Каждый охотник желает знать

Северус Снейп ненавидел голубой цвет. Романтики утверждают, что голубой – это цвет надежды. Всякие там голубые мечты, голубые розы, голубые птицы. Голубое небо, голубые глаза возлюбленной. Что ж! Северус Снейп никогда не был романтиком. В том клоповнике, где прошло его детство, серые люди жили в серых домах под серым небом. Только однажды в жизни забитого одинокого мальчика случился проблеск солнца: солнце сияло в волосах волшебной девочки с волшебным именем Лили. Пожалуй, это был единственный раз, когда небо над головой Снейпа действительно стало голубым. Но ненадолго. Совсем ненадолго. Видимо, тот, кто несет в своем сердце серое небо, не достоин голубого. Лили ушла – и правильно сделала, как иногда горько думал Снейп. Джеймс Поттер был как раз из породы солнечных мальчиков. Золотых мальчиков, к которым так естественно тянутся золотые девочки. Которым прощается все, что не прощается жалким нищебродам с серым, землистым цветом лица и омерзительным желчным характером. Северус Снейп ненавидел праздники. Особенно Рождество и Хэллоуин. И День святого Валентина, и собственный день рождения. Вообще-то, он ненавидел ВСЕ праздники. Но особенно – Хэллоуин. В Хэллоуин погибла Лили. И это он убил ее, солнечную девочку своего детства. Пусть не специально, пусть совсем того не желая – он убил ее. И сколько бы после ни пришлось ему замаливать и искупать свою вину – это не имело ровно никакого значения: бывает на свете вина, которую просто невозможно искупить. Поэтому каждый Хэллоуин Снейп ставил перед собой только одну крайне актуальную цель: не сдохнуть. Лучше всяких зелий в настолько непростом деле ему помогала бутылка Старого Огденского. Но не в этот раз. В этот раз какая-то скотина выпустила в коридоры Хога тролля. И Северус даже догадывался, кто именно является автором данной несмешной шутки. Потому сразу же бросился к люку: казалось совершенно очевидным, что тролль мог быть только отвлекающим маневром. Отвлекающим от чего? Правильно, от того самого, скрытого в тайных подземельях. Результат оказался плачевен: Квиррелл опять ускользнул, самого Северуса цапнул за ногу проклятый взбесившийся пес, а горный тролль едва не прикончил Поттера и его гриффиндорскую подружку Грейнджер. Спасло мальчишку, как обычно, потрясающее везение и то, что Грейнджер вовремя смогла воспользоваться дубинкой тролля и элементарным заклинанием для первокурсников. Директор снова сделал вид, что ничего не случилось. Похоже, все шло по его чертовому тайному плану. Северус Снейп ненавидел Альбуса Дамблдора. Иногда ему даже хотелось его убить. Без сомнения, Дамблдор являлся одним из самых великих волшебников современности и гениальным стратегом, но иногда, по мнению Снейпа, его заносило. Как в ситуации с Поттером. Почему, спрашивается, было не найти мальчишке нормального опекуна, вместо того, чтобы забрасывать его к этим ужасным, даже на взгляд Снейпа, Дурслям? Защита крови? Вот уж во что Северус не верил даже на мгновенье. Просто старик ковал оружие: бедный зашуганный сиротка, внезапно попавший в сказку, сделает все, чтобы эту сказку защитить. Даже пожертвует собой. Тролль был из той же оперы. Мальчик должен учиться действовать в непредвиденных обстоятельствах. Проявлять находчивость и смекалку. Выковывать характер. Северус ни минуты не сомневался, что Альбус следил за поединком первокурсников с троллем при помощи какого-нибудь Следящего заклинания, будучи готовым вмешаться, если станет совсем горячо. Впрочем, Поттер справился. И вот настало Рождество. И Альбус снова оказался в своем репертуаре: взял и подарил мальчишке мантию-невидимку, которая некогда принадлежала поттеровскому отцу по линии Певереллов. Как будто от мальчишки и без мантии было мало головной боли. При мысли о том, что может дать Поттер, помноженный на древний артефакт, в висках начинала скручиваться привычная головная боль. Хорошо хоть директор счел необходимым предупредить слизеринского декана о новых возможностях его подопечного! А то с Дамблдора сталось бы и промолчать. А еще Альбус велел достать из тайника проклятое зеркало Еиналеж. И поставить в пустующую аудиторию так, чтобы Поттер, с его неуемным любопытством, ни