Глава 6
23 ноября 2018 г. в 17:30
Я ошалело уставился на Алю. Она молчала. Я повернулся к Матвею, беззвучно требуя, чтобы он выдал мне точную справку. Матвей пожал плечами, отрицательно мотая головой.
Молчание нарушила Катя.
— Я точно не помню, — сказала она, — но мне казалось, что про Олега Василий всегда говорил скептически.
— В целом, да, — согласилась Аля. — Виктору он верил больше, чем Олегу. Он считал, что Олег внёс в организацию раскол, подорвал доверие к Виктору.
Отчасти поэтому на Карте приближения к истине показания Василия Лихачова мы расположили на значительном удалении от солнца — он был пристрастен. Кроме того, самые ранние его воспоминания датировались тысяча девятьсот сорок седьмым годом, когда история молодогвардейцев гремела по всей стране.
— Мы же вроде решили, — подал голос Матвей, — что Василий… как бы это сказать… слегка подгоняет официальную версию под свои убеждения.
Аля кивнула.
— Это я помню, — сказала она. — И всё же беседа сорок седьмого года показалась мне очень любопытной. Там он говорит несколько интересных вещей. Во-первых — что раненый партизан из отряда Виктора сказал Олегу, что Виктор предатель. Во-вторых — что Олег имеет связь через какого-то Данило с ростовскими партизанами. В-третьих — что Нину Кострецову выкупали из полиции. И, наконец, в-четвёртых…
— Ольгу, — запоздало поправил я. — Ольгу выкупали из полиции.
Аля словно обрадовалась тому, что я её перебил.
— Это все остальные говорят «Ольгу». А Василий сказал «Нину».
— Перепутал?
— Может быть. Как бы то ни было, в этой беседе он упоминает её ещё один раз. В связи с тем, что в газетах появился её рассказ о «Молодой гвардии».
— Что в-четвёртых? — спросила Катя.
— В-четвёртых вот что. Будучи в запасном полку, Василий познакомился с бывшим военнопленным, который, как и он сам, пришёл в часть из Красной Шахты. И представьте себе, этот военнопленный входил в группу коммунистов из электромеханических мастерских. Он тоже был арестован и даже сидел в камере с молодогвардейцами. Он их не знал, но Виктор ему запомнился. Запомнился своим подозрительным поведением.
Я устал удивляться. Матвей и Катя, плечом к плечу сидевшие на краешке парты, упираясь ногами в пол, тоже молча смотрели на Алю.
— Почему ты улыбаешься? — спросил наконец Матвей. — Ведь он фактически подтверждает слова того, другого, мужика, который тоже сидел в камере с ребятами, наплёл про них, а потом свалил вину на энкавэдэшников.
— Этот тоже сказал, что Виктор постоянно просился на допрос, возвращался с сигаретами и убеждал всех во всём сознаться? — спросила Катя.
— Подробностей нет, — ответила Аля. — А улыбаюсь я потому, что могу объяснить, что это за бывший военнопленный и почему Вася перепутал Ольгу с Ниной.
Экран с документом погас, и это вывело меня из ступора.
— Давайте сначала закончим с источником слухов о трусости Виктора в партизанском отряде, — сказал я, оживляя заснувший ноут.
Ребята тоже зашевелились.
— У меня по слухам, собственно, всё, — сказала Аля и стала наводить порядок в своих распечатках.
Матвей, отделившись от парты, медленно зашагал вглубь аудитории, разминая ноги. Катя принялась разливать по пластмассовым кружкам какао из термоса.
Я дополнил документ:
Лихачов, В. 1947: раненый партизан из отряда Виктора через Олега Полевого.
