Дом - только тогда дом, когда там есть место нам обоим

      Очнулась Кагура, казалось, что секунд через пять, голова страшно болела: виски сдавило так, будто ей выкручивали их крепкими ятовскими кулаками. Потерев глаза бледными не видевшими солнечного света пальцами и убедившись, что верный зонт по-прежнему перекинут через плечо, девушка огляделась.       Вокруг нее разверзлась тоскливая картина, ей даже показалось вначале, что она попала на какую-то заброшенную Богом и разумными существами планету. Повсюду, куда бы не упал ее взор, простиралась безжизненная пустыня: сухая, давно не знавшая обильных, щедрых дождей земля и редкие засохшие кустарники, в воздухе ощущался застарелый запах крови и смерти, а небо было, будто закрашено грязными наводящими уныние и безнадежность красками. — Это что, поле?.. — недоуменно задалась вопросом она. — С какого хрена я оказалась в… — В сторону! — послышался знакомый крик позади, ято среагировала мгновенно и уже через секунду ощутила, как ее лицо окропила чья-то горячая, зловонная кровь. Концентрация подвела, черт.       Она смахнула вонючую зеленую жижу какого-то дурно пахнущего аманто, распластавшегося тут же, у ее ног, с щеки и подняла глаза на самого владельца голоса.       Это был… Саката! В самом деле, Гинтоки, только несколькими годами моложе, с как всегда безразличным выражением на лице, стоял в паре шагов от нее и небрежно стирал липкие, густые ручейки крови со своего меча. Белый Демон во плоти. — Г-гин-чан? — неверяще прошептала она одними губами, но он, по всей видимости, обладал чувствительностью слуха не хуже ее.       Услышав свое имя, самурай, как самый настоящий зверь, резко вскинул светлую голову с, по обыкновению, густой копной мелких завитушек, которой бы очень позавидовал на данном этапе лет Умибозу, и его взгляд из ленивого и рыбьего превратился в довольно-таки осознанный. Взгляд Гинтоки, который обычно она и Шинпачи наблюдали только в бою, наводивший на соперников дикий ужас и желание бегства. — Знаешь меня? — Кагура вздрогнула.       «Да какого гориллы здесь вообще происходит?! — кричало ее внутреннее я. — Что это еще за новый Гин-чан? Ей что, прежнего не хватало? Только пару минут назад его… Стоп. Нужно действовать наверняка». — Ну, я могла так сказать, если была бы стопроцентно уверена, — задумалась она, лениво растягивая гласные и попутно взлохмачивая челку.       Отчего-то этот парень бесил не меньше ее поедателя парфе. И потому дочь Умибозу решила проверить теорию в действии. Девушка медленно подошла ближе, ослепительно, даже как-то безумно улыбнувшись, размахнулась и со всей дури нанесла удар кучерявому самураю в «место-которое-нельзя-называть». После того, как тот, не ожидая ее атаки, да еще и по такому «пикантному» месту, опешил, усиленно надулся, пытаясь сдержать болезненный стон, и посинел, хрипя проклятия в адрес ято такими знакомыми нецензурными самурайскими выражениями, она удовлетворенно вынесла вердикт: — Да, это точно ты, ару.       «Неужели это было обязательно делать?» — сокрушался несчастный Гинтоки, уже жалея, что разрубил инопланетного монстра раньше, чем тот смог закусить этой рыжей соплячкой, взявшейся тут ни с того ни сего, прямо как облысение в подростковом возрасте. — А ты жестока, мелкая поганка, — пропыхтел, все еще крючась, в попытке унять боль Саката. — Да и не с ангелом говорю. Знал бы ты, как от тебя стариком будет вонять энное время спустя, а еще, что ты из крутого самурая превратишься в практически безработного никчемного зануду, единственная радость которого — пропускать деньги в пачинко и натирать мне шею своей ленивой тушей, то сам бы меня пожалел.       