за что и никогда не прошел мимо. Зеркало Северуса и доконало. Он был взрослым человеком, не склонным к самообману, но нынче вечером со всей определенностью собрался надраться в компании окаянного стекла. И того, что оно ему намерено показать. Последний раз Снейп смотрел в зеркало Еиналеж в тот самый год, когда умерла Лили. Смотрел и не замечал, как медленно вытекает темная густая кровь из аккуратно перерезанных запястий. Если бы не Альбус, которого зачем-то принесла нелегкая… Северус Снейп ненавидел Альбуса Дамблдора. Он ненавидел зеркало Еиналеж, которое даже спустя десять лет показывало все то же: золотоволосую девушку, идущую к нему навстречу по зеленому лугу под огромным пронзительно-голубым небом. Он ненавидел вкус Старого Огденского – тот отдавал загубленными надеждами. Северус Снейп ненавидел Гарри Поттера за то, что тот выжил. И за то, что был похож на своего отца. И за то, что распределился на Слизерин. Но больше всех на свете Северус Снейп ненавидел самого себя. Новый год он встречал в компании зеркала и Лили – самой лучшей компании в мире. Еще один год, что не будет легким. Еще один проклятый год. Шагов за спиной он не слышал. — Сэр! Звон разбитого бокала, упавшего на каменные плиты пустой аудитории, мог спокойно заменить праздничные колокола. (И перебудить всю школу.) — Что вы тут делаете в такое позднее время, Поттер? — Мне… не спалось, сэр, — разом подрастерявши всю свою уверенность, подтолкнувшую его к сидящему прямо на полу перед зеркалом декану Слизерина, мальчишка мялся, делал длинные паузы и комкал в руках тряпку грязно-голубого цвета, которая не могла быть ничем иным кроме мантии-невидимки. Той самой мантии, скрываясь под которой, Джеймс – чтоб его! – Поттер столько лет отравлял жизнь плохо одетому школьнику по имени Северус Снейп. «Ему не спалось… Само собой. Альбус, ты гений! Единственная не до конца прикрытая дверь в строгих подземельях Слизерина. Единственный обитатель этих подземелий в компании бутылки Огденского. И его единственный студент, не уехавший домой на рождественские каникулы. Плюс мантия Певереллов. Случайность? Альбус, я тебя когда-нибудь убью». Снейп потер рукой грудь: где-то там, за грудиной, отчаянно ныло его не существующее в природе сердце. Лили в зеркале улыбалась ему самой светлой из своих золотых улыбок. — Вам плохо, сэр? Может быть, позвать кого-нибудь? Мадам Помфри? — К Мордреду Помфри! И вас, Поттер, если вы сейчас же не заткнетесь. Северус и сам не мог бы объяснить, почему не прогнал мальчишку. Испугался одиночества? Постеснялся плохо выглядеть перед Лили? Какая глупость! — Что это? – мальчишка вполне предсказуемо замер перед проклятым зеркалом. Ну… Кажется, в этом и состоял план. — Зеркало. — Но там… Мои родители, сэр… Северус нехотя поднялся с пола и встал рядом с Гарри, пристально глядя в холодную гладь волшебного стекла. Что будет, если два человека одновременно подойдут к зеркалу Еиналеж? Да ничего не будет. Каждый увидит что-то свое. «И только счастливый человек увидит в зеркале самого себя, Северус», — вспомнил он давние слова Дамблдора. — Это зеркало Еиналеж, Поттер, — сказал Снейп, снова опускаясь на пол. (Все-таки ноги держали плохо — сказывалось количество выпитого. Слизеринского декана качали в своих ласковых объятиях волны вселенского пофигизма и черной меланхолии. И всякие другие волны, которые тоже… качали.) Мальчишка несколько секунд постоял, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, потом уселся рядом со Снейпом на пыльный холодный пол. — Постелите себе мантию, простудитесь, — неизвестно зачем посоветовал Снейп. Ну… Не всем же быть такими холодоустойчивыми, как он. А возиться потом с заболевшим Поттером – удовольствие ниже среднего. Как ни странно, мальчишка послушался, и древний магический артефакт мгновенно оказался низведен до роли вульгарного подпопника. За это стоило выпить. Однозначно. Стакан пришлось собирать при помощи «Репаро», но заклинание сработало на удивление пристойно. Стало быть, он все еще был недостаточно пьян. А посему… Виски обжег горло. — Зеркало Еиналеж, Поттер, — продолжал между тем Северус, блаженно полуприкрыв глаза, — это такая мерзкая магическая хрень, которая показывает тебе