Эта последняя версия показалась мне самой неправдоподобной. Ну, положим, в жизни случаются удивительные совпадения. Но неужели этот раненый партизан, не видя Виктора, сразу же уверенно сказал Олегу: «Этот парень предал наш отряд»? Или что, они случайно заговорили о Викторе, Олег зачем-то назвал его фамилию, и партизан сказал: «Предателя нашего отряда тоже звали Виктор Тербацевич»? Или они заговорили о Викторе неслучайно? Или человек подробно рассказал, где он партизанил, и Олег уже сам сложил два и два? Но тогда Олег должен был знать, где партизанил Виктор. А Виктор был не дурак, чтобы рассказывать об этом всем подряд. Особенно если отряд был разбит по его вине. В общем, вопросов к этой истории было слишком много. Но самое главное — она не получала подтверждения в словах других молодогвардейцев.
Столь же сомнительным казался рассказ Жоры Ароянца о том, что предупреждение насчёт Виктора поступило от подпольщицы Соколовой. Почему он сказал об этом только десять лет спустя? И почему сначала говорил про Оксану? И почему никто в пятьдесят пятом году не задал Жоре этот вопрос?
Как бы то ни было, официальной стала совсем другая версия — версия зам.зав.спецотделом ЦК ВЛКСМ Торицына, который писал историю жизни и смерти «Молодой гвардии» по горячим следам.
— С источником всё более-менее ясно, — сказал Матвей, возвращаясь по проходу между партами. — Это была Оксана, то бишь Ольга Кострецова. Правда, непонятно откуда она взяла эту информацию. Скорее всего, она не сумела внятно объяснить Торицыну, кто такие Андрей и Данило, и переложила ответственность на Любу, которая не могла опровергнуть её слова.
Уже на середине его рассуждений Аля начала отрицательно мотать головой. Катя протянула ей и Матвею кружки с какао и сказала:
— Ты упускаешь из виду хронологию упоминаний. Посмотри, что у нас получилось.
Взяв две оставшиеся кружки, она села рядом со мной.
Матвей тоже подошёл и уставился в мои записи. Мы втроём одновременно отпили какао. На семинары его приносила, конечно же, Аля.
— А, ну да, — согласился Матвей. — Про Любу она вспомнила в шестьдесят пятом. У Торицына было раньше.
— Скорее уж Торицын не смог внятно объяснить, кто такие Андрей и Данило, — сказала Катя. — Потому и написал, что эти сведения принесла Люба из Луганска. А Ольга в шестьдесят пятом просто повторила общепринятую версию.
Пару минут все молча пили какао. Потом Матвей опять принялся рассуждать:
— То есть Ольга принесла от Данило слухи. Потом все остальные сказали об этом Торицыну. Но Торицын по каким-то причинам решил написать, что слухи принесла Люба из Луганска. Я правильно понимаю?
— Вроде да.
— Тогда почему во всех своих воспоминаниях Ольга ничего о слухах не говорит? В отчёте сорок третьего она упоминает Виктора всего один раз, да и то за компанию с теми, кто ограбил немецкую машину. В то время как об Андрее с Данило рассказывает очень много.
— Подтверждаю, — сказала Аля. — Там всё очень красочно. И о том, как она ходила на связь, и как была арестована, и как вела бой с полицаями. О предательстве Виктора она должна была бы рассказывать так, будто видела это своими глазами.
Катя задумчиво кусала губу.
— Но почему? — спросила она. — Ведь это важно. О предательстве написали все, кому она об этом рассказала. Но не она сама.
— Может быть, Торицын не поверил в Андрея и Данило? — предположил я. — Он изменил источник сведений, и посоветовал Ольге об этом не распространяться.
— А другим почему не посоветовал? — возразила Катя.
Я и сам уже понял, что объяснение никуда не годится.
Торицын мог бы посоветовать ребятам писать то же, что и он, — что о трусости Виктора в партизанском отряде им сообщила Люба. Но ведь они и в последующих воспоминаниях и беседах продолжали настаивать, что это была Ольга-Оксана.
— И кстати, — добавил Матвей. — Если бы он не поверил в Данило, он бы, наверное, не стал писать о нём в докладной записке. Но Данило там фигурирует. Он командир ростовского партизанского отряда, а Ольга — его связная.
Это была одна из тех нестыковок, которым не находилось рационального объяснения. Обычно на этом месте мы начинали говорить о необходимости увидеть всё своими глазами: о прыжке в прошлое или создании спутника, который на самом краю Вселенной будет ловить и преобразовывать в математические данные свет от печальных красношахтинских событий, всё ещё плывущий в бесконечность.
В самом деле, если Торицына не смутили неуловимые ростовские партизаны, почему не написать так, как рассказывали сами молодогвардейцы? Ведь он составлял важнейший документ. Почему он счёл возможным изменить источник слухов о Викторе?
Последний вопрос я задал вслух. Аля подняла руку, как в школе на уроке.
— У меня есть версия. Но чтобы ответить на этот вопрос, надо начать издалека.
Я посмотрел на часы в нижнем углу экрана. Было без пятнадцати шесть. В шесть в аудитории, где мы окопались, должна была начаться пара у каких-то вечерников.
— Пойдём в лабораторию, — предложил Матвей. — Заодно вернём ноут и распечатаем, что написали.
Мы стали собирать вещи. Аля тем временем говорила:
— В сорок седьмом году Лихачов довольно подробно рассказывал о появлении слухов. Случилось это в конце ноября или начале декабря. Вася с Олегом шли из клуба имени Горького, и вдруг Олег ему говорит: у нас есть предатель.
Уже в этих двух предложениях была нестыковка. Клуб имени Горького, где молодогвардейцы под видом артистов и музыкантов уклонялись от вербовки, заработал только в конце декабря, когда молодогвардейцы познакомились с его директором, Евгением Малышевым. В самом первом и, по-нашему мнению, наиболее достоверном отчёте Георгия Ароянца указан именно этот период. Более того, в сохранившейся трудовой книжке Виктора написано, что он стал руководить струнным оркестром этого клуба в декабре месяце, двадцать второго числа. Такие книжки выдавались биржей труда и назывались «карточкой явки».
— У нас предатель, заявляет Олег и сообщает Василию о своей случайной встрече с раненым партизаном. Олег предлагает отстранить Виктора от руководства, пока ни о чём ему не рассказывая. Потом Олег отбирает пятнадцать лучших молодогвардейцев, втайне вручает им комсомольские билеты и приказывает готовиться к уходу в лес. Мол, он имеет связь через какого-то Данило с ростовскими партизанами. Заметьте: не связь через Оксану с командиром Данило, а связь «через какого-то Данило с командиром».
Мы вышли из аудитории и побрели по пустынному коридору. Аля продолжала:
— Василию было не по себе оттого, что это происходит тайком от Виктора. Он совещается с Зимаковым. Оказывается, Ване тоже не нравится идея Олега увести людей в неизвестность. Дескать, как можно довериться этим партизанам, если об их деятельности никто ничего не слышал.
Пока они размышляют и совещаются, Виктор узнаёт о комсомольских билетах. Спрашивает у Олега: какого чёрта? Олег раскрывает карты, мол, мы знаем о твоём предательстве.
— А Виктор что?
— Виктор спокойно сказал: «Как вы могли поверить, что я на это способен». Вася говорит, что наблюдал эту сцену. Ему показалось, что человек с нечистой совестью потерял бы самообладание, а Виктор был спокоен.
Как бы то ни было, Олег сообщает Виктору, что скоро ребята уходят в лес. Но уход срывается потому, что Нина Кострецова попадает в полицию.
— Так он их всё-таки перепутал? Сестёр Кострецовых?
— Думаю, ошибка объясняется тем, что он их не знал. О том, что молодогвардеец Кострецова была связной, и её однажды пришлось выкупать из полиции, Вася прочёл в газетах, когда Красную Шахту уже освободили, и о подвиге ребят узнала вся страна. Эти новые для него сведения он выдал за своё воспоминание. Он не обратил внимания на имя. Ему не пришло в голову, что девушек было две. Он этого просто не знал.