Гинтоки, наконец-то справившийся со всеми последствиями неудобств после удара, выпрямился. Его взгляд стал ровнее, спокойнее, но серьезности не потерял. Он с минуту внимательно рассматривал рыжеволосую, которая внутренне как-то сразу напряглась, но старалась не подавать вида. Пусть знает, что она не из робкого десятка. Безусловно, Кагура понимала, что перед ней всего лишь Гин, этот неадекватный мастер на все руки с непривычным для самураев этого времени деревянным мечом и непогашенной квартплатой старухи снизу. Понимать-то понимала, да вот только здесь, в этой единственно правильной сейчас существующей реальности, они даже не знакомы, а вместо приобретенного на экскурсии деревянного боккэна на его поясе красуется самый настоящий самурайский меч из режущей бумагу на лету стали, с еще видимыми разводами от недавно зарубленного инопланетянина. Она понимала, но осознать было куда тяжелее. — Слушай, это, — начал парень, обращая внимание Кагуры, утонувшей в собственных мыслях, на себя. «Нужно придумать что-то убедительное, убедительное», — лихорадочно проговаривала про себя она. — У меня будут выпадать волосы?       Вот почему у всех представителей янь в ее окружении все разговоры сводятся на одной дилемме? Озабоченные мужики, пекущиеся только о своих драгоценных кучеряшках и лжесуконбу — до коли милой, обворожительной девушке терпеть еще эти глупости. Кто следующий, глупый братец, подставка для очков? Если все так дальше пойдет, она просто все мужское население в округе обреет, чтобы никому обидно не было. Но имелся во всем этом и плюс: Гинтоки в любом промежутке времени оставался, как бы ни было немного грустно, просто глупым, недальновидным Гинтоки, лишенным всякого чувства такта, следовательно, париться с историей появления особо не стоило. И все же: — Только об этом думать можешь, — с укоризной проговорила она. В глазах Гина на миг отразилась некая заинтересованность.       «Вот, всегда он так: способен лишь на сортирный юмор да кровь мою пополам с клубничным молоком высасывать. Даже чутка обидно. Век старайся, а девушку во мне, идиот, не увидит, скорее садист откажется от покушений на заместителя командующего Шинсенгуми и начнет заниматься ботаникой».       Но больше подумать Кагуре было не дано, равно как и Белому Демону: откуда ни возьмись на самурая и ято озлобленной тучей налетели дружки почившего ранее захватчика — численность на глаз была с сотню. Видимо, не особо веря в силы какой-то там странной девчушки, Широяша вновь вытащил катану, заслоняя собой рыжеволосую. Кагура на это лишь хищно оскалилась, уже в мыслях предвкушая, как очумеет этот Гин-чан, когда узреет, можно сказать впервые, ужасающую мощь ятовских девиц. Она свободно встала в позу «спина к спине» и приняла стойку. — Погнали! — рявкнули они в один голос.       Мясорубка была знатная, Кагура не прогадала — Саката и вправду видел силу представителей ее клана в первый раз, она ужасала. Кто бы мог подумать, что в таком, еще по сути хрупком девчачьем тельце, может таиться такая невиданная силища. Кровь и ошметки плоти летели в разные стороны, заливая и этот клочок выстраданной земли останками захватчиков. На протяжении всего боя над ним слышался только лязг первоклассной стали, без проблем, искусно рассекающей мышцы вместе с костями, мощные удары, периодическая дробь выстрелов и режущие слух крики вперемешку с рычанием. Не слетела и капля пота со лбов внезапных союзников, как одни враги были повержены, а небольшая часть других предпочла спасение бегством.       «Была не была», — подумала Кагура и, не дав самураю свободно вздохнуть, уверенно скомандовала: — Отведи меня в лагерь. — С какого это доширака? — лениво отозвался Саката, даже не удосужившись посмотреть на нее. — Я помогу вам, а вы в ответ поможете мне выбраться отсюда, — на самом деле работать у ято не возникало никакого желания, вмешиваться в идущий ход военных действий — тоже. И, разумеется, ей было все равно на слова какой-то дурацкой видеокамеры, заложить которую она так и не смогла. Но Кагура и дурой, между тем, никогда не была, потому что являлась чуть не полной копией мамми — так просто помогать ей ее бывшие/будущие друзья-товарищи вряд ли, горя желанием, согласятся, придется идти на их условия, а единственное, что она умеет — сражаться. В этом-то и заключается ее козырь. — Убеждена, что я буду тебе верить, засранка. С хрена ли ты тут вообще взялась да еще дерешься, как аманто?       