Прости

Саске методично чередовал удары: грудь, шея, блок, опорная нога, живот, — двигаясь плавно и почти расслабленно. Тайдзюцу не были его сильной стороной, но то же можно было сказать и про Седьмого, ловко уворачивающегося от чужих рук. Шансы были примерно равны. На плечо Сакуре, наблюдающей за борьбой из-под раскидистой кроны дуба, легла тяжелая ладонь. — Долго они так уже? Куноичи обернулась, одаривая Какаши-сенсея тёплым взглядом. Шиноби как обычно опоздал. — Почти полчаса. На кого ставишь? Мужчина оценивающе прищурился, и ровно в этот момент, словно почувствовав чужой взгляд, Саске допустил осечку — не успел вовремя перенести вес тела. Кулак Наруто с силой столкнулся с его плечом. Послышался противный хруст. — Как Шестой хокаге я не могу не выбрать своего преемника, — коротко улыбнулся Какаши. — А ты? Со сломанным плечом Учиха не продержится дольше пары минут, Сакура, как медик, понимала это особенно чётко, но на спине бело-красным горел веер клана мужа — и её профессиональное мнение не имело какого-либо значение в ответе. — Я всегда ставлю на Саске. Маска не скрыла понимающей насмешки в изломе губ Какаши. Бывший наставник порой был излишне проницателен для того, кто держал всех людей на расстоянии вытянутой руки от себя. — Тогда ты проиграла, — ладонь, соскользнувшая на её предплечье, сжалась, привлекая внимание куноичи от своей персоны обратно к поляне. Наруто стоял над упавшим на землю противником, стряхивая с костяшек кровь — непонятно, свою или чужую. Лицо джинчурики казалось непривычно отчуждённым, почти холодным, как будто не он только что сломал лучшему другу вторую кость. Саске лишь глухо усмехнулся. Ни тот, ни другой не воспринимали драку всерьёз, и Сакура — традиционное связующее звено команды — шагнула вперёд. Руки сами, как по щелчку, загорелись зелёным. Душераздирающий треск повторился, и женщина сорвалась на бег, наблюдая, как перед её глазами Седьмой ногой проломил мужу два ребра в опасной близости от сердца. — Остановись, Наруто! Он как будто не слышал её, опустившись на колени и с силой вбивая кулаки в чужую грудную клетку: бледная кожа Учихи окрасилась в лилово-красный, с губ сочилась густая кровь. Расстояние не уменьшалось. Сакура напрягала мышцы ног до предела, но между ней и жестокой картиной оставался неизменный метр. Из легких вырывалось только короткое, прерывистое «Наруто»: на что-либо другое не хватало воздуха. Харуно обернулась — Какаши наверняка помог бы остановить безжалостное избиение, — но за спиной осталась лишь чернеющая пустота. — Пожалуйста, прекрати, — щеки расчертили соленые дорожки слез, блестящих на солнце. Сил — и смысла — бежать больше не было. — Наруто, умоляю тебя, остановись. Замерев, как потревоженное животное, Узумаки поднял голову, встречаясь взглядами с плачущей женщиной. В синих глазах не было угрозы, но стекающая по подбородку капля чужой крови ужасала Сакуру больше, чем все кошмары войны. Это не могло быть правдой, просто не могло. Наруто медленно поднялся на ноги, не прерывая зрительного контакта. Быстрый, нервный взгляд на Учиху: даже у лучшего медика Конохи не хватило бы навыков, чтобы залечить оставшуюся мешанину из костной ткани, порванных мускулов и как минимум литра крови, вытекавшей из почти насквозь пробитой грудины Саске. Сакура почувствовала, как тело затопило вязкое отчаяние. — Не плачь, — прохрипел Наруто, касаясь окровавленными, дрожащими пальцами её щеки. Харуно вздрогнула — и широко распахнула глаза, рывком садясь на кровати. В ночном полумраке на неё уставились два горящих темно-синих круга. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что на краю кровати сидел Наруто, протягивая ей стакан воды. — Ты кричала и звала меня, — вполголоса объяснил мужчина, заметив невысказанный вопрос в глазах куноичи. От воды почти тошнило, но это помогло быстрее вернуться в реальность. Пальцы рефлекторно сжали опустевший стакан. — Я... — чуткий слух Седьмого почувствовал, когда через мгновение судорожные вздохи, разбудившие его минут десять назад, сменились мерными, спокойными. — Да, мне приснился кошмар, — короткая фраза-ответ отрезала любую возможность дальнейших расспросов. Она не позволит ему считать себя ответственным (или того хуже — виноватым) ещё и за то, что он творил в её подсознании. Наруто выглядел устало: всклокоченные волосы, намечающиеся под глазами