Цена выживания

Томас уходит в город с тяжёлым сердцем и стойким предчувствием беды. Но деваться некуда: они должны избавиться о имплантов — и как можно скорее, а сделать это получится только здесь. Денвер поражает, особенно после Жаровни. Даже находясь в городе, Томас с трудом верит, что существуют ещё такие места — места, где жизнь течёт почти нормально. Но первое впечатление оказывается обманчивым. Имя бывшего глэйдера, считавшегося мёртвым, нацарапанное в записке, моментально возвращает к реальности. Томас не знает, почему он решает поехать на эту подозрительную встречу, его просто тянет туда и всё. В обшарпанной квартирке на окраине города их действительно ожидает Галли. От одного-единственного взгляда на его обезображенное лицо Томаса кидает в жар. Виски резко прошивает болью, и образы накатывают на него со всей полнотой ощущений. Томас во всех подробностях вспоминает, как, удерживая врага за горло левой рукой, он прижимал Галли к полу, а правым кулаком всаживал удары в лицо. Один за другим. Бил по скулам, по носу. Обрушивал удар за ударом. Он помнит, как слышал хруст костей, как текла кровь, а зал оглашали дикие вопли, и было не разобрать, чьи громче — его или Галли. Томас бил и бил его, вкладывая в удары всю ярость, которая в нем накипела, страшнее которой он еще не испытывал никогда в жизни. Как он мог это забыть?! Томаса потряхивает от накативших воспоминаний: он внезапно понимает, что, не оттащи его тогда друзья от Галли, — он просто забил бы глэйдера до смерти. Он не мог и не хотел останавливаться. Сейчас Томас испытывает ужас от одной этой мысли, и его накрывает такое всепоглощающее чувство вины, что общаться с Галли становится тяжело. После разговора с бывшим глэйдером внутри у Томаса кипит бешеный противоречивый коктейль, тело требует немедленных действий, и, пока они ищут неуловимого Ганса, Томас всё чаще возвращается мыслями к предложению бывшего врага. Какая-то часть внутри него, та часть, что отчаянно ненавидит ПОРОК, желает примкнуть к «Правой руке», но Томас всё ещё сомневается, что это хорошая идея. Сомневается ровно до того момента, пока его тело не перестаёт повиноваться, когда он против воли берёт нож и нападает на друзей, а Томас ничего, абсолютно ничего не может с этим сделать! Он пытается бороться изо всех сил, бьётся в исступлении, запертый в собственном сознании и вынужденный беспомощно наблюдать за разворачивающимся действом со стороны. «Борись!» — эхом отзываются в голове слова друзей. Томаса переполняет безумная ярость, он уверен, что нельзя ненавидеть кого-то так, как он сейчас ненавидит ПОРОК, но это всё-равно не помогает вернуть контроль над телом. Наконец друзьям удаётся вколоть ему снотворное. «Ты слишком слаб», — как приговор звучит в раскалывающейся от боли голове, перед тем как Томас проваливается в долгожданную темноту. Томас просыпается со стойким ощущением ненависти к самому себе. Он понимает, что не виноват в содеянном, но от этого не становится легче. Однако ещё больше, чем себя, он ненавидит ПОРОК. Решение вступить в борьбу вместе с «Правой рукой» приходит как единственно верное, и Томас почти не удивляется, когда друзья принимают его безоговорочно. Но сначала они решают вернуться к Ньюту. После произошедшего у Томаса сжимается сердце от страха за друга. — Ты не виноват. — Бренда ловит его за руку в подъезде, когда они спускаются от Ганса. — Томас, не смей себя винить! Он кивает и отворачивается, не желая возводить между собой и девушкой стену лжи. Возможно, если бы он был умнее, сильнее, лучше — ничего бы не произошло... Отделаться от этой мысли оказывается очень сложно. Особенно когда он через