Каждый охотник желает знать

— Сэр, я хочу перевестись на другой факультет. Гарри и сам не мог поверить, что сказал это директору Дамблдору, но, определенно, слова были произнесены. Директор посмотрел на него поверх ярко-синей чашки и вздохнул. — Присядь, Гарри. Гарри послушно сел. В седой бороде профессора Дамблдора тихонько позвякивали колокольчики синего цвета. Мантия нынче тоже была пронзительно-синей. Видимо, у директора случился внезапный приступ любви к этому цвету. Синий день. Гарри налили чаю в такую же, как у директора, синюю чашку из синего чайника и положили целых три кусочка сахара из синей сахарницы. К величайшему облегчению Гарри, засахаренные лимонные дольки все-таки оказались привычного желтого цвета. На какой-то миг мальчик даже забыл, зачем так решительно добивался встречи с директором. Но ненадолго. — Так что ты сказал, мой мальчик? Голос директора ощущался теплым и сладким, как чай с медом. Гарри внутренне подобрался. Жизнь не приучила его к переизбытку сладостей. — Я хотел бы перевестись со Слизерина, — повторил он. И исключительно вежливо добавил: — Сэр. — К сожалению, это невозможно, — вздохнул директор и покачал головой. Колокольчики радостно зазвенели. – Распределяющая шляпа никогда не ошибается. Гарри на мгновение закрыл глаза. Что-то в этом роде он и предполагал. Взрослые никогда не отказываются от своих решений. Даже если эти решения были совершенно неверными. — Мои родители учились на Гриффиндоре. — Прекрасно учились, мой мальчик, — кивнул профессор. – Просто прекрасно. — Я тоже хочу учиться там. — Увы, мой мальчик. На Гриффиндор в этом году поступило слишком много народа. Там попросту нет мест. — Тогда на Рэйвенкло. Хаффлпаф. Куда угодно! Я больше не собираюсь учиться на Слизерине. — Почему теперь? Ведь прошел уже целый семестр. И, помнится, прежде ты не возражал. Директор, словно ничего особенного не случилось, потягивал чай из пронзительно-синей чашки. Гарри к своей даже не притронулся: от волнения отчаянно тряслись руки. — Я не хочу, чтобы моим деканом был профессор Снейп, сэр. — Профессор Снейп — не простой человек, Гарри. Но он тебе не враг. Гарри вздохнул. Он очень надеялся, что все обойдется обычной просьбой. Что не придется озвучивать свой главный аргумент. Все-таки обвинить в подобном своего преподавателя... И не просто преподавателя, а декана… Но боль была слишком свежей и слишком сильной. — Он убил моих родителей. — Что? – синяя чашка профессора Дамблдора звонко брякнула по такому же синему блюдцу. Гарри почувствовал, как от переизбытка синего у него начинает слегка кружиться голова. Или она начала кружиться от чего-то другого? – Кто тебе такое сказал, мой мальчик? Это же просто гнусная клевета! — Мне сказал об этом профессор Снейп. Вот так всегда: взрослые защищают друг друга во всем, а дети… Дети просто пытаются выжить в этом взрослом мире. По правде сказать, Гарри давно осточертело выживать. Он глупо надеялся, что в Хогвартсе ему удастся избавиться от старых привычек и наконец начать просто жить. Ключевое слово «глупо». Директор вздохнул, потеребил бороду (колокольчики жалобно звякнули), пожевал сухими старческими губами. Потом едва слышно прошептал: — Бедный глупый мальчик… Почему-то у Гарри сложилось четкое ощущение, что это высказывание относится не к нему. Тогда к кому? К профессору Снейпу? Не может быть! — Профессор Снейп не убивал твоих родителей, Гарри, — весьма решительно произнес Дамблдор. – Что бы он там ни думал по этому поводу. Он не убийца. Он просто человек, который