♬ Hans Zimmer — End Credits
1578
Разъярённые волны бились о борт «Ланселота». В капитанской каюте было не страшно, но тревожно: каждый раз, когда галеас опасно заносило в сторону или особенно злая волна подбрасывала корабль, Библия падала со стола. Сам столик, как и неуютное, но прочное кресло, кровать и небольшой дряхлый шкафчик, был прикручен к полу, книгу же приходилось ловить. На третий раз Дикон не выдержал и прижал её к себе, забравшись с ногами на постель. Вообще-то отец не любил роскоши и нередко спал там же, где простые матросы, лёжа на неудобной койке, но последнее время давали о себе знать боевые раны — капитан Окделл никогда не жаловался вслух, только всё чаще ночевал здесь, в украшенной трофеями каюте. «Ланселот» вышел из Плимута и держал курс на Хихон, прибрежный портовый город на севере Испании. Приходилось всё время держать в голове, что не все испанцы — злые католики. Дикон провёл пальцем по корешку драгоценной книги и мысленно повторил: они плывут на помощь испанским протестантам по велению королевы. Оттуда они отправятся в Овьедо — нужно быть очень осторожными, ведь страны почти враждуют… Страны, но не смельчаки, восставшие против беспощадной и закоснелой Католической церкви! Что именно значит «закоснелая», мальчик не был уверен до конца, но так говорили все, кого он знал. Тряхнуло снова, Дикон изо всех сил вцепился в Библию и чуть не ударился затылком сам. Отец велел оставаться здесь; шторм — дело привычное, Дик почти гордился тем, что часто ходил в море с капитаном и уже знает, что бояться воды и ветра вовсе не стоит. Ему всего десять, но сколько уже изучено! А сколько всего предстоит узнать! Когда никто не видел, он забирался в один из отцовских шкафов и часами рассматривал карты — морей и океанов, знакомых стран и далёких диковинных островов… Часто взгляд мальчика задерживался на полуострове, ныне владевшем целым миром от рассвета до заката. Конечно, Англия сильнее всех в мире и обязательно победит, но Дику было до мурашек интересно, как живут эти испанцы… Ведь всё, что он знал наверняка — они католики до кончиков пальцев, у них много чужого золота и слабые суда. Немного жалко их, но выживает сильнейший! Такова воля Господа, Её Величества и славного английского флота, как часто повторял отец Август. — Все наверх!.. Послышалось? Хоть бы послышалось, ведь если у них сейчас сломается мачта или случится пробоина, будет совсем худо… Дикон чуть было не сорвался и не побежал наружу, но вовремя вспомнил отцовский приказ — приказ капитана. Ничего не поделаешь… Чтобы не отвлекаться, он раскрыл книгу, первую и заученную наизусть. В начале сотворил Бог небо и землю… — Все наверх! Не послышалось! Он отложил Библию, потом передумал и спрятал за пазуху. Книга не очень большая, зато потрёпанная изрядно, с разбухшими и местами выцветшими страницами. Не спрячешь, так хоть схоронишь. Подвязавшись потуже пояском, чтобы не выронить ценный груз, Дикон поборол искушение надеть отцовскую шляпу и выбежал на палубу. Он сразу получил в нос солёной воды, фыркнул, тряхнул головой и схватился за мокрый шершавый трос. Отцу не понравится, хотя нет, он поймёт, должен понять — Ричард Окделл не может оставаться в стороне, когда всех зовут наверх! Ничего не сломалось, насколько он рассмотрел, несколько человек были у руля, другие — застыли на верхней палубе, напряжённо глядя то вверх, то вперёд. Трубу передавали по кругу. Бегали матросы, поддерживая корабль в состоянии бороться со стихией. Пару раз его чуть не сбили с ног… Волны были не такими огромными, как казалось в каюте. Да, «Ланселот» бросало из стороны в сторону и заливало с обоих бортов, но бывало и страшнее! Небо, то пугало больше: тёмно-серое, почти чёрное, цвета грязи, туч и зла, оно нависало над бескрайним океаном и казалось таким же безграничным, всемогущим, всеведущим. Кто-то говорил Дикону, что непогода на море — танец неба и воды. Не самый жуткий танец в этой жизни, чего