Ухмылка

На телемост с адмиралом Осколка Империи супруги Соло прибыли без опозданий. Заняв свое место в первом ряду, по правую руку от мастера-джедая, Лея и Хан устремили взоры на подергивающуюся мелкой рябью голограмму. Сигнал пробивался с трудом, и техники у консоли в Зале Советов спешно перетыкали проводки и щелкали тумблерами. Лея была уверена, что Хан или Люк могли бы наладить все за одну минуту, но ни тот, ни другой предлагать свою помощь не спешили, откровенно наслаждаясь видом взвинченной Мотмы, шикающей на нерасторопных техников. Им было известно что-то наверняка, думала Лея, что-то, о чем она сама могла только предполагать, могла лишь опасаться. Последние остатки самообладания уходили на то, чтобы не прижиматься к крепкому плечу мужа, не схватить его руку и не увести отсюда, подальше ото всех, подальше от проблем, политики, интриг и предательств. — …лучаем изоб-ражен-ние, мэм. Через целый ворох помех донесся голос с той стороны голопередачи. Несколько раз мигнул прожектор, и, наконец-то, в полный рост отобразились фигуры имперских офицеров. Натаси Даала стояла по центру в окружении своих капитанов и лейтенантов. Она медленно обвела взглядом изображения собравшихся сенаторов Новой Республики, чуть дольше, чем требовалось, задержала взгляд на Лее и Хане, и уперлась взглядом в Мотму. — Мон! Сколько лет, сколько зим! А вы не меняетесь, все такая же… стильная. Соло пришлось закусить внутреннюю сторону щеки, чтобы не засмеяться в голос. Ох, ну до чего же хороша рыжая чертовка! Останься Хан в Имперской Академии, совершенно точно, напросился бы на службу к Даале, с ней, по крайней мере, скучать не приходится. — Натаси! — Мотма нацепила свою самую любезную улыбку и кивком головы указала на перевязанную руку адмирала. — Вижу, что на месте вам не сидится. Надеюсь, ранение не серьезное? — К счастью, нет. Иначе пришлось бы вам, госпожа Канцлер, общаться не со мной, а с войсками Осколка. Не хотелось бы разрушать очередную красивую планету. — Вы правы, очень бы не хотелось. Связь наладили окончательно, голограммы перестали дергаться, звук передавался отлично, будто все собравшиеся находились в одной комнате, а не на разных концах Галактики. Обмен любезностями быстро завершился, и следующий час Хан изо всех сил напрягался, слушая очередную политическую болтовню. В конце концов, стороны договорились о статусах государств, отправили друг другу несколько пактов на согласование, но до мирного договора было еще далеко. Статус Акивы Осколок признавать отказывался, так же как и переход Агамара под флаг Новой Республики. С Кашииком вообще едва ли не вышел спор ("ну прям красной тряпкой как флагом еще помахайте" - шипел Хан) , но Соло показалось, что в словах Даалы был сильно завуалированный намек на то, что по сути, при более выгодном предложении Осколок готов планету сдать. К неудовольствию Мотмы адмирал Даала не стала уходить от ответа, когда ее спросили про Вардос и адмирала Версио. Натаси четко обозначила позицию адмирала и подтвердила, что он все еще находится в подчинении у Совета Моффов. Находившая в Зале Советов Иден Версио прикрыла глаза, когда речь зашла о ее отце, и Даала не упустила возможности передать бывшей имперской оперативнице привет. — Жаль, что вы нас покинули, Иден. Боюсь, Гидеон без вас совсем заскучал. Натаси улыбалась, а глубине глаз при этом плясали черти, и разбавленная обидой угроза. К супругам Соло адмирал Даала тоже обратилась, не забыв упомянуть и плен Хана, и его дерзкий побег. Органа не сдержала ядовитой ухмылки, отвечая колкостью на колкость, а Хан готов был поставить на кон хоть свой «Сокол», он был уверен, что Натаси умудрилась