Гинтоки и бровью не повел, когда девчонка снесла одним уверенным взмахом руки гигантскую голову уцелевшего чудовища, собиравшегося трусливым образом нанести парню удар сзади.       Кагура победно сложила руки на груди: — Теперь-то веришь, мне не резон тебя спасать. — Возврат долга, — легко отмахнулся Гинтоки, уже успевший заскучать от подобных муторных разговорчиков и телодвижений. — И только-то? — паскудненько заулыбалась ято, ей даже нравилось доставать этого самурая с дохлым взглядом. Его безразличие — вот, что бесило ее больше всего прочего. — Не думаю, что прежние аманто, которых ты встречал, обладали подобным благородством. Или я не права?       Саката на это ничего не сказал, он отряхнул руку от остатков крови, вложил меч в ножны и не спеша двинулся прочь от рыжеволосой и уже очень голодной ято. Кагура смотрела ему вслед, и ее распирала злость. Неужели он бросит ее тут? Хотя, это неудивительно: он никогда не задумывался о чьих-либо чувствах. Одно время девушке даже казалось, что ее работодатель на самом деле обладает качествами обычного человека, подверженного эмоциям сочувствия и благодарности.       Однажды инопланетянка сказала Шинпачи, что будь она только последней оставшейся веткой, все равно не сломается, так и вышло. Она не сломалась, даже когда Гинтоки лично сказал ей возвращаться с отцом. Она впервые почувствовала себя нужной, познакомившись со своими неидеальными, конечно, но товарищами, а позже осознала, что не нужна и здесь, ведь эта хрупкая планета слишком мала для нее и ее силы. Было до отвращения больно слышать такое от небезразличного ей человека. Потом, вернувшись в Йородзуя благодаря все тому же Гинтоки, она не единожды проходила через различного рода трудности, не бросая попыток постепенно открыть такую неоднозначную натуру светловолосого. Воспоминания всех их совместных приключений, радостных и грустных моментов она, не переставая накапливать, несла в себе и со всей теплотой, о которой никому не признается, лелеяла.       «Если ты уйдешь, жизнь не станет веселее!» — так она однажды сказала, испугавшись за его жизнь, эти слова в какой-то мере для нее стали признанием, вспоминая их, она не могла успокоить почему-то отчаянно колотящееся сердце и краснеющие щеки, точно как в сопливых женских романах. Со временем, когда все успокоится, она хотела поговорить с ним на чистоту, без посторонних глаз, очков и ушей, а также без всякого юмора и детских подколов. В ближайшем будущем она бы так и поступила, не случись сегодняшней перепалки. Кагура знала, что обида со временем может пройти, но отношения останутся прежними, она будет просто другом, вечно навязчивой обжорой для него. Сегодня рыжеволосая убедилась, что на такую как она Гин-чан никогда с интересом не посмотрит, и дело тут даже не в возрасте. — Идем, чего застряла? — будничным тоном прохрипел он и поплелся вперед, возвращая себе взгляд тухлой рыбы. — Ару, куда это? — Совсем глупая? В лагерь, сама же просила.       Улыбка расплылась лазурной океанской волной на лице девушки, и она вприпрыжку пустилась следом за мелькающим белым плащом самурая.       Шли до лагеря молча. Кагура изредка пускала неосторожные взгляды на парня, шедшего, закинув руки за голову, и, словно не беспокоящегося о том, что ведет к дружкам не пойми кого, возможно даже потенциального врага. Отчего-то злость на старого Сакату в сердце ято немного поутихла.       Наконец впереди них показалась небольшая группа построек: несколько ветшающих деревянных крыш и пара наблюдательных вышек, обнесенных высоким забором с массивными воротами — вот, что удалось разглядеть с первого раза. У самых ворот, прячась в тени подгнившего навеса, стояла фигура, почти полностью сливавшаяся с угрюмой обстановкой.       