же все испугались? Дикон задрал голову, держась обеими руками всё за тот же трос — он был скользким, но мальчика это никогда не пугало. Один из лучших офицеров «Ланселота» и его друг Джейми сжимал в руке подзорную трубу. Он как будто увидел морское чудовище и пытался понять, взаправду ли. В следующий миг Дикон опять получил в лицо морской воды и невольно закашлялся. — Ты почему убежал? — отец подошёл незаметно, или это он сам слишком увлёкся, проверяя, в порядке ли книга под рубахой. Кажется, капитан не злится… — Не прогоняй меня, я помогу драться с чудовищем! У меня есть шпага, — не подумав, выпалил Дикон. Вообще-то следовало называть Эгмонта капитаном и вести себя сдержанней, но он не мог совладать с предвкушением чего-то сказочного. Не успел мальчик смутиться, как отец ласково потрепал его по плечу: — Не будет никаких чудовищ… Ты же знаешь, в этих морях мы сильнее всех. — Тогда в чём дело? — не понял Дикон. Отец не ответил, только нахмурился. Он часто делал такое лицо, когда требовалось что-то решать. — Там галера, Дикон. Чья — непонятно. Только таких уже не строят лет десять как. — Чепуха какая-то, — заметил другой знакомый офицер, подходя к ним и качая головой. — И не обойдёшь — какой курс держать, сейчас решает море. — С морем спорить мы не можем и не будем, — пробормотал отец, он явно думал о другом. — Но если там люди… Не нуждаются ли они в помощи? — Если они в чём и нуждаются, так это в хорошей взбучке или верёвке! — неожиданно заорали из-за плеча. Раздался короткий свист, блеснули выхваченные шпаги, кто-то кинулся проверять порох — не отсырел ли. — Идут прямо на нас, капитан! — Не стрелять! — когда капитан повышал голос, все умолкали, но сегодня повышало голос только море. — Убрать оружие! Не провоцируйте на атаку… Сами подумайте, какой безумец полезет на абордаж в такой шторм и с такого корабля? Они просто разобьются. Дикон засомневался, но ничего не сказал. Не такой уж это шторм! Вот когда они ходили два года назад, там было страшно! Раз никто не побоялся взбираться так высоко и рассматривать воду… Ветер стих, ему не показалось. Пожалуй, драться и вправду будет сложно, но… Чем сложнее битва, тем приятнее её выиграть. Дикона учили драться на суше, у него даже была своя шпага, пусть и не такая длинная, как у взрослых. Он справится, а что с остальными не так?! Другое дело, что кораблю может понадобиться помощь, а не драка. Мальчику стало жаль незнакомое судно. С его места не видать ни людей, ни флагов, ветер и волны мешали разглядеть хоть какие-то черты. Отец был прав, не разберёшь… — Эта — последняя, — доверительно шепнул кто-то из взрослых, указывая на неспокойную воду за бортом. Грозная волна не была похожа на «последнюю», но опытным морякам лучше знать, пройдёт время — Дикон научится и этому. Так и знал! Небо впереди, показавшееся за упавшим гребнем, неожиданно просветлело, избавляясь от пугающей черноты — она словно стекала в море, растворяясь, сливаясь в единое целое с разъярившейся пеной. За спиной, на северо-западе, было ещё темно… Темно и мокро, бьёт дрожь, привкус соли на губах; это не слёзы, а океан. Нужно было вытереть палубу насухо, чтобы никто не поскользнулся в случае боя. Дождь как раз немного перестал… Как будто ненадолго, но погода на воде переменчива и хитра. Дикон вместе с парой младших матросов бросился за тряпками, но по дороге едва не выронил книгу. А мимо проходил Джеймс с подзорной трубой, которая тоже случайно выпала… Спешил доложить о чём-то капитану и не заметил? Мальчик поднял её первым, для начала, конечно, подвязав покрепче Библию. Искушение было велико, и он побежал обратно, стараясь не упасть и не сильно поддаваться утихающей качке. Едва не сверзившись в воду, Дикон в последний момент упёрся коленями в мокрую древесину, просунул одну ногу в щель между бортом и сложенным канатом — маленький трюк, который он запомнил ещё в детстве, чтобы держаться на ногах. Уткнулся локтями