ошибся. — Конечно, — мрачно кивнул Гарри. – Так это теперь называется. Солидарность взрослых! Тьфу! — Гарри, — профессор Дамблдор сделался смертельно серьезен, — то, что я тебе сейчас расскажу, должно остаться между нами. Гарри кивнул. Он умел хранить тайны. Хотя вовсе не был уверен, что хочет стать обладателем еще одной тайны профессора Снейпа. Подумать только, совсем недавно он Снейпом восхищался! — Я расскажу тебе одну историю. Просто историю – без имен и деталей, — произнес, помолчав, Дамблдор. – Можно считать, что это такая сказка. Не имеющая счастливого конца. Гарри фыркнул. Жизнь не приучила его к сказкам. И тем более – к счастливым концам. — Жил-был мальчик… — начал директор. – У него были папа и мама, но они его не любили. — Это как? – не понял Гарри. Если и существовали в его собственной Вселенной какие-то абсолютные ценности, то среди них, определенно, значилась родительская любовь. Его собственные родители отдали за него жизнь, даже ненавистные Дурсли обожали своего ненаглядного Дадличку. Как же иначе? — Его мама была ведьмой, которая поссорилась со своими родными и назло им вышла замуж за маггла. Отца мальчика волшебство пугало, он ненавидел своего сына за то, что тот не такой, как все. А мама слишком боялась вызвать гнев мужа. Про «быть не таким, как все» Гарри знал почти все: «уродец», «чокнутый», «больной на всю голову». Это если еще не вспоминать эпитеты из жизни собак, которыми любила его награждать тетушка Мардж. Кажется, «бракованный» являлось самым нейтральным. — У них почти не водилось денег, отец мальчика пил, они жили в маленьком грязном домишке на окраине города. У мальчика никогда не было друзей. Он слишком отличался от всех. Он был другим. А потом на соседней улице поселилась семья, в которой были две девочки. «Петунья и Лили», — мысленно закончил фразу Гарри. Раз уж договорились – без имен. — Одна из них была добрая и веселая, совсем солнечная девочка, а еще она была волшебницей. Так они и познакомились: девочка и мальчик, чужие в окружающем их мире. А потом они вместе поступили в школу чародейства и волшебства. Мальчику казалось, что это самый счастливый день в его жизни. Гарри вспомнил свои ощущения, когда впервые входил в Большой зал, и подумал, что может понять того мальчика. — Шляпа распределила их на разные факультеты: девочку – на Гриффиндор, мальчика – на Слизерин. У девочки появилось много новых друзей, а у мальчика – нет. Для одних ему не хватало солнца, для других – положения в обществе и денег. Иногда старая, не по росту одежда может стать препятствием для общения с людьми. «Особенно на Слизерине, — мысленно кивнул Гарри, — где учатся такие, как Малфой. Кстати, папа Драко не учился ли, случайно, в одно время со Снейпом?» — Долго ли, коротко ли, но мальчик и девочка взрослели. И однажды мальчик понял, что нет никакой дружбы, а есть любовь. Любовь, о которой он даже не смел сказать вслух, чтобы не разрушить дружбу. Гарри попытался представить, что было бы, влюбись он, скажем… в Гермиону. Ничего не получилось. Оставалось верить директору на слово. Хотя и очень не хотелось. Голос Дамблдора журчал, точно веселый ручеек, уносящий в ливневую канализацию остатки случайно выпавшего снега. Гарри прикрыл глаза: ему так казалось значительно легче воспринимать информацию. Это повелось еще с чулана под лестницей: в гостиной на полной громкости орал телевизор, к которому Гарри, разумеется, не допускали, зато он мог вволю представлять себе то, что происходит на экране, просто на изнанке опущенных век. Точно снимал свое