темно-синие круги, помятая майка. Кинув быстрый взгляд на окно, женщина осознала, что до рассвета оставалось ещё минимум полчаса. — Я должен был сразу тебя разбудить, — его брови сошлись на переносице, и в темноте Узумаки казался ей копией каменной статуи своего отца. — Но ты и так беспокойно спала всю ночь, я подумал, что лишняя пара минут сна тебе не повредит. Прости. Его лежащую на постели ладонь с легкостью накрыла её, давая понять, насколько глупо звучат эти извинения. — Спасибо тебе, — Сакура ободряюще приподняла кончики губ, и складка на лбу Седьмого медленно расправилась. Им не нужны были пространные объяснения, чтобы знать друг друга, неважно, сколько бы лет ни прошло. Это осознание казалось женщине запоздалым, но по-прежнему важным. — Я пойду в душ, — кровать жалобно скрипнула, лишившись дополнительной тяжести. — Всё равно не смогу уснуть снова. Харуно почти открыла рот — попросить его остаться, не забирать с собой человеческое тепло, прогонявшее остатки кошмара, — но промолчала, не сводя глаз со сгорбленных плеч Наруто. Сколько тяжести принятых решений покоилось на этих плечах? Сакура не знала, но одна мысль о том, насколько изматывал себя Седьмой, откликалась ноющим болью где-то в груди. Она не могла помочь ему с работой — сама еле справлялась в огромном госпитале с новым психиатрическим крылом. Не могла помочь с сыном, который слишком сильно любил своего отца, чтобы смириться с его постоянным отсутствием — разве что похлопать того по плечу и напомнить о Сараде: её дочь Саске видела три раза в жизни. По сравнению с мужем, Наруто был просто отцом года. Сакуре осточертела фраза «такова работа хокаге», которой пичкали себя все близкие Седьмого, медленно наблюдая, как тот с годами становился лишь более и более замкнутым. Мечта маленького, одинокого мальчика исполнилась: он стал Седьмым хокаге Конохи. Его любили, им восхищались, на улицах ему чуть ли не рукоплескали вслед. И всё же женщина не могла избавиться от впечатления, что он выбрал не ту мечту. Беспомощно провожая взглядом мужскую фигуру — в движениях Наруто читался откровенный дискомфорт, скорее всего вызванный ночью, проведённой на полу, — Сакура почувствовала острое желание обнять его. Наруто прошлым вечером был абсолютно не обязан в полусознательном состоянии вырываться из её рук, бормоча что-то о приличиях: Харуно бы и глазом не моргнула, если бы еле дышащий человеческий мешок, к которому она привыкла относиться как к брату, спал рядом на огромной кровати, — но он это сделал. В этом заключалась вся суть Узумаки: всё для других, ничего — для себя. И как только она могла молотить его в детстве, зная, что он бы умер за неё? — Я в порядке, Сакура, — застыв спиной в дверном проёме, Наруто повернул голову на бок — так, чтобы видеть блестящие непривычно жалобно зеленые глаза. — У тебя лицо после сна все эмоции как транспарант отражает. Куноичи вздрогнула от замечания — нейтральное в своём тоне, оно показалось ей глубоко обидным. (нет, не обидным — просто ткнуло в больное место, которое ей не хотелось ему открывать) — Ты сам посмотри на себя в зеркало, — риторическая просьба. — Мои коматозные пациенты лучше выглядят, — нахмурилась Сакура, и её лицо словно остекленело. Из их команды она лучше других умела корректировать стиль боя после пары пропущенных ударов. Вежливо-спокойная маска главы госпиталя, которая порой так раздражала заработавшегося Седьмого, теперь стала непроницаемой. Наруто не знал, зачем вообще начал этот разговор: может, не хотел, чтобы она о нём волновалась, особенно после собственного кошмара, может, ему на нервы подействовало почти снисходительное сочувствие в чужом сверлившем спину взгляде. Как будто Сакура понимала хоть что-то в его жизни, чтобы вот так смотреть. — Твои коматозные пациенты не управляют огромной деревней с сотнями людей под их началом, — устало огрызнулся Узумаки, мысленно напоминая себе о том, что у Харуно тоже была не лучшая ночь, и ему стоило быть помягче. — Ты прав. Они проводят всё время в постели, набираясь сил для своего восстановления. А как давно ты спал полные восемь часов, Наруто? Слишком давно, чтобы вспомнить. — Моему организму хватает пяти, — на недолгий промежуток времени, прежде чем он засыпает, уткнувшись носом в очередной отчёт АНБУ. — Ты ведь помнишь, что я сертифицированный медик? — А ты помнишь, что я — хокаге? Сакура, которой приходилось смотреть с кровати снизу-вверх на стоящего в дверном проёме Наруто, замерла. Шиноби мгновенно понял, что перегнул палку, но было слишком поздно идти на попятную. Сердце в груди бухало так громко, что абсолютная тишина комнаты начала казаться ему какофонией звуков. Только бы не промолчала, только бы не поверила в приказной тон, указывающий на её место. Она ведь должна помнить ещё с детства, что у него отвратительное настроение по утрам, может, спишет всё на это. Слова извинений застыли на языке, но он не решился их произнести, ожидая её реакции, как приговорённый — вердикта. Потом хоть на колени встанет — сам ведь сорвался на неё без причины. — Хокаге все ещё человек, — голос Сакуры дрогнул от сдерживаемых эмоций. Не замечая, как мелко трясутся руки у Седьмого, она продолжила: — Ты постоянно говоришь о своём титуле так, будто получив его ты лишился каких-либо прав на человеческие слабости... Это такая глупость, Наруто, — её губы изогнулись в секундной улыбке. — Конечно же ты по-прежнему устаёшь, тебе нужен сон и нормальная еда. Там, где-то глубоко внутри, я уверена, ты даже все ещё способен смеяться. И, знаешь, я не стала бы уважать тебя меньше из-за этого. Ты говоришь, что я не соблюдаю субординацию и никогда не относилась к тебе, как к хокаге, но это не так. Для меня является честью служить под началом такого лидера, как ты, Наруто. Может, наше общее прошлое и мешает мне порой видеть тебя как абстрактную политическую фигуру... Но я бы никогда не поставила под вопрос твой авторитет. Никогда, — куноичи повторилась, делая акцент. — И, несмотря на это, ты всё ещё человек. Мой друг, мой бывший сокомандник, часть моей семьи. Понимаю, что довольно иронично говорить о семье сейчас, в этом доме, но это так... И у меня есть право беспокоиться о тебе. Тебе это может не нравиться, ты можешь сколько угодно раздражаться, но не смей делать вид, что твоё здоровье — это не мое дело. Сам вчера говорил, что мы — команда, — зелёные глаза зло блеснули. Напор, которого не всегда хватало мягкой Хинате, чтобы достучаться до мужа, подействовал, проламывая плотину эмоций. Усталость и непонятная злость на самого себя волнами разлились по телу, дополненные противным, ноющим чувством вины. Но вместо «прости» с губ слетело резкое: — Разве я не обязан быть лучше? Сакура не хотела спорить с человеком, который настолько заботился о ней, что ночью полусонным вскочил, принёс ей стакан воды и терпеливо ждал, пока она проснётся, не решаясь как-либо помешать её сну. Не хотела, но эта его фраза — это убеждение — было слишком неправильным, чтобы его проигнорировать. — Ты и есть лучше, — со спокойной уверенностью парировала Харуно. — Ты — сильнейший шиноби деревни, и твой уровень выносливости, я признаю, выше, чем у большинства. Но я провожу каждый день в окружении больных. Поверь: некоторые мои пациенты действительно выглядят лучше, чем ты сейчас, — и поэтому я сильно сомневаюсь, что ты в порядке. Ещё даже не рассвело, Наруто, — её тон смягчился. — Если не хочется спать, хотя бы полежи. Он почти и забыл, насколько упрямой была Сакура в вопросах чужого здоровья. Его привычка отдавать приказы, которым подчинялись беспрекословно, сейчас разрушала тот хрупкий мостик восстановившегося доверия, возникший между ними — Седьмой мог почти физически это почувствовать. Проще было сказать ей вчера, что к черту оставшуюся субординацию, чем по-настоящему принять этот факт. Выбор между холодным, бодрящим душем и жалкими двадцатью минутами полудрёмы казался ему лёгким ровно до того, как Сакура начала сверлить его своим я-глава-госпиталя-и-знаю-лучше взглядом. — Я не могу, — прикрыв глаза, Узумаки медленно покачал головой, больше убеждая себя, чем её. — Слишком много работы. Женщина, почти решившая, что уговорила его, недоуменно моргнула — и, сдаваясь, разжала напряжённые кулаки. Может быть, он прав. Кто она, в конце концов, чтобы указывать ему, что делать, — риторический вопрос. Сакура знала, что любое решение, касающееся их совместного пребывания в этом кошмаре, будет приниматься вместе, как команда, но личные дела Седьмого, видимо, оставались вне сферы её влияния. — Ты ведь из-за меня не выспался, — в голосе медика больше не было напора — лишь робкая попытка объясниться. — Я не высыпаюсь каждый день, — никогда его широкая улыбка не выглядела настолько