Лею если не похвалить, так уж точно поддержать. Их странная, совершенно не понятная Соло вражда была чем-то более крепким и результативным, чем все доверительные отношения Леи с Сенатом и кабинетом Канцлера Мотмы. Хан находил это даже забавным и катастрофически печальным. Будь две эти женщины на одной стороне, кто знает, быть может, Галактика бы вздохнула спокойно? *** Когда передача оборвалась окончательно, Натаси позволила себе шумно выдохнуть, опустила плечи и растерла пальцами ноющие тупой болью виски. Ранение причиняло неудобства, вопросов к Новой Республике поубавилось чуть, но они хотя бы не разругались громко, что уже было несомненным достижением. — Что у нас дальше? Даала спрашивала лейтенанта Кеннеди скорее из вежливости и совсем чуть-чуть с надеждой не услышать резанувшее ухо слово «трибунал». Гилад Пеллеон был так нескончаемо добр, что решил провести казнь самых преданных сторонников Тройтена Терадока из числа высокопоставленных офицеров на Сартинайниане. Трансляция должна была обойти все подвластные расколовшейся Империи миры и напомнить, что за предательство существует одно-единственное наказание – смерть. Да вот только вся насмешка заключалась в том, что непосредственно своего командира капитаны и генералы не предавали. Родину – да, выполняя безумные приказы слетевшего с катушек старика. Но если так рассуждать, именно Даала и Пеллеон подняли мятеж. Восстание. Господи Боже, какая ирония. Адмирал сухо кивнула своему лейтенанту, и тот учтиво пропустил ее вперед. Натаси шла по уже выученным наизусть коридорам базы, подмечая напряженность охраны и обслуживающего персонала. Ничего удивительного: казнь – зрелище не из приятных, да и кто знает, быть может сегодня на эшафот выведут кого-то из близких людей ее служащих? Привычный ветер ласкал щеки и заставил придерживать полы кителя, пока они пересекали главную площадь. Адмирал отказалась ехать полкилометра на платформе или спидере, решив, что дойдет до помоста ножками. Выстроившиеся ровными рядами и колоннами штурмовики и офицеры приветствовали своего адмирала не без гордости и с толикой страха. Дюжина осужденных уже стояли на помосте, позади них выстроились элитные штурмовики из карательного отряда. Адмирал заняла свое место на трибуне рядом с голограммами моффов и Гилада Пеллеона, Моден остановился позади и она скорее почувствовала, чем увидела, что он едва поборол желание в ободряющем жесте коснуться ее руки. Голопередатчики запищали, оповещая всю площадь о том, что началась запись и трансляция. Гилад прокашлялся и заговорил. Речь Пеллеона была отлично построена, еще лучше отрепетирована, и Натаси даже почти не начало тошнить от пафосных призывов спасать то, что осталось от Империи, уберечь наследие великих Палпатина, Вейдера и Таркина. Гилад говорил об изменах и предательстве, называя преступлением допущение зверств и попытку оправдания военных преступлений. Даала прикладывала все усилия, чтобы сдерживать саркастичную ухмылку, ведь что, как не военное преступление, совершили они, отправив на тот свет Терадока и его моффов? И тем не менее, оправдание у них с Гиладом было, и цель тоже была. Так чем же они лучше? Или все дело в банальном везении, и под дулами бластеров с тем же успехом могли стоять сейчас они? Да, могли бы, сложись на Цасском маяке все иначе. Да, могли бы, пойди Слоун и Ри против них. Осужденные вели себя по-разному. Кто-то стоял, вытянувшись по стойке смирно, с высоко поднятой головой и гордостью в глазах. Кто-то понуро всхлипывал или дрожал так, будто его било током. Несколько офицеров будто откровенно скучали, потерявшие всякий интерес к службе, к Империи и, видимо, к самой