О футболе и Венерах

      Колени Игоря бессильно подогнулись, как будто бы кто-то с размаху ударил его со спины. Но никого сзади не было, кроме ворот, в которые минуту назад влетел победный мяч от хорватов. Акинфеев смотрел перед собой, буквально кожей чувствуя, как в двух метрах от него обнимается на траве сборная Хорватии. Победители. Они прошли в полуфинал. А Россия — нет. Сердце гулко отбивало чечётку — «мы ведь могли». Могли доказать окончательно и бесповоротно, что русский футбол живее всех живых. Могли встретиться нос к носу с англичанами и с остервенением побороться за финал, а затем и за победу, которая уже блестела вдалеке. Могли бы. Игорь ощущал себя плюшевой игрушкой, из которой злые дети вытащили весь наполнитель и, позабавившись, оставили в опустевшей песочнице. Кожа покрылась мелкими мурашками от неведомого холода, сковавшего все внутренности. Так умирала надежда. Он слышал голос Софи, но для него она была словно по ту сторону толстого стекла. Её обеспокоенные карие глаза пытались поймать его взгляд, а губы, что-то произносящие, — достучаться до него, но всё это было так далеко и так… раздражающе. — Оставь меня в покое. Архипова одёрнула руку, которую протянула к плечу голкипера, и сжала губы в узкую линию, чтобы не ответить той же монетой. Сломанная гитара её нервной системы снова дала о себе знать — в ушах стоял противный звон очередной рвущейся струны, отчего журналистка мелко дёрнулась в сторону от проходящего мимо Игоря. Нетвёрдой походкой капитан покинул поле. Он не видел, что проигрыш задел не только его. В центре поля оставался сидеть Смолов, который тоже мучился «а если бы я смог». Он не видел, как Софи, оскорблённая его грубыми словами, осторожно присела рядом с Федей и, приобняв нападающего за плечи, заставила того подняться. Смолов подчинился журналистке на автомате, просто пошёл туда, куда повела его она — взгляд его не хранил никакой осмысленности. Только разрывающее душу в клочья «если бы». Софи не стала заходить в раздевалку — она была как никогда лишней. И даже успокаивающий взгляд Черчесова, обращённый к ней, нисколько не убедил её в обратном. Она молча прошествовала в автобус, не замечая ослепляющих вспышек фотокамер, и села на самый последний ряд, куда обычно садился Игорь. Им было необходимо поговорить — одиночество, как паршивый усилитель вкуса, только добавил бы горечи к воспоминаниям о поражении. Но Акинфеев занял место рядом с Самедовым, даже не глянув в сторону журналистки. А ей захотелось хорошенько приложить его лбом о приборную панель, чтобы вывести хоть на какие-то эмоции. Потому что иногда самое лучшее лекарство — это крик в пустоту, разбитые вазы и стёсанные костяшки пальцев, чем молчание, имеющее действие вулкана, у которого забито сопло. — Игорь, открой дверь. Едва автобус остановился возле базы, голкипер вскочил со своего места и со скоростью света забежал в жилой корпус. Закрывшись в своём мирке в номере, он продолжать игнорировать просьбы и увещевания Софи, которая торчала под дверь уже час. — Игорь, открой мне эту чёртову дверь, иначе я попрошу Артёма, и он выбьет её нахрен! Цепкие когти волнения за Акинфеева предательски сжали сердце Софи — а вдруг Игорь не отвечал, потому что… что? Он же здравомыслящий мужчина и, конечно, не стал бы причинять себе вред только из-за вылета с Чемпионата. Но всё-таки тишина в ответ пугала. Рисунок чертовски зудил, отчего Архипова без конца чесала его, пока подошедший Дзюба не хлопнул её по руке и не попросил переночевать у близнецов. — У них есть лишний диван в номере. Иди, поспи. — Я не могу, — тихо-тихо прошептала Софи, стараясь не глядеть на Артёма, чтобы тот не увидел скопившиеся в уголках глаз слёзы. — Я всё равно не засну. — Заснёшь, ты очень устала, — он немного помолчал. — Софи, ты что, плачешь? Архипова в ответ только с силой втянула воздух и рвано выдохнула, не обращая внимания на мокрые дорожки на щеках. Она знала, что это не из-за усталости — это из-за Игоря. Это