твои самые заветные желания. Вам она, понятно, показывает родителей, которых вы никогда не знали. — А вам... сэр? – вдруг спросил Поттер, покосившись на опустошенную чуть более чем на половину бутылку Огденского. — А мне… — тут можно было привычно соврать. Привычно рявкнуть на мальчишку, чтобы тот убирался к растакой-то матери. Привычно промолчать. Внезапно старые привычки встали у Северуса поперек горла. Или он просто слегка перебрал в этот проклятый Новый год у этого проклятого зеркала? –Мне оно показывает вашу маму, Поттер. — Вы знали мою маму? – не стоило смотреть на мальчишку, когда он сидит так близко. Совсем не стоило! Потому что… И как Северус исхитрился до сих пор не заметить этого? Глаза у мальчишки были… мамины. Глаза Лили. Глаза… И как теперь продолжать видеть в нем ненавистного Джеймса Поттера? Мерлин! Кажется, Снейп в очередной раз проиграл судьбе. Что тут скажешь? Неудачник! — Откровенность за откровенность, Поттер. Я объясню вам про Лили, а вы мне – про горного тролля. Какого Мордреда вас понесло геройствовать? Гарри мечтательно улыбнулся зеркалу. (Северус предположил, что в отражении Джеймс с гордостью потрепал сына по плечу, а Лили поцеловала в лохматую макушку. Разве не так должны вести себя родители, которые гордятся своим сыном? Впрочем, откуда Снейпу знать.) В его собственном отражении Лили подошла совсем близко и провела ладонью по стеклу, как будто хотела коснуться его… руки? щеки? волос? Он никогда не видел в проклятом зеркале себя. Только ее. — Мы не геройствовали, сэр. Перед ужином Малфой обозвал Гермиону «грязнокровкой». Она заплакала и убежала, я даже не успел понять, куда. (Бил рожу Малфою, — перевел для себя странную поттеровскую неторопливость Снейп. Действительно, на ужине Малфой-младший был задумчив и демонстрировал всем заинтересованным лицам превосходный немагический фингал. Поттер подтвердил его догадки, машинально потерев давно уже зажившие костяшки пальцев.) — А когда закричали про тролля, Парвати Патил сказала, что видела, как Гермиона плакала в туалете для девочек. — И вы бросились ее спасать, никого не предупредив. Поттер нашел в себя достаточно совести, чтобы слегка смутиться. — У меня… не слишком много друзей, сэр. — У вас есть декан. В следующий раз я жду, что со всеми своими проблемами подобного рода вы обратитесь ко мне. Ему просто не хотелось быть ответственным за нелепую смерть надежды магического мира. Ничего больше. И глаза Лили тут совершенно ни при чем. Как и еще один глоток Огденского. Неожиданно мальчишка улыбнулся – широко и солнечно, в точности, как… — Я запомню, сэр. — Запомните. Лили тоже улыбнулась, как улыбалась еще тогда, когда верила, что из Северуса может получиться что-нибудь настоящее, человеческое. Эта улыбка словно говорила: «Ну вот, видишь, ты молодец». «Я не молодец, — глухо подумал Снейп. – Я старая слизеринская сволочь. И у меня на руке снова горит проклятая метка, а значит…» — Теперь ваша очередь, сэр, — влез в его неторопливые размышления мальчишка. – Вы обещали рассказать про маму. Вы ведь знали ее? — Когда-то мы были друзьями. Потом… Потом я любил ее. Он не хотел этого говорить. Не хотел говорить никогда, никому. Даже Альбус не знал, что заноза в сердце жива до сих пор. Страшно представить, какое мощное оружие Дамблдор выковал бы из этой проклятой занозы. Директор – тот еще делатель человеков. Великий Мастер. Кукловод. Мальчишка посмотрел странно. Что может такой мелкий клоп знать о любви? Или, если уж на то пошло, о ненависти? «Мечешь алмазы перед флоббер-червями, Северус?» — А мой отец? — А вашего отца я ненавидел. Ну… Он, похоже, отвечал мне полной взаимностью. Он и его дружки. Им… нравилось унижать тех, кто слабее. Он не смотрел в зеркало — только на свои сцепленные в замок пальцы. Вряд ли сейчас Лили одобрила бы то, что он говорит сыну Джеймса Поттера. Мертвые не имеют недостатков. Особенно те, кто шагнул в легенду. Особенно в глазах своих детей. Снейп поежился. Иногда он забывал, какой на самом деле холод наполнял подземелья Слизерина. Или это был другой холод? Сейчас мальчишка должен крикнуть: «Ты лжешь!» Ему всегда так говорили, когда он по первости пытался пожаловаться на красу и гордость