Chiaroscuro

Довольная Макс прогуливалась вниз по коридору. Обед, в частности сегодня, был особо насыщенным из-за Кейт, которая принесла с собой домашнее печенье, что ей отправила её сестра Линн. Честно говоря, Макс никогда не могла отказать хорошему десерту. А Кейт была абсолютно права, когда сказала, что её сестра умеет печь. Но сейчас настало время для её любимого урока фотографии. Сегодня Мистер Джефферсон не читал лекцию. Вместо этого он предложил им возможность найти их самих не позднее конкурса. Порой это означало то, что они будут оставаться в кабинете и работать с простыми предметами или чем- то другим в качестве моделей. А иногда это включало в себя фотосессию на улице. Макс всегда любила, когда они выходили на улицу. Когда Макс зашла в здание, она увидела Мистера Джефферсона, выглядел он так же элегантно, как и всегда. Ощутив волнение, Максин отвела взгляд. Сейчас она стала находить его ещё более привлекательным, чем раньше, хотя она и не думала, что это возможно. Она всё ещё помнила ощущение его широкой груди под пальцами. Его тяжёлое дыхание, контрастирующее с её частым. Его руки, что сжались вокруг неё в защитном жесте… собственнически. Покраснев, Макс скоро нашла пол очень интересным зрелищем. — Мистер Джефферсон? Услыхав знакомый голос, Макс подняла взгляд и заметила Викторию, которая в этот же момент прошла недалеко от неё. Их пари было ещё в силе, а Виктория ещё не успела продвинуться в своей миссии. Но каждый день она пыталась хоть как-то улучшить своё положение. Макс почти что восхищалась её решительностью. Почти. — Да, мисс Чейз? — ответил он. Его губы были напряжённо поджаты, больше, чем обычно. Казалось, будто Виктория сбивала его со своего пути. Тем лучше для Макс. Виктория достала фотографию из своей сумки и протянула её ему. — Я бы хотела вам предоставить это фото, в качестве заявки на «Герой Дня». Мистер Джефферсон взглянул на него и побледнел. — Оу – эм – ну, что ж, я… я даже не знаю, что и сказать, — инстинктивно Макс сделала шаг вперёд по направлению к ним, чтобы увидеть то, что, чёрт возьми, могло вызвать у него такую реакцию. — Вам и не нужно ничего говорить, — промурлыкала Виктория, положив ладонь на его руку. — Вы герой дня, Мистер Джефферсон. Я всегда была такого мнения об учителях в целом, но вы обошли их всех. Вы достойны признания. — Я уже получил его предостаточно. Я был выбран сопровождать победителя конкурса «Герой Дня» в Сан-Франциско, — ответил Мистер Джефферсон, позволив фотографии лечь горизонтально в его ладони. — Я собирался это объявить сегодня. — Вы тоже собираетесь лететь в Сан-Франциско? — Виктория даже не смогла сдержать, а уж тем более подавить ликования в голосе. Макс заметила это. Без какой-либо задней мысли она вырвала фото из руки Мистера Джефферсона. — Макс! — упрекнул её Мистер Джефферсон, потянувшись за ней, чтоб вернуть фото. Макс увернулась от этого движения, её взгляд не отрывался от фотографии. Картина была простой по своей композиции. На периферии фото были видны затылки чьих-то голов. И студенты, и преподаватели, насколько Макс могла судить, наблюдали за сценой, происходящей перед ними. Она и Мистер Джефферсон были посреди фото. Одна его ладонь была на её руке, его руки были явно напряжены от силы его хватки. Тем временем Макс была запечатлена вполоборота, её глаза плотно закрыты. Она действительно была готова к удару. Красный седан был только на полпути к месту происшествия, но его положение говорит яснее любых слов. Он находился в нескольких дюймах от тела Макс. Обед Макс решил вновь дать о себе знать. Сунув фотографию обратно в руки Мистера Джефферсона, Макс едва ли вовремя добежала до мусорки. Она согнулась над ней, и её желудок