жизни. Пеллеон завершил свою речь, призывая народы планет Осколка Империи сплотиться, чтобы впредь не допускать подобного. Усатая физиономия гранд-адмирала повернулась к Натаси, и ей не нужны были все эти проникновенные взгляды, чтобы понять: время пришло. Адмирал спустилась с трибуны, дробно стуча по стальным лесенкам каблуками сапог, не отвлекаясь на шорох стоп позади себя. Она подошла к выстроенным в линию осужденным и спросила их о последнем слове. Никто высказаться громко не пожелал, лишь сквозь зубы послав Даалу, Пеллеона и весь новый Совет в Бездну, но кидаться обвинениями или проклятиями офицеры не стали. Она могла бы просто отдать приказ, отойти на безопасное расстояние, вернувшись на защищенную пуленепробиваемым транспаристилом трибуну, повелеть Модену исполнить экзекуцию, но не стала делать ничего из этого. Процедура предполагала, что каждого из осужденных застрелят, выпустив бластерный заряд к затылок, но Натаси была убеждена, что имперские офицеры засуживают права взглянуть своей смерти в лицо. Даала бы этого хотела, окажись она на их месте. Орудовать одной рукой было не очень удобно, но рядом стоял Кеннеди, готовый помочь и подстраховать в любой момент. Он не удивился и ни о чем не спросил ее шепотом, сразу смекнув, что именно собирается делать его адмирал. Гилад тоже не пытался ее окликнуть, а другие моффы попросту не решались раскрыть рты, видя, что Пеллеон мрачно молчит. Даала поняла, что он одобряет ее решение, иначе быть и не могло. Госпожа адмирал проверила заряд бластера, сняла оружие с предохранителя и вышла перед первым из осужденных. Она подняла руку, направляя дуло в грудь офицеру, с которым была знакома без малого двадцать лет. — Увидимся в аду, Натаси, — прошептал ей капитан адмиральского крейсера, служивший при Тройтене Терадоке большую часть своей карьеры. — Я пригрею для тебя местечко. — Не утруждайся, дорогой мой. Уверена, Уилхафф давно уже обустроил для меня там королевские апартаменты. — Мерзкая бл… Договорить он не успел. Даала нажала на курок, и с хорошо знакомым свистом заряд прожег дыру в груди осужденного. На каждые несколько шагов приходился новый выстрел. Кто-то тихо ее материл, кто-то закрывал глаза, а двое офицеров, не выдержав стресса, обмочились, падая в обморок. На формах уже убитых также темнели пятна от мочи и крови, а ноздри адмирала раздирало от так хорошо знакомого запаха убийства. В этом не было ничего красивого, ничего романтичного или героического. Поздно вечером, справившись с десятком отчетов и рапортов, Натаси приложила руку к сканеру, активируя биоключ своей комнаты, мимоходом нажала на панель закрытия замков и практически бегом устремилась в душевую. Хотелось смыть не только соль и усталость с тела, а осадок всего этого бесконечно долгого дня. Колкости Мон Мотмы и горящие взгляды любопытных сенаторов Новой Республики, от которых чуть кожа не покрывалась сыпью, аромат паленой плоти, дыма и крови. Хотелось смыть с себя все проблемы, все печали, все сожаление и вину за десяток принятых решений. Ее вера в правильный путь и лучшее будущее осталась тверда, но это мало помогало сдерживать глупые слезы. Какая банальность – плачущая в душевой кабинке женщина, что искренне боится явить миру хотя бы намек на слабость. «Мы всего лишь люди, Натаси. Никогда не забывай об этом», – был бы Уилхафф здесь, было проще, чуточку, но проще. Она услышала, как щелкнули замки и загудели кондиционеры в спальне. Неужели она на столько выбита из колеи, что промахнулась и не нажала на панели нужные кнопки? Кто к ней заявился? Зачем? С оружием? Слезы мгновенно прекратились, Натаси юркнула из кабины, неслышно ступая по