в край борта, прижался животом и книгой к доскам и уставился в подзорную трубу. С первого раза найти корабль не получилось — взгляд упал на тёмную воду, на резвящуюся пену, на разводы тёмно-зелёных и лиловых водорослей, поднятых бурей со дна. Потом — на сизые облака, едва подсвеченные скрывшимся светилом. С третьей попытки он навёл трубу, как надо, и оторопел. Паруса уже подняли, и они оказались абсолютно чёрными. Как и единственный флаг. — Господи, — вырвалось у него со смесью ужаса и восторга. Пираты! Настоящие пираты! Кто ещё будет скрываться за безликим флагом? Победило негодование: если они не служат Её Величеству, значит, точно пойдут против их корабля. «Ланселот» — всего лишь торговое судно, везущее купцов в Хихон… Никто не знает, никто не должен знать, что их цель затрагивает что-то, что важнее любых денег — спасение и веру. Отец уже видел это?! Повертев головой, Дикон не нашёл рядом капитана. Он помедлил ещё немного и снова прильнул к окуляру. По сравнению с «Ланселотом» судно казалось узким, хрупким и каким-то беззащитным. Теперь он видел людей, совсем немногих. Вверх… влево… ещё немного вверх… Отблески клинков, заткнутые за пояс пистолеты. Они готовятся к бою. Вспыхнула синяя молния, и он едва не выронил трубу из рук. Только спотыкаясь о канат и мчась к отцу, Дикон понял, что случайно столкнулся с чьим-то взглядом. По спине пробежали мурашки. — Я вижу, — опередил его отец и забрал трубу. Он уже был в капитанской шляпе и при оружии, только взгляд стал ещё тяжелее. — Возвращайся в каюту, Дикон. Тебе здесь не… — Неожиданно голос стал теплее: — Впрочем, я позову, если понадобится твоя помощь. Ты же храбрый моряк, верно? Окрылённый его словами, Дикон вернулся в каюту ненадолго: книгу он не бросил, зато всё-таки стащил одну из отцовских шляп, опоясался своей маленькой шпагой и глянул в трюмо. Не время красоваться, совсем не время, но как же хочется! Почти как взрослый… Конечно, усов и бороды пока нет и ещё долго не будет, но главное в моряке — это взгляд! Ветер стал тише, хотя непогода и не думала уступать. Прилипнув к окошку, мальчик увидел, как пиратский корабль несётся прямо на них. Столкновение было неизбежно, и… Боже! Безумцы хотят этим воспользоваться! Раздался грохот, тряхнуло, как в разгар бури — на палубу «Ланселота» опустился крюк с привязанным к нему канатом, и по этому канату уже кто-то пробирался, в чёрной косынке и с кинжалом в зубах. Другие готовились прыгать прямо на борт, когда корабли окажутся совсем близко. Наверняка они нанесут друг другу повреждения, если ещё не нанесли, ведь под водой… Они не могли не знать, что в честном бою проиграют английскому галеасу. Но вражеская галера в самом деле разбилась о высокий борт их корабля. Хруст вёсел, гул от удара, затихающий вой ветра и лезущие на борт враги… Неужели они настолько уверены в победе? Почему он ещё здесь?! На них же напали! Дикон бросился к двери и понял, что её придавили чем-то снаружи. Послышался громкий голос отца: — …никого нет. Кто вы и что вам нужно? Мы всего лишь купцы. Я могу предъявить письменное соглашение на торговлю от… — Это лишнее, — равнодушно сказал кто-то, странно выговаривавший слова. Жёсткий голос, рубленые фразы. — Мы знаем, кто вы. Вы поворачиваете или умираете. — Вы ошибаетесь. Мы идём с миром и только с миром… Отец хотел мира не ради себя или своего сына — ради миссии, за которую они отвечали жизнью и честью. Что до пиратов… явно не свои, напавшие по ошибке. Кто ещё? Пираты ли они? Конечно, здесь не могло быть ни Фрэнсиса Дрейка с его «Пеликаном», ни легендарного Клауса Штёртебекера, жив он или бродит призраком по северным морям. Английские суда — самые сильные во всём мире, тогда почему так засосало под ложечкой? — Не вам говорить о мире, — то же непривычное произношение, та же жёсткость, только теперь с усмешкой: Дикон её почти слышал. Это что, пиратский капитан? Наверное, раз он говорит с отцом… — Вы грабите испанские