избавился от его содержимого. Вкусный обед теперь выглядел отвратительно и деформировано. Хотя она и знала, что была близка к гибели, она не имела ни малейшего понятия насколько близка. Несколько секунд. Разница между жизнью и смертью. — Это так мерзко! — фыркнула Виктория. — Довольно! — рявкнул Мистер Джефферсон, прежде чем встать на колени рядом с Макс. Он положил успокаивающе ладонь ей на спину. — Макс, просто сделай несколько вздохов. — Не трогайте меня! — огрызнулась Макс, оттолкнув его от себя. Ей не нравилось, когда люди её трогали, когда ей было плохо. Не то, что бы она была сейчас в своём уме. — Мне нужно в кабинет медсестры, — сказала она неубедительно. Они оба знали, что медсестра никак не сможет ей помочь. — Конечно. Используй всё время, что тебе понадобится. Не торопись. Возвращайся только тогда, когда сможешь, — ответил Мистер Джефферсон, явно задетый вспышкой гнева Макс. Однако он точно не собирался и дальше давить на неё. За что Макс ему была практически до боли благодарна. С этими словами, Макс подскочила на ноги и поспешила вон из комнаты. Она направилась к главному входу. Рисование с натуры было единственным предметом, что у неё был после урока фотографии, и она была уверена, что сможет попросить у Дэниела его записи, сделанные на уроке, и домашку. Прямо сейчас она планировала добраться до своей комнаты, поиграть на гитаре и попытаться забыть своё недавнее прозрение, что решило едва ли не прописаться в её голове. Вся её прогулка прошла в онемении и даже каком-то тумане. Несмотря на это, чем ближе она становилась к своей комнате, тем легче становилось ей на душе. Возникало ощущение, будто расстояние вносило изменения. Она знала, что суть не в этом. Как только она зашла в комнату, то сразу же развалилась на диване. Схватив гитару, она стала наигрывать мягкую мелодию, успокаивающую её. Её пальцы по памяти перебирали струны. Игра на гитаре была одной из тех вещей, помимо фотоискусства, чем Макс наслаждалась и чего с нетерпением ждала. Ты практически умерла. Это был не первый раз, когда она обдумывала эту мысль. Но с каждым разом, когда эта мысль появлялась у неё на уме, волнения становилось всё меньше. Принятие смерти было частью её жизни. Макс прекрасно это знала. Она просто никогда не думала о том, что самолично столкнётся с ней в столь юном возрасте. Вздрогнув, она пропустила аккорд. Она несколько раз щёлкнула пальцами, прежде чем вновь вспомнить нужный. Конечно же, Макс знала, что есть фотографическое доказательство. Или, если быть точнее, видео-доказательство происшествия. Ректор Уэллс это упоминал. Она даже не догадывалась, что есть нечто, помимо видео. До сегодняшнего дня… Виктория сделала снимок. Макс не была уверена в том, должна ли она испытывать горечь. В конце концов, Виктория была единственной, кто был способен на то, чтобы сделать фото в такой момент. И, конечно же, этим человеком оказалась Виктория. У неё действительно инстинкты и реакция фотографа. Но лично Макс чувствовала, будто в её память проникли. Воспоминания испортили. Осознание этого ничем не помогло ей. Только время подскажет, поможет ли это ей восстановиться или это происшествие так и останется солью на ране. Но она не ошиблась, когда воспользовалась этим снимком в качестве своей заявки. Несомненно, Мистер Джефферсон был ‘героем дня’. Макс знала это лучше, чем кто-либо другой. А это фото идеально запечатлело саму душу конкурса. Без сомнений Виктория победит с такой заявкой. А вот сама Макс до сих пор пытается придумать то, что она подаст на конкурс. Врочем, конкурс был сейчас на заднем плане. Макс прекратила играть. Всё так же парализовано, она пыталась что-нибудь придумать. Она мысленно пробежалась по тем