собственное кино. Так и теперь. Вот мальчик, напоминающий гордого, независимого вороненка, которого пожевала и выплюнула чересчур разборчивая кошка: длинный нос, длинные немытые волосы, старая потертая мантия, ботинки, словно вытащенные из бабушкиного сундука. Вот солнечная девочка, держащая этого мальчика за руку и смеющаяся в ответ на какие-то его слова. Вот другие мальчишки, сильные, свободные, хорошо одетые, один из которых чем-то похож на самого Гарри – и все же они, как Малфой, как Дадли. Они выбирают жертву. Гарри отлично известно, что такое – быть жертвой. Их четверо, а вороненок один. Всегда один. Потому что… Нет, к солнечной девочке он за помощью не пойдет: гордый. А потом однажды он видит ее вдвоем с тем самым Джеймсом Поттером. И она улыбается проклятому Поттеру точно так же, как когда-то улыбалась ему самому. И смотрит на Поттера так, как никогда не смотрела на Северуса Снейпа. А потом… Потом случилось нечто значительно более страшное. Директор не стал объяснять, сказав, что это не его тайна. Но Северус и Лили расстались почти врагами. Лили вышла замуж за Джеймса. Они вступили в ряды тех, кто боролся с Волдемортом. (Воображение Гарри тут же нарисовало зловещую фигуру в черной, будто полночь, мантии с капюшоном.) А обиженный на весь свет Северус Снейп сделался одним из ближайших сподвижников проклятого Темного Лорда. Потому что его там ждали. Потому что там он был нужен. И там была сила. — Бедный мальчик, — грустно сказал Дамблдор. – Он очень страшно ошибся. Запомни, Гарри: ненависть не дает силы – только любовь. А потом он оказался не в то время не в том месте. И случайно услышал то, что ему не предназначалось… — Пророчество… — прошептал Гарри. — О! Ты знаешь? – удивился Дамблдор. – Вообще-то, это тайна. — Он мне сказал… Профессор Снейп. Гарри стало зябко. Без такой тайны он бы с удовольствием обошелся. — Надо же… Чем-то ты Северуса зацепил. «Не я, а зеркало», — подумал Гарри. Но вслух ничего не сказал. Одной тайной больше – одной меньше. К тому же это точно была не его тайна. Он почему-то вспомнил, насколько несчастным выглядел профессор Снейп, сидящий в обнимку с бутылкой какой-то дряни перед зеркалом Еиналеж. — Он мог не рассказывать этому… своему… Волдеморту! – упрямо выкрикнул Гарри. – Он мог промолчать, и мои родители остались бы живы! — Мог, — согласился директор. — Но он просто передал некую информацию, совершенно не подозревая об ее истинной ценности. А его господин очень быстро сложил два и два. И сделал свои выводы. Он решил, что его врага зовут Гарри Поттер. Если кто и виноват в смерти твоих родителей, то это Волдеморт. — И профессор Снейп, — упрямо сказал Гарри. — Когда Северус понял, что натворил, он пришел ко мне с просьбой защитить Лили. Он обещал сделать все, что угодно, лишь бы она осталась жива. — И что же вы потребовали? (Мама умерла. Папа умер. Это была самая непреложная истина на свете, что бы там ни обещал когда-то профессору Дамблдору Северус Снейп.) — Я попросил его стать нашим шпионом в ставке Волдеморта. — И он согласился? — Да. — Но они все равно… — Потому что я не выполнил свою часть соглашения, — устало вздохнул директор, поднимая глаза от синей чашки с остывшим чаем. – Я поверил не тому человеку. А он… он предал твоих родителей. Он. А не Северус Снейп. Так что, если хочешь кого-нибудь обвинять в происшедшем, обвиняй и меня. Много было сделано ошибок. Слишком много. — Я должен подумать, — сказал Гарри, вставая. – Спасибо за чай, директор. — Это большее, на что я мог бы надеяться, мой мальчик, — глухо