В самом этом факте нет ничего удивительного. Организация делилась на группы и не все участники знали друг друга. Об этом и Ароянц писал в своём первом отчёте. Там он называет фамилии известных ему подпольщиков, и Кострецовых среди них нет. Он тоже их не знал.
Но Жора, в отличие от Васи, не вспоминал о том, что Олег сообщил ему об аресте Кострецовой. Жора не воспоминал о том, что Олег имел связь через какого-то Данилу с ростовскими партизанами. Жора не говорил, что Олег хотел увести ядро организации в лес. Он сказал противоположную вещь: молодогвардейцы не могли уйти в лес, потому что им не хватало оружия.
— Алька права, — сказал Матвей. — В первом отчёте всё довольно прозаично. А вот в сорок четвёртом году он говорит про «девушку Оксану» и про то, что Полевой связался с генерал-майором, командиром партизанских отрядов ростовской области.
— Откуда это, по-вашему, взялось?
Получив в гардеробе одежду, мы оделись и вышли на улицу. Вдыхая морозный воздух, потопали к биологическому корпусу. Под ногами хрустело, в окнах горел свет.
Катя сказала:
— Либо всё-таки вспомнил. Либо узнал из газет или от Торицына.
— Вот и Вася также, — сказала Аля. — Я не думаю, что он общался с Олегом так плотно, как говорит. Олег был на два года младше, в Красную Шахту приехал недавно, в Васиной школе проучился всего год — вряд ли они дружили. Вася знал, что Зимаков привлёк Олега в организацию, и это, пожалуй, всё. А то, что он вспоминает в сорок седьмом году, скорее всего, послезнание.
— То есть раскола не было? — спросил я. — И Виктора не отстраняли от руководства?
— Что-то вроде раскола было, — сказала Аля. — Но уже перед самыми арестами. И как раз таки Вася сыграл в нём не последнюю роль.
Вот как он об этом рассказывает.
Двадцать седьмого декабря, после того как сорвался уход в лес, молодогвардейцы устроили совещание штаба. Директор клуба имени Горького Малышев ругал Гуркевича и Полевого за раскол организации, отстранение Тербацевича и связь с непонятными людьми, выдающими себя за партизан. В разгар этой заварухи прибежал Серёжа Летягин и сообщил о машине с новогодними подарками. Ребята пошли её грабить. Потом был Новый год. Потом начались аресты.
— Ты думаешь, всё было не так?
— Я думаю, было не совсем так. Мне кажется, Олег действительно пришёл к Васе и предложил ему перейти в новый отряд, уйти к партизанам. Вася понял, что не всем ребятам это предлагают, и не захотел уходить тайком от Ароянца, Малышева, первомайцев и остальных… И рассказал Виктору.
Вот тогда и началась «заваруха». Виктор созвал срочное собрание. Думаю, там присутствовали Зимаков, Полевой, Малышев, Лихачов и Гуркевич. Лихачов и Гуркевич подтвердили, что их пригласили в новый отряд. Малышев и Тербацевич потребовали от Олега прямого ответа: кто такие Андрей и Данило. Оказалось, что их никто не видел, и Олег собирается вести часть молодогвардейцев неизвестно куда.
Мы поднялись на крыльцо нашего корпуса и немного потоптались на месте, слушая Алю. Голос её звучал тихо и грустно.
— Я думаю, эти слухи про трусость Виктора в партизанском отряде рассказывали только тем, кого было решено взять в лес.
— То есть Ольга их придумала?
Аля покачала головой.
— Если внимательно прочесть отчёты Кострецовых, создаётся впечатление, что Ольга была связной между Данило и своей сестрой Ниной, а Нина была связной между Ольгой и Олегом. Ольга в большинстве своих отчётов не говорила о Викторе ничего дурного.
— Ни хрена себе, — сказал Матвей.