Дочь времени

      Про совместную деятельность он твердил нам с самого начала учебного года, потому что группа у нас получилась недружная. Сначала нас было трое, а через месяц пришла Аля Вороненко — профессор заметил её на параллельном потоке и переманил к нам. Аля сразу же всем понравилась и только благодаря ей мы стали проводить время вместе. Но это случалось редко, потому что у каждого была своя учебная программа и виделись мы только на занятиях у профессора и нескольких общепоточных лекциях. Я, например, изучал анатомию, а у Кати был уклон в физику; к тому же вначале мы были очень скрытные и не обсуждали друг с другом, кто куда ходит и с чем это связано.       Короче говоря, просто общаться вечером после занятий было неинтересно, и Гена посоветовал провести семинар: каждый придумает группе общий проект, а после мы сообща решим, чем заниматься. Первый семинар провалился. Я, оправдывая репутацию тупого физкультурника, без особой, впрочем, надежды предложил собрать команду по плаванию и занять первое место в летних любительских соревнованиях. Аля думала об отряде скорой помощи бездомным животным и к большому неудовольствию Геннадия даже выпросила у профессора угол в лаборатории. Матвей хотел запустить в универе серию интеллектуальных игр «Битва эрудитов», а Катя предложила организовать клуб любителей чтения. Мы разошлись разочарованные, но полные решимости собираться до тех пор, пока совместное занятие не будет найдено. На втором семинаре Катя рассказала нам про «Молодую гвардию».       Теперь эта запутанная история не даёт нам покоя. Произошла она очень давно, за сорок с лишним лет до нашего рождения. Вся планета пылала в огне Второй мировой войны: на трёх континентах шла борьба со злобной, отсталой идеологией — фашизмом. Наша Родина в то далёкое время называлась Советским Союзом и не стояла в стороне от борьбы. Для неё это была Великая Отечественная война, потому что после вторжения врага на нашу территорию, защищал её буквально весь народ. Главным врагом были германские националисты, гитлеровцы. В начале войны они захватили многие города и сёла и наводили в них новый порядок. Суть этого порядка сводилась к одному: всё мирное население должно было батрачить на благо Третьего рейха и не рыпаться. Тех, кто бунтовал, казнили: прилюдно вешали или расстреливали где-нибудь в лесу.       И вот на одной из таких территорий, в небольшом шахтёрском городе Красная Шахта, месяца через два после прихода немцев к власти возникла подпольная антифашистская организация. Называлась она — «Молодая гвардия». Образовали её ребята и девушки вроде нас, вчерашние школьники. Они боролись с захватчиками в силу своих возможностей: тайно вооружались и писали листовки, уличая во лжи оккупационную пропаганду, которая рисовала фашистов добрыми освободителями. За несколько дней до нового года они готовились взорвать дирекцию угольной промышленности, а после — уйти в партизанский отряд, с которым у них была налажена связь. Ни то, ни другое осуществить не удалось.       Накануне диверсии молодогвардейцы обокрали почтовую машину, которая везла новогодние подарки немецким солдатам. С пропитанием в лесу было туго и добытое печенье, шоколад и сигареты пришлись очень кстати. Однако ребята допустили роковую ошибку, когда поручили какому-то постороннему мальчишке продать на базаре трофейные сигареты. После случилось сразу несколько фатальных событий, которые привели к разгрому организации и гибели почти всех её участников. Во-первых, за несколько часов до запланированного подрыва дирекции партизаны отменили диверсию и в очередной раз отложили уход подпольщиков в лес. Во-вторых, мальчишка с сигаретами попался в лапы полиции.       Сначала арестовали только троих. Но потом почти одновременно в полиции разными путями оказались несколько доносчиков, и вся организация была раскрыта. На допросах молодогвардейцев пытали. Когда всё было ясно и кончено, их вывезли на окраину города и расстреляли, побросав и мёртвых, и полуживых в шурф недействующей шахты.       Через месяц в город вошла Красная Армия. Из шурфа родители доставали изувеченные трупы своих детей. В архивах есть документ под названием «Справка о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков», так вот его невозможно читать спокойно.       — Твари, — только и смог проговорить Матвей, не дойдя и до половины списка.       Аля страдальчески поморщилась, а у меня заледенели и мелко задрожали пальцы рук. Обычно это предвещало паническую атаку, поэтому я перестал читать, закрыл глаза и сосредоточился на дыхании. До меня донёсся голос Кати:       — Самое страшное — что сотворили это наши же люди, русские.       — В смысле?       — Били, пытали и расстреливали молодогвардейцев полицаи. А вспомогательную полицию на оккупированных территориях набирали целиком из местного населения.       — То есть… их же земляки?       — Их же соседи.       Мы подавленно молчали.       — Как же они могли? — спросила Аля. — Это же просто… Такой грех на душу…       — Да какая там душа, — сказал Матвей. — Все эти коллаборанты были обыкновенные шкурники. А на работу в полицию шли негодяи и бывшие уголовники.       Я всё ещё боролся с приступом, дышал и старался не считать удары сердца, чтобы не вызвать тахикардию.       — Надеюсь, их поймали и казнили.       — Не всех. Многим удалось скрыться от правосудия.       — Вот гады.       — А почему отменили подрыв дирекции? — спросил я, чтобы отвлечь свой мозг от обработки внутренних переживаний.       Катя словно ждала этого вопроса.       — По официальной версии, — объяснила она, — это был категорический запрет партизанского командира по кличке «Данило». Он сказал молодогвардейцам, что за каждого убитого немца расстреляют сто жителей города.       — Ну, положим, не сто, а десять, — скептически произнес Матвей. — Но вообще — да, резонно. Но почему партизаны отложили уход подпольщиков в лес?       — А что, есть неофициальная версия? — спросила Аля.       — Есть. И не одна.       — И что она говорит?       — Что Данило был агентом абвера, немецкой военной контрразведки.       Я окончательно пришёл в себя. Катя стояла возле переносной демонстрационной доски и выжидательно глядела на нас. Мы сидели на диванчике между стеллажами, в самом дальнем углу студенческой библиотеки. На доске висели чёрно-белые фотографии, карта Красной Шахты и схема последовательности событий.       Аля и Матвей переглянулись.       — То есть, — начал Матвей, — подпольщики нарвались на агентов, которые под видом партизан специально удерживали их в городе до арестов?       — А мальчишка с сигаретами? — продолжила Аля. — Получается, он не сыграл никакой роли? Организацию и без него бы раскрыли?       — Считается, что первую тройку арестованных, — начала рассказывать Катя, — Малышева, Зимакова и Тербацевича, — она показала карандашом на три фотографии, — обвиняли только в краже новогодних подарков. Мальчик ничего не знал о подполье и признался только в том, что эти трое дали ему сигареты. Бытует мнение, что их бы просто высекли и отпустили, если бы не доносчики. Аресты молодогвардейцев начались после показаний этих людей. Их было несколько, и активизировались они примерно в одно и то же время.       — То есть… они тоже были агентами абвера? Или это совпадение?       — Первым донос написал девятнадцатилетний Геннадий Кочетков. Он сам был молодогвардейцем и добровольно выдал своих друзей. Потом заговорила семнадцатилетняя Ольга Градская, подруга одной из подпольщиц. В общей сложности было шесть разных предателей. Все они были так или иначе знакомы с молодогвардейцами, это был очень маленький город.       Я присвистнул.       — Шесть предателей на одно подполье. Обложили, так обложили.       — Нет, ну что за ужас! — воскликнула Аля. — Выдали тоже свои?       — Жесть, — согласился Матвей. — При таком раскладе не спасёшься.       — Спаслось всего девять человек.       — А сколько было?       — Семьдесят четыре.       — Сколько?!       — Было три больших группы: городская, из рудника Первомайский, который примыкал к городу и считался одним из районов, и поселковая. Посёлок тоже назывался Красная Шахта и лежал в пятнадцати километрах от города. Всего их было семьдесят четыре человека. По официальной версии.       — Так это целая рота! — сказал Матвей. — И что, их просто повязали, как маленьких? Ты ведь сказала, они вооружались.       — Да, — ответила Катя. — Вот перечень оружия из тайного склада молодогвардейцев, который был найден после освобождения.       Она положила перед нами лист бумаги.       «15 автоматов, 80 винтовок, 300 гранат, около 15000 патронов, 10 пистолетов, 65 кг взрывчатых веществ и несколько сот метров бикфордова шнура», — прочёл я.       — Что такое «бикфордов шнур»? — спросила Аля.       — Запал такой, — ответил Матвей, почёсывая затылок. — Вообще-то, — сказал он, — если абвер взял организацию под колпак, наверное, они просто не успели отреагировать.       — Тогда получается, эти шесть предателей тоже не сыграли никакой роли?       — Ну почему, очень даже сыграли. На них переложили грязное дело. У кого-то из них наверняка были связи с подставным партизаном Данило.       Мы вопросительно уставились на Катю.       — В этой истории много всего непонятного, — сказала она. — И я предлагаю разобраться вместе.       — Какие у них лица… — задумчиво сказала Аля. — А зачем разбираться?       Катя пожала плечами.       — Чтобы знать, как всё было на самом деле. Знать, во что верить.       — А какие ещё есть версии? — спросил я.       — Ну, например, — у Кати нехорошо заблестели глаза, — что этого Данило вообще не было в природе. Что агентами абвера были выжившие подпольщицы, сестры Кострецовы. Что между лидерами Молодой гвардии шла борьба за власть, и незадолго до арестов организация раскололась. Что в полиции самый лучший из них не выдержал пыток и стал давать подробные показания. И, наконец, что не было в Красной Шахте никакой «Молодой гвардии» — её придумали после освобождения города, чтобы скрыть повальный коллаборационизм, царивший в оккупации.       — Ну и ну, — сказал Матвей. — А трупы-то были?       — Трупы были, — сказала Катя.       Она достала из папки ещё несколько фотографий. Это были фотографии с похорон. Я ещё ни разу не видел так много гробов одновременно.