влажному от испарины полу ванной комнаты. Бластер остался в комнатах рядом с одеждой, запасной прятался у кровати, и она не нашла ничего лучше, чем схватить маникюрные ножницы. Даалу тренировали лучшие из людей Таркина, и она вполне была способна расковырять глазницы противника и искромсать его артерии любым острым предметом. Но сражаться с кем бы то ни было Натаси не пришлось. Выглянув из открытой настежь двери ванной комнаты, она увидела стоящего у окна Модена Кеннеди. Его статную фигуру подсвечивали неоновые блики, пробивающиеся через толстые стекла, ласкали бирюзовыми и сиреневыми переливами изгиб его могучей шеи, отражались от нашивок на идеально сидящей форме. В бледных пальцах лейтенант зажимал тлеющую красным огоньком сигарету, и Даале стало понятно, почему так яростно заработала вытяжка. Моден обернулся, зацепляясь взглядом за ее наготу, задержался, рассматривая все еще крепкую грудь и аккуратные бедра, затянулся покрепче и потушил окурок о землю в одном-единственном цветочном горшке с непонятным растением, что украшало спальню адмирала. Кеннеди медленно выдохнул облачко сизого дыма, пока неторопливо приближался к Натаси, на ходу расстегивая пуговицы кителя, сбрасывая его куда-то в кресло и принимаясь за пуговицы рубашки. Цок-цок-цок, в нарушаемой только гулом кондиционера тишине стук каблуков его черных сапог показался Даале оглушительно громким. Кровь ухала у нее в ушах, а низ живота скрутило от предвкушения чего-то совершенно, казалось бы, очевидного. Будто она только этого и ждала, будто сама позвала, хотя на деле все было ровно наоборот. Моден перехватил руку Даалы, все еще сжимающую ножницы, аккуратно разжал ее кулак и покачал головой, увидев тонкую полоску пореза на ладони. Медленно, не отрывая от нее горящего вопросом взгляда, поднес ладошку к своим губам и кончиком языка провел вдоль линии пореза, собирая соленую влагу, а затем принялся покрывать легкими поцелуями тонкие пальчики госпожи адмирала. Натаси засмотрелась сначала на выступившие алые капельки крови, а затем на губы Модена. Она подняла взгляд на мужчину, которому днем ранее дала понять, что не намерена. Но это было вчера, а сейчас… Изголодавшиеся по удовольствию тела, они неуклюже упали на огромную кровать. Страх провала и неминуемой смерти наконец-то накрыл обоих с головой, заставляя пересмотреть все доводы и осознанно поддаться порыву, желанию близости. В Бездну благоразумие! Будь что будет! Моден был молод, но чертовски хорош собой. Крепкие мышцы соблазнительно перекатывались под бледной кожей, пока он спешно избавлялся от одежды. Задорные веснушки рассыпались по его плечам, и это отчего-то показалось Натаси до одури милым. Сильные руки сжимали ее бедра, гладили живот и удерживали на месте, пока он ублажал ее языком, бесстыдно и страстно так, как она на самом деле любила, так, как безмолвно его просила. Белые простыни сбивались и сминались под ее ладонями, сгребающими ткань в зажимающийся от удовольствия кулак, когда ей хотелось кричать от наслаждения, но она лишь выгибалась, заходясь немым криком. Натаси во всем любила чувствовать себя хозяйкой положения, ощущать свою власть, и Моден с готовностью отдался на волю ее безмолвных указаний, перекатился на спину, позволяя Даале быть сверху и задавать их движениям ритм. Он любовался ею, тем, как плавно она двигается, как мягко играют тени на ее все еще красивом теле. Кто сказал, что любовь физическая только для юных? Натаси была любовницей очень искусной, знала толк в удовольствиях и цену каждому сладостному стону, сорвавшемуся с губ, его или ее – не так уж и важно. Влажные шлепки кожи о кожу добавляли какого-то почти шкодливого