грустно. Победа в этом коротком споре не принесла ему ничего, кроме дикой усталости. Стоило позволить ей дожать. Привыкнув быть ответственным за всех окружающих его людей, Седьмой с трудом принимал чужую заботу — даже от некогда близких друзей. Он не мог этого контролировать, мысля строго в рамках благополучия деревни. Сакура вряд ли понимала, насколько сильно Наруто хотел позволить ей уложить себя обратно, проявить поддержку, дать ей сказать, что мир не обрушится от лишних пары минут его сна. Он так хотел впустить эту женщину в свою жизнь, чтобы всё было как раньше, в детстве — и не мог. — Тогда я приготовлю завтрак, — Харуно потянулась, хрустнув шеей. Наруто секунду абсолютно глупо пялился на неё, словно не до конца понимая, что вообще происходит, а затем расплылся в такой же глупой неосознанной улыбке. Конечно, она обиделась, вон, до сих пор раздраженно глаза щурила, но всё равно приняла его решение. — Я... — женщина махнула рукой, прерывая его — она в этом не сомневалась — сентиментальный порыв. Проследив взглядом за тем, как Харуно уверенно залезла в шкаф со сменной одеждой, Седьмой всё же не смог сдержать вырвавшееся наружу: — Спасибо. И исчез в коридоре прежде, чем она успела поднять голову. * Вид Сакуры, рубящей мясо с такой скоростью, что её пальцы были в непосредственной зоне риска, заставил Наруто нервно сглотнуть. — Я уже начала думать, что ты утонул — не оборачиваясь, сказала Харуно, и Седьмой, поборов внезапное замешательство, прошёл в тускло освещенную кухню, со вздохом плюхаясь на стул. — От меня не так просто избавиться. Скользнув взглядом по напряженной, ровной спине женщины, он остановился на нежно-розовых волосах — слишком выбивающаяся из его типичной картины утра деталь, — и руки безвольно опустились на колени. Не хотелось делать ничего: только смотреть на неё и ждать. — Как твой личный врач я знаю это лучше других, поверь, — незамедлительно фыркнула Сакура. Все ещё раздражается. Напоминание о том, что она — его медик, внезапно натолкнуло шиноби на простой способ наладить отношения. — Слушай, помнишь, ты всё пыталась затащить меня на осмотр в марте? — движения ножа замедлились, и Наруто понял, что завладел её вниманием. — Давай проведём его сегодня. У тебя все равно во второй половине дня встреча с Гаарой, на которой я хотел бы присутствовать, так что после неё я останусь и дам тебе карт-бланш на анализы. Они оба знали, что предложение было слишком соблазнительным, чтобы отказаться: Узумаки пытались затащить в госпиталь на обследование последние года три, но тот всеми правдами и неправдами отбивался. До сегодняшнего дня. — Хорошо, — флегматично пожала плечами Сакура. — Может, если я выкачаю из тебя пару литров крови, ты всё-таки решишь отдохнуть. Несмотря на её холодный тон, Наруто улыбнулся. Он знал Харуно достаточно хорошо, чтобы расслышать проскользнувшую в чужом голосе благодарность. — Получишь возможность в непосредственной близости сравнить меня и своих коматозных, — коряво пошутил хокаге, внезапно ощутив себя сапером на минном поле. Риск оказался оправданным — спина, до этого сжавшаяся в один напряженный мускул, расслабилась от неловкой реплики. — Была бы моя воля, ты бы лежал вместе с ними в палате, — уже почти миролюбиво сообщила ему Сакура, скидывая ингредиенты в нагретую сковородку. И как только такому идиоту доверили управление деревней, если он и за собой-то уследить не может? Коротко стрельнув глазами в сторону обмякшего на стуле Узумаки, женщина лишь поджала губы: в этом и была проблема. Коноха процветала под его началом, как инородный вирус вытягивая жизненную энергию Седьмого. И мысль, что оно того не стоило, так и осталась всего лишь мыслью. Сакура не хотела заново начинать их утренний спор — всё равно нет смысла. — Я просто волнуюсь, — женский голос прозвучал неожиданно уязвимо. — Так же, как ты волнуешься за меня. Не обернулась. Тело рефлекторно дернулось: хотелось схватить чужие хрупкие плечи, развернуть её лицом к себе и показать, что он за её спиной из последних сил цеплялся за иллюзию спокойствия и самоуверенности, — но так и осталось на месте. Наруто внезапно подумал, что и у него самого по утрам лицо — рекламный плакат с эмоциями. Хорошо, что не обернулась. — Ты не представляешь, как я это ценю, Сакура, — искренне. — Но мы с тобой так отдалились за эти последние несколько лет, что