего круга — азартным играм. Эти земли достались мне от отца в хорошем состоянии, но моя тяга к азарту пагубно влияла на них. Мне пришлось временами урезать свои расходы на содержание, как имения, так и земель. В молодости меня спасало то, что я был галантным кавалером и смог удачно жениться. Приданное закрывало брешь от азартного увлечения. Жены и дети меня мотивировали, но после смерти Беатрис я был потерян и горевал, заперевшись в своём особняке. Тогда единственным человеком, с которым я плотно общался был Ангерран де Ла Фер. Он поддерживал меня и часто приглашал к себе в гости. В тот вечер мы изрядно выпили и граф предложил сыграть в карты, но не на десять пистолей, которые мы обычно ставили на кон, а на крупную сумму, чтобы пощекотать себе нервы. Выбрали сумму в миллион пистолей и принялись за игру. Я, наверное, довольно легкомысленно отнёсся к ней, хотя, мы заранее написали расписки друг другу. Я проиграл. Но Ангерран заверил меня, что не будет взыскивать сумму, он понимал, что заплатить я её не смогу. После его смерти я и забыл о долге. Всё это казалось пьяной выходкой. Но этот молокосос, его сын, видимо наводил порядок в документах отца, и наткнулся на эту расписку. Он вызвал меня и заявил, что собирается получить данную сумму. Я был поставлен перед дилеммой — отдать миллион в течении месяца или отдать ему тебя… — Меня? — уставилась я на дядю. — Да… К тебе привязался тот мальчик. Граф говорил, что из-за этого теперь проблемы в их общении. Он хочет чтобы тысячу и один день ты приходила в замок и проводила его с ними. — Но это неприлично! — выпалила я, пылая от возмущения. — Именно, дорогая моя. Ходить к неженатому мужчине девице, которая стремится выйти замуж — это верх непристойности, поэтому… — Думать надо было раньше, — холодно произнёс голос от дверей кабинета. Мы с дядей резко повернулись — граф де Ла Фер стоял на пороге. Видимо, он проигнорировал почитаемую всеми традицию стука. — Как вы сюда попали?! — воскликнул дядя. — Через коридор, — равнодушно констатировал граф, — Сегодня день вашего ответа и я приехал за ним. — Помилуйте, месье, вы же знаете, что я не могу согласиться с этими условиями, — возразил дядя. — Вам более ничего не остаётся. Да и к чему так упрямиться? Я просто предлагаю мадемуазель заниматься с Раулем, и не более. — Вы предлагаете моей племяннице, дочери виконта, роль гувернантки?!— взревел дядя. — О, уверяю, что это наиболее чем приемлемое для вас предложение, — спокойно ответил граф. Пока месье де Бельфор возмущался, вспоминая о древности нашего рода и грозил дойти с жалобой до самого короля, я обдумывала это странное требование. Миллион пистолей — сумма неподъёмная не то что бы для нас, но и для очень зажиточных дворян. Даже если продать все мои драгоценности, использовать все наши деньги, включая и моё приданное, то мы не наскребём эту сумму. О продаже земель речь и не шла — отныне, после указа короля, продажа их стала невозможной. Лишение графства означало и лишение титула. Для моих кузенов это так же сулило большие проблемы. Шарль мог потерять довольно хорошую и денежную должность. Подобные неурядицы могли нанести существенный вред и браку кузины Маргариты. Я же полностью оставалась без денег, что сводило мои шансы выйти замуж к нулю. Как и принятие пострига, ибо монастырю я тоже должна была преподнести хоть небольшое, но приданое. Мы попались в ловушку, которую мой дядя сам же себе и расставил. — Я согласна, — произнесла я тихо и отрешёно. Дядя умолк, и ошарашено уставился на меня. — Дорогая, ты не обязана это делать, — попытался возразить он. Граф же повернулся ко мне: — Ваши слова сегодня, пожалуй, самые здравые, в этом доме, мадемуазель. Ваше общение со мной и с моим подопечным продлится практически три года. — Но почему так долго? — спросила я. — В восемь лет я планирую отдать Рауля учиться в королевский коллеж, а до этого заботиться о нём будете вы. Ночевать вы, конечно, будете в доме дяди. Да, некоторые правила приличия я, конечно же, соблюдаю. Пересуды соседей этой провинции вас не должны заботить. Если кто-то попробует вам особо досаждать — просто скажите мне и я угомоню самых отчаянных. Да, вы пропустите три сезона в Париже, но вы достаточно молоды, поэтому это не такое уж большое упущение для вас. Однако, вы сохраните приданое, а это, разве, не главное для будущего замужества? Плюс то, что случится здесь, в Провансе, здесь же и останется. Если вы не будете всем в Париже рассказывать о том, как провели эти три года, то конфуза не случится. Граф достал из перчатки сложенный лист бумаги и передал договор. — Прочтите и подпишите. Согласно этому договору в случае неисполнения вами обязательств, я могу потребовать сумму тотчас же. Я внимательно прочла. Договор был составлен искусно, ни одной возможности найти логическую лазейку. — Тут написано, что вы можете менять условие договора по своему желанию, — удручённо прочла я данное место. — Верно. Это на тот случай, если вы захотите, например, сбежать. Так вот, я могу аннулировать ваши отработанные дни. Тогда вы должны будете все начинать с начала. Я взяла договор, и положила на стол перед дядей. Тот смотрел на меня, ни проронив ни слова, с немой мольбой в глазах. Я расписалась внизу, испытывая странные чувства; смесь страха, негодования и обиды. Посыпав чернила песком, я молча передала договор графу. — Вот и всё. Как видите, ничего страшного, — я кивнула на его замечание. — Жду вас завтра с утра, после службы, у себя в замке. Рауль будет рад вас видеть. Затем, поклонившись мне и обозлённому, но безмолвному дяде, он быстро вышел из кабинета. Я упала в кресло и закрыла лицо руками. «Это начало конца», — пронеслось у меня в голове. — Я пойду к себе. Мне надо успокоиться. Возможно, всё не так уж и плохо… Дядя кивнул, поцеловал мне руку и остался сидеть, провожая меня взглядом исполненным боли и раскаяния. Весь вечер я провела лежа в постели, и думая о том, зачем граф выдумал такую замену долгу. Конечно, будь я девица манящей и яркой внешности, или имей я солидное приданое, то действия нашего соседа можно было обосновать хотя бы логически. Но ничего подобного у меня не было. Таких, как я, с небольшим приданным и милой, но не более, внешностью, было пол Прованса, если не две трети… Уже проваливаясь в сон, я пришла к выводу, что граф — просто скучающий вельможа, который захотел себе на Новый Год живую игрушку, дворянских кровей. Дойдя до этой мысли, я утонула в беспокойном сне.