полчаса по своей же глупости попадается патрульному. А когда патрульного расстреливает коп-машина и на её экране высвечивается противная физиономия Крысуна, становится совсем тошно. Дженсон, как всегда, изъясняется в вычурной манере, чем бесит ещё больше. Томас старается отвечать нейтрально, сдерживая ярость — он всё ещё помнит, что стало с патрульным, и не желает разделять его участь. Он смотрит на руководителя ПОРОКа и не может понять, почему его уговаривают вернуться. Уговаривают, а не волокут уже за шкирку через весь город, наплевав на всё. Дженсон настолько уверен в том, что Томас придёт к нему сам, добровольно? После всего, что они сделали с ним? Как такое вообще возможно?.. — Дело касается твоего друга Ньюта. Боюсь, ему грозит чудовищная опасность, — говорит Дженсон, прерывая ход мыслей Томаса. Беспокойство за друга накрывает с головой и выходит на первый план, подавляя даже бушующую внутри ненависть к Крысуну. Вот он — козырь, спрятанный в рукаве Дженсона. Та болевая точка, надавив на которую, они рассчитывают на добровольное возвращение блудного субъекта. Томас снова злится, теперь уже на самого себя за то, что оставил Ньюта одного, и за то, что теряет время в пустых разговорах. А ещё за то, что позволяет собой манипулировать. — Ты бы мог спасти его, — тихо произносит Дженсон, почти вышибая всё его напускное хладнокровие. Томас сжимает кулаки, с трудом сдерживая желание разбить беспилотник. — Балдеешь, да? Тебе нравится издеваться над нами, — всё же вырывается у него сквозь зубы, и это самое безобидное из того, что может выдать сейчас Томас. Закончить разговор в нейтральном тоне стоит ему огромной выдержки. Отвязавшись от Дженсона, они битый час пытаются найти машину, чтобы добраться до нужных ворот. Томас намеренно подавляет все мысли и разговоры о Ньюте, чтобы заранее не накручивать себя и друзей понапрасну. Но он продолжает думать о словах Крысуна. Не может не думать. Томасу отчаянно не хватает информации, чтобы сложить единую картину. Возможно, имей он полный доступ к своей памяти, многое было бы понятнее, но ПОРОК её отобрал. Как отобрал и многое другое. Томас надеется, что с помощью «Правой руки» они смогут вытащить из лабораторий иммунов и найти для них более подходящее место. Ему очень легко удаётся представить эту идеалистическую картину, но он сразу себя осаживает. Как показывает практика, забрать кого-то у ПОРОКа — не так-то просто, они очень не любят расставаться с тем, что считают своей собственностью, и готовы удерживать её любыми способами. Томас невольно касается шеи, где под кожей чернеет татуировка, которая всю жизнь будет напоминать ему о пережитом. Но самое ужасное, что в этом призрачном светлом будущем абсолютно точно нет места Ньюту, другу, которого Томас просто не готов потерять. В отеле, где они решили переночевать, бросив бесплодные попытки добраться до ворот, Томас долго ворочается на кровати, пока не заставляет себя наконец заснуть. И даже сносно высыпается. *** Томас не понимает почему, но он уверен, что они не найдут Ньюта на берге. Приходит эта уверенность ещё до того, как пандус бухается на пыльную площадку аэродрома и им в лицо ударяет жар и спертый воздух летуна. Он с друзьями начинает обыскивать помещения, но изнутри уже поднимается и расползается пустота, грозя поглотить все чувства. Томасу не нужно читать записку. Томас всё видит в сгорбленных плечах Минхо и в его взгляде, полном такой же чёрной пустоты. Берг, взвыв двигателями, поднимается в воздух через несколько минут. Томас успокаивает себя тем, что они и не из таких передряг выходили, но внутреннюю убежденность о том, что в этот раз всё