Кагура слегка присмотрелась, а затем поперхнулась от удивления: у ограды, смотря на нее в упор, их встретил также помолодевший Такасуги Шинске, глава Кихейтай, еще с обоими целыми глазами. От его, уже сейчас леденящего взгляда, прошла волна холода по каждому позвонку. Шинске смотрел на нее, словно видел насквозь, и ей это определенно не нравилось. Она слышала от Зуры, что когда-то, десять лет назад во время войны Джой, они все вместе защищали Землю от вторжения аманто; Гинтоки не любил вспоминать о том времени, поэтому подробности Кагуре известны не были, однако она даже не думала, что вот так неожиданно столкнется с террористом, не раз пытавшимся убить ее Гин-чана. — Ты кого притащил сюда, придурок? — грубо отозвался он. — Не кого, а девчонку, говна кусок. Да и вообще, я не должен перед тобой отчитываться, мамочка, — сходу вступил в прения Гинтоки. — Эй… — окликнула их Кагура, но самураи не обратили на нее никакого внимания, продолжая сверлить друг друга презрительными взглядами. Она пожала плечами. — Ну, ладно, тогда я пока пойду перекусить, а вы болтайте.       Первым очнулся Шинске: — Стой! Ты никуда не пойдешь, пока мы не разберемся, кто ты и что нам с тобой делать. — Саката, — окликнул он парня, уже собиравшегося улизнуть, — ты тоже идешь.       Так и не дав ято нормально оглядеться, а уж тем более набить желудок, все трое двинулись к средних размеров додзе в самом центре лагеря. На чужачку удивленно смотрели множественные пары глаз, но ее это ни коим образом не смутило, хотелось лишь побыстрее закончить все эти долгие объяснялки.       Разговор получился не из легких, и Кагура уже успела пожалеть, что утром, через десять лет, восемь месяцев и двадцать три дня, откажется от утреннего перекуса. Сейчас ее исстрадавшийся «друг» не отказался бы на свой страх и риск даже от «черной материи» сестрицы Отаэ или блюда с большим количеством майонеза.       «Интересно, — подумалось ей, — как они там все без меня?».       Она огляделась, в плохо освещенном помещении находилось несколько переговаривающихся между собой человек, и каждого из них она знала: вот с самым серьезным видом, как и положено бравому воину, сидел Кацура Котаро, выслушивающий пребывающего не в лучшем расположении духа, но тем не менее отлично державшего себя в руках Такасуги Шинске, рядом с ними примостился и вечно не унывающий Сакамото Тацума, изредка вставляющий комментарии, но в остальном больше кивающий в поддержку обоих товарищей. Гинтоки Саката же, еще недавно стоявший у дальней стены и летающий в своих собственных мыслях, уже успел куда-то смыться.       Девушка от всего сердца зевнула и уставилась на Сбегающего Котаро. Он прикрыл глаза и кашлянул в кулак, привлекая общее внимание: — Твоя история довольно странная, чтобы в нее было так просто поверить, — монотонно начал он. — Я и не просила, чтобы вы мне поверили, ару. Я просто хочу вернуться домой и как следует поесть. — Тем не менее, возникает вопрос: где твой дом? — продолжил брюнет, полностью игнорируя окончание фразы. — Правильно ли мы поняли, что ты аманто и прибыла сюда с планеты Ракуе? — Да, я Кагура из клана ято, хотя сейчас мое имя мало, что вам говорит. Но когда-то, спустя десяток лет, мы будем хорошо знакомы, даже приятельствовать, — тут ее взгляд упал на Шинске, и она поправилась, — правда, не со всеми. Земля — мой второй дом, там, в моем времени, есть важные люди, которые пропадут, если меня долго не будет рядом, поэтому я и прошу помощи у вас, чтобы мне, как можно скорее, удалось к ним попасть. — Я не верю тебе, — вкрадчиво произнес Такасуги, взглянув на нее из-под свисающей на глаза челки. — Где гарантия того, что, оставь мы тебя у себя на некоторое время, ты не окажешься лазутчиком и не начнешь здесь резню?       