ответил Дамблдор. У дверей Гарри помедлил. Имелся еще один вопрос, который не давал ему покоя: — Что охраняет трехголовый пес, сэр? — Пушок? – седые брови директора в изумлении поползли вверх. – Ты знаешь про Пушка? — Пушок? Вы назвали огромную трехголовую собаку «Пушок»? – несмотря на серьезность ситуации, Гарри не смог удержаться от смеха. — Вообще-то, это была идея Хагрида, — потупил глаза Дамблдор. – И… Гарри… Каким образом ты попал в запретный коридор? — Заблудился, сэр, — не моргнув глазом соврал Гарри. Что-что, а откровенничать с директором после сегодняшнего разговора ему не хотелось. – Лестницы меняли направление. Увидел собаку и убежал. — И правильно сделал. То, что охраняет… хм… Пушок, к тебе не имеет ни малейшего отношения. И в следующий раз нарушителя школьных правил будут ждать суровые кары. — Конечно, сэр, — кивнул головой Гарри. – Еще раз лезть к подобному монстру… Ни за что. И… Большое спасибо за откровенность, сэр. Директор расплылся в солнечной улыбке: — Всегда пожалуйста, мой мальчик. Всегда пожалуйста! Приходи, если вдруг захочешь поговорить. — Конечно, профессор. До свидания. Гарри вежливо прикрыл за собой дверь, хотя хотелось изо всех сил шабаркнуть ею о косяк. Еще со времен жизни у Дурслей ложь он чувствовал хребтом. В том, что директор не сказал ему всей правды, не было ни малейшего сомнения. Интересно, все взрослые лгут, или это только ему так несказанно везет? А вот, кстати… Странным именем Пушок собаку назвал Хагрид. Возможно, он расскажет Гарри, что охраняет трехголовый пес? Несмотря на поздний час (дело двигалось к отбою), в коридорах Хогвартса царило оживление. Казалось, и студенты, и преподаватели срочно спешат доделать неоконченные дневные дела. О том, чтобы незаметно покинуть замок, нечего было и думать. И тут Гарри вспомнил о своем рождественском подарке. Ну конечно! Мантия-невидимка. По сути, у него до сих пор не появлялось приличного повода опробовать ее в деле: не для того же она ему досталась, чтобы проникать по ночам в библиотеку! Вытащив свое сокровище из сундука с вещами и предупредив Блейза, что, по всей видимости, задержится, Гарри незаметно выскользнул из гостиной Слизерина. — Главное, не попадись Снейпу, — напутствовал его Блейз. Гарри трижды сплюнул через левое плечо. Его не покидало нехорошее предчувствие, что от пронизывающего взгляда профессора Снейпа мантия не спасет. Покинуть замок удалось без труда. Зябко ежась на пронзительном зимнем ветру, Гарри побежал к стоящей в отдалении хижине хогвартского лесничего. В окнах горел свет, дверь легко подалась под рукой (Хагрид никогда ее не запирал), но в доме никого не обнаружилось: ни Хагрида, ни Клыка. Больше всего на свете Гарри хотелось вернуться в тепло замка. И поговорить с Хагридом как-нибудь потом: завтра. Или послезавтра. Или через неделю. Подумаешь, Страшная Тайна Пушка! Но это было бы самой настоящей трусостью. И, по правде сказать, до завтра Гарри просто лопнул бы от любопытства. Он вышел из хижины Хагрида и огляделся: куда тот мог исчезнуть на ночь глядя? В Хогвартсе медленно гасли огни. Отбой. Совсем близко, рядом нависала громада Запретного леса. Бр-р-р! Похоже, все-таки домой. И в этот момент Гарри заметил огонек. Точнее — свет огромного фонаря, который так часто таскал с собой Хагрид, не имевший возможности засветить «Люмос» на конце волшебной палочки. — Хагрид! – закричал Гарри и бросился на свет. От хижины Хагрида к лесу вела хорошо утоптанная тропинка, да и снега в этом году выпало совсем немного: кое-где виднелась черная