делам, которыми можно занять себя: от принятия душа до домашки и перекуса. У неё есть для этого свободное время. Солнце зашло за горизонт, а огни освещали землю своим неестественным светом. Укрывшись в своей комнате, Макс всё так же могла ощущать, как жизнь проходит мимо неё. Это успокаивало и приносило боль одновременно. Сегодня ночью Макс знала, что не уснёт. Из-за своих нескончаемых ворочаний она не сможет уснуть, так ещё и станет беспокойной и впадёт в отчаяние. Свора Виктории всегда не расходилась вплоть до полуночи, планируя следующую вечеринку в клубе «Циклон». Они были прямо за углом. Они будто специально хлопали дверьми, чтобы весь коридор знал, когда они расходились по комнатам. Как только настала тишина, Макс осознала, что мысли пришли в беспорядок. Каждый раз, когда ей удавалось успокоиться, она воскрешала в мыслях фото – насколько близка она была к гибели Просто преодолей это. Иисусе. Ты ведь всё ещё жива. Она знала, что это была правда, но осознание этого не приносило ей никакого успокоения. Взглянув на телефон, она поняла, что уже было 00:14. Она выглянула наружу. Прогулка ей обычно помогала, особенно когда мысли переполняли её. Но комендантский час уже начался, а Макс раньше никогда не выбиралась в такое время из общежития. Да и дома Макс также не нарушала правила. Кроме того, чем можно там заняться посреди ночи? Аркадия Бэй был довольно тихим городком в течение дня, что означало, что в ночное время всё будет выглядеть так, будто город опустел. Вдобавок ко всему, охрана обычно патрулировала школу где-то до 11. Макс не знала, почему Мистер Мэдсен не уходил домой пораньше. Неужели у него не было семьи, к которой можно вернуться? Она видела у него на пальце обручальное кольцо, что означало, что он определённо женат. Часть её испытывала жалость к его даме, если учесть факт то, насколько дотошным порой он был. С таким успехом можно и жить по чуть-чуть, верно? Макс улыбнулась собственному каламбуру. Поднявшись с кровати, она выскользнула из комнаты и прокралась вниз по коридору. Она решила сумку с собой не брать, не желая быть обременённой ничем лишним. Выскользнув за дверь общежития, Макс тихо прошмыгнула мимо дома ректора. Эта резиденция была также сфинансирована Прескоттами. Это, конечно же, был милый маленький бонус для любого, кто занимал должность ректора, несмотря на идущие с ним в комплекте дополнительные обязанности. Но ректор Уэллс явно не славился поимкой снующих ночью студентов, поэтому Макс не особо волновалась. Бегом поднявшись по ступенькам, Макс взглянула на ночное небо. В Аркадия Бэй воздух был намного меньше загрязнён, чем в Сиэтле, и Макс даже позабыла, как прекрасны могут быть звёзды. Она подошла к фонтану и присела на его бортик, чтобы передохнуть. Возникло ощущение, будто прошла вечность с того дня, как она сюда впервые приехала. Она всё так же помнила, как она сделала снимок монет на дне фонтана, её самый первый снимок в Академии Блэквелл. И она не забыла выражение лица Мистера Джефферсона, когда он увидел его. В тот момент она действительно ощутила, будто меж ними проскочила искра. Будто меж ними существовало врождённое взаимопонимание. Сейчас я себя чувствую намного старше. Будто прошли годы, а не несколько месяцев. Передняя дверь распахнулась. Сердце Макс едва ли не застряло в горле, как только она подскочила на ноги. И кто может здесь ошиваться в такое время ночью? Она осмотрелась вокруг, выискивая взглядом того, кто скрывался в тени. Сразу же, как только она сделала шаг вперёд, то услышала, как её зовут по имени. — Макс? Что ты здесь делаешь? — поинтересовался Мистер Джефферсон, спускаясь вниз по лестнице. Макс ответила: — Оу, хэй, Мистер Джефферсон. Я-я не