И вместо дорог - направления

В сон клонило немилосердно, неподалеку, почти у самого стола кто-то разглагольствовал о чём-то интересненьком, где просто просилось прервать, вставить своё замечание. Но не было сил открыть глаза, оторвать, наконец, ладонь от щеки, взбодрившись. В полусонном состоянии реальность причудливо перемешивалась с виденьями: мелькали непонятные обрывки мыслей, вставали картины пейзажей и событий, как былых, так и не случавшихся никогда. Голоса беседовавших доносились словно через слой воды, с некоторым замедлением, в словах чувствовался какой-то особый смысл, который никак не удавалось поймать, чтобы осознать до конца. Шумный разговор прервался, сменившись тихим хихиканьем. Полковник Мустанг буквально кожей почувствовал, что смеются над ним, опять уснувшим над стопкой бумаг. Усилием воли офицер открыл глаза, надеясь, что его взгляд не будет совсем уж мутным. Кто хихикал было непонятно, все присутствовавшие в помещении имели крайне деловой и занятой вид. Вычисление шутников прервало внезапное осознание: он с самого утра не видел Ризу. Что ничуть бы не озадачило полковника в любой другой день, мало ли, какие служебные необходимости где-то задержали девушку, но он точно знал, что Хьюз поручил ей встретиться вечером со своим связным. Алхимик даже знал, по какому поводу — Хьюз давно искал выходы на обучающихся в Университете ксингцев, а также хотел проверить парочку потомков драхмийских эмигрантов на причастность к драхмийской же агентуре. Разведчик был абсолютно уверен в полной безопасности предприятия, в противном случае не стал бы он сидеть полночи с Роем в баре, выслушивая его идеи и стенания. Мустанг буквально за секунду, как озарение, вспомнил свои ночные речи перед однокашником. Стало мучительно стыдно. Нельзя ему пить, особенно при такой нервотрёпке. Но где тогда Риза? Занята делами или же так и не вернулась с задания? От последней мысли сердце пропустило удар. Нет-нет-нет! Случись что, ему бы позвонили. Сердце пропустило ещё удар. Куда позвонили?! Домой? Его же там ночью не было! Утешало, что за три часа рабочего времени телефон в кабинете молчал. По наитию полковник поднял трубку телефона. Тишина, нет гудка. Набрал номер телефонного узла — без эффекта. От такого открытия остатки сонливости окончательно покинули офицера, он резко подскочил с места, стараясь изо всех сил, чтобы голос его не выдал, скомандовал: — Сержанта Фьюри сюда позовите! Телефон не работает. — Он с утра не работает, полковник. Что-то глобально сломалось, его уже чинят, — отозвался Бреда, на мгновение оторвавшись от написания документа. — Тогда, — продолжил полковник, чувствуя нехороший холодок по спине, — может, кто знает, где лейтенант Хоукай? Если не знаете — разыщите. На сей раз ответил Хавок: — Знаю, у неё неприятности с гражданской полицией, она — свидетель по какой-то уголовной хрени… — Та-ак, — протянул полковник, — а ты откуда это знаешь? — Она звонила в первом часу ночи, за несколько минут до того, как связь оборвалась. С одной стороны Рой мог вдохнуть спокойно, но с другой… — Что за «уголовная хрень»?! Не могла она так сказать. И какого чёрта ты всё утро молчишь? - Мне показалось, что вам не до этого, и я решил, раз вы не беспокоитесь, то всё знаете, — запинаясь, сказал лейтенант и продолжил: — Около её дома кого-то, вроде как, избили, я не расслышал, в трубке всё шипело. Алхимик хотел было высказать подчиненному всё, что о нём думает, но передумал. Сам виноват: напился, не выспался, сидел всё утро в каком-то амёбном состоянии. Но на будущее запомнил, что свою приближённую группу следовало проинформировать на тему того, кто кому и как передаёт информацию, чтобы таких вот накладок больше не случалось. Решив заняться воспитательной работой позже, полковник посмотрел