Человеки с каре.

Анисимов изголодался до потери сознания. Он рывками снимает с Майер одежду, плотнее прижимаясь к ней всем телом. Ему хочется целовать, кусать, оставлять отметины на прекрасной женской коже, но он не может, не имеет права. И это злит его, доводит до гортанного рычания, от которого девушка вздрагивает, чуть отстраняясь. — Я начинаю тебя бояться, Свобода, — шепчет подруга, расстегивая пуговицы на рубашке Максима. Она чувствует себя ничуть не лучше нуждающегося мужчины. Ладони скользят по чужому телу, не слушаясь хозяйку, тело подрагивает от нетерпения, выдавая Женю, не оставляя ей и шанса обмануть Анисимова и себя. Они как два сумасшедших отчаянно жмутся к друг другу, неосознанно заполняя все пространство вокруг себя атмосферой похоти и разврата, от которой Крис бы скривилась будь она здесь и следя за происходящим.

Чертова Крис непременно скривилась бы и ушла.

Снова рычание, но на этот раз его сопровождает блузка девушки летящая в неизвестном направлении, оставляя ту открытой перед ним полностью. У Майер прекрасное тело, но оно становится еще более прекрасным, когда она подчеркивает его черным элегантным бельем, которое становится последней точкой в терпении Максима. У них было мало времени. Ничтожно мало, что бы насладиться процессом и доставить удовольствие друг другу. Были лишь грубые движения, сдерживаемые стоны и тяжелое дыхание, которое, казалось, было слышно во всей башне.

Ему хотелось, чтобы его слышали.

Они никогда не обсуждали это, не договаривались специально, не строили планы. Зная, что Свобода хочет не ее, а просто хочет, Майер пытается получить из ситуации максимальную выгоду, получая удовольствие и продолжая жить дальше, срываясь чуть меньше на близких ей людей. И все остаются довольны, нет никаких споров, конфликтов, все по очень странному, но желанию. — Спасибо, — синхронно выдыхают, пошло улыбаясь и попутно отстраняясь друг от друга. Первым, это слово сказал Максим, не подозревая, что это заденет девушку в их первый раз. Майер, конечно, быстро отошла, но все последующие разы, на зло Анисимову, говорила это слово с усмешкой, заставляя парня закатывать глаза и глупо улыбаться. Это стало своеобразным ритуалом в их «отношениях», который значил совсем другое:

Прости.

— Как ваша песня? — приводя себя в порядок, Женя часто задавала абстрактные вопросы, стараясь уйти от неловкости. — Чудесно. Сначала, мы отвечали на вопросы друг друга, потом рисовали, потом пили чай. Работать с Кошелевой сплошное наслаждение! При упоминании девчонки, у Максима даже голос меняется на шипящий, как будто кот, чувствующий собаку. Женя на это лишь загадочно улыбается, поглядывая на то как Свобода нервно застегивает рубашку. Фыркая, он заканчивает с последней пуговицей, выжидающе смотря на подругу. — Могу я идти, великолепнейшая? — вкупе с корявым театральным поклоном, это выглядело прекрасно, и артистка великодушно отпускает его, оставаясь в ванной еще на несколько минут. Покидая помещение, Анисимов подмигивает ей, посылая воздушный поцелуй, от которого она отмахивается и громко смеется. Если бы он встретил Женю вне проекта, никогда бы даже не заговорил с ней, думая о том, что она, скорее всего, разведет его на деньги, даря при этом хороший секс. А теперь, он еще и убежден в том, что Майер может сделать это без угрызений совести. — Максим, вот ты где! Я искала тебя по всей башне, — Софа налетает на него так неожиданно, что он на секунду даже теряет дар речи, озираясь по сторонам в попытках понять, что произошло. — Хватит вести себя как ребенок, подойди и извинись, она плачет уже минут двадцать! Поток слов пролетал мимо ушей Свободы, который всеми силами старался понять: Почему самый добрый человек в башне злиться на него и почему ему кажется, что в этой истории крутится фамилия одной надоедливой Кристины. — Подожди-подожди, давай по порядку? Что я натворил? — брюнетка зло щурится, пытаясь не ударить Свободу со всей силы. — Издеваешься? — тыкая пальцем мужчине в грудь, она кратко доносит до него почему он является мразью, как это получилось и что ему нужно сделать, что бы исправить положение. — Соф, подожди, — перебивая бесконечный поток ругательств, Анисимов наконец понимающе улыбается, — мы разошлись с ней больше часа назад на хорошей ноте, допили чай, и я даже помог ей вымыть кружки, так что ищи другого обидчика своей принцессы. — Я уверена, что это ты. Она ни с кем здесь больше не конфликтует, — не уступает певица, хватая уходящего Максима за локоть. Аккуратно высвободившись из хватки, Свобода вскидывает руки в непонимании и уходит, пожимая на последок плечами, не произнося ни слова. Если Софа решила скандалить с ним, то сейчас не лучший момент. Он не готов к таким стычкам, не готов успокаивать плачущих навзрыд маленьких девочек, но проходя мимо репетиционной и слыша всхлипы, останавливается, прислушиваясь. Там определенно Кристина.