я просто не могу сделать вид, что мы вернулись в детство, и всё теперь как раньше. У нас там, в нашей реальности, разные жизни, разные семьи, разное всё. О чём я вообще, мы с тобой вне работы один-на-один не виделись почти два года!.. Вряд ли она понимала, что Наруто пытался убедить в этом самого себя, вспоминая свои вчерашние — возникшие под влиянием слов Гаары — мысли об их партнёрстве. Он годами учился отстранять от себя людей, строил ментальные барьеры, которые позволяли почти безболезненно принимать все пропущенные им ужины, совместные тренировки и праздники — Седьмой занят работой, это важнее. Поэтому проще было бы оттолкнуть, отпихнуть её сейчас, пока Узумаки не вспомнил, какого это — быть её лучшим другом, — и не лишился этого в момент, когда они всё исправят и вернутся домой. Не хотелось во второй раз переживать то до тошноты медленное отчуждение, которое заполняло дыры в их некогда близкой дружбе годы назад: «прости, Сакура, у меня совещание, давай перенесём спарринг?», «хей, да, я знаю, что обещал завести Боруто поиграть с Сарадой, но пришло срочное письмо от райкаге, поэтому придётся в другой раз», «держи, я помню как тебе в детстве нравилось это печенье, извини, что не смог быть на твоём дне рождения». Харуно действительно старалась поддерживать их отношения, но будучи матерью-одиночкой и высокопоставленным медиком ее свободное время вскоре начало кончаться почти так же быстро, как и его — и о дружбе великих героев войны все, включая их самих, с течением лет забыли. У него теперь была семья, правильная, как во всех известных историях — мама, папа и два очаровательных ребёнка с их сокрушительными способностями шиноби. В эту идеалистичную картинку, которую Наруто отчаянно пытался сохранить, несмотря на бешеный рабочий график, его старая, дисфункциональная семья — команда номер семь — вписывалась с натяжкой. Наверно, даже хорошо, что Саске вечно странствует. Так Седьмой хотя бы может обвинить его — не себя — в их редкой коммуникации, потому что подобной роскоши с другими членами их бывшей команды ему не досталось. С другими он был виноват целиком и полностью сам. — Это ты вчера завёл разговор о том, что мы снова команда, — в её тоне прорезалось что-то глухое, почти болезненное. — Мы и есть команда, — спокойная улыбка давалась ему с таким трудом, что зубы едва слышно скрипели под давлением. — Просто не та, что когда-то была. Наша цель сейчас — вернуться назад, в нашу деревню, — и я бы никогда не пренебрег твоим мнением по этому вопросу, но... — Но твоя жизнь остаётся вне сферы моего влияния, — закончила Сакура повтором собственных мыслей. От её обреченных слов что-то в его сознании хрустнуло, сломалось, как под давлением. Самоотверженность была, вполне возможно, заложена в Наруто на клеточном уровне, и видеть её сейчас такой — понимающей не хуже него, что их некогда близкая дружба была так бездарно растрачена ими с годами — было сравнимо изощрённой пытке. Лучше было, когда она раздражалась: Харуно ведь имела полное право вымещать всё на нём, в конце концов, это его вина, что теперь её забота воспринималась им как нечто инородное. Но Сакура — тёплая, по-прежнему, несмотря на всё, родная — физически не могла испытывать злость по отношению к истощённому хокаге, и Седьмой это понимал. Именно за эту схожую с его собственной самоотверженность, когда речь шла о близких, он её и любил. Именно из-за неё он был готов на изначально обречённую попытку начать всё заново, потому что оттолкнуть её, такую непривычно уязвимую, сейчас было бы выше его сил. — Конечно нет, — разум уступил место рвущимся наружу эмоциям. — У нас здесь общие дети и спальня на двоих, наши жизни сейчас переплетены настолько, насколько это вообще возможно. Просто... Ты должна понимать, что я... — слова застревали на языке — неправильные и ненужные. Наруто втянул воздух через зубы.