на настенные часы, время приближалось к полудню. Если Риза не объявится до обеда — начнёт искать. А пока что офицер с трудом подавил зевок, ощущая, что, несмотря на небольшую слабость, проснулся полностью, и подозревая, что позабыл нечто важное, что-то, что непременно нужно было сделать. Отчёты? Терпят до понедельника. Куда-нибудь выехать? Вроде, не звучало подобного. Тогда что?! В кабинет зашла Риза, в отличие от начальника по ней никак не определялась бессонная ночь. — О, лейтенант! Доложите обстановку, — сейчас Хоукай подробно и расскажет о своих приключениях. Но не тут-то было: — Полковник! Вы забыли, что в двенадцать собрание у командующего округом? — спросила она. Вот что вылетело из памяти! Грумман! И его не приказ, но настойчивая просьба явиться на собрание, где планировалось обсуждение чего-то, связанного с гражданской полицией, точно! Подхватив подписанные документы, алхимик практически бегом направился к кабинету командующего. На счастье полковника собрание ещё не началось, потому он тихо зашёл в кабинет и занял место не то, чтобы слишком близко к генералу, а чуть в стороне, у окошка. Люди в помещении собрались крайне разные, и было их немного, сразу привлекла внимание целая делегация полицейских в высоких чинах. Рой предпочитал называть это ведомство на иностранный, Аэругский, манер — полицией, в родной стране ведомство имело крайне длинное и расплывчатое в осмыслении название. Подчинялось оно напрямую армии, и было последней совершенно не нужно со своими гражданскими преступлениями вместе. Одного из высоких чинов Мустанг знал лично — генерал Пальмертон. Высокородный и талантливый, он предпочёл, как говориться, стать головой собаки, нежели хвостом льва, то есть управлять практически единолично всей полицией Восточного округа, а не быть одним из доброй сотни генералов даже Централа. Пальмертон был немного взволнован, но радостен, хоть и скрывал это за надменной маской безразличия. Его заместитель, средних лет мужчина, какой-то невзрачный и бледный, внимательно читал печатный документ, один из многих, имевшихся на столе перед ним. Ещё один из присутствующих, майор, был полковнику немного известен по сплетням и россказням. Достаточно молодой, не старше тридцати пяти лет, мужчина с явно драхмийских корней фамилией Руднев, слыл гениальным сыщиком и не просто так: послужной список майора был обширен — банды, серийные убийцы, убийцы обыкновенные, грабители. Увы, но внешне Руднев никак не походил на непобедимого детектива: щуплый, с бледно-серой, нездорового оттенка неровной кожей лица, мышиного цвета волосами, выраженными залысинами, завершали образ квадратные очки в тяжёлой оправе. Форма мужчине тоже категорически не шла — чёрный мундир свисал, словно с вешалки, похоже, что так официально одеваться Рудневу приходилось редко. Однако чувствовалось, что детектив спокоен, как танк, начальства своего и чужого не боится ни капельки и вообще, казалось, получает от происходящего удовольствие: нет-нет, но скользила по тонким губам едва заметная усмешка. Ещё двое полицейских чинов держались обособленно, Мустанг был убеждён, что эти — из Централа, привезли приказы и постановления. Также присутствовали два местных армейских генерала, в каждой бочке затычки, из тех, кого в шутку неофициально и за глаза называют штабными старцами — какой в них смысл никто не знал, но старательно делали вид, что уважают. И неожиданно ни одного местного карьериста, кроме самого Мустанга, конечно, что навевало мысли о том, что собрание будет скучным и малоинформативным. Замыкали собравшийся люд заместитель начальника местной внутренней разведки, личность скользкая и подлая, и, внезапно, Хьюз. Старый друг широко улыбнулся. Рой по глазам видел, что тому есть что сообщить. Лучше бы он вчера