Гриффиндора. «Нехорошо лгать, Северус», — стараясь быть снисходительной, улыбалась профессор МакГонагалл. Улыбка не доходила до глаз. «Они всего лишь дети», — пожимал плечами директор. («А ты маленький лгун», — читалось в его доброжелательных интонациях.) «Джеймс не такой!» — убежденно твердила Лили на все его попытки объяснить ей истинное положение вещей. Гарри молчал. Только смотрел в зеркало. На свою красавицу-маму и замечательного отца. Лучшего отца в мире. Отца, который умер, чтобы мальчик жил. «Вот сейчас он наконец меня возненавидит, — подумал Снейп почти с облегчением. — Наконец-то. Давно пора». — Почему он… унижал вас? — Потому что был сильнее, — просто ответил Снейп. – Потому что мог. — Он был… как Малфой? Северус вздрогнул. На миг ему показалось, что это не вопрос. — Да. Но потом он встретил вашу маму. И… вырос. (А я ее потерял. И так и остался на долгие годы одиноким, озлобленным на весь свет мальчишкой. Но этого я тебе, сын моего врага, не скажу.) — А вы? — А я пошел служить тому, кто пообещал мне силу. — Вы служили Волдеморту? – глаза у мальчишки стали круглее, чем галлеон, и больше, чем у испуганной совы. Любишь страшные сказки, Поттер? — Служил. Пока не узнал, что он собирается убить… Лили. — Я не понимаю, — прошептал мальчишка. – Зачем ему было ее убивать? — Пророчество. Всегда дело в каком-нибудь пророчестве. Хотите узнать, как звучит ваше, Поттер? «Альбус меня убьет, — как-то лениво подумал Снейп. – И будет прав. Но… плевал я на Альбуса!» — Разве обо мне есть пророчество? — А вы думаете, ваш знаменитый шрам – это просто так, зигзаг удачи? Снейп прикрыл глаза и произнес нараспев: — «Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца...» Какое-то время мальчик молчал. Смотрел в зеркало и молчал. Северус даже подумал, что он впал в ступор: в конце концов, не каждый день слышишь, что тебе, оказывается, на роду написано победить самого могущественного волшебника наших дней. Потом коснулся рукой шрама. — А почему он решил, что это я? — А хрен его знает, — махнул рукой Снейп, расплескав янтарную жидкость из своего стакана. Он знал, что говорить так — не-пе-да-го-гич-но. Особенно то самое слово на букву «х». Но ему уже было все равно. Он почти достиг блаженного состояния астрала, когда слова совершенно не имеют никакого значения. – Больной ублюдок. – («Ублюдок» тоже не получалось отнести к правильным словам.) — Собственно, было две кандидатуры: вы – и Лонгботтом. — Невилл? — Вы знаете много Лонгботтомов, Поттер, которые бы учились с вами на одном курсе? Сарказм получился так себе. У него все нынче получалось так себе: вспоминать, забывать, каяться. Даже напиться должным образом никак не удавалось. — А…почему не Невилл? Если мы так похожи. — Вы ему понравились больше. Снейп не дал бы и ломаного кната за свою теорию выбора, сделанного Темным Лордом, но другой у него не имелось. — Родители Лонгботтома — чистокровные волшебники. Ваша мама происходила из семьи магглов, то есть вы — полукровка, как и сам Лорд. — Волдеморт – полукровка? – изумился Поттер. Казалось, от потрясения его очки вот-вот полезут на лоб. — Его отец был магглом, — просто ответил Северус. – У Лорда на этот счет… пунктик. Вы, он – как магические близнецы, зашифрованные в тексте пророчества. Так или иначе, но во враги он выбрал вас, Поттер. — А при чем здесь вы, профессор? — А я был тем, кто рассказал Лорду о пророчестве. — Зачем?! Вы же сказали, что… любили мою маму?! Мальчишка сжал кулаки и, казалось, всерьез собрался сломать своему декану его выдающийся нос. Не то чтобы Северус всерьез дорожил красотой профиля… — Я просто оказался не в том месте не в то время. Вы знаете, что такое «ирония судьбы», Поттер? Хотя откуда вам… Так вот, подозреваю, это оказалась как раз она. Когда я понял, кого Лорд определил в свои враги – было уже поздно. — Вы их убили. Вы убили моих родителей! Слово было произнесено. То самое слово, к которому они шли весь этот бесконечный разговор перед лицом зеркала Еиналеж. Перед лицом Лили Эванс. Лили Поттер. — Да, я их убил. Мальчишка не набросился на него, не ударил. Просто молча встал, кинул последний взгляд в сияющие голубым глубины зеркала и вышел из комнаты. А Северус остался.