его чувства разрывают на части, вызывая неконтролируемые приступы рыданий. Софи ничего не могла с этим поделать — только до крови искусала губы и растёрла глаза в попытках успокоиться. — Так-так, хватит, — Артём взял руки журналистки в свои ладони и мягко улыбнулся, — пожалуйста, иди спать. Я понимаю, тебя сейчас мучает связь с Игорем, но ты попытайся абстрагироваться и, вот увидишь, завтра всё наладится. Миранчуки, завидев на пороге номера заплаканную Архипову, утянули её на пушистый ковёр и обняли с двух сторон. Возможно, они думали, что она дрожала от холода, но от тёплого дыхания близнецов и правда полегчало. Посреди ночи Софи уже приобнимала Лёшу, пока Антон спал спиной к ним. Иногда Архипову беспокоила горящая метка, но она упрямо жмурилась и снова проваливалась в беспокойный сон. К утру она каким-то образом оказалась на кровати одного из Миранчуков. На соседней постели сопел Лёша, а его брат примостился на упомянутом Артёмом диванчике. У неё на губах расцвела едва заметная улыбка, когда она представила близнецов, играющих в камень-ножницы-бумага, чтобы узнать, кто же уступит место для Софи. — Чего тебе? — недружелюбный голос Миранчука послышался, когда на часах было уже десять утра. — Софи у вас? — Да, у нас. — Я хочу с ней поговорить. — Она спит, Игорь. Она прорыдала из-за тебя полночи, а теперь ты заявляешься, как ни в чём не бывало — да иди ты нахер! Антон хотел захлопнуть перед Акинфеевым дверь, но тот быстро выставил руку, желая разразиться тирадой, но внезапно вступился Артём. — Игорь, пусть Софи поспит. Пошли к ребятам. Когда Миранчук всё-таки закрыл дверь, журналистка уже присела на постели и потирала и без того покрасневшие глаза. — М… ты всё слышала? — Да, — голос Архиповой прозвучал непривычно глухо, — спасибо. У меня сейчас нет никакого желания ни с кем разговаривать. Антон помялся с минуту, наблюдая за тем, как Софи заправляла его кровать, и высказался: — Игорь такой козёл. Если бы у меня был такой соулмейт, как ты, то я… я бы не позволил ему так… страдать. Журналистке нечего было добавить. В тот самый момент, как она покидала комнату Миранчуков, её жгла мысль, что она вымотана постоянными попытками вывести Игоря на диалог. Так что да, Игорь — козёл, который совершенно не желал делиться переживаниями, пусть даже они причиняли адскую боль. Бесшумно ступая по холлу жилого корпуса, Софи не успела взяться за ручку двери, как на неё легла знакомая мужская рука. Акинфеев молча пропустил девушку вперёд и вышел следом. У него не было времени, чтобы придумать складное вступление, но Архипова даже не остановилась и чеканным шагом проследовала к парковке, не оглядываясь. Только возле машины Игорь схватил журналистку за локоть и развернул к себе лицом — его поразило, каким пустым был взгляд Софи. — Пожалуйста, давай поговорим. — О чём? — Ты знаешь. — Я знаю, что нам нужно поговорить о том, что ты — эгоист, — не моргнув и глазом, отрезала Архипова. — Софи, ты немного драматизируешь. — Останови меня, если я неправа. Ты любишь зарываться в свой панцирь в трудные минуты, заниматься самокритикой и разжигать пламя негатива. Ты забываешь обо мне, о том, что мы связаны, и если тебе нравится корчиться от боли в одиночестве, то мне — нет. Ты не хочешь учиться делиться, посвящать меня в свои проблемы, с которыми нам было бы проще справляться вместе, но ты, видимо, считаешь, что это — удел слабых, отталкивая меня раз за разом. Я всё ещё драматизирую? Игорь промолчал. — Я так и думала, — девушка открыла дверь машины и кинула прощальный взгляд на футболиста. — Подумай об этом, прошу тебя. И позвони, когда созреешь действительно поговорить — обменяться взаимными репликами, выслушать друг друга. В порыве чувств Софи оставила короткий поцелуй на небритой щеке Акинфеева и наконец села за руль. Она собиралась забрать свои вещи из Куркино и вернуться в редакцию за три часа до закрытия, чтобы сдать материал. И чтобы выпросить внеплановый отпуск. Она заработалась.