Сломанная Кристина.

Стоя напротив двери, взвешивая «за» и «против», он понимает, что влип, когда отметка переваливала в результат, который не устраивая устраивал его. Кристину нужно чинить. Неважно кто это сейчас сделает, он или Сережа или Олег, который проходя мимо косо смотрел на него. Просто нужно чтобы кто-то зашел и починил.

Не все. Не кто-то.

София не смогла, приходя за помощью к нему, прося, что бы он исправил ситуацию. Но стоит ли тратить на это время, заранее зная, что Кошелева не доверится ему. С чего ей вдруг доверять ему? Открывая дверь, он почти уверен, что выслушает не одно ругательство от нее. Возможно, она даже ударит на эмоциях ни за что. Хотя, конечно, есть за что, но об этом он думать не хотел, слишком не подходящее время для воспоминаний. Девушка сидела на диване, вытирая щеки рукавами большой черной толстовки временами всхлипывая и содрогаясь, будто на нее ведро воды холодной вылили. Замечая напарника, она усерднее стирает мокрые дорожки, стараясь выровнять дыхание, избавиться от надрывных нот в голосе. — Я сейчас не могу репетировать, давай потом, — срывающимся голосом, стараясь закрыть лицо волосами. Максиму не нужны слова, которые произносит Кошелева, он даже не слышит что именно она произнесла. Видит лишь сломанную игрушку-фею с переломанными крыльями, брошенную на диван, которой спасательный круг нужен, чтобы окончательно не утонуть, чтобы выбраться на берег и отдышаться. — Я просто посижу рядом, ладно? Всхлипы становятся лишь сильнее, тело содрогается будто Свобода бьет ее словами, уничтожает, но его не останавливает это. Софа убьет его если он не исправит ситуацию и ей будет абсолютно плевать, что мужчина не имеет к ней никакого отношения.

Анисимов не боится Софии. Он хочет помочь.

Кристина хватается руками за рубашку Максима, как за последний шанс прийти в себя. Морской запах заполняет девичьи легкие полностью, заставляет ее принять факт, что именно Анисимов сейчас находится рядом, именно он тащит ее хрупкое, полумертвое тело на чертов берег, который она нарисовала ему недавно. Он сажает ее к себе на колени, стараясь обнять так, чтобы она чувствовала себя защищенной, спасенной наконец от пучины, в которой захлебывалась, из которой выплыть самостоятельно невозможно. Девушку трясет. Она носом утыкается ему в шею, шепча какие-то слова, на которые Максим не обращал внимания. Пусть говорит если хочет, пусть даже кричит если это нужно, только перестала бы дрожать так сильно — Старайся дышать, малышка, ровнее, глубже, — девочка слушается моментально, старается изо всех сил выполнить просьбу, но снова срывается, сильнее сжимая рубашку. — Тш, пробуем еще разок, да? Гладит ее по спине, совсем не так, как гладил Майер несколько минут назад. Гладит, как котенка, как сестренку младшую. Целует в макушку, перебирая попутно волосы руками, стараясь успокоить всеми возможными способами, а она только жмется сильнее и дрожит. Теперь уже молча дрожит. Ладонями, до по беления костяшек, сжимает мужские плечи, стараясь унять душевную боль, физической.

Свобода терпит.

Он часто бывает в подобных ситуациях. Сжимается комочком на своей съемной квартире в Москве и кричит в никуда, пугая не многочисленных соседей. С возрастом сам научился справляться с таким, но вот Кристина еще слишком юна для нервных срывов, слишком не подготовлена идеалистка к такому. — Максим, не уходи пожалуйста, — шепчет, как в бреду, зарываясь в него с головой, вдыхая море с наслаждением. — Я рядом, — невесомый поцелуй в висок и стискивает ее в руках чуть сильнее. — Я не ненавижу тебя, — поднимает на него заплаканные глаза. Губы дрожат, ресницы мокрые, слипшиеся, совсем не похожа на идеально собранную Кристину, которую он привык видеть каждый день. Он, конечно, не ненавидит ее. Как можно ненавидеть это заплаканное чудо, с огромными ореховыми глазами, смотрящими прямо тебе в сердце.

Он ненавидит себя.