суда, и ваша корона получает золото. Испанское золото. А вам не место на нашей земле и в нашей церкви… Только в море, и желательно — на дне. Испанцы! Так россказни из порта были правдой… Откуда они всё знают? На корабле предатель? Нет, не может быть… Значит, донесли ещё на суше? Ну конечно — католические шпионы! Испанский король собирал народ из самых разных стран, чтобы поддерживать свою веру. Точно так же, как они отправляли людей за рубеж… — Вы правы, притворяться дальше не имеет смысла, — прямо и благородно сказал отец. Дикон представил, как он обнажает шпагу, и мелко задрожал. — Именем Господа, мы примем этот бой. Могу я узнать ваше имя? — Зачем? Вы умрёте. И тишина. Не выдержав этой паузы, мальчик выкрикнул что-то невнятное и ударил плечом в дверь. Ещё раз, ещё и ещё. Он должен выбраться отсюда, он должен помочь! Отец хотел защитить его, но зачем защищать воина?! Он поможет, иначе и быть не могло, он… Снаружи кричали, свистели, дрались. Звенели шпаги, грохали бочонки, зло плескалась вода. Наконец Дикон смог выскочить на палубу, только всё уже было кончено — судно захватили пираты, он не узнавал никого из своих и не представлял, какая участь постигла гребцов. Чьё-то тело отправилось за борт… Джейми! Если бы он не знал из чужого разговора, что это испанцы, не догадался бы; не увидишь лиц — не поймёшь, что чужие. Простые рубахи, мокрые и прилипшие к телу, косынки, чтобы не мешали волосы, и очень много оружия. Если на «Ланселоте» у каждого была своя боевая шпага, то пронёсшийся мимо Дикона пират размахивал сразу двумя, а за поясом у него торчали три разных по размеру и огранке кинжала. Так выглядели разбойники, а не солдаты империи! Вражеский корабль разбился, налетев на «Ланселот», но это сыграло на руку пиратам — им не пришлось пользоваться большим количеством крючьев и промокших канатов, они просто запрыгнули, если не взлетели, на чужое судно, им помогало само море. Проклятье, надо было стрелять, но они казались такими беспомощными посреди бури… Очнувшись от оцепенения и запретив себе плакать, Дикон придержал шпагу и перепрыгнул через чьи-то ноги, стараясь не глядеть вниз, а потом бросился, поскальзываясь и спотыкаясь, к центральной части палубы. На мачтах хозяйничали уже не свои… Ни одного знакомого лица… Теперь он видел ясно: захватчики были ниже и смуглее, и прежде Дик никогда не видел таких глаз, таких носов. Они даже бороды носили по-другому. Темно, холодно, сыро и солёно, а ещё его никто не замечает — этим можно воспользоваться! Все моряки, на которых равнялся Дикон, поступили бы именно так… Конечно, ведь на корабле не должно быть детей, значит, они не увидят ребёнка, пока не наступят на него. Только никто не наступит, и Ричард не ребёнок, а матрос и будущий офицер. И он будет защищать своё судно до последней капли крови, как это сделали все остальные, как это сделал отец. Но он был жив! Дикон замер у фок-мачты. Капитан Эгмонт всё ещё жив и на ногах! Отсюда хорошо видно, как он отбрасывает врагов, несмотря на хромоту и скорбь — почти все уже были мертвы… Дикон знал, что кричать нельзя, он только отвлечёт отца; стой тихо и смотри, а лучше — сражайся. Кто-то всё же пал от капитанской руки. Кто-то отскочил в сторону, как будто струсил. Отца это не покоробило, и мальчик неожиданно понял — они не дерутся всерьёз, ведь капитан должен сражаться с капитаном. …этот испанец на первый взгляд ничем не отличался от других, разве что был не таким загорелым. Издалека они все выглядели одинаково — просторные чёрные рубахи, кинжалы за поясом, холщовые штаны, косынки, стягивающие волосы, и не меньше двух клинков в руках. Но тот, кто пришёл за отцом, как будто вёл за собой грозу или само море — кто-то отошёл, кто-то притих, ветер словно переменился, хотя это Дикон мог и выдумать. Они с отцом оценивающе оглядели друг друга. Отец был мрачен и силой воли держал себя в руках, пират безмятежно улыбался, но ничего хорошего это не