— Я привык без тебя. И мне очень трудно менять свои привычки ради тебя сейчас, но я это сделаю, если ты дашь мне немного времени на переходный период. Мы не та команда, что была когда-то, потому что команда номер семь распалась, Сакура, а наша должна работать. Вместе. Им никогда не проходилось обговаривать личные границы до этого — не было необходимости, — и этот откровенно неловкий разговор задевал больше, чем должен был. Плита тихо пикнула, выключаясь, и женщина наконец повернулась к нему лицом: на подбородке повисла одинокая соленая капля, глаза влажно блестели в алых, предрассветных солнечных лучах, заливавших уютную кухню, — но она смотрела на сгорбившегося на стуле Седьмого открыто, не смущаясь собственных слёз. — Тогда ты должен позволить мне волноваться за тебя, — тихо произнесла Сакура. В её мокрых глазах, на которых ребёнком так часто фокусировался Наруто, в этот момент мешалось столько оттенков и полутонов эмоций, что он на секунду замер, вбирая в себя всё, пытаясь прочесть и понять женщину, что несмотря на годы, проведённые бок-о-бок, так и осталась для Узумаки загадкой. — Должен, — эхом кивнул Седьмой, не отрывая взгляда от её лица. — Ты просто пойми, что я этого не позволял никому, кроме Хинаты и иногда Шикамару, уже много лет. Хокаге ведь обязан быть самым сильным, непобедимым, он заботится обо всех, — текст прозвучал заученно, но с горькой насмешкой, и Харуно болезненно скривила губы: ей не показалось тогда, он действительно в это верил. — У меня очень односторонние отношения с Конохой, и мне тяжело принимать твою помощь, при этом не расценивая её как признание собственной слабости. Откровенность его слов магнитом притягивала к такому рано повзрослевшему, измотанному своей должностью Узумаки: Сакура, не разрывая хрупкой атмосферы спокойствия между ними, шагнула, глухо шаркнув по полу тапочками, и, наклонившись, прижалась губами к чужому виску. Мозолистые руки легли на талию и мягко привлекли ближе — так, что она стояла между его ног, а его лоб утыкался в её двенадцатое ребро. — Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, — прошептала Харуно, боясь нарушить умиротворенность их тишины на двоих. — Правда? — с доброй усмешкой поинтересовался Наруто. Ему было абсолютно плевать на ответ: тот был заведомо неправильным. В голове Седьмого царила приятная пустота. — Ага. Ты думаешь, что всё это большая ошибка, — мужчина коснулся кончиком носа её живота и мягко повёл им из стороны в сторону: мимо. — Ты этого никогда не признаешь, — слабая щекотка заставила её улыбнуться, но Сакура сдержала неуместный в моменте смех. — Но ты не хотел бы мне рассказывать о том, что тебе страшно, или о своих привычках, которые не включают меня. Тебе некомфортно делиться этим со мной, но ты делаешь это, потому что знаешь, что мне страшно, и хочешь успокоить. Даже твой пассаж о новой команде был только ради меня, — её пальцы, покоящиеся на его плечах, слабо сжались. — Потому что я знаю тебя. И я видела, каким бременем для тебя стала наша прошлая команда. — Не бременем, Сакура, — глухо отозвался Седьмой. — Просто мне трудно было смотреть на то, как мой рабочий график медленно уничтожал мою дружбу с каждым из вас. Еженедельные тренировки с Какаши стали сначала ежемесячными, потом сезонными, а позже мы с ним еле находили один день в году, чтобы избить друг друга. Женщина слабо вздрогнула, вспомнив кошмар, но тёплая тяжесть рук на спине мгновенно вернула её в реальность. Наруто никогда не был монстром — даже имея одного внутри себя. — С Саске всегда было проще, это он любил сваливать в закат и возвращаться раз в десятилетие, — продолжил Узумаки, выдавливающий из себя искренность почти через силу. — А ты... — Сакура замерла в ожидании. — Я бы без раздумий отдал за тебя жизнь на фронте и знаю, что ты бы ответила мне тем же, но в мирное время нам с тобой иногда было сложно находить общие темы для разговора. А моя занятость со временем лишила нас даже возможности пытаться. — Если это имеет какое-либо значение сейчас, я всегда считала тебя своим лучшим другом. — Имеет, — утвердительно выдохнул Наруто. Тонкие женские пальцы скользнули с плеч, провели линию по мощной шее и ласково зарылись в светлые волосы — такие же солнечно-яркие, как в первый день их знакомства. Слова казались ей лишними, ненужными: хокаге, как пятнадцатилетний подросток, расслабился и почти что урчал. — И всё равно ты не хотел изначально пускать меня, — задумчивость в её голосе выдернула Седьмого из полудрёмы. — Иначе бы не стал доказывать, что в порядке, в спальне. Мужчина лишь коротко пожал плечами. — Я уже говорил, что мне проще заботиться о тебе, чем наоборот. Когда привык отдавать приказы, чужое сочувствие начинает казаться тебе снисходительностью. — Ты решил, что я тебя жалею? — в неверии спросила Сакура, словно подобное было чем-то за гранью