по-другому, не переломить. Дом шизов выглядит как грёбаная яма с кучей кланка — и таковой, по сути, и является. Безумие смотрит на Томаса десятками глаз. Из подворотней. Из разбитых окон домов. Из тщедушного детского тельца, прижимающегося к испуганной матери. И Томас не понимает, кем надо быть, чтобы сослать ребёнка сюда, даже если он на самом деле болен. Правительство, ПОРОК, люди, имеющие власть, не должны так делать... Они не имеют право на это! «Не должны иметь». Томас смотрит безумию в глаза, и ему кажется, что выхода нет. Что оно всё равно поглотит планету рано или поздно. Их трепыхания бесполезны, и здесь это ощущается особенно сильно. «Мы это заслужили». Томаса тошнит от шизанутой тётки, норовящей облизать ему лицо. Но думает он не о ней, а о голосе в своей голове. И о том, что не стоит никому про это говорить. Вряд ли друзья оценят, особенно после того как Бренда заявила о безвозвратной утери телепатии вместе с имплантом. Кажется, рано Томас обрадовался... Скорее всего, он просто сходит с ума. Это его пугает. Пугает, но не удивляет. Ньюта они находят при помощи охранников спустя полчаса в полуразрушенном зале для боулинга. Томас безумно рад видеть друга, но, когда тот поворачивается, глазами Ньюта на него смотрит всё то же безликое безумие. У Томаса обрывается сердце. С каждым произнесенным словом внутри множится и крепнет уверенность — он не вернётся с ними. Он не может. Томас понимает это предельно ясно, но какая-то внутренняя упёртость не даёт ему отступить сразу. Обвинения выбивают Томаса из колеи, он отстранённо слушает перепалку Ньюта с Минхо, но догадывается вмешаться, только когда ситуация обостряется до предела и завязывается драка. Томас смотрит на убитого шиза, не в силах поверить, что это реальность. Что друг взял и пристрелил его просто так... Ньюта трясёт, и в его глазах плещется океан боли. Пушка в руке мелко подрагивает, но дуло продолжает смотреть в лицо Томасу. И, глядя в глаза своему другу, он внезапно осознает, что Ньют действительно выстрелит, если они не уйдут. Это уже не их друг. В этом шизе Ньюта почти не осталось, и только чудо сейчас удерживает его от расправы над бывшими друзьями. Слезы чертят дорожки на чумазом лице, и Томасу кажется, что это — последние капли человечности, оставшейся в нём. «Уходите. Сейчас же!» Боль резко прошивает виски. Томас давит панику усилием воли, хватает Минхо с Терезой и тащит их к выходу. Им больше нечего здесь делать. Побег из Приюта воспринимается как нечто далекое и не имеющее к ним никакого отношения. Томас делает всё на автомате, мыслями продолжая оставаться в том зале и не имея сил его покинуть. Томас смотрит на Минхо и видит в его глазах отражение своей боли. Они всё ещё есть друг у друга, но от этого ни черта не легче. Неправильная, нереальная пустота разрывает грудь. Мысли ходят по кругу и всё время возвращаются к Ньюту как заевшая пластинка. Будто Томас мазохист и ему нравится испытывать эту боль заново раз за разом. Прочитанное письмо входит контрольным в голову. Он засыпает через полчаса, измученный и вымотанный до предела. Томас сидит в удобном кресле, слушая привычное шебуршание лапок жуков-разведчиков. Перед ним на экране мелькает множество дерганых картинок, обрывки разговоров. От группы глэйдеров, собравшихся у вечернего костра, слышится смех. Томас не понимает, как можно находить радость в их положении, но ребята находят. Иногда ему даже кажется, что они почти счастливы, и от этого ему ещё больше хочется в Лабиринт. Как угодно, лишь бы быть с друзьями, а не беспомощно смотреть на них через эти ненавистные экраны. Тихий стук в дверь отвлекает Томаса от невесёлых