сулило. — Вы здесь главный из лжецов? — испанец небрежно махнул рукой, указывая на весь корабль. — Проповедник в шкуре негоцианта — трогательно и весьма по-английски. — Капитан «Ланселота» не обманщик, — спокойно сказал отец, но мальчик чувствовал, как он зол на самом деле. — Разве? Говорят, что у англичан понятия правды и лжи весьма размыты, — насмешливо протянул вражеский капитан, поигрывая шпагой. Клинок был шире, гораздо шире, чем привык видеть Дикон. — Но чтобы настолько… Боюсь, море на вас подействовало дурно. Или вы забыли, кто вы есть? Так я напомню. — Говорите за себя! Я видел ваш флаг, пока вы не сменили его прямо в море… И с каких это пор Испания… С каких пор? Эгмонт слышал, не мог не слышать портовые сплетни о Вороне, выступившем против Дракона. То, что они говорили, не могло быть правдой, но когда-то не верили, что за океаном может быть новая земля. — Думаете, мы будем терпеть постоянные грабежи от благородных рыцарей с севера? — этот человек всё ещё улыбался, но теперь одними губами, глядя на отца и только на отца. Это у капитана «Ланселота» болит нога или он оступился под чужим взглядом? — Нет уж, господа. К тому же, вы затеяли двойной обман и вмешательство в дела церкви… Чужих шпионов вешаете, а сами не лучше. — …вы взываете к милосердию? — не поверил отец. Дикон не понял, почему он так сказал, но часть разговора унёс ветер; сделать шаг вперёд, чтобы лучше слышать, он не решался. — Какой ужас, — пират поморщился и перебросил клинок в левую руку. — Не оскорбляйте меня. Всё равно не получится… Отец молча выставил вперёд шпагу. Он принял вызов. Дикон одновременно хотел и не хотел вмешаться, но он занял очень удобную позицию под мачтой — сзади не видно, зато он ближе всех к капитану и сможет, если что, ему помочь! Он не хотел думать о том, что корабль уже проигран, ведь почти никого не осталось, только Нед… Щуплый парнишка из бедной семьи, ненамного старше самого Дикона… Зачем он сюда бежит? Неужели увидел его? — Капитан! Бой обещал быть неравным, хотя выглядел поначалу странно — отец чрезмерно осторожничал, то ли вынашивая план, то ли из-за ноги, пирату было откровенно скучно, он почти не двигался, шевеля только кистью — и этого хватало, чтобы отводить редкие прощупывающие выпады соперника. Неда как будто никто не заметил. — Капитан, я один остался, я помогу вам, — запыхавшись, заверил отца матрос. Дикону хотелось выскочить и закричать, но места на корме почти не осталось — с тремя-то бойцами. Зачем выскочил Нед, неужели он не понимает, что может помешать своему капитану?! — Одна голова — хорошо… Что сейчас произошло?! Пока он глазел на своих, испанец каким-то издевательски грациозным движением поднырнул под шпагу Эгмонта и оказался за спиной Неда. — Но некоторым и она не помогает, — заметил он то ли с издёвкой, то ли с досадой, нанеся удар. Дикон не закричал только потому, что враз окоченел и не мог раскрыть рта. И этого друга больше нет… Тело Неда сбросили за борт, так же поступали и с остальными. Со всеми, кого он знал! Сражение напоминало дурную театральную постановку: то, что могло быть только фарсом, обращалось трагедией. Отцу было всё тяжелее держать себя в руках, на его глазах уничтожили всю команду… Любой потерял бы голову, но капитан Эгмонт лишь усилил напор на врага. Другое дело — его соперник: то, что на первый взгляд было небрежной рассеянностью, теперь казалось Дикону ловушкой. Чем ближе они сходились, тем громче звенели шпаги, когда оба кружили по мокрой палубе, не боясь поскользнуться, прощупывали друг друга взглядами, ловя малейшее движение кончиком клинка. Слишком быстро! Мальчик не выдержал и закричал — что-то непонятное, гневное и отчаянное. Ему показалось, что сейчас отец так же лишится головы, как Нед, как остальные… Но вражеская шпага резко изменила курс и лезвие замедлило свой ход, только рассекло верхнюю губу. Это было изящно и в то же время мерзко, Дикона никогда не учили унижать