промороженная земля. Фонарь мелькал у самой опушки, и создавалось впечатление, что до него всего несколько шагов. Потом еще несколько… и еще… и Гарри сам не заметил, как по тропинке влетел в Запретный лес, потом соскользнул с тропинки (фонарь вспыхивал все ближе), потом... А потом фонарь совершенно неожиданно скрылся за деревьями, и Гарри остался в лесу совсем один, если не считать маленького глупого огонька на конце волшебной палочки. Первый порыв был заорать во весь голос и начать судорожно метаться из стороны в сторону, но Гарри отлично помнил, что именно так вели себя герои «ужастиков», которыми Дадли одно время обожал запугивать своего впечатлительного кузена. Сначала герой орет и мечется, а потом… Твари, затаившиеся во тьме, открывают сезон охоты на героев. И к утру кто-нибудь находит окровавленные ошметки. Первым делом Гарри попытался найти собственные следы, чтобы по ним выбраться из леса. Бесполезно. В лесу снега почти не было, только в ложбинках. Последние несколько сотен метров он шел по голой земле, на которой не осталось никаких следов. Кажется, Гермиона упоминала о заклинании Поиска, но в тот момент Гарри думал о чем-то другом. Он вздохнул и прислушался. Тишина. Потом вдруг где-то чуть справа послышался шорох. Гарри вздрогнул. Конечно, это могли идти по лесу Хагрид или его пес Клык, но, скорее всего, просто оживились не слишком-то дружелюбные к людям обитатели Запретного леса. Не зря же проклятый лес получил такое дурацкое прозвище. Гарри шепнул: — Нокс! – и поплотнее закутался в мантию-невидимку. Шорох повторился чуть громче. А потом послышался голос, человеческий голос. Облегченно выдохнув, Гарри двинулся на звук. Людей он не боялся. Сквозь облетевшие к зиме кроны деревьев светила луна. Бормотание становилось все ближе: спорили два голоса, хотя слов до сих пор было не разобрать. Гарри ускорил шаг и сам не заметил, как выбрался на небольшую полянку. Сначала он отчаянно хотел закричать: — Эй! Я здесь! Помогите! А потом… Потом — немедленно убежать. Кто бы ни разговаривал там, на поляне, спасения от него ждать явно не приходилось. Первым, что бросилось Гарри в глаза, оказался мертвый единорог. Гарри никогда прежде не видел единорогов – только на картинках. Но перепутать оказалось невозможно: серебряная грива, растекшаяся по земле, мерцающий перламутровым совершенством рог, похожий на клинок из лунного серебра, неловко подвернутая передняя нога с изящным копытом. И странная фигура в длинном черном плаще, которая зачем-то прижималась губами к шее мертвого животного. Страшная боль пронзила шрам. В последнее время шрам часто напоминал о себе, но так не было еще никогда. «Он пьет кровь единорога!» — с ужасом подумал Гарри, прижимая ладонь ко лбу и отступая назад, в спасительную темноту леса. Его теперь совершенно не смущали лесные твари: самое страшное он уже видел. Под ногой предательски хрустнула ветка, человек в черном вздрогнул и вскинул голову. — Кто здесь? Гарри показалось, что слова звучат как-то странно, точно губы, их произносившие, не были приспособлены для членораздельной речи. Так могла бы говорить змея. — Не беспокойтесь, мой господин, — ответил другой голос, обладатель которого остался невидим для перепуганного Поттера. – Мы его найдем. — Найди, — согласился первый. – Свидетели нам ни к чему. Человек на поляне оторвался от мертвого единорога и двинулся в сторону Гарри. Казалось, он даже не касается ногами земли, а тихо скользит над ней. Это было уже слишком. Гарри развернулся и побежал. Он бежал, не зажигая Люмоса, не