мыслей. В комнату заглядывает Ава Пэйдж, её лицо выглядит встревоженно — она хмурится, и морщины на лбу кажутся больше и глубже, чем обычно. — Томас, прости, что отвлекаю, но мне необходима твоя помощь. Он моментально подскакивает и спешит за ней, не предчувствуя ничего хорошего. Длинный путь коридорами лабораторий ПОРОКа заканчивается у неприметной двери, где их уже ждёт Тереза. Вид у неё очень сосредоточенный. Тереза протягивает Аве небольшую сумку, та достаёт из неё пистолет и три шприца. Томас с ужасом смотрит на них, не в силах отвести в взгляд. — Томас, — вкрадчивым голосом окликает его Ава, вырывая из ступора. — Нет! — его голос дрожит. — Вы не можете снова заставить меня пройти через это! Не можете! — кричит он. Томас отступает, упираясь лопатками в стену, зажмуривается и мотает головой. Доктор Пейдж не знает, чего ему стоит не пускать в свой разум воспоминания о предыдущей Чистке и как часто они являются ему в ночных кошмарах. «Том, я не справлюсь одна. Ты нужен мне!» Томасу хочется закричать от безысходности. Он не может быть таким, каким его хочет видеть Тереза. Она другая и, пожалуй, идеально вписывается в ПОРОК. А Томас... Томас просто хочет быть ребёнком. Без голосов в голове, вечного выбора между сердцем и необходимостью и без непомерных для него поручений. — Томас, за этой дверью находятся три человека, пощадив которых, мы погубим весь проект. Ты же понимаешь, что без нас у человечества вообще нет шанса выжить? Это малая цена. И если бы я могла, я бы сделала это сама. Мне жаль. Томас открывает глаза, в упор глядя на Аву Пейдж. — Да ни черта вам не жаль! — Злость клокочет в горле. — Здесь есть и другие, взрослые иммуны, но вы хотите, чтобы это сделали мы, потому что дело в Переменных! «Том», — в мысленном голосе Терезы столько осуждения, что ему внезапно хочется её ударить. — Да, ты прав, это нужно для создания Матрицы, но мне действительно жаль, — неожиданно спокойно отвечает Ава, будто не на неё орут и ловят на лжи. — Если тебя это успокоит, то скажу, что, соглашаясь, ты приближаешь нас к цели. Томас резко сдувается. Он понимает, что доктор Пейдж всё равно добьется своего так или иначе, а значит, и нет смысла упираться. Чем быстрее он сделает то, чего от него хотят, тем будет лучше для всех. Доктор Пэйдж, уловив перемену, протягивает вперёд руки — в одной лежит пистолет, а в другой шприцы. Иллюзия выбора. Так работает ПОРОК. Томас молча берёт в руки оружие, разворачивается и шагает к двери. Тереза проводит ключ-картой, и они заходят внутрь. «Коридор отрезан от других помещений. Комната находится в дальнем конце, дверь заблокирована». Томас шагает впереди, и тяжёлый пистолет ощущается в руке как нечто чужеродное. Когда разблокированная дверь открывает им проход в комнату, Томас ожидает ощутить тошнотворный запах — то, что обычно сразу выдаёт шизов, но в помещении пахнет так же, как и в коридоре. Разве что с небольшой примесью аромата цветочного мыла и растворимого кофе. В комнате горит свет, люди не спят. Женщина и двое мужчин вскакивают со стульев, поворачиваясь к вошедшим, но, заметив у Томаса пистолет, сразу поднимают руки вверх. Женщина заметно бледнеет и начинает заикаться: — Ч-ч-что всё э-э-это з-з-значит? Томас смотрит в её испуганные глаза, и его пробирает ужас. Как давно заразились эти люди? Анализы делаются каждый день, и, если их никто не покрывает как предыдущих, значит, Ава Пейдж узнала о заражении сразу. Томаса прошибает холодный пот — она намеренно умолчала об этом! Очередная ложь! Томас в нерешительности оглядывается на Терезу, которая сосредоточенно хмурится и молчит. «Тебе столько раз врали, что пора