знала, что здесь есть ещё кто-то, а мне просто захотелось подышать воздухом. — Как ты себя чувствуешь? Есть какие-либо изменения? — спросил Мистер Джефферсон. Он протянул руку, чтобы коснуться головы Макс, прежде остановиться на полпути. Макс с удивлением взглянула на него. Раньше он точно никогда не одёргивал себя таким образом. — Пардон. Я и позабыл, тебе не нравятся прикосновения. Осознание захлестнуло её с головой. — Мне не нравится, когда меня трогают, когда меня тошнит, — объяснила она. — Но я была просто... я не собиралась и не хотела огрызаться на вас. — Всё в порядке. Ты была в плохом расположении духа, — ответил Мистер Джефферсон. — Я определённо не осуждаю тебя за это, хоть мне и было жаль, что ты так и не вернулась в класс. Макс отвела взгляд. — Сегодня я вообще не вернулась в школу. — Знаю, — ответил Мистер Джефферсон, выражение его лица стало печальным. Но вскоре он одёрнул себя. — Что ж, похоже, я уже достаточно долгое время провёл здесь взаперти. Ну же, Макс. Давай прокатимся. Шокированно Макс переспросила: — Прокатимся? Куда? — Куда захотим. Ночь в самом разгаре, — ответил Мистер Джефферсон, направляясь к служебной парковке. Макс невольно пошла за ним. — Будет здорово выбраться отсюда и отвлечься от всего. Сменить ракурс, если так будет понятнее. — А у вас с этим не будет проблем? — настаивала Макс, взволнованность пронизывала её голос. Она больше всего на свете хотела пойти с ним, но она также слишком сильно его уважала, чтобы рисковать его должностью преподавателя. Мистер Джефферсон оглянулся на неё и подмигнул. — Только если поймают, — прошептал он, прежде чем разблокировать двери автомобиля, изящного серебристого седана, который спереди был похож на спорткар. Возникало ощущение, будто у него тоже была определённая власть. Он открыл дверь автомобиля. — Это твой выбор. Сесть или отступить. Колеблясь, Макс прикусила нижнюю губу. Её инстинкты кричали вернуться в комнату и сделать вид, будто ничего не было. В конце концов, это было то, что сделала бы хорошая студентка. Но подмигивание Мистера Джефферсона застало её врасплох. Он явно понимал последствия, если их поймают, что означало то, что у него должен был быть план, чтобы удостовериться в том, что их не будет ждать подобная участь. Кроме того, с ним она чувствовала себя в безопасности. Даже слишком, как бы глупо это ни звучало. Без задней мысли, она забралась внутрь и пристегнулась. — Хороший выбор, Макс, — сказал Мистер Джефферсон, прежде чем выехать со своего парковочного места. Наконец, он покинул парковку и направился куда-то вне Аркадия Бэй. — Давай съездим куда-то, где мы сможем насладиться красотой ночи. Макс откинулась на шикарное сидение, восхищаясь салоном автомобиля. Конечно же, он был удобным. Более удобным, чем любые другие машины, в которых она была раньше. Она расслабилась и выглянула в окно, наблюдая за тем, как огни Блэквелла приглушаются за кроной деревьев. Макс пыталась припомнить последний раз, когда она покидала кампус, но её разум был чист. В конце концов, пока была возможность того, что Джойс и Хлоя были в городе, Макс туда не совалась. Она даже не посещала свою любимую точку наблюдения у маяка. Возможно, Мистер Джефферсон был прав. Возможно, она стала настолько увлечена Блэквеллом, что позабыла обо всём на свете. По крайней мере, в Сиэтле она гуляла с друзьями. Здесь у неё не было достаточно большого количества друзей и мест для посещений. — Мы никогда не говорили о том, что произошло, — неожиданно заметил Мистер Джефферсон, выдернув Макс из её раздумий. — О происшествии. Не совсем так, как бы мне хотелось. Макс наигранно рассмеялась: — Вы едва ли ни единственный человек, что ещё не спросил меня об этом. — Я