веселья, заставляли обоих улыбаться и даже почти хихикать, почти кокетничать. Даала наклонилась, прильнула к телу любовника и больно, едва ли не до крови, прикусила его за плечо. Моден едва не пересек грань от прострелившего позвоночник наэлектризованного удовольствия. Движения становились все более хаотичными, размашистыми, и оба понимали, что дольше попросту не продержаться. Они не давали друг другу никаких обещаний, понимая, что все это совершенно не то, ради чего такие, как Хан Соло, рискуют своей жизнью. И тем не менее, этот момент чистейшей эйфории и полного доверия был искренним и чистым, как и улыбки двух заснувших в одной постели имперцев. *** По окончанию сеанса связи генерал Соло не был до конца уверен, стала ли ситуация лучше или хуже. Поспешных выводов в кои-то веки делать не хотелось, но и просто так развернуться и уйти он не мог. Шепнув Лее несколько ласковых слов, Хан остался в Зале Советов, уверенный, что Люк проследит за сестрой, доставит ее в целости и сохранности домой, пока Соло перекинется парочкой фраз с госпожой Канцлером. Мон потрудилась перенести разговор в свой личный офис, чем изрядно развеселила Хана. Адмирал Акбар, генерал Крикс Мейдин, генерал Бренн Тантор, сенатор Кэл Омас, сенатор Кастерфо и еще дюжина приближенных Мотмы пожелали заслушать рапорт генерала Соло о его длительном вояже во Внешнем Кольце. Хан прекрасно понимал, что это допрос. Осознавал, что его голова не отсечена лишь из-за вмешательства Леи и Люка. Сенату Мотмы было бы удобно заткнуть своевольного Соло, запереть его или даже казнить за измену Родине, дай он им хотя бы малейший повод. Лея часто рассуждала о том, что главное для Новой Республики не наступать на старые грабли, и, похоже, именно этим занимался возрожденный Сенат. Осколок Империи уже окропил жертвенный алтарь кровью своих же моффов, что же будут делать сенаторы на Чандриле? А что насчет неоконченной войны? В каком статусе останется Кашиик? Как до конца понять, какие планеты остались верны Империи, а какие – нет? Десять лет Хан жил, покоряя космос, выполняя поручения гангстерских кланов, ввязываясь в сотни всевозможных авантюр – прибыльных или провальных, не важно, – но он всегда очень четко понимал границы дозволенного, границы своих полномочий и возможностей и видел конечную цель. Доходил до одного финиша, переворачивал очередную страницу своей жизни и шел дальше, к новым целям, в новый день. А что сейчас? Он словно увяз по колено в болоте, и не знает, кому верить, а кому нет. Барахтаться и бороться или замереть и просто подождать, посмотреть, что будет дальше? — …ни разу? Даже учитывая ваше прошлое в Имперской Академии? Согласно вашему досье, генерал, вы были подающим надежды кадетом. Солнце уже перескочило зенит, хотелось есть, прилечь и отдохнуть. Раны ныли, голова раскалывалась на части, а терпение висело на волоске. Мон в вежливом удивлении вскинула брови, спрашивая Хана о предложениях Даалы присоединиться к силам Империи. — Ни разу, госпожа Канцлер. Адмирал даже не пыталась предложить мне подобное. Империя не жалует перебежчиков, а я в их глазах настоящий предатель, хоть и талантливее всех их пилотов вместе взятых. — Хан позволил себе вальяжно задуматься и взъерошить шевелюру пятерней. — Хотя нет, у них есть Сиена Ри. Она молодец. Мотма повернула голову в сторону Бренна Тантора, и тот, подавшись вперед на узком офисном стуле, проговорил: — Соло прав, Даала бы никогда не предложила подобное тому, кто однажды покинул ряды армии Империи. Но Соло послужить-то толком и не успел, так что называть его предателем Империи сложно. Если бы адмирал поймала настоящего перебезчика, его голова