возможного. — Я решил, что неуместно получать жалость от человека, которого сам пять минут назад успокаивал. Аккуратно подпиленные ноготки впились в его скальп, выдавая нарастающее раздражение Харуно. Интуитивно, научившись в обращении с женой, Наруто мягко скользнул большими пальцами вверх-вниз по её спине — к его удивлению, это сработало на медике. Под мерные поглаживания голос Сакуры прозвучал почти спокойно: — Мне приснился кошмар. Это нормально и никак не делает меня слабой. — Я знаю, — миролюбиво отозвался Седьмой. — На самом деле я почти хотел тогда, чтобы ты настояла на своём. Мне не хотелось спать, и вряд ли лишние десять минут в постели бы что-то изменили в моем состоянии, но то, как ты говорила, пытаясь убедить меня, было... — Раздражающе, — Саске любил использовать это слово по отношению к её излишне эмоциональным монологам. — Приятно. Сакура недоуменно перевела взгляд на золотистую макушку в её руках. — Приятно? — неверяще переспросила. —Ты ведь сам сказал, что решил, что это было неуместным. — К тому моменту я уже вспомнил, кто ты для меня, — просто ответил Наруто, но, почувствовав немой вопрос, продолжил, — ты — мой лечащий врач. И когда-то лучшая подруга. Тут больше дело в том, что ты была единственной моей подругой, — женщина, не обращая внимания на остаток фразы, расплылась в тёплой улыбке. — Но факт остаётся фактом. А ещё ты спасла мне жизнь. Несколько раз. Я тогда решил, что это даёт тебе какое-никакое право мнения в вопросах моего здоровья. — Ещё бы, — её голос почти звенел нежностью. Раньше Сакура ударила бы его раза три ещё до этого момента в разговоре, но рождение дочери положительно повлияло на её контроль гнева, чему Узумаки, как хокаге, не мог не радоваться. Вряд ли бы он пользовался большим авторитетом среди населения, если бы глава госпиталя проламывала им стену каждый раз, когда он говорил что-то глупое — и, будучи предельно честным с самим собой, Седьмой признавал, что такое происходило часто. — Но ты ведь всё равно меня не послушал, — внезапно поняв что-то, вскинула бровь Харуно. Наруто этого не видел, но легко угадал по её интонациям. — Тебе стоило надавить ещё раз — я почти сломался, когда ты сдалась. — Ксо. Наруто глухо рассмеялся, уткнувшись носом в её живот, и кожа покрылась мурашками в ответ на приятную вибрацию. Она скучала по его смеху. — Нет, ты всё сделала правильно. Меня не нужно ломать, Сакура, — прошептал Седьмой. — Твоя безусловная поддержка значит для меня гораздо больше. — Я не поддерживаю то, что ты убиваешь себя работой, — она напряглась. — Да, но ты всё равно приняла мой выбор. Женщина сморгнула снова проступившие слезы — материнство сделало её сентиментальной — и неожиданно осознала, насколько близко они были: её руки на его затылке, его губы, уткнувшиеся вместе с остальным лицом куда-то чуть ниже рёбер, и руки на её талии. В рамках происходящего это казалось чем-то ужасно неправильным, но гораздо важнее было его решение «давай начнём всё заново?» — не дословно, и всё же. — Я не думаю, что это большая ошибка, — его слова — как кислота, разрушающая последние защитные барьеры. — Но ещё я знаю, что в нашей реальности ничего не изменилось. Мне не хочется тебя снова терять из-за забитого графика, — признался Узумаки. — Я с тобой буду обедать каждый день, когда мы вернёмся, — судорожно прошептала женщина, вдруг поняв, почему он не позволял ей быть рядом. — Каждый день, даже если нас снова накроет снежным штормом, как прошлой зимой. И буду вытаскивать тебя на тренировку по воскресеньям. Боруто может прийти, посмотреть на тебя, вам это обязательно пойдёт на пользу. В этот раз всё будет по-другому, — пообещала Сакура — и он ей, неожиданно для самого себя, поверил. — Хорошо, — Наруто прикрыл веки, давая себе возможность прийти в норму, но губы бессознательно скривились в счастливой улыбке. Плевать, что им уже не вернуться в детство. Харуно ведь по-прежнему здесь, обнимает, как никогда бы не решилась сделать в пятнадцать лет, и своим строгим, чуть дрожащим голосом говорит, что всё у них будет в порядке. Первая любовь не умирает — лишь перевоплощается. Для него она переросла в крепкую, взаимную дружбу, по близости сравнимую только с семейными связями. — Ты меня так напугал утром, — продолжала шептать женщина, пытаясь объяснить все свои эмоции за оставшиеся минуты, пока он не покинул её, не