Терпению Кагуры медленно, но верно приходил конец. Почему она вообще должна была оправдываться перед тем, кто еще не раз побеспокоит ее и ее друзей? — Сколько тебе будет угодно, можешь сомневаться, подозревать да хоть лопни. Правда лишь в том, что я решила помародерствовать в темном переулке, пока какая-то недохрень-недокамера не сболтнула что-то невразумительное, и я оказалась тут, — проскрежетала она сквозь зубы. — Что именно? — Не помню, — лукаво заулыбалась она. — Да ты… — вспыхнул, как спичка, Шинске, слегка подавшись вперед. — Остынь, Такасуги! — вставил Котаро, заграждая ему путь рукой. — Но, Котаро, эта малявка!.. — Если хочешь знать, твоя жизнь не покажется сахаром, за тобой будет повсюду следовать стервозная белобрысая девица, известная в твоем кругу, как Алая Пуля или Матако Киджима, так что можешь позабыть о спокойствии и жизни без забот, — Кагура не без наслаждения заметила, как лицо парня еще больше напряглось, а вены около костяшек вздулись, — впрочем, в упорстве ей не откажешь — столько времени тратить на такого отморозка, ару, не каждая выдержит, — подытожила рыжеволосая девушка с видом эксперта. — Теперь ты, — она указала пальцем на замершего будущего лидера группировки Джой. — Кацуру станут называть Зурой, и он повсюду будет таскать за собой подозрительного вида инопланетную утку Элизабет, внутри которой находится волосатый мужик. В дополнение ко всему ты, Зура, будешь называть меня не иначе как Лидером. — В последнем что-то сомневаюсь… — выдохнул он, тут же добавив. — Не Зура, а Кацура. — А больше тебя ничего не смущает? — скептически выгнул бровь Шинске, уже по горло сытый незваной гостьей. Будто и без этого проблем было мало. Не все, правда, разделяли его мнение. — А меня, что будет со мной? — как любопытный ребенок, затряс рукой перед лицом рыжеволосой Сакамото, светя широкой улыбкой. — Основание торгового флота и блевание во время пребывания на любом виде транспорта, — безапелляционно заявила ято. — Блевание? — расстроено повторил Тацума. — А я надеялся услышать про девушку. — Будет. — Тоже будет блевать? — Нет же! — хлопнула себя по лбу. — Твой зам, по сути, и есть настоящий лидер, выполняющий за тебя всю бумажную работу… И вообще всю работу, ару. — Ну, хорошо, — вновь повеселев и окрылившись от хорошей, как ему тогда показалось, новости. — А как избавиться от тошноты?       Хитрая девушка, казалось, только и ждала этого вопроса: — Ты наденешь на голову трусы и станешь прославлять великого Лидера, тогда все твои напасти исчезнут, и бог рвоты тебя простит. — Ты же не собираешься… — с усмешкой проговорил Такасуги. — А какого цвета трусы? — пропуская слова друга мимо ушей, с блеском в глазах спросил кучерявый. — Ушедшей юности!       У Шинске начался нервный тик. Он готов был уже поверить любым словам этой вздорной девчонки, лишь бы его уши передохнули хоть минуту. Сегодня был трудный день, и он порядком устал, поэтому во избежание разрушений стоило поскорее прекратить весь этот цирк. Как бы эта, вроде бы, Кагура его не раздражала, но он вынужден был признать, что на шпиона она не была похожа. К тому же Гинтоки сказал, что она ему помогла. — Ладно, хватит! — воскликнул самурай с бирюзовыми глазами, чем немало удивил остальных. — Я не могу больше слушать этот бред, он до ужаса напоминает понос кудрявого сереброволосого придурка. Иди спать, завтра решим, чем тебя занять. И только попробуй смыться. — Незачем. Я утомилась, хочу спать — нет дела до побега, — ковыряясь в носу, огласила Кагура. — Кстати, у вас есть еда? — три пары глаз измученно уставились на нее. — Ладно уж, ару, сама найду.       Как уже было сказано ранее, собрание закончилось позже намеченного, когда живот уже безумно рапсодировал и проклинал свою хозяйку, вовсе забывшую про такие важные составляющие, как завтрак, обед, ужин и, по крайней мере, четырнадцать мелких перекусов. — Я вымотана, — проныла Кагура, выходя из душного додзе и разминая плечи. — Из-за этого придурка я даже не позавтракала, ару. А теперь, где тут искать столовку…       Все члены организации, за исключением лидеров, уже спали, сегодня выдалось два серьезных боя — четверть людей была потеряна, многие ранены. Кагура не спеша шла по дорожке, ведущей к посту, желания ночевать с кучей храпящих потных мужиков у нее не было.       На минуту девушка остановилась и взглянула на полную луну. Красная. — Поразительно, да?       Кагуре не было смысла оборачиваться, она почувствовала его присутствие намного раньше. — А ты чего еще не спишь, Гин-чан? — тихо задала вопрос она.       Он оттолкнулся от стены и неслышно подошел сзади, остановившись чуть поодаль от нее. — Я дежурю. — Ясно. — Мне вот, что интересно, — снова заговорил Белый Демон, тоже обращая свое внимание на одинокое кровавое светило, — когда мы впервые встретились, ты назвала меня по имени. — Знаешь, мы живем вместе, а еще иногда спим на соседних футонах, так что на твоем месте я бы сейчас ничему не удивлялась, ару. — Хочешь сказать, что через энное количество лет я стану лоликонщиком? — чуть разочарованно сдувшись, сдавленно спросил Гин. — Кто знает… Во всяком случае, скрягой будешь жутким, проигрывать деньги в азартные игры, не платить зарплату, — начала задумчиво перечислять рыжеволосая, загибая пальцы, затем пару секунд замешкалась и уже совсем шепотом добавила, — а еще ни во что меня не ставить. — Что? — Говорю, чтобы я на тебя в будущем не накатала заяву за попытки приставания к милой молоденькой девушке, уже сейчас позаботься о моей зарплате, ведь ты еще не знаешь, как обрадуется Майонезный Маньяк тому, что сумеет засадить тебя на нары.       «Это не девушка, а монстр», — про себя подумал самурай, вслух, правда, ничего не ответив. Он ее совершенно не знал, но отчего-то чувствовал, что ей можно верить. Наверное, это чувство инстинкта какое-то или, может, он стал таким после знакомства с учителем. Непонятно. — Ладно, я спать, ару, — махнула рукой Кагура, направляясь на ночлег. Гинтоки еще недолго постоял, не мигая, вглядываясь в багровые извилистые кратеры спутника Земли; надвигалось что-то темное, все здесь это ощущали, даже Сакамото, вечно лыбящийся не пойми чему.       Гинтоки выдохнул белесое облачко пара в воздух, которое почти мгновенно растворилось в темном, беззвездном омуте неба, и слегка потер покрасневший нос пальцем. — Холодает…       Всю ночь шестнадцатилетняя ято беспокойно ворочалась с боку на бок и лишь под утро уснула, ее густые ресницы покрылись инеем, а тело дрожало от мороза. По сравнению с койкой на вышке, которая ничем кроме захудалой крыши и не была защищена, ее узкий шкаф для хранения футона казался царским ложем, но выбирать не приходилось.       Девушке снился дом на своей малой Родине и мама, встречающая ее на пороге со своей самой доброй и самой красивой улыбкой, полной нежности. Она тянула к ней свои теплые белоснежные руки, и Кагура, вновь ставшая маленькой девочкой, со всей отдачей нырнула в такие необходимые ей объятья. Стало так тепло-тепло, что даже слезы покатились. Около нее, добродушно смеясь, присел на корточки отец, стирая прозрачные слезинки с румяных детских щек, рядом с ним оказался и Камуи, небрежно ерошивший на голове сестренки лохматую рыжую шевелюру. Кагуре было так хорошо, что не хотелось просыпаться, но даже такие прекрасные сны безжалостно обрываются, не давая хоть еще каплей насладиться тем, чего в ее жизни уже никогда не будет.       Показалась ало-золотистая полоса света на горизонте, закричал облезлый оголтелый петух, примостившийся на заборе. Кагура слабо приоткрыла глаза, обнажая за густыми, пышными ресницами небесную синеву глаз; щеки, как и желудок, неприятно тянуло, но тепло из сна никуда не уходило. Девушка села и с удивлением заметила, что была прикрыта большим шерстяным пледом, а рядом с ней стояла целая чашка отдающих аппетитным ароматом начинки онигири.