***
Терпение дало трещину — нет, целый разлом, уходящий в пропасть, — когда вместо своего отражения в зеркале я увидела этого ребенка. Не знаю, откуда взялись силы, но я буквально влетела в кабинет графа. Мальчишка, опешив от такой наглости, привстал, выходя из-за стола, и я тут же кинулась к нему в ноги с рыданиями. То, как Себастьян подхватил меня на руки, и уложил на небольшой диван в кабинете, почти пролетело мимо. Заговорить смогла не сразу. Перед этим в мою страдальческую тушу впихнули несколько ложек теплого супа, залили сверху сладким чаем и всучили булочку со сливочным кремом. Первая еда за все эти дни оказалась настолько вкусной и желанной, что я снова разрыдалась. На плечо опустилась детская ручка. Сиэль сидел рядом, но на меня не смотрел. Видимо, этот жест оказался своеобразной поддержкой, по крайней мере, я расценила это именно так. Через пару секунд перед лицом возник платок, и пришлось моментально утереть все эти слезы-сопли-слюни с лица. — Господин, я… — Со вздохом начала говорить, но меня перебили. — Одержима неупокоенной душой. Мы знаем. — Мальчик будто отмахнулся от дальнейших объяснений, и, кивнув дворецкому, передал из его рук мне какие-то бумаги. Вчитываясь в плывущий перед глазами текст, впадала в шок с каждым новым словом. Нет, не так. Я в полнейшем ахуе читала о том, что тот самый ублюдок, в чьем доме я провела несколько суток, творил. Сначала он от собственного безумия заразил жену неизлечимой на это время болезнью, которая передалась их еще не родившейся дочери. Затем, через несколько лет, после смерти супруги, неоднократно надругался над ее трупом, и преподнес это Юмилии, как безграничную любовь. Пошатнувшаяся психика ребенка дала невъебический сбой, судя по всему, и она убила себя после своего четырнадцатилетия. А сейчас этот ебнутый человек искал себе новые игрушки, оправдываясь тем, что почившая дочь толкает его на все эти безумства. Конечно, черт побери, обвини во всем ребенка! — Обмудок… Послушайте, граф, все не так! Она не убивала себя по этой причине! Он… Он… — Плечи било мелкой дрожью от нарастающей ярости. — Что? Так неупокоенная душа — это не его жена? — Фантомхайв напрягся, отсаживаясь от меня, а потом и вовсе поднялся на ноги. — Нет… Я видела. Я видела все.***
Кажется, чертовщина и бесовство преследовали меня на каждом шагу. Сейчас я прикрывала графа собой, смотря на обезумевшего Харрисона. Мужчина хохотал, направляя на нас окровавленные ножницы, и кричал о вечной духовной жизни. За-е-бись. И где носит этого чертового дворецкого? Когда мы успели разделиться?..