напомнил о собрании, интриган начинающий. Явился Грумман, взаимно всех представил, и собрание началось. Командующий доводил до сведения собравшихся, что в Централе наконец-то раскачались и начали глобальный проект по окончательному разделению армии и полиции. Точные сроки не назывались, подробности не уточнялись. Просто сам факт — ведомства нужно разделить, а как — дело наживное. Мустангу было не интересно. Он вообще не понимал, зачем его пригласили на это странное полуофициальное собрание. Ему-то что? Как разбирался с алхимиками, так и будет разбираться, как был живым оружием, так и останется. Из угла помещения безучастно смотрела пустыми нарисованными глазами драхмийская сувенирная игрушка, отдалённо напоминающая женщину в национальном платье. И кому пришло в голову сделать её высотой в метр? Какая драхмийская делегация в краткий период лицемерных мирных договоров притащила это Грумману? И почему генерал не уберет этот образец безвкусицы из кабинета? Дурные вопросы не давали закрыть глаза и бессовестно уснуть. Полицейские чины задавали вопросы. Финансирование, личный состав, его обучение, оснащение, сыпали статистикой. Мустанг потерял нить дискуссии. А чёрт бы с ней. Больше занимал вопрос: во что такое криминальное влезла Риза? Хотелось верить, что только в качестве свидетеля. Алхимик почувствовал окончательно оформившуюся необходимость обзавестись надёжным информатором в полицейских кругах. Не тем, кого можно заставить говорить и докладывать, а добровольным и неофициальным, в обход уставов и субординации. Пальмертон и его зам для этих целей не подходили. Слишком высокого полёта птицы. Зато этот Руднев — то, что нужно. Связей и знакомств у него явно хватает, будь оно не так, не считался бы он отличным детективом. Высокие чины продолжали самозабвенно дискутировать. Мустанг печалился о бесполезно растрачиваемом времени, всё же его положение в иерархии недостаточно. Полковничьи погоны дают право присутствовать, но не дают права открывать рот для советов, мнений и комментариев. Хуже только секретарям и стенографисткам, тех вообще считают за мебель. Правда, властьимущие вечно забывают, что у этой мебели есть уши, глаза и разум, а ещё личное мнение. Из-за чего и получаются вечные утечки информации, но Мустанг не такой, он всё давно понял и не допустит подобных промахов. Спустя два бесконечно долгих часа собрание закончилось. В коридоре алхимика нагнал Хьюз. После короткого приветствия старый приятель перешёл к делу: — Как впечатления? — От этого сборища? В сущности — никак. Они же ничего не решили. Я вообще не понимаю, зачем там нужен был. — Раз пригласили, значит, нужен, — неожиданно жёстко сообщил Хьюз. — Хоть и стоит тут у вас эта адская жара, но это не повод растекаться лужей и спать с открытыми глазами. Или ты резко растерял все свои амбиции? Если это не так, то радуйся, ещё два-три таких собрания и полицейские чинуши запомнят твой светлый образ, а ещё пяток спустя — запомнят твоё имя и начнут учитывать и твоё мнение. Эти товарищи, знаешь ли, ценные. Знают много и многих. — Хьюз, ты темнишь. Тебе что-то нужно от полицаев вот прямо сейчас. Или я не прав? — полковник ехидно усмехнулся. — Тебя не проведёшь! — с притворным восторгом воскликнул разведчик и продолжил, понизив голос: — Я тут надолго, к сожалению, на пару месяцев точно, а то и до зимы. Сейчас даже подумываю — не арендовать ли домик, перевезти жену с дочкой. А то не хорошо: я тут, они в Централе… Ладно, отвлёкся. В общем, слушай: мне кровь из носа нужно ухватить за жабры драхмийцев. Они давно и прочно обосновались в городе и округе. Тонкая ниточка ведёт в Гуманитарный Университет, прямиком в какое-то студенческое сборище. — Сборище? — удивился алхимик. — Угу. Из тех, где собираются те, кому надо всего сразу и