***
— У УСО тридцать отрядов — и два из них в Северной Африке, присматривают за Тобруком и Эль-Аламейном. Могли бы отправить один из них! Им ведь ближе — нам несколько недель отсюда добираться, через пол-Европы и два моря! Он не спрашивает, откуда ей известно о местонахождении других отрядов УСО. — Вас не запросили бы, если бы не считали, что ваша команда лучше всего подходит для этого задания, тем более с учетом такого расстояния. Она сверлит его свирепым взглядом. — Вы правда в это верите, сэр? Вы действительно считаете, что дело в военных операциях? Мельбурн молчит. — Это Леопольд попросил, — тихо говорит она. — О чем попросил? — ровным голосом отзывается он, хотя прекрасно знает ответ. Слухи наверняка уже давно до него дошли, но Леопольд достаточно умен, чтобы разбираться, где пустая болтовня, а где не совсем пустая. Видимо, разобрался и решил, что не совсем. И не то чтобы ошибся. Виктория отвечает ему многозначительным взглядом. Он качает головой. — Мы не знаем полной картины, сейчас столько открытых фронтов по всей Европе и в Азии. А послужной список вашей команды говорит сам за себя. — Но мы успешно работаем здесь! — А им нужно, чтобы вы были там! — Вы не хотите, чтобы я осталась? — с жаром выдает она, с потаенной болью, и выбор слов ее весьма красноречив. Думать нужно не о том, хочет ли он, чтобы она осталась, или о том, что она не хочет покидать его. Думать нужно о приказах и долге, отрядах, частях, полках, структуре командования, а всё зашло так далеко, и если она будет продолжать в том же духе, у нее будут крупные неприятности. Столько лет она была образцовым оперативником — иначе не стала бы капитаном, с протекцией или без — но теперь в дело замешаны чувства, эмоции, и всё разваливается на части. Нет, он ей не позволит. Эта чертова война скоро закончится, и он не позволит ей загубить последние месяцы ее военной карьеры только потому, что он ей нравится. — Приказы существуют не просто так, — желчно произносит он, и лицо ее искажается от боли. Но она быстро берет себя в руки, лицо становится ровным, равнодушным, взгляд спокойным, жестким, и ему хочется протянуть руку, дотронуться, извиниться… — Да, генерал. — Не смотря на него, Виктория проходит мимо и твердым шагом покидает его кабинет.***
Он читает лежащую на столе телеграмму, недоуменно моргает. Ох, как же он зол на нее. Она, очевидно, переговаривалась с Лондоном и своими дядями и, вероятно, с остальными членами своего обширного влиятельного семейства. Она загубит свою карьеру, если будет продолжать так вот пытаться добиться своего. — Пэджет, найдите капитана Кент. — Есть, сэр. Несколько минут спустя она стоит в его кабинете по стойке смирно, уставившись в одну точку слева от его головы — чтобы не смотреть ему в глаза. Так она не стояла перед ним уже почти год. — Похоже, ваш приказ изменился, капитан. — Да, сэр, — отвечает она пресным голосом. — Вам поручено разведать предполагаемый лагерь возле города Хинцерта, около сорока миль к юго-востоку от нас. — Да, сэр. — Здесь сказано, что по выполнении операции вы должны оставаться здесь и ждать приказа. — Да, сэр. Он со вздохом бросает документ на стол. — Мне стоит спросить? — Не понимаю, сэр. Это ее «сэр» начинает раздражать — так и хочется заорать. Он едва сдерживается. — На сколько я знаю, капитан, за ложь вышестоящему по званию можно пойти под трибунал, — медленно произносит он. У нее вытягивается лицо — самую малость, он замечает это только потому, что внимательно наблюдает. Она выдыхает. Он делает шаг ближе. — Что вы там наговорили? — спрашивает он, и она наконец смотрит на него. — Что моя работа здесь слишком важна. — Однако он ждет продолжения, прекрасно понимая, что одно это не убедило бы ее дядю. — Что мне известно, что и почему он делает. — Моргнув, он опускает взгляд на ее плечо, лишь бы избежать голубизны ее глаз. — Что то, что он считает меня способной на подобное, бросает тень на него самого. Прикрыв глаза, он опускает голову. Леопольд не без причины вдруг счел их отношения неуместными — он наверняка что-то слышал, видел, или ему что-то сообщили, и именно исходя из этого он принял свое решение. И тогда его осеняет. Он подходит к столу, копается в бумагах и наконец находит. — Капитан Альберт Кобург, — читает он, и Виктория отводит виноватый взгляд. Вот оно, значит. Вот почему она стоит сейчас здесь, перед ним, а не трясется по дорогам где-то во Франции. — Капитан Кобург прибудет на следующей неделе и поступит в ваш отряд, под ваше командование. — Она избегает его взгляда. — Он родственник жены моего дяди. Они сбежали в Британию до войны, — объясняет она несколько секунд спустя. — Они хотят, чтобы он прошел подготовку в лучшем нашем отряде УСО. — К концу предложения ее голос тает до шепота, и он понимает почему. Кобург — это отвлекающий маневр. — Отлично, — бормочет он. Его подозрения подтверждены: теперь он полностью уверен, что стал пешкой в шахматной партии ее семьи, и ему это совсем не нравится. Он как чумы избегал повышения, чтобы продолжать боевую службу и чтобы избежать именно таких вот сложностей, и тем не менее умудрился погрязнуть в них по горло. — Полагаю, он владеет немецким? — Лучше, чем английским, — слегка поморщившись, отвечает она. Он кривится. — Он на вашей ответственности, — предупреждает он. Виктория кивает. — Следите, чтобы он не влип во что-нибудь. — Без проблем, сэр. Он пристально смотрит на нее, пока она наконец не поднимает на него настороженный взгляд. Чувствуя, что гнев его медленно растворяется, он отчаянно пытается удержать его, но тщетно. Вид у нее почти пристыженный. Интересно, сколько усилий ей пришлось приложить, чтобы остаться из-за него? Нет, не нужно ему этого знать. — Я рад, что ваш отряд останется с нами, капитан. Вы полезны бригаде. — Уголки ее губ изгибаются в подобии улыбки. — Спасибо, генерал.***
