***
Война окончена, но весть об этом явно еще не до всех дошла, потому что повсюду остались небольшие, но опасные кучки сопротивляющихся, и работа Мельбурна — зачистить их на своем участке фронтовой линии. Но это не единственная причина его беспокойства — другая причина только что влетела в его кабинет, кипя от злости. — Да как вы смеете?! — орет Леопольд, и все присутствующие оборачиваются сначала на Леопольда, а затем на Мельбурна. — Генерал, — кивает он. — Может, продолжим этот разговор на улице, сэр? — Стены в кабинете все равно что картонные, и на улице Леопольд его, пожалуй, не ударит. Он проходит к двери и вытягивает руку. Леопольд, однако, продолжает таращиться на него, и Мельбурн не отводит взгляд: он не позволит дяде Виктории сказать то, что он собирается сказать о них обоих, перед его людьми. Очевидно придя к той же мысли, Леопольд выходит вон. Мельбурн шагает к небольшому покрытому травой участку, который его люди приспособили под миниатюрное крикетное поле, и оборачивается к Леопольду. — Как вы смеете? — кричит Леопольд. — Кем вы себя возомнили? — Мельбурн наблюдает, как Леопольд меряет лужайку ногами. — До меня доходили слухи, но я, идиот, отмахивался от них, мол, ерунда, быть не может. Вы вели себя образцово, и я был уверен, что вы отказались от своих бабнических замашек. Я явно ошибался! — Мельбурн молчит, не собираясь скандалить. — Ей двадцать семь, вам сорок пять! — восклицает Леопольд и, остановившись, долго смотрит ему в глаза, тяжело дыша. — Вы ее недостойны! — бросает он наконец Мельбурну в лицо, и тот кивает. — Согласен. Леопольд свирепо смотрит на него. — Так зачем вы просили ее выйти за вас? — Потому что я люблю ее. — Вы не можете на ней жениться! — наконец кричит он, и лицо Мельбурна каменеет. — Это не вам решать, сэр, — тихо произносит он. — Я вас уничтожу, — грозит Леопольд. Мельбурн кивает. Он это ожидал. С того самого мига, когда их губы встретились под омелой пять месяцев назад, он знал, что любовь к Виктории будет стоит ему карьеры. Он более чем готов принести такую жертву. — Я в этом не сомневаюсь. — Леопольд моргает. — Но вы не заставите меня передумать. — Ничего подобного! — слышит он голос позади. Оба оборачиваются — к ним бежит Виктория. Мельбурн прикрывает глаза. Он надеялся, что она их не найдет — отчасти поэтому он вывел Леопольда из кабинета и отвел подальше. — Я серьезно, дядя. Если ты хоть что-нибудь предпримешь, больше ты меня не увидишь. Никогда, — рычит она, становясь рядом с Мельбурном, широко расставив ноги, сжав руки в кулаки, готовясь к схватке. Может, таким оно и было, ее детство. — И мама тоже. — И Мельбурн, и Леопольд таращатся на нее пораженно, но она не сводит взгляд с дяди. — Не смей. Лицо Леопольда искажается от ярости. — Ты не в себе, Виктория, не можешь рассуждать ясно. — шипит он по-немецки. — Он бабник, он соблазнил не одну известную особу. Он явно соблазнил и тебя. — Неправда! Он едва дотронулся до меня, — кричит она тоже по-немецки. Мельбурн морщится. — Он хотел, чтобы я уехала в Англию. Он сказал, чтобы я уехала в Париж после ранения. Он всегда хотел как лучше для меня! Это я хотела пожениться тайно. Он настоял, чтобы мы сперва сообщили тебе и маме! Леопольд бросает на него быстрый взгляд. — Ты не заставишь меня передумать, — рычит она по-английски. — Либо ты поддержишь меня, либо никогда меня не увидишь. Леопольд с ворчанием переводит взгляд с нее на Мельбурна и шумно выдыхает. — Твоя мать будет вне себя, — бросает он по-немецки. — Я ей уже написала. Леопольд отходит на несколько футов. — Я не стану вас покрывать, — говорит он по-английски им обоим, подняв руки. — Мы не совершили ничего дурного, сэр, — замечает Мельбурн, стремясь перевести огонь на себя. Леопольд фыркает, но не отвечает. — Ты пускаешь свою жизнь под откос, — говорит он по-немецки. Виктория медленно качает головой. — Нет, дядя, думаю, моя жизнь только начинается. Леопольд переводит взгляд с племянницы на него и обратно, и Мельбурн понимает, что тот всё еще кипит от ярости, всё еще хочет спустить с него семь шкур, но в глазах его уже видна тень смиренной обреченности. — Пока вы всё равно пожениться не сможете, — бросает Леопольд. — Вы получите приглашение, — говорит Мельбурн. — Ваше дело принять его или отклонить, сэр. Леопольд испускает тяжкий вздох — нет, дядя Виктории еще не готов сдаться. Он сделает всё возможное, чтобы им помешать, чтобы их отношения не получили официальный статус, но на сегодня он разыграл все свои карты. На сегодня тема закрыта. Мельбурн чувствует, как Виктория сжимает его руку. Леопольд качает головой и разворачивается, чтобы уйти. Но он не может удержаться. Он знает, что Виктория знает — они достаточно часто понемногу говорили по-немецки, просто чтобы он не забывал язык — но на сто процентов уверен, что Леопольд либо невнимательно читал его личное дело, либо попросту забыл. — Наверное, сейчас неподходящий момент признаться, что я говорю по-немецки, сэр?***
Он не особо любит Париж. Но глядя на Викторию, приносящую обет, что свяжет их до конца из дней, он думает, что чувства его к этому городу определенно теплеют. Она каким-то образом умудрилась устроить так, чтобы из Лондона ей переслали одно из ее старых платьев, а волосы ей уложила кузина — кузин и кузенов у нее море неиссякаемое — и у него сердце замерло в груди, когда она появилась на пороге маленькой церкви. Он ведет ее в лучший ресторан, который сумел найти по рекомендации одного из офицеров своей бригады, но почти весь ужин они пожирают глазами друг друга, забывая о еде. Ее мягкая бледная кожа поет ему. Когда они возвращаются в ее квартиру, уже поздно, и он не может удержаться, стоя позади нее у двери — положив одну руку на ее талию, он отводит ее волосы с шеи и прижимается губами к мягкой коже под ухом. Ее пальцы неловко возятся с ключами, и ее дрожащий вздох только подстегивает его, заставляя проложить дорожку из легких поцелуев по ее шее. — Если ты не остановишься, мне ни за что не отпереть дверь, — шепчет она, задыхаясь, запинаясь, чувствуя, как его рука обвивает ее талию. Он прижимается к ее спине, вытягивает ключи из сжимающей их руки и уверенно вставляет нужный в замочную скважину. Захлопнув дверь изнутри, она рывком привлекает его к себе, и он летит в ее объятия более чем добровольно. Осыпая горячими поцелуями напряженный мускул в том месте, где ее шея соединяется с плечом, он медленно тянет вниз молнию ее платья. Она тихо стонет и царапает пуговицы его рубашки, и он думает, как же хорошо, что он устроил свой двухнедельный отпуск прежде, чем они рассказали всё Леопольду.***
Покидать ее было мучительно. На своем письменном столе по возвращении на фронт две недели спустя он обнаруживает телеграмму с приказом доложиться о прибытии в Союзный штаб во Франкфурт — без особого удивления. Он этого ждал. Перед отъездом он предупреждал, что так и будет, что Леопольд осуществит свою угрозу и, скорее всего, сварганит для него какое-нибудь обвинение и добьется его отправки в Лондон на трибунал. Это было после того, как он довольно долго показывал ей, как именно ее любит, и она просто пожала плечами и сказала, что так им будет легче планировать свою английскую свадьбу. — Прибыл, как приказано, сэр, — чеканит он, пройдя в кабинет Леопольда. Краем глаза он замечает стоящего в стороне Веллингтона. Интересно, зачем он Леопольду? Он ведь вряд ли хочет, чтобы подробности дела между Мельбурном и его племянницей получили такую огласку. А с другой стороны, может быть, Леопольду просто нужен свидетель. Нацепив беспристрастную маску, отполированную им за два десятилетия военной муштры, он устремляет взгляд в точку над плечом Леопольда. Леопольд же просто поднимается, проходит вперед и становится прямо перед ним. — Генерал, благодарю, что явились. — Сэр. Как будто у него был выбор. — Война окончена, генерал. Вы уже думали о своей дальнейшей карьере в вооруженных силах? — тянет Леопольд. Мельбурн борется с желанием вздохнуть. Хорошо, он подыграет, что толку стреляться на рассвете. Всё кончено, он получил свой приз и заплатит его цену. Ему совсем неинтересно брыкаться и бодаться сейчас. — Да, сэр. — Он вздыхает, легонько, но весьма театрально. — Я устал, сэр. Слишком долго жил в полевых условиях. И сейчас у меня другие приоритеты, сэр, — добавляет он. Леопольд, к его чести, едва вздрагивает. — Да. — Леопольд поворачивается и отходит. — Поздравляю с недавним бракосочетанием, генерал. — У Мельбурна замирает сердце. Как он узнал? Виктория не сказала бы, а заставить кого-нибудь прочесывать все записи о регистрации браков в Париже, пожалуй, слишком даже для Леопольда. Однако он не может себя выдать, не сейчас, не при Веллингтоне, поэтому усилием воли ему удается сохранить спокойное выражение лица. — Спасибо, сэр. — Думаю, вы хотели бы вернуться в Англию с женой, — продолжает Леопольд, и краешком разума, не охваченном паникой, он замечает, что голос Леопольда поразительно спокоен для человека, который всего несколько месяцев назад едва ли не скальп с него снимал по этому поводу. — Вас ждет вторая звездочка, Мельбурн, — вмешивается Веллингтон. Мельбурн непонимающе мигает. Что? — Вас приписывают к Военному министерству, — добавляет Веллингтон. — В конечном итоге, когда вся кутерьма будет улажена, мы хотим назначить вас в Сандхерст, нужно возобновлять работу там. Повышение. Генерал-майор. Англия. Сердце колотится как бешеное, но нужно сохранять спокойствие. — Спасибо, сэр. Веллингтон весело фыркает. — Выдыхайте, Мельбурн. У вас такой вид, будто вы ждете расстрела. — Взгляд Мельбурна против его воли прыгает к Леопольду, глаза которого мечут молнии. Прикусив щеку, он повторяет мысленно, что нужно сохранять спокойствие, как бы ни разбирал его смех. До чего ж абсурдная ситуация. — Есть, сэр, — говорит он, заставляя себя расслабиться, опуская руки и поворачиваясь к Веллингтону. — Палмерстона мы повысим до бригадного генерала, и он примет командование вашей бригадой в октябре, если вы считаете, что он подходящая кандидатура, — добавляет Веллингтон. — Да, сэр. Палмерстон — хороший выбор. — Превосходно, — говорит Веллингтон, а потом смолкает и глядит на него, озадаченно нахмурившись. — Я и не знал, что вы были помолвлены, Мельбурн. Он подчеркнуто не смотрит на впившегося в него взглядом Леопольда. — Всё произошло довольно быстро, сэр. За какие-нибудь несколько месяцев. — Вот оно что. Ну что ж, чудесные новости. И как нельзя кстати, — кивает Веллингтон. Похоже, старый вояка говорит искренне — Веллингтон помнит, как первые бомбы, упавшие на Лондон, уничтожили всё, что оставалось от его жизни. — Спасибо, сэр. — Ну и кто она? Я ее знаю? Мельбурн бросает быстрый взгляд на Леопольда, который пожирает его свирепым взглядом и мелко трясет головой. — Не думаю, сэр. Но я уверен, что со временем вы с ней познакомитесь. — Вот и славно. Он покидает кабинет Леопольда немного погодя. Леопольд предлагает проводить его — предложение, от которого он не может отказаться. — Я хочу, чтобы вы знали, что это было не мое решение, — говорит генерал-лейтенант. Мельбурн коротко кивает. — Но я не слишком ему противился. — Спасибо, — благодарно отвечает он. Леопольд смеряет его взглядом. — Я не ради вас это сделал, Мельбурн. Он это прекрасно понимает. — Да, сэр. Звук ее дрожащего от слез голоса по телефону стоит заоблачной цены короткого звонка из Франкфурта в Париж.***
Он обнимает ее, лежа в их кровати в лондонском доме, где он не был несколько лет, и думает, что лучшей жизни и представить себе невозможно. — Наверное, надо начинать планировать свадьбу, — бормочет она в его шею. Он улыбается. — Брокет готов и ждет тебя, — говорит он. Она поднимает голову и смотрит на него, моргая распахнувшимися от восторга полусонными глазами. — Можно поехать в эти выходные? — спрашивает она. — Конечно, — кивает с улыбкой он, думая: «Отлично».***
— Тут чудесно, — выдыхает она. Кажется, она совсем не лукавит, думает он, глянув на нее. Она из королевской семьи, раскинувшейся корнями и ветвями по всему свету, ее мать живет в самом настоящем дворце, так что его сравнительно небольшой фамильный дом в Хартфордшире — это определенно шаг назад. — Мне очень нравится, — говорит она. Они стоят на маленьком мосту через озеро позади дома, он обнимает ее со спины, чтобы защитить от прохладного ветра. — Вот бы постоянно здесь жить. — Серьезно? Она разворачивается в его объятиях. — А ты думал, я не захочу? Нахмурившись, он пожимает плечами. — Не был уверен. — Как ты мог сомневаться? Это идеальное место. — Она снова разворачивается лицом к дому, прижимаясь спиной к его груди. — Поздновато, конечно, но я подумал, не понравится ли тебе и это, — говорит он, и перед ней возникает золотое кольцо с сапфиром в обрамлении бриллиантов. Она шумно вздыхает. Изначально они обменялись простыми гладкими золотыми кольцами, в основном символически, и хотя Мельбурн обручальное кольцо носить возможности не имел до недавних пор, Виктория свое не снимала с того самого дня, как они тайно поженились в Париже. Она сказала, что если бы кто-нибудь полюбопытствовал, она сказала бы, что ее новоиспеченный муж — солдат, которого она ждет домой с фронта, что в некотором роде правда. Но теперь пора ей получить кое-что более подходящее, более достойное ее, его прекрасной жены. — Оно принадлежало моей матери. Она умерла несколько лет назад. Она поворачивается, не отрывая взгляда от кольца, и у него ком встает в горле, когда он замечает в ее глазах слезы. — Какое красивое, — шепчет она. Мельбурн берет ее левую руку, снимает простой золотой обруч и заменяет его новым кольцом. И самодовольно улыбается — кольцо сидит на тоненьком пальчике как влитое. Она смотрит на кольцо, затем на него и тянется за поцелуем. — Теперь остается только выбрать дату, — шепчет он немного погодя, когда она снова оглядывает дом, прильнув к его груди. Виктория разворачивается к нему и усмехается. — Я уже выбрала.***
Сочельник 1945 года Он не видел дом таким нарядным уже лет десять, а то и больше, последний раз был задолго до войны, когда его жизнь еще хоть как-то походила на нормальную. Но его жена и сестра превзошли себя: дом увешан всевозможными фамильными рождественскими украшениями, а также остролистом и лентами (бог весть как им удалось раздобыть красную ленту при нынешнем нормировании — наверное, не обошлось без вмешательства семьи Виктории), и выглядит это великолепно. И она выглядит великолепно, идя к нему по импровизированному проходу уже второй раз за год, в своем чудесном платье цвета темно-красного вина. Он самый везучий человек на всей планете. Уже позднее, после церемонии, когда им удается наконец уединиться на пару минут в море знакомящихся членов их семей и вежливых улыбок, она втаскивает его обратно в огромный бальный зал, где проходила церемония — прямиком в небольшой арочный проход, украшенный остролистом и прочей зеленью. — Ты заметил? — на одном дыхании говорит она. Он вздергивает бровь. — Какая ты красивая? — спрашивает он, нежно целуя ее губы. — Или как ослепительно ты выглядишь в этом платье? — шепчет он, оставляя поцелуй на линии ее подбородка. — Или то, как невероятно ты преобразила наш дом? — Он прижимается губами к ее шее и невольно улыбается, услышав тихий вздох. — Наш дом, — бормочет она. — Мне нравится. — Мне тоже, — улыбается он, и она улыбается в ответ, тряся головой. — Нет, нет, не это. — Он недоуменно моргает и, проследив за ее взглядом, наконец понимает: в самом центре арки над их головами приткнута среди зелени и мишуры веточка омелы. И не может удержаться от смеха, вторя ее смешку.