исчез в своей работе. — Я думала, ты просто уйдёшь. Эта фраза — как удар под дых. Седьмой ведь должен защищать её, стараться, чтобы Сакуре никогда не было страшно — как и всем остальным жителям деревни, — но в итоге он только причиняет ей боль. — Прости, — в его широких руках её ладони почти терялись. Наруто прислонился к ним лбом, ощущая, как мысли путаются, как после саке. — Прости, не знаю, что на меня нашло тогда. Я бы никогда тебя специально не... — Я знаю. Зелёный в её глазах светился чем-то глубоко понимающим. Седьмому на секунду захотелось обладать шаринганом Учиха, чтобы абсолютно точно запомнить этот момент. — Столько лет прошло, — пробормотал Узумаки. — Это не имеет значения, — горько улыбнулась глава госпиталя, сжимая его пальцы в ответ. — Не имеет, — обратно эхом. Сакура шагнула назад, напоследок ласково скользя ладонями по его рукам, и Наруто не смог оторвать от них взгляда. — Заходи в два, — оба без дальнейших пояснений поняли, о чём речь. — Я даже не опоздаю. Намёк-укол в сторону Шестого вызвал взаимный обмен улыбками. — Кстати, Наруто... — Харуно повернулась к нему спиной, резким движением сваливая всё со сковородки в симпатичную кучку на тарелке, и, обернувшись, поставила ту на стол перед Узумаки. — Добавим Какаши в список? Ей не требовалось называть причину вслух. — Конечно. Вилка безжалостно вонзилась в еду — и Седьмой, морально готовый попробовать что-то по вкусу похожее на её медицинские пилюли, почти видимо засветился от удовольствия. Вчерашний ужин, очевидно, не был исключением ради Гаары: кулинарные навыки куноичи определённо улучшились. — Ты стала отличным поваром, — поделился хокаге, резво уминая содержимое тарелки. Сакура почувствовала, как кулаки рефлекторно сжались от непривычного ей чувства неловкости. После полуминуты молчания она выдавила из себя: — Спасибо, — и спряталась за отросшими нежно-розовыми прядями. Ощутив чужой взгляд исподлобья, глава госпиталя, медик и шиноби с десятилетиями стажа, отвернулась, едва заметно покраснев. Сейчас как никогда хотелось ударить хокаге, но Харуно сдержалась. — Ты вылечишь меня потом, — отстранённо заметил Наруто и, получив внимание Сакуры, улыбнулся. — У тебя всё на лице написано. Если хочешь ударить, чтобы сбежать от неловкости — вперёд. Женщина моргнула, медленно соображая, что ей только что предложил седьмой хокаге Конохи. — Нет, — тонкие губы расчертила ответная улыбка. — Мы ведь новая, улучшенная команда. — Точно. Она села напротив него, сложив пальцы в замок и прислонившись к ним подбородком. Активно жующий Узумаки был видением из далёкого прошлого. И, наверно, то, что он под пристальным вниманием Сакуры, подавился, было закономерно. Одним мощным хлопком по спине излечив товарища — и, возможно, сломав ему пару рёбер в процессе — Харуно ощутила странное умиротворение. Они могли вернуться в прошлое. Что бы Седьмой ни говорил, её детство сидело прямо перед ней — с новыми морщинками у глаз, но по-прежнему улыбчивое и родное. — Я вчера даже не думала, что найду что-либо позитивное в нашем положении, — вполголоса поделилась медик. Наруто вскинул голову, встречаясь с ней взглядом; набивший щеки, как хомяк, хокаге выглядел слишком знакомо. — Ну в нашей команде это моя прерогатива, — также доверительно прошептал в ответ Узумаки. Вряд ли дети бы проснулись от нормальной громкости разговора, особенно если учитывать, что они с Сакурой уже бурно ругались наверху меньше чем полчаса назад, но ему казалось правильным говорить в полутоне, чтобы не нарушить хрупкую, едва восстановленную дружбу, как будто та могла рассыпаться обратно в осколки в любой момент. — И в чём тогда заключается моя? — женщина насмешливо прищурилась в ожидании. — Ты — наш разум. Рациональный и спокойный член команды, который может одним ударом вырубить меня, если я увлекусь эмоциями. — Так значит ты — наше сердце, следуя твоей логике? Седьмой проигнорировал её приподнятую бровь. — Ага. А ещё я отвечаю за девятихвостого внутри нашего командного организма. — Как медик, я не могу не спросить: ты ведь знаешь, что большинство тел не имеют девятихвостого в наборе органов? — теперь она откровенно смеялась над ним, несмотря на по-прежнему серьезный тон. Наруто, сложив приборы на пустой тарелке, откинулся на спинку стула и посмотрел на неё с плохо затаённой нежностью. — Нам повезло, что мы не большинство.