находился в похожей ситуации на протяжении всей недели. Все подходили ко мне, чествуя меня как героя, — практически прошептал Мистер Джефферсон. — Вы и есть герой, — прошептала Макс эти слова, напуганная тем, что может повлечь произнесение этих слов вслух. Но каждое из этих слов она сказала с абсолютной уверенностью в своём сердце. — Вы были действительно смелым. Мистер Джефферсон застыл, остановившись у стоп-сигнала. Вместе того, чтобы принять эти слова как должное, он посмотрел на Макс. — Но я точно себя не чувствую героем, — сказал он ей, его голос стал низким и серьёзным. Мурашки пробежали у Макс по спине. — Знаешь, что я чувствовал? Страх. Переполняющий и безотчётный страх. Перед моим внутренним взором я уже видел, как машина сбила тебя. Твою кровь, забрызгавшую тротуар. Твоё безвольное тело. Твои безжизненные глаза. И всё, о чём я мог думать, так это о том, что я не мог допустить этого. Я не мог позволить тебе умереть. Я побежал от страха, Макс, не от смелости. Макс в течение минуты пристально рассматривала его, позволив всему этому укорениться в её голове. Её мысли разлетались в стороны, как птицы, но лишь одна из них проскальзывала слишком часто, чтоб она успела за неё ухватиться. Когда Мистер Джефферсон вновь продолжил движение, она вышла из ступора. Она снова выглянула в окно. — Нельсон Мандела однажды сказал, что отвага — это не отсутствие страха, а победа над ним. Человек был храбрым не потому, что не испытывал страха, а потому что действовал вопреки ему. Тишина, что последовала её ответу, была практически осязаемой. Макс посчитала нужным ей установиться меж ними. Всё это время она и не осознавала, насколько впечатлён может быть Мистер Джефферсон её опытом. — Мудрые слова от мудрого человека, — заметил Мистер Джефферсон, прежде чем усмехнуться. — Иронично, что теперь ты меня учишь. Ученик превзошёл учителя. Макс смутилась. — Не шутите так. Вы всё равно слишком хороши для меня, — Мистер Джефферсон взглянул на неё, вскинув бровь. Макс смутилась ещё больше. — Не в этом смысле, Мистер Джефферсон! — Знаю, Макс, — сказал Мистер Джефферсон, его голос искрился весельем. — Ты одна из моих самых серьёзных студенток. Я не сомневаюсь в твоей порядочности. Но я просто не смог удержаться от того, чтобы подколоть тебя. Он не знает. Прозрение накрыло её, как приливная волна. Несмотря на то, насколько стеснительной она, кажется, всегда была, Мистер Джефферсон не догадывался о её чувствах. Она даже не знала, было ли это успокаивающим или подавляющим. По крайней мере, она не будет похожа на Викторию или Стеллу. Но, если он не знал о том, что она была в нём заинтересована, означало ли это то, что он никогда не видел её в подобном свете? И в очередной раз, он не был обязан видеть хоть какую-то студентку в таком свете. Она не была особенной, напоминала Макс себе. Желание быть такой ничего не изменит. — -акс? Макс? — позвал её Мистер Джефферсон, его голос прервал её размышления. — Я просто устала, — виновато выпалила Макс, пытаясь скрыть свои собственные чувства. Мистер Джефферсон внимательно посмотрел на неё, прежде чем спросить: — Хочешь вернуться назад? — Нет, — призналась Макс. Она лишь потом осознала, что они уже остановились. — Мы на месте? — Да, — ответил Мистер Джефферсон. Он открыл дверь, в результате чего в салоне автомобиля загорелся свет. Он временно ослепил Макс, из-за чего ей пришлось щуриться до тех пор, пока её глаза не привыкли к свету. — Пошли. Выбравшись из автомобиля, Макс мягко толкнула дверь, только та не закрылась подобающим образом. Она схватилась за ручку и напряглась. Макс ненавидела закрывать дверь чужого автомобиля, потому что никогда не хотела ей хлопнуть. Закрыв её чуть посильнее, она обнаружила, что Мистер Джефферсон уже отдалялся от неё. Макс последовала за ним. Они подошли к краю обрыва, а Макс подошла к нему ближе, чем Мистер Джефферсон, и ахнула. Сейчас Аркадия Бэй был на большом расстоянии от них, стоящих на вершине, мерцая, как созвездия на небе. Его сияние осветило лишь малую часть побережья. — Воу, — выдохнула она. Макс подошла ещё ближе, но Мистер Джефферсон выставил руку вперёд, тем самым останавливая её. Поравнявшись, она взглянула на него широко распахнутыми, изумлёнными глазами. — Осторожно, — предупредил он её, опустив взгляд. Макс проследила за его взглядом и обнаружила себя, стоящей на самом краю обрыва. С сильно стучащим сердцем она, едва не споткнувшись, отступила. — О-оу! Рассмеявшись, Мистер Джефферсон присел на край обрыва, свесив с него ноги. — Я нашёл это место около двух недель назад, — пояснил он, — когда начал упражняться в пейзажной фотосъёмке. — Оно восхитительно, — сказала Макс, чуть наклонившись вперёд, прежде чем присесть, скрестив ноги. Она восхищалась тем, как верхушки деревьев практически создали перед собой небольшой горный хребет. Темнота контрастировала с чернотой, деревья были освещены только Аркадия Бэй. Маяк на расстоянии мигал светом в такт, как ей казалось, её собственного сердцебиения. — Напоминает мне о виде с маяка. — Маяка? — переспросил Мистер Джефферсон. Кивнув, Макс пробормотала: — Это то место, которое я раньше посещала, когда хотела побыть наедине с собой. Никто и никогда не ходит туда. Кажется, будто этот маяк стоит здесь так долго, что его не отличить от одной из сосен вокруг... практически позабыт. — Знаешь, каждый маяк имеет свой собственный радиосигнал, — заметил Мистер Джефферсон, пристально рассматривая его вдалеке. — Собственную скорость, собственные огни. Сама постройка имеет свои особые цвета. Люди делают всё, чтобы сделать маяки распознаваемыми в ночи, чтобы моряки могли осознать, где они находятся в океане. Макс пристально рассматривала маяк, слушая Мистера Джефферсона. —Нет. Я никогда этого не знала, — призналась она. Макс осматривала прекрасный ночной пейзаж. С такой высоты казалось, будто Академия Блэквелл была настолько маленькой, что с лёгкостью поместилась бы на ладони. — Часть меня мечтает, чтоб со мной была моя камера, но она никогда хорошо не запечатлит ночной пейзаж. Мистер Джефферсон вскинул бровь: — Ты хотела бы сделать фото? — Было бы здорово, — Макс мечтательно вздохнула. Поднявшись, Мистер Джефферсон отряхнулся. — Возьму камеру. — Вы это прикалываетесь? — выпалила Макс. — Прикалываюсь? — усмехнувшись, повторил Мистер Джефферсон. Она точно могла сказать, что он не был зол. Как бы то ни было, его забавлял её лексикон. Он взъерошил её волосы, прежде чем прогулочной походкой отдалиться от неё, засунув руки в карманы. Спасибо, Боже, сейчас темно. Лицо Макс было будто в огне. Ощущение его руки в её волосах не исчезало, и она одёргивала себя в попытках воскресить это воспоминание. Вдруг перед ней появилась камера. Она сразу же поняла, что она принадлежит ему. Осторожно она взяла её в руки. Она определённо была современней её старенькой камеры. Включив её, она увидела, как загорелся экран. Он был ярким, но она узнала большинство значков, хотя уже давно не пользовалась такой камерой. Ощупав её корпус, она попыталась найти настройки. Её брови сошлись на переносице, показывая её сконцентированность. — Позволь мне помочь, Макс, — прошептал Мистер Джефферсон, его крупная рука обхватила её собственную. Мягкими, осторожными движениями он показал ей, как вывести на экран настройки. Макс под чутким руководством Мистера Джефферсона сменила настройки. Затем, он отошёл от неё в сторону. Макс подняла видеоискатель к