Дом - только тогда дом, когда там есть место нам обоим

      Говорят, что лучше синица в руках, чем журавль в небе, только вот в Японии синиц немного, а журавлей — и подавно. Поэтому наша героиня руководствовалась другой поговоркой «Сделай все, что сможешь, а в остальном положись на судьбу». А вот, когда необходимость требовала, так еще и «Женщина захочет — сквозь скалу пройдет». В этом была вся она, младшая Йородзуя из района Кабуки-чо.       — Серебряновласый придурок, жмот несчастный… — в сердцах пробормотала рыжая аманто с убийственно горящим взглядом, приземляясь прямо у порога их агентства под неясный лай инопланетного пса, оставленного на втором этаже. — Ну, погоди у меня!       Кагура решила, что с нее на этот раз точно достаточно, и терпеть каждодневные выматывающие мозг и желудок задания она больше задарма не намерена. Мама ее не так воспитывала. Нет, конечно, она еще могла понять эти псевдоопасные для нее-то задания по поимке каких-нибудь пафосных грязных бандюг, обдирающих мирных продавцов суконбу да и не только, или по спасению мира от своего братца и его пиратской шайки, ведь нерасторопные шинсенгуми иногда (почти всегда) без Йородзуи как без рук, да и дела сестринские по вколачиванию последних ошметков мозгов — дело сугубо семейное, но все же! Это уже пятый раз за три дня, когда приходит очередная расфуфыренная девица, которой не петь в местном пабе в пору, а к Цукуе на работу устраиваться, причем на самую низкую ставку, и всякие пять минут своего «безумно слезливого, жалостливого» рассказа, от которого даже очкарик носом воротит в недоверии, не может упустить момента, чтобы не вильнуть своими округлыми достоинствами, коих в избытке, перед этим отвратительным, ленивым, с глазами дохлой рыбы извратом. А тот, будто и рад, даже в носу перестает ковыряться, козел. Да еще что-то твердит о своей чистой-пречистой, буквально ангельской любви к несравненной Кецуно Ана.       «Погодите-ка, а с чего я вообще злюсь из-за них?!» — девушка остановилась как вкопанная и вновь обратила взгляд посиневших от гнева глаз в сторону окна, где еще был слышен заливистый лай Садахару и ответные крики Гинтоки, будто ругающегося с псом, хотя, возможно, что все в самом деле обстояло так, как и выглядело. Напоследок, перед тем, как юная ято весьма специфическим образом покинула комнату, он сболтнул ей довольно обидную ерунду. «Лучше бы тебя, мелкой задницы, вообще тут не было, жила бы себе где-нибудь на метеорите с лысым папочкой, давила монстров, а я бы тебя знать не знал и не делил с тобой дом, кормил тебя и потакал, как будто ты мне теща какая-то или капризная супруга!» — эти слова до сих пор фоном отдавались в ушах, девушку буквально колотило, и она еле сдерживалась, чтобы не вернуться и наподдать заслуженных люлей этому идиоту. Останавливало только то, что от отвращения и еще какой-то крохотной доли обиды, желание видеть самурая стояло последним в ее списке, ну, разве только, что перед садистом и то, на смертном одре в закрытом гробе.       «Да и вообще! — поправилась она, разъяренно вышагивая все дальше по улице мимо шарахающихся от ее угнетающей ауры прохожих. — Злюсь я вовсе не из-за этого пожирателя парфе. Точнее, как раз поэтому, но причина заключалась не в том, что он что-то там ляпнул про свое отношение ко мне — больно волнует, и не из-за грудастых девиц с манящей масляной поволокой для мужчин в глазах, хапающих на каждого второго придурка, коим нередко и оказывается Гин-увалень, а потому, что эти ветреные соблазнительницы за душой кроме тех самых бидонов ничего не имеют! Даже в оплату предлагают именно их! Этому извращенцу — рай, а нам с Шинпачи-куном, какая радость? Кушать надо, патроны для зонта надо, а уж что говорить о просроченной квартплате! Все! Надоело! Вот пережду ночку у Сое-тян, а утром — за поиск новой работы. Неудобно, конечно, в императорских покоях, но других вариантов нет, если не желаешь преставиться от «темной материи» сестры Шинпачи, разумеется, да и принцесса будет рада. Она давно упоминала, что после скоропостижной смерти брата ей очень одиноко в огромном холодном дворце среди толп слуг с фальшивой мельтешащей заботой, в лице которых, кроме дедули Бинбоксая, нет ни одного друга, с которым можно поговорить. Надеюсь, что убью двух садистов сразу — и себе приют до утра найду, и подруге подсоблю. Хорошо, решила!»       И серьезно настроенная рыжая девушка с болтающимся за спиной сиреневым зонтиком поднажала, чтобы скорее оказаться в более приятном обществе лучшей подруги и за чашкой крепкого зеленого чая разнести в пух и прах своего нерадивого работодателя.       Она уже почти дошла до огромного дворца сегуна, как в узком переулке, аккурат между магазинчиком цветов одного из четырех братьев Хедаро и булочной с вкуснейшими печеньем из фасоли и моти, сверкнула какая-то подозрительная искра и что-то негромко щелкнуло. Другие горожане просто бы не обратили на это внимание и уж тем более не полезли в темный, не сулящий ничего полезного крошечный проход, но не стоило забывать, что Кагура, в первую очередь, не какая-то там хрупкая шестнадцатилетняя девушка, а ято — существо грозное и едва ли не самое опасное во Вселенной. Ее инстинкты сравнимы разве что с животными, а вот сила куда больше, чем можно предположить. Она с легкостью уловила такую деталь и, повинуясь исключительно любопытству, смело отправилась вглубь, ныряя под покосившуюся балку, готовую вот-вот рухнуть, и уворачиваясь от нависших колонн ящиков из-под рассады, продуктов и прочего барахла. Проход оказался намного длиннее, чем виделось ранее, и к концу расширялся.       Кагура остановилась перед самой обычной камерой, с недоверием оглядывая. Странность заключалась в том, что она стояла в таком неприметном месте совершенно новая и еще, может девушке показалось, но она будто тихонько подзывала ее ближе. Основанием камеры служило с виду человеческое тело, укутанное в черный смокинг и белые, будто бы принадлежащие дворецкому, перчатки, но это не коим образом ято не смутило. Как говорится, к чему только не будешь готов, наслушавшись паппи, путешествующего по космосу большую часть своей нечеловеческой жизни.       Пока голубоглазая со всех сторон разглядывала «вещь на ножках», предвкушая, за сколько йен сможет сдать ее на блошином амантовском рынке и накупить себе различных вкусняшек, лишение которых она испытывала за отсутствием нормального заработка, незнакомый голос в голове все настойчивее продолжал звать ее по имени. Естественно, Йородзуя знала, что ничего так просто на дороге не валяется, однако соблазн наесться до отвала был настолько велик, что она и одернуть себя не успела, как уже коснулась блестящей поверхности камеры, восседающей на туловище, будто голова. Вновь раздался голос, только теперь Кагура не могла сказать, наяву ли: «Спаси то, что дорого, прежде чем вернуться». А затем последовала неестественно белая вспышка и сознание поглотила пугающая пустота, не давая времени на вопрос. Последняя мысль девушки перед отключкой была посвящена, как ни странно, Гин-чану.       «Если бы этот придурок только…»       Темнота.