разбирая дороги, почти вслепую, мертвой хваткой вцепившись в мантию-невидимку, прекрасно осознавая, что только она – его единственная надежда на спасение. Несколько раз он спотыкался, падал, вставал, снова пускался бежать. Тихий шорох, преследовавший его, не утихал, напротив — становился все громче и отчетливей. Кровь билась в ушах. В легкие словно насыпали битого стекла, ноги уже не держали. «Вот и все, — подумал Гарри. – Вот и все. Как глупо!» И в этот момент его схватили. Нет, не так. В этот момент он со всего маха врезался в кого-то, а потом его схватили. И сдернули мантию. — Поттер, — прошипел до боли знакомый голос – голос профессора Снейпа. – Какая приятная неожиданность! Изволите прогуливаться перед сном? На миг Гарри посетила ужасная мысль, что профессор и был тем, кто пил кровь единорога, и он стал вырываться изо всех сил. Бесполезно. Железная хватка снейповских пальцев на плече не давала даже иллюзии свободы. — Стоять! – злобно рявкнул Снейп, вжимая вырывающуюся жертву в свое жесткое, костлявое тело. Края мелких пуговиц, традиционно «украшавших» одеяние слизеринского декана, слегка оцарапали Гарри щеку. – Стоять, Поттер, или я вас по-настоящему обездвижу. Гарри замер, как испуганный кролик. Пуговицы… Черт побери! Пуговицы. У того, кто пил кровь единорога, не было никаких пуговиц. Только развевающиеся складки черного одеяния с капюшоном. От облегчения Гарри всхлипнул и изо всех сил прижался к Снейпу, стараясь унять бьющую тело дрожь. Ужас медленно оставлял его. Снейп! Конечно, грозный декан Слизерина справится с любой здешней нечистью. Даже с тем, кто…. — Там… Там… – пролепетал Гарри, не в силах говорить связно. Снейп озадаченно смотрел, как сын Джеймса Поттера мертвой хваткой вцепляется в его мантию, точно в последнюю надежду и убежище. Зрелище было довольно странным, особенно, если вспомнить их последний разговор возле зеркала Еиналеж. — Поттер, я был лучшего мнения о ваших умственных способностях. Придите, наконец, в себя, — велел Снейп и сунул в руку Гарри тут же наколдованный носовой платок. Гарри подумал, что, к счастью, некоторые вещи не меняются. На Снейпа и на его способность говорить гадости вполне можно положиться в любой ситуации. — Там, сэр, — прошептал он, предварительно громко высморкавшись, чем вызвал недовольную гримасу на лице своего декана, — там… мертвый единорог. И кто-то пьет его кровь. Гарри до сих пор стоял слишком близко к Снейпу, чтобы не почувствовать, как тот напрягся. — Где? Гарри махнул рукой куда-то назад. Снейп произнес: «Люмос максима!» — и на снегу стала отчетливо видна петляющая цепочка поттеровских следов. — Сейчас вы очень плотно завернетесь в ваш проклятый плащ, — прошипел Снейп, — и не издадите ни звука, что бы ни случилось. Иначе, клянусь, вылетите из школы быстрее, чем я успею сказать… — «Квиддич»! – хихикнул Гарри, вспомнив любимую присказку мадам Хуч. Он, конечно, тут же зажал себе рот рукой, но сказанного было уже не вернуть. У Снейпа странно дернулся уголок рта, точно он решал: какое проклятие лучше всего наслать на совершенно обнаглевшего Поттера. — Простите, сэр, — как можно более покаянно пробормотал Гарри. – Это нервное. — Вижу, — по каким-то своим причинам Снейп не стал развивать тему. – Полагаю, мы поняли друг друга. — Да, сэр, — очень тихо произнес Гарри, от души надеясь, что декан не оставит его здесь одного, когда отправится на поиски единорога. Но Снейп крепко стиснул его ледяную ладонь и решительно двинулся в сторону, откуда тянулись следы. Когда Гарри бежал со страшной