глазу, закрывая при этом один, чтобы убедиться в том, что она сможет увидеть лишь то, какой будет её фотография. Одним касанием изменив масштаб, Макс выровняла Аркадия Бэй ближе к верхней части фото, чтоб позволить деревьям сыграть роль на переднем плане. Она сделала несколько снимков, прежде чем отклониться чуть назад и проверить их на экране. Камера запечатлела ночь идеально. — Взгляните, — сказала она восторженно, поворачивая экран в сторону Мистера Джефферсона. Взяв в руки камеру, Мистер Джефферсон внимательно осмотрел снимки. — Это чудесное фото. Я, в частности, ценю то, как ты стараешься учитывать природный ландшафт. Аркадия Бэй выглядит практически так, будто он находится на лоне природы, — прошептал он. — Я обязательно по электронной почте отправлю тебе копию, поэтому ты тоже сможешь сохранить у себя это фото. — Спасибо, Мистер Джефферсон, — пробормотала Макс, оглянувшись назад. — Блэквелл отсюда такой маленький. Издав звук одобрения, Мистер Джефферсон заметил: — Многие вещи в жизни кажутся больше, чем они являются, Макс. И только на вершине ты можешь осознать насколько. Интересно, придёт ли день, когда я буду на вершине. Вздохнув, Макс откинулась на спину. — Я-я думала о том, как конкретно вас отблагодарить, — призналась она. — Ты уже это сделала, — заметил Мистер Джефферсон, удивлённо склонив голову набок. Макс покачала головой: — Это не… Этого не достаточно, как мне кажется. Я имею в виду, вы спасли мне жизнь… и-. — Макс, — прервал её Мистер Джефферсон. — Ты мне ничего не должна. Я не спасал твою жизнь, чтобы ты была мне должной. Я не жду от тебя в ответ подарка или чего-нибудь в этом роде. Поморщившись, Макс понадеялась, что сможет выразить свои мысли яснее: — Я знаю это, но я всё ещё чувствую-. — Тогда, считай, что это моя награда, — заметил Мистер Джефферсон. — Я вполне наслаждаюсь собой, а прошло уже довольно много времени, с тех пор как я действительно мог признать, что делаю это. Макс поколебалась, прежде чем кивнуть. Если Мистер Джефферсон говорит, что этого достаточно и что она помогла ему повеселиться, то кто она такая, чтобы сказать что-то против? Оглянувшись, Макс продолжила разговор: — Теперь я понимаю, почему фотографы так одержимы ночным временем суток. Есть нечто едва ли не волшебное в это время, — пробормотала она. Мистер Джефферсон задумчиво пробормотал через минуту: — Думаю, в этом есть своя загадка. — Что вы имеете в виду? На мгновение задумавшись, Мистер Джефферсон поджал губы: — Я имею в виду, что при правильном освещении всё находится на виду, открыто для наблюдателя. Именно поэтому людям так комфортно на хорошо освещённой местности. Они считают, что находятся в безопасности. Думают, что если они видят опасность, то смогут предотвратить её. А в темноте, что ж, всё меняется. В темноте всё может быть скрыто: от чьих-то секретов до истинной сущности. А так как освещение всегда требуется для общедоступных фотографий, именно поэтому некоторые фотографы считают её чарующей. Поднялся ветер, из-за чего Макс плотнее закуталась в куртку. Внизу качались деревья. Зазвучала симфония листьев, некоторые из которых даже пролетели мимо них на спуске. Глубоко вздохнув, Макс на мгновенье прикрыла глаза, а затем просто позволила себе ощутить свежий, бодрящий ветерок. Точка зрения Мистера Джефферсона имела смысл. Хотя темнота и была приравнена к злу, Макс никогда не воспринимала её таким образом. В конце концов, комната для проявки фотографий была названа Проявочной*. Темнота настолько же необходима, как и свет. — Знаете, Виктория не ошиблась, — призналась она, наконец, не открывая глаз. Когда Мистер Джефферсон ничего не сказал, она продолжила. — Она запечатлела вас как ‘героя дня’. А если учесть, насколько сильно этот снимок застал меня врасплох, я не сомневаюсь, что она займёт место победителя в конкурсе. Мистер Джефферсон прошептал: — Нет, не займёт. Я отклонил её заявку. Распахнув глаза, Макс резко повернула голову в его сторону: — Что? Почему? — Формально я сказал ей, что мог бы принять её фото самого себя для конкурса, но – даже если б она по праву стала победительницей – никто бы её не воспринял всерьёз. Они бы просто решили, что я был настолько польщён, что выбрал её фото лишь для того, чтобы потешить собственное эго. Я сказал ей, что она достойна лучшего дебюта, чем этот, — объяснил Мистер Джефферсон, смерив Макс пристальным взглядом. — А неофициально? Мистер Джефферсон отвёл взгляд: — А неофициально я испытывал неловкость из-за её заявки. Если бы я не знал её лучше, то мог бы почти с уверенностью сказать, что Виктория сделала это, не только желая польстить, но и отомстить. — Я и Виктория никогда не ладили друг с другом, но я думаю, что это немного слишком даже для неё, — предположила Макс. Хотя ей и не очень нравится Виктория, Макс всегда пыталась говорить о людях только хорошее. К большому раздражению Хлои, которая с ней по этому поводу была абсолютно не согласна. Тебе действительно стоит позвонить ей завтра. — Я, конечно, надеюсь, что ты права, Макс, — выдохнул Мистер Джефферсон, вновь отведя взгляд в сторону Аркадия Бэй. Некоторое время они сидели в тишине. В отличие от нормального состояния, Макс ощущала себя комфортно. Не было никакого давления со стороны окружающей их атмосферы, чтобы бессмысленно продолжать неловкую болтовню или глубокие философские размышления. Вместо этого возникало ощущение, будто они были просто вместе. Это успокаивало. Ночь проходила бесшумно, ничего здесь не напоминало им даже о существовании времени. Медленно, веки Макс тяжелели. Она стала заваливаться набок, даже не замечая этого, остановившись лишь тогда, когда завалилась на Мистера Джефферсона. Сразу же она ощутила запах его одеколона. Он сразу же напрягся под ней. — Извините, — невнятно пробормотала Макс. — Я не сплю крепко в последнее время. — Почему нет? — прошептал Мистер Джефферсон. Она ощутила, как он начал расслабляться. Макс шумно выдохнула: — Я чутко сплю. Девчонки любят поболтать. И кошмары. Не спала хорошо годами. — Что ж, давай-ка вернём тебя обратно, — ответил Мистер Джефферсон, помогая ей подняться. Макс пробормотала себе что-то под нос, ощутив его хватку подмышками. В одно мимолётное мгновение он поднял её на ноги. Макс оступилась, на какое-то время опиревшись о него. Сейчас сон манил её в свои объятия. — Ммм, хорошо, — сказала она, выпрямившись. После нескольких неуверенных шагов, Макс вновь оказалась прижата к плечу Мистера Джефферсона. — Извините. — Я в порядке. Пойдём. Используй меня, чтоб удержать равновесие, — предложил Мистер Джефферсон, обнимая её за плечи, чтобы удержать на месте. Макс не возражала, пока они приближались к машине. Если бы она была более бодрой, то, наверняка, ощутила бы головокружение от чувства близости со своим учителем. Но, к сожалению, сейчас она чувствовала себя ходячим зомби. Умиротворяющая атмосфера действительно влияла на неё. Мистер Джефферсон открыл дверь машины, и Макс сделала ни что иное, как плюхнулась на сидение. Как только ей удалось удобно расположить ноги, она на ощупь застегнула ремень безопасности. Её веки были всё так же слишком тяжёлыми, чтобы их поднять. Другая дверь автомобиля закрылась, и она услышала негромкий гул пришедшего в движение двигателя. Мистер Джефферсон включил какой-то джаз. Макс была слишком уставшей, чтобы разобрать хоть одно слово из песни. Наклонив голову к окну, она, наконец, провалилась в заманчивую тьму.