бы уже и привыкнуть», — одёргивает себя Томас. «Они точно заражены?» — мысленно обращаясь к Терезе, он фактически предпринимает последнюю попытку что-то изменить. «Да, ошибки быть не может — перепроверили трижды». Проклятье! Люди испуганно смотрят на них. Томас медлит. Томас борется с собой и... проигрывает. Но они имеют право знать. — Вы заражены и представляете опасность для проекта. — Он будто слышит свой голос со стороны, и в нём столько равнодушия, что мог бы позавидовать сам советник Андерсон. Томас кидает короткий взгляд на Терезу. — Пуля или смертельная доза яда мгновенного действия — вы можете выбрать. Женщина всхлипывает, прижимая руки к лицу, и отступает на шаг, а парень слева, всего на несколько лет старше самого Томаса, начинает тараторить с бешеной скоростью. Томас разбирает в этой мешанине «отпустите», «спрячемся», «не опасны», и, прежде чем успевает ответить, мужчина справа протягивает Терезе руку. Она молча кладет в неё шприц, он опускается обратно на стул, глядя в глаза Томасу и бросает приятелю: — Заткнись, Сэм. Не сотрясай зря воздух. От ПОРОКа не уходят. Мужчина сам вводит яд себе в шею и сползает безжизненным телом на пол. Женщина заходится рыданием, в этот момент Сэм, видимо, решает, что отвлекшийся на товарища Томас — лёгкая мишень, и бросается вперёд. Томас нажимает на курок ещё до того, как успевает осознать это действие. Парень с простреленной шеей по инерции пролетает дальше, сбивая Томаса и Терезу с ног, и они все вместе валятся на пол. Вывернувшись из-под тела, Томас вскакивает и сразу стреляет женщине в голову, опасаясь сопротивления и от неё. Пистолет глухо щелкает в руке, ударяя отдачей — ПОРОК успел подготовиться с прошлой Чистки. Третье безжизненное тело падает на пол. Тереза тяжело дыша смотрит на него огромными глазами. Томас разворачивается и вываливается в коридор, держась за стену. Футболка, залитая чужой кровью, противно липнет к телу, в нос ударяет тяжёлый приторный запах, и Томас не выдерживает: сгибается, отправляя на пол содержимое желудка. Он не может остановиться, пока его не начинает рвать желчью. «Том, я...» «Лучше молчи», — обрывает её Томас. Сглатывая всё ещё подступающую к горлу тошноту, он молча встаёт и тащится обратно, держась за стену, туда, где за дверью терпеливо дожидается Ава Пейдж. Томас отдаёт окровавленное оружие. Ему сейчас столько всего хочется высказать ей в лицо, но сил хватает только на то, чтобы почти прошептать: — Однажды на их месте можете оказаться вы. — Я знаю, Томас. И надеюсь, что это тебя не остановит. Томас смотрит ей в глаза, а затем разворачивается и молча уходит, больше всего на свете желая остаться вместо тех несчастных в комнате с простреленной башкой, чтобы больше никогда не делать ничего подобного с другими людьми. Он просыпается посреди ночи с абсолютным отвращением к себе и долго пытается привести дыхание в норму. Потом ещё дольше молча пялится в потолок, надеясь, что этот сон — не отголосок его прошлой жизни, а самый обычный кошмар. Но эта надежда, мягко говоря, трещит по швам. Томасу отчаянно не хватает Ньюта. Друга, который умудрялся парой слов, а то и просто молчаливым взглядом, восстановить равновесие в его душе, каким бы отчаянным ни было положение. Он садится на кровати, обхватывая колени руками, и тихо сглатывает слёзы, чтобы не разбудить друзей. Томас не может смириться с мыслью, что его друг практически мёртв — это разрывает изнутри. Он задыхается от мысли, что всё могло бы быть иначе, если бы... «Ты слишком строг к себе». — Голос в голове вкрадчив и осторожен. «Иди к чёрту!» — У Томаса нет никакого желания спорить с самим собой. Особенно сейчас.