слетела бы с плеч раньше, чем он успел бы понять, что именно его убило. У Хана Соло чертовское везение! Хан изрядно напрягся, видя, как что-то темное полыхнуло в глазах Тантора. Одно дело – неприязнь, и совсем другое – явная недоброжелательность. Кореллианцу вдруг подумалось, уж не пытался ли красавчик Бренн ухаживать за Леей, пока кореллианца носило туда-сюда по Галактике? И почему Бренн выглядит не просто недовольным, а будто оскорблённым? — Однако… — генерал Тантор вперил взгляд в генерала Соло. — Это все-таки странно, что адмирал не пристрелила нашего генерала, как только его личность была подтверждена. Почему Даала пощадила вас, Соло? Этот вопрос в той или иной форме Хану задавали уже пятый раз за этот день, но никто еще не сформулировал его настолько в лоб. Мон, похоже, забыла, как дышать, да и все остальные напряжённо застыли. — Потому что ей это было не выгодно, — ответил Хан, говоря медленно, спокойно, пытаясь все-таки донести до собравшихся свою мысль. — Она пришла ко мне в камеру, вела пространные беседы, не получила тех ответов, которых ждала, но явным образом дала мне понять, что я ее разменная монета. Совет Тройтена Терадока жаждал моей публичной казни, они даже послали вам смонтированное головидео, чтобы припугнуть и спровоцировать, но у мадам адмирала были совершенно иные планы. Я уже подробно описал вам, господа, как сбежал, и повторю еще раз: не отвлекись Даала и ее гарнизон на переворот и передел власти внутри Осколка, она бы послала меня сюда в цепях в обмен на боевые форпосты или какие-то другие блага. Все это начинало походить на плохо завуалированную попытку уличить его в предательстве, и Хан действительно устал. При себе у него оружия не было, но дай они ему повод – и Соло голыми руками отправил бы на тот свет каждого из присутствующих. Раньше за его спиной были Лея, Люк и Чуи, а теперь появился кто-то настолько важный, что ради него Хан готов на любое безумство, любое чертово безумство. И вдруг Соло понял – Мотма знает о беременности Леи. Он и сам не мог бы себе объяснить, как догадался, но что-то неуловимое в том, как слегка поменялось выражение ее лица, подсказало кореллианцу – Мон знает и прямо сейчас окончательно решает: поддержит она свою протеже или нет. На самом деле, весь вопрос был в том, как сильно нужны Новой Республике Хан Соло и Лея Органа да и Люк Скайуокер заодно. — В таком случае: какое же это счастье, что вы сумели улизнуть из-под носа госпожи адмирала, генерал Соло. — Мотма улыбнулась чуть более искренне и послала предостерегающий взгляд помрачневшему Бренну Тантору. — Добро пожаловать домой, Хан, в Новую Республику. Пока что выходило, что да – нужны, сильно. Допрос был окончен, и Мотма дала позволение расходиться. Соло не торопился, давая Канцлеру понять, что ему есть, что сказать ей с глазу на глаз. Последним офис Мон покидал генерал Тантор, не упустивший шанса, проходя мимо Соло, толкнуть того плечом. Еще пару месяцев назад Хан бы не стерпел, а сейчас это его лишь позабавило. Пусть Бренн бесится, сколько угодно, сердца Леи ему не видать никогда. — Я думала, что вы передали мне все приветы от Натаси, — произнесла Мотма, усаживаясь в кресле поудобнее. — Есть что-то личное? — Личное? О да! — Соло занял стул напротив и не улыбаясь проговорил: — На Агамаре меня поджидала ловушка. База, на которую я прибыл, казалась Агамарской. Ну, знаете, флаги и форма солдат… но вот презабавная штука, если порыться в архивах, хорошо так порыться, то можно узнать о смене статуса этой базы. И узнать это тяжело, ведь половина записей стерта, часть повреждена, а еще часть защищена грифом секретности самой планеты, нейтральной пока