поляны, ему показалось, что миновала вечность. Обратно же они дошли очень быстро. Даже слишком быстро, на его вкус. Впрочем, поляна была совершенно пуста, если не считать мертвого единорога. Кто бы ни преследовал Гарри в лесу, сейчас он исчез. Снейп шагнул к мертвому животному, облитому холодным светом луны. Сейчас было отчетливо видно, что шея единорога рассечена и из раны медленно стекают капли густой серебристой жидкости. — Кровь единорога спасает жизнь, даже если человек находится на волосок от смерти, — тихо сказал Снейп. – Но тот, кто выпьет ее, будет вовеки проклят. Нет страшнее преступления, чем убить единорога. — Кто же решится на такое? — ужаснулся Гарри. — Тот, кому нечего терять, — просто ответил Снейп. И, подняв волшебную палочку к небу, выпустил сноп ярко-алых искр. — А что теперь? – спросил Гарри. — Теперь – ждать. Ждать пришлось недолго: вскоре в лесу послышалось странное шевеление, словно сквозь чащу пробиралось какое-то древнее чудовище. Впрочем, Гарри даже испугаться толком не успел (да и твердая рука профессора Снейпа, все еще сжимавшая его ладонь, казалась настоящим спасительным якорем), когда на поляну буквально вывалился Хагрид. Его борода казалась всклокоченной больше обычного, а в глазах сверкала чистейшая первобытная ярость. Таким хогвартского лесничего Гарри еще не видел и понадеялся, что не увидит больше никогда. — Вы нашли его, профессор? — выдохнул Хагрид, от волнения даже не замечая стоящего рядом со Снейпом мальчика. — Нашел, — скривил губы Снейп. – Как мы и предполагали. А еще я нашел Поттера. — Гарри! Только тут Хагрид обратил внимание на то, что профессор Снейп по дороге на поляну обзавелся весьма странной компанией. Хорошо еще, что мантию-невидимку Снейп с Гарри содрал и засунул в карман своего мрачного одеяния. А то Хагриду пришлось бы лицезреть голову Поттера на фоне профессора Снейпа. Вышло бы совсем некрасиво. Гарри не успел опомниться, как оказался в почти смертельных объятиях полувеликана. При этом он поймал себя на странной мысли, что почему-то ужасно не хочет выпускать руку профессора. С этой рукой мир казался куда более безопасным местом. — Гарри! Что ты делаешь в лесу? – похоже, Хагрид никак не мог прийти в себя. — Э-э-э… — протянул Гарри, покосившись на застывшего черной безмолвной скалой Снейпа. – Вообще-то, я искал тебя. Мне нужно было спросить. — Потом, Поттер, все потом, — внезапно ожившая «скала» ухватила Гарри за плечо, выдернула из объятий Хагрида и поволокла прочь. – Мы поговорим с вами в замке. — Профессор… — попытался было вступиться за мальчика Хагрид, но был остановлен ледяным шипением: — Займитесь своим делом и предоставьте мне разбираться с моими. По лесу шли молча. Каким чудом профессор Снейп находил дорогу в ночном лесу, Гарри так и не понял, но выбрались они на опушку довольно быстро. Почему-то не покидала одна-единственная, но очень мрачная мысль: «Вот и все. Здравствуй и прощай, Хогвартс! Теперь меня совершенно точно отчислят». — За мной, живо! – мрачно бросил Снейп, рванув по лестнице вниз, в подземелья. Гарри не посмел ослушаться. Внутреннее чутье подсказывало ему, что взывать к абстрактному милосердию в данном случае совершенно бесполезно. И к справедливому суду директора Дамблдора – тоже. Пророчество пророчеством, а школьные правила – штука совершенно незыблемая, практически священная. Дверь в кабинет декана захлопнулась со зловещим скрежетом. Стул сам ударил под коленки. — Сидеть! – злобно приказал Снейп. Потом рявкнул: — Кофе, с корицей! И чай. – И мстительно добавил: — Без сахара. В мгновение ока словно бы из ниоткуда соткался расторопный домовик с подносом. Только тут Гарри почувствовал, что замерз. Зубы выстукивали барабанную дробь, и он едва не подавился обжигающе-горячим чаем. Северус Снейп, похоже, тоже получил немалую порцию холода: руки у него ходили ходуном, когда он ухватился за свою кружку, пахнущую кофе и корицей. «Сейчас он мне скажет, — обреченно подумал Гарри. – Вот прямо сейчас». Но декан молчал. Молчал он долго, пока в кружке еще оставался кофе. Потом посмотрел с сожалением на дно, словно раздумывал о гадании на кофейной гуще, и вскинул на Гарри свои пронзительные черные глаза. Правда, прозвучавшие слова были совсем не похожи на те, каких ждал Поттер: — Вы хоть понимаете, что едва не погибли сегодня, глупый мальчишка? Гарри не поверил своим ушам. Пожалуй, впервые он по-настоящему заслужил «идиота», «дебила» и «недоумка», а получил всего-навсего «глупого мальчишку»? Если бы он не знал, что Северус Снейп ненавидит всех студентов на свете, а особенно – Гарри Поттера, то подумал бы, что тот сильно переволновался. Кто же все-таки был там, в лесу, возле мертвого единорога? Впрочем, у Гарри имелась одна догадка. Ему совсем не хотелось ее озвучивать и даже думать о ней, но коль скоро терять все равно нечего… — Скажите, сэр, — как можно спокойнее спросил он, — тот, в лесу, как-то связан с вещью, которую охраняет трехголовый пес? И троллем? Вопросов, по правде сказать, наслоилось сразу несколько, но Гарри понадеялся, что получит ответ хотя бы на один. Снейп странно посмотрел на него, точно на метлу для квиддича, если бы та вдруг изволила заговорить. — Почему вы решили спросить об этом меня, Поттер? — Вы сказали, что со всеми проблемами я могу обращаться к вам, сэр. — Кажется, я был сильно пьян, — заметил Снейп. — Не знаю, — честно похлопал ресницами Гарри, а потом осторожно заметил: — Но, похоже, это и есть те самые проблемы, сэр. Снейп задумчиво поводил кончиком указательного пальца по своим тонким губам, зачем-то внимательно посмотрел на Поттера, точно решая: свернуть шею наглому мальчишке сейчас или чуть погодя, тяжело вздохнул. (Вздыхающий Снейп! Гарри почувствовал, что его мир никогда уже не станет прежним. Муки совести перед неизбежным убийством наглого Поттера?) — Хорошо, — внезапно сказал Снейп, как будто шагнул с вершины Астрономической башни. – Вы имеете право знать. Проклятые тайны! Мне они изгадили жизнь, Поттер. Может быть, вам повезет больше. Гарри позволил себе расслабиться. Кажется, немедленное убиение отменялось. — Вам, должно быть, рассказали, что, убив ваших… родителей, Волдеморт умер… Впервые Гарри видел, чтобы слова давались декану Слизерина с трудом. Словно ему приходилось глотать раскаленные угли. В чем-то Гарри его понимал. — Хагрид объяснил мне, что это… не совсем так, — Гарри поморщился и машинально приложил ладонь к шраму. Тот не болел, но касаться его в трудную минуту, видимо, становилось дурной привычкой. — Хагрид? Оказывается, он не безнадежен, — пробормотал Снейп. – Темный Лорд не умер, Поттер. Он только потерял тело. Гарри кивнул. Это совпадало с его собственными выводами. — А теперь он хочет вернуться? — Выходит так, — Снейп дернул плечом. – Он пьет кровь единорога, чтобы поддержать свою жалкую жизнь. И надеется добраться до того, что охраняет Пушок. — А что охраняет… Пушок? – Гарри не смог сдержать нервной ухмылки. Обозвать его волшебного Мрака Пушком! Почему-то в устах профессора Снейпа эта кличка прозвучала особенно нелепо. — Он охраняет философский камень.