***

— Это как стоять на перроне и очнуться только тогда, когда перед глазами промелькнуло уже половина товарного состава. Ты вдруг осознаешь, что влюблена, а по сути — любила и до этого, просто не задумывалась об этом. Софи лежала в кресле-качалке, прикрыв глаза от солнечных зайчиков, бегающих по саду, и обращалась к соседской девочке, которой неожиданно стукнуло девятнадцать, и она приезжала на дачу к своим родителям только на летние каникулы раз в два года. Её звали Наташа Белова, и, как только она узнавала о приезде Софии, тут же перелезала через забор и оказывалась в гамаке, в который сама Архипова не залезала лет с десяти — воспоминание о том, как она неудачно свалилась с него, запутавшись ногами в сетке, до сих пор был свежо. У родителей Софи была полезная привычка уметь вовремя всё бросить и укатить в деревню на свежий воздух и к улыбчивым людям. В то время как их дочь терпела до последнего, приезжая лишь тогда, когда на сердце легла бесконечная тень проблем — именно поэтому её мать так взволновано сейчас наблюдала за ней и Наташей через окно кухни. Как и у любой мамы, у Марии Архиповой была чуйка на плохое состояние собственного дитя. Она заметила, что дочка перестала скрывать рисунок, но избегала этой темы, как огня. — Значит, ты теперь веришь в соулмейтов? — Я всегда в них верила, просто не кричала об этом на каждом углу. Наташка чуть помолчала, задумчиво разглядывая небо через призму фиолетовых стёкол солнечных очков. — Я посмотрела в интернете, он красивый. Юные девочки измеряли свою будущую судьбу по критериям красоты, Софи и сама помнила, как желала себе в соулмейты Криса Хемсворта. — Только, видимо, глупый, — продолжала рассуждать Наташа, — раз бросил тебя. Архипова вздохнула. — Он меня не бросил. — Окей, ты его бросила. — Наташа, — процедила журналистка, не открывая глаз, — мы не расстались. Мы сделали перерыв. Белова повернулась в сторону Софи и стянула с носа очки: — Ты меня прости, конечно, Сонь, но все мои «перерывы» означали как раз расставание. — Потому что твои ухажёры не были твоими родственными. — Я считаю, что это неважно! Я любила каждого из своих парней, и это несправедливо, что в итоге они должны были выбрать другую, только потому что на неё показывал какой-то рисунок. — Нат, тебе всего лишь девятнадцать. И ты же не думаешь, что в одиннадцать лет, поцеловавшись в щёчку с Сашкой из соседнего двора — ты вдруг стала всё смыслить в любви? Мне кажется, никто в ней ни черта не смыслит. Для каждого она… разная. Белова вспылила, вскочив с гамака, и мигом оказалась напротив Софи, которая прямо смотрела на неё. Их молчаливое противостояние длилось от силы две минуты, а затем Архипова вымолвила: — Извини, я не хотела попрекать тебя твоим возрастом, — она хмыкнула. — Я становлюсь похожа на сварливую мамочку, которая искренне полагает, что знает жизнь лучше своего четырнадцатилетнего ребёнка. — Может быть, ты скоро ею станешь. София недоумённо приподняла брови. — Тебя тошнит второй день без всякой причины. И мне что, правда тебе рассказывать, когда так бывает? Сердце Архиповой пропустило удар — перед глазами пронеслась ночь после матча с Испанией. Вспомнилось и чертыхание Игоря после осознания, что они, как сексуально неудовлетворённые малолетки, в порыве страсти забыли про защиту. Наташка полчаса как исчезла из садика, а Софи всё сидела в кресле и сжимала пальцы. Она страшилась похода в аптеку за тестом на беременность, потому что как только она озвучит свою просьбу — половина дачного посёлка тут же об этом узнает и… этого ей только не хватало. От Игоря не было никаких вестей вот уже месяц. И как бы Софи не была скептически настроена к словам Наташи, маленький червячок сомнений давно подтачивал её мысли. Ни одного сообщения, звонка, посылки. Всё выглядело так, будто Игорь Акинфеев вычеркнул Софию Архипову из своей жизни в тот самый миг, как она выехала с парковки «Новогорска».