еще. Мон не слышала ничего вокруг, кроме голоса Хана. Ей пришлось сцепить вместе ладони, переплетая пальцы, чтобы хоть как-то унять легкую дрожь. — Меня ждали, госпожа Канцлер. Меня допрашивали. Собирались под покровом ночи перевезти в космопорт. И никто бы не узнал, рядом с каким астероидом кружится в бесконечности мое окоченевшее тело. — Адмирал Даала, должно быть, не хоте… — Я нужен был ей живым. Это факт. Но давайте подумаем, кто бы хотел моей, скажем так, отставки? — Хан заломил бровь, подмечая, как побледнела его собеседница. — Кто так хорошо знает Лею, чтобы понимать, как велика будет ее ярость? Кто смог бы направить разрушительную Силу Леи Органы в нужное русло? Кто имел достаточно власти и ресурсов, чтобы выставить все так, будто Бренн Тантор спит и видит меня в гробу? — Аккуратнее в выражениях, генерал Соло! — Мотма подалась вперед, расцепляя ладони и хватаясь за подлокотники своего кресла. — Если вы желаете обвинить генерала Респ… — Я не обвиняю беднягу Бренна. Я, вообще-то, ему сочувствую. Он бежал от прогнившей и алчной Империи, надеясь построить новый мир, а очутился посреди шахматного поля, где он – очередная пешка. За панорамными окнами офиса Канцлера проносились спидеры и гравициклы, переливалась всеми цветами радуги неоновая реклама, а люди на улицах радостно обменивались хорошими новостями: победы Республиканских войск на дальних рубежах, возвращение генерала Соло и успех мастера Скайуокера, освобождение Акивы и спасение героя Веджа Антиллеса. Хороших новостей и правда было немало. Мон шумно выдохнула и отвела глаза. Она сидела неподвижно, наблюдая, как на огромном экране появляются попеременно лица всего командования Альянса. Всего две недели назад она сама лично одобряла эти рекламные постеры. Верила ли она в них? Да – искренне, порой безрассудно, до крайности. — Это были вы. Хан не кричал, не обвинял, не грозил – он просто констатировал факт. В его голосе Мотма не услышала упрека или обиды, или даже ярости, только лишь усталость и разочарование. — Я не могу этого доказать. И не буду пытаться. Соло поднялся на ноги, давая понять, что разговор окончен. Когда он был уже у самой двери, Мон произнесла: — Ты ее погубишь, Хан Соло. А она и ваш наследник погубят Галактику. Все, ради чего мы страдали и проливали кровь, сгинет. Хан медленно обернулся, не веря своим ушам. Как, когда они упустили такую лютую, обжигающую ненависть совсем рядом? Как они могли не разглядеть эту обиду, эту горечь? — Из-за эгоизма Падме пала Республика, а Вейдер потом топил народы в крови два десятка лет. — Мотма нервно дернула подбородком и смахнула непрошеную влагу в уголках глаз. — Лея похожа на них, пусть сама и не признает, но она настолько папина дочка, что, да, Соло, мне становится жутко! Я люблю эту девочку, я видела, как она росла, я обучала ее и помогала, когда она только пришла в Альянс, я… Мон осеклась, яростно смаргивая злые слезы, которые так и не желали отступать, растирая влагу по щекам дрожащими ладонями. Какие бы решения ни принимала эта женщина, Хан понимал, что дались они ей нелегко. Он видел внутренние метания и сомнения Мотмы, откровенно не знавшей, как лучше поступить ради общего блага. Но ярче всего сиял банальный страх – перед Силой, перед неугомонными Скайуокерами. — Мне жаль, что на Хоте погиб ваш сын, Мон. Мне жаль, что вы боитесь упустить Республику, как уже сделал это однажды Сенат во времена вашей юности. И мне жаль, что в самых надежных союзниках вам померещился призрак врага. Слезы Мотмы были искренними, как и ее раскаяние, а Хан не стал брать с женщины никаких обещаний, он и так знал – больше она его семью не тронет, не посмеет.