соперника перед полным проигрышем; он впервые увидел подобное своими глазами. Правду говорят, южане — дикари, которым чуждо милосердие и благородство. Отец пошатнулся — не от боли, от удивления и ярости; его соперник, прости ему, Господи, рассмеялся — люди так не поступают! — Дерись со мной, мерзавец! — не выдержал капитан «Ланселота» и резко дал вперёд… — Папа!!! «Ты же храбрый ребёнок, верно?» — стучало эхом в голове. Он не храбрый. Он трус, самый настоящий трус и подлец. Надо было выйти раньше и помешать этому поединку! Теперь — поздно, всё поздно… Хотелось упасть на колени и зарыдать, но возненавидел Дикон сильнее. Кровь на груди отца… Солёные капли — на губах, на лице, и это уже не море. Он выхватил шпагу и бросился вперёд. Как и ожидалось, у него ничего не вышло — разве что удивившись появлению ребёнка, пират одним ленивым жестом отбил его шпагу, и детский клинок покатился по палубе. Мальчик почти не соображал и ничего не замечал, кроме крови отца на руках убийцы. Плохо видя из-за гнева, страха и слёз, Дикон кинулся вперёд безоружным, с одними кулаками, но сил почти не осталось, и его хватило лишь на то, чтобы попытаться поколотить врага… Конечно, пиратскому капитану его кулаки — что комариные укусы, но это всё, что удалось сделать. Книга выпала и шлёпнулось на мокрые доски. — Я от-томщу!.. — через рыдания выкрикнул Дикон. Он продолжал колотить впустую, драться и брыкаться, как мог; его не останавливали. — Уб-бью… клянусь… именем Господа… — Странно, что не отца, — послышалось в ответ. — Хуан! — Да. — Откуда здесь ребёнок? — Капитанский сын, — а этот голос он узнал… Так говорили с отцом за дверью каюты. — Должен был остаться на суше. Убить? — Зачем же убить, юноша явно желает драться. Они перешли на свой язык, рычащий и издевательски быстрый. Дикон перестал понимать чужую речь, медленно рухнул на колени и уставился перед собой. Кровь отца. Он лежит сзади, сил обернуться нет… Шпага отца. Библия, тоже отцовская, домашняя. Раскрылась на странице о милосердии, всепрощении и любви. Как бы не так… Как бы не так! — Вы не буд-дете со мной драться, — шмыгнул носом он. — Не б-будете… убьёте и выбросите в море… с остальными! — Это просьба? — осведомился пират. Дикон поднял голову. Вот чьи глаза он видел в подзорную трубу. Синие, очень синие… так не бывает… Капитан больше не улыбался. — Это вызов! — отец сказал бы именно так. — Похвально, — равнодушно отозвался убийца и, присев, посмотрел ему в лицо. — Ты можешь выбрать, когда отправишься вслед за отцом. Хочешь жить — живи. Хочешь умереть — умирай. Никто из моих людей не тронет ребёнка. Твоя жизнь — в твоих руках. Вопросы? — Вы предлагаете мне остаться с вами?! — едва не задохнулся от возмущения Дикон. Слёзы высохли сразу же. — Да я… да я ни за что!.. Прав ли он? Тогда «Ланселот» весь, до кончика самой длинной мачты, достанется врагу! Но что значит корабль в сравнении с честью? — Корабль теперь наш. Я предлагаю тебе жизнь, — опершись на колено, пират поднялся и кому-то что-то отрывисто приказал. Вокруг засуетились новые хозяева «Ланселота», доживавшего последние часы под старым именем. — Решишься на самоубийство — что ж, прыгай: здесь достаточно глубоко и холодно, чтобы согрешить. Сильнее, чем его, Ричард ненавидел только себя. За то, что не вмешался в поединок отца; за то, что поздно доложил об увиденном корабле; за то, что не послушался строгую матушку и волнующихся сестричек и отправился с отцом в очередное плавание, тайное, секретное, кружащее голову и ставшее последним. Теперь, когда всё было кончено, он придумал десятки вариантов, как мог всё исправить. Разница с реальностью лишь в одном — не смог. Морская вода мешается с кровью и слезами, утихающий шум ветра — с молитвой в голове. Господи, помилуй. Господи, помилуй. Пресвятая Мария, молись о нём. Пусть отец получит вечное блаженство… Пусть все, кто погиб сегодня… Аминь… Дикон вытер глаза, медленно поднялся и выбрал жизнь.