побольше: и мир во всем мире, с равенством в придачу, и на гитаре бренчать, и виски по барам пить, и стихи на потеху девчонкам читать. При такой вот группе точно кто-то с севера затесался. — Понял. Но при чём тут детективы? — Как при чём? А кто, кроме них, знает о всяческой мелочи: кто где подрался, напился и правонарушался? — С тобой всё ясно. И тебе нужна моя помощь, так? Людей выделю когда скажешь. Хьюз помедлил мгновение, поглядел по сторонам, в очередной раз убеждаясь, что в коридоре их некому подслушать, и продолжил: — Мне нужен ты и срочно. Ибо без тебя, оцени мою честность, виданный тобой сейчас майор Руднев говорить и сотрудничать не станет. А постоянный выход на него мне нужен как воздух! — Выход на Руднева, как на великого сыщика, или как на этнического драхмийца? Уточняй, раз сегодня такой честный, — полковник не мог не ехидничать, селезёнкой чувствуя, как его втягивают во что-то хитрозакрученное и нехорошее. — И то, и другое. Больше другое, конечно. Если подтвердится, что на Рудневе сходятся цепочки шпионов, это будет сказочно! А это совсем не исключено. — Он где-то прокололся? — Не-а. Чист, как белый лист. Впрочем, если подозрения напрасны, то такой талант нам всё равно очень пригодится. — Понял. А я ему для чего нужен? — Кто же его знает. Он сам скажет через час, в баре у детского парка, успеешь? — Попытаюсь. Мустанг шёл к своему офису, проклиная себя за сговорчивость. Чувствовалось, что он нажил себе просто невероятную головную боль — влезть в хьюзовы интриги, это надо же было! Но ничего, что бы ни хотел от него Руднев, Мустанг и сам им попользуется по полной программе. Например, выяснив, во что влезла Хоукай. Впрочем, спустя десять минут он уже знал многое. Риза рассказала без утайки, подробно. Она стала свидетельницей убийства. Жестокого, и на первый взгляд — бессмысленного. Подгулявшего мужика убили, точнее, зарезали, а ещё точнее — ударили ножом в шею всего один раз. Один из полицейских проговорился, что подобное убийство далеко не первое за последние три месяца. Рой разозлился — армия внезапно не в курсе. Какой-то маньяк режет людей, а полицаи скрывают сведения, объясняясь, якобы, опасностью паники. Бесполезные скудоумные ублюдки! Ничего не могут сделать сами! «Интересно, к чему вообще приведёт их отделение от армии? К преступному беспределу?» — думалось полковнику по пути в бар. Он успешно переложил всю бумажную работу на подчинённых и пытался успокоить нервы, предвкушая тяжёлый, полный хитростей и нечестной игры разговор. «Что ж, это будет интересная партия, — подумалось, — на троих, на чужом поле, где один из противников совсем не известен, а второй, хоть и союзник, но полон своих целей». Тем временем в оставленном полковником кабинете царила лёгкая паника. Лейтенант Хоукай напомнила, что уже скоро, через два дня, состоится празднество по поводу Дня автомобильных и железнодорожных войск. Праздник мелкий, всё же не День Армии. Торжественный марш, не менее торжественная речь генералов, показ автотехники, после которых руководство и почётные гости отбывают смотреть новый бронепоезд. — Вы должны оказаться на левом фланге, ясно? На наше счастье, полковник нас освободил от командования непосредственно солдатами. Мы приписаны следить за порядком у зрителей, — в который раз распределяла обязанности Риза. — Это самое ужасное! — воскликнул Хавок. — Если что-то как-то не так пойдёт — головы открутят нам! За солдат я спокоен, зрители в сто раз хуже. — Это не тебе решать, — хмыкнул Бреда, — хоть ты и прав. Хуже другое — жарища же стоит, а на площади даже тени не будет.  — Везёт полковнику, он будет на трибуне, там ставят навес — сегодня видел, — не скрывая зависти, сказал Джин, прикуривая. — Алхимик же, — протянул Бреда. — Но меня по-прежнему тревожит жара. Не переношу её! — Переведись в Бриггс, — посоветовал Хавок. — Там, говорят, летом хорошо: грязи по колено и комаров тучи. — Отставить, — прервала вялые пререкания товарищей Риза. — Вы заявления на участие в зимних учениях подали? Нет? Так и знала! Быстро пишите, сегодня последний день. — Так полковник ушёл же, — попытался отвязаться Джин, — завтра напишу, он заверит. — Завтра будет поздно, пиши сейчас. Вот шаблон, вот бланк, — девушка протянула бумаги. Бланками именовались листы бумаги, совершенно чистые, если не считать подписи полковника внизу. Идя на поводу своей лени, Мустанг подписал некогда целую пачку бумаги, чем значительно облегчил Ризе работу: не нужно было его постоянно разыскивать, требуя подпись, или же подпись подделывать, рискуя однажды попасться. — Написали? — через десять минут спросила лейтенант. — Отлично, пойду сдам секретарю. Если позвонят по вопросу казармы в приречном районе, отправьте их к снабженцам, желательно, в категоричной форме, — напутствовала она. — Послать подальше в грубой форме? — в своём стиле поинтересовался Хавок. Молчание полное согласия было ему ответом, вместе с красноречивым взглядом, осуждения в котором не наблюдалось. — Как надоели с этой казармой! — в сердцах сказал Фарман, стоило за Ризой закрыться двери. — Ну, кто просил полковника там алхимией править крышу! — Тот же неприятный тип, что заставил Фьюри чинить там телефон, — отозвался Бреда, неторопливо начиная предобеденный перекус. — Если бы казарму можно было засунуть в задницу… Хавок расхохотался: — И бронепоезд! Слышать о нём не могу уже. — И рессору от грузовика, в честь Дня автовойск, — поддержал Хайманс. — За эту пытку, что нам светит, положен отгул, а лучше два. Но не даст ведь! Сердцем чую, не даст, — Бреду захлестнула меланхолия. — Впрочем, стоп! Тебе же дал неделю назад выходной на понедельник. Колись, какое тайное слово против Мустанга знаешь? — Слова не знаю. Просто вовремя подсунул ему документ с его подписью, дескать, вы давно мне подписали… — Он подписал? Тебе?! — Бреда изумился, даже забыл поглощать бутерброд. — Конечно, нет. Просто я одолжил один бланк, написал заявление и выждал момент, — Хавок докурил и направился к окну, чтобы его открыть. — Кстати, спасибо, что напомнил, нужно ещё раз такое провернуть, а то мать звонила на днях, просила приехать, у неё серьёзный разговор. Лейтенант подошёл к столу начальника, точно зная, что искомые листы с подписью лежат во втором ящике. Бреда и Фарман во все глаза смотрели на коллегу, безмолвно поражаясь наглости. Бреда был фактически уверен, что между полковником и младшим лейтенантом объявлено негласное соревнование в мелком пакостничестве друг другу. И до этого момента Бреда был убеждён, что Хавок проигрывает по всем фронтам, но тот сумел удивить. Тем временем у самого Хавока что-то пошло не так. Он уверенно залез в ящик полковничьего стола, пару секунд взирал в его недра. После чего достал оттуда лист бумаги, явно исписанный. Немая сцена затягивалась. По самым скромным прикидкам Бреды, документ можно было за это время прочесть раз пять. Хавок как-то разом поник, более того, побледнел. Не выпуская листок из рук, вернулся на свое место. Сел и уставился в документ невидящими глазами. — Что там такое? — не выдержал Фарман. Они с Бредой, не сговариваясь, подошли сзади и заглянули через плечо лейтенанта. Он держал в руках бланк уведомления о гибели, в народе более известный, как «похоронка». Документ был заполнен на имя Хавока. Бреда оторопел. Фарман внезапно хихикнул. — Он без даты, — показал пальцем на пустую графу. В самом низу документа карандашом, почерком, несомненно принадлежащим полковнику, значилось: «Бланки учтены и сосчитаны», — и ещё одна подпись. — Мустанг снова тебя уел, — только и смог сказать Бреда.