Но всё меняется, когда приезжает он. Леопольд, пожалуй, засиделся на кабинетной работе — генерал-майор никогда не сопровождает капитана в обходе лагеря, уж точно не в день прибытия. Выражение лиц его людей, провожающих их взглядами, довольно красноречиво. Парнишке предстоит помучиться — просто за сам факт своего существования. Мельбурна это не особо заботит. Он бросает взгляд на Викторию, услышав ее тяжкий вздох рядом. — Вы ведь вроде должны были встречать своего дядю? — говорит он. Они идут по улице навстречу неминуемой катастрофе. — Инструктаж. — Он поднимает бровь — операций у них не было уже дня четыре. Она лишь невинно моргает в ответ. — Генерал, — здоровается с ним Леопольд, когда они входят в столовую. Он кивает. — Капитан Альберт Кобург, прикомандован к отряду капитана Кент. Он совсем мальчишка, этот капитан, которого ему подсунули — ей подсунули. Слишком длинная шевелюра, слишком высоко задранный нос, слишком мягкий вид для капитана британской армии в этой конкретной войне. Снова непотизм. — Капитан, — здоровается он с молодым человеком. Тот бодро отдает ему честь. — Вольно. — Благодарю, генерал, — отвечает парнишка. — Капитан, — кивает он Виктории, по-прежнему стоящей рядом с Мельбурном. — Капитан, — скучным голосом бросает она. — Давайте пообедаем, — предлагает Леопольд.***
— А ты не изменилась, — по-немецки говорит парнишка Виктории. Мельбурн чувствует, как у него волосы встают дыбом на загривке, пока он делает вид, что слушает разговор между Леопольдом и Палмерстоном. — Почти двенадцать лет прошло, — недоуменно отвечает она по-английски. — Конечно, я изменилась. — Ну да, — говорит Альберт. — Уже не такая пухленькая. Она поворачивается к парню лицом, и Мельбурн видит профиль ее стиснутой челюсти, так хорошо ему знакомый, и едва не отпускает ситуацию. Но рядом с ней сидит Леопольд, и он не шутил, говоря ей, что рад, что она остается. — Капитан, — говорит он, чуть громче обычного, смотря на молодого человека. — Капитан Кент говорила, что вы владеете немецким. — Да, сэр, — слегка угрюмо отвечает тот. — Моя семья родом из Германии. — Странно, что вас не задействовали в штабе. Им всегда нужны надежные носители языка, — беспечно роняет он. Альберт на секунду отводит от него взгляд. — Я и работал в штабе, — отвечает он. — Я запросил перевод на боевой пост. — Так вы впервые на полевой службе? — спрашивает Мельбурн. Виктория поворачивает голову, уткнувшись ртом в плечо и изображая внезапный приступ кашля. Он прикусывает щеку изнутри, чтобы не улыбнуться. — Нет, сэр. Я шесть месяцев в этом году прослужил в Эль-Аламейне. — Значит, впервые на фронте? Лицо Альберта искажается в гримасе. — Да, сэр. — Ясно. Ну что ж, хорошо, что вы попали под командование капитана Кент. Она одна из лучших, — непринужденно улыбается он. Виктория награждает его таким злым взглядом, что он едва не вздергивает брови. Но Альберт смотрит на него почти свирепо, и он говорит себе, что его ответный собственнический взгляд, устремленный на новенького капитана Альберта Кобурга, — это просто доведенный до совершенства за последний год взгляд, которым он пользуется, чтобы защитить Викторию, а вовсе не неудержимое сияние его предательского сердца.***
Теперь он почти не видит ее одну: Альберт повсюду с ней, как рыба-прилипала, и Мельбурна это раздражает больше, чем он готов в этом признаться себе самому. Альберт, бесспорно, довольно хорош собой, высок, этакий байронический герой, и несмотря на весь ее гнев и презрение, глаза ее выдают влечение. Он беспомощно наблюдает со стороны за их перепалками и ссорами, но не без затаенных мрачных эмоций. Однажды он видит, как молодой человек стоит слишком близко к ней, возвышаясь над ее крохотной фигуркой, и ловит себя на злой мысли: вот бы она просто ударила его кулаком в живот. — Господа капитаны, — окликает он их, взяв себя в руки, — я, конечно, не сомневаюсь, что предмет вашего спора жизненно важен, однако не могли бы вы продолжить его в другом месте? — Да, сэр, — дружно отвечают оба. Виктория бросает на него быстрый взгляд и отводит глаза, прежде чем он успевает его поймать. Мельбурн моргает. Ей как будто стыдно, думает он, ощущая жгучую вспышку ревности от такого подтверждения ее чувств. Он на взводе. Он измотан. Последняя атака не принесла желаемого результата, он потерял людей. Тяжесть, досада, боль снова поселяются в его душе. И мрак. Опять мрак. Он осознает, что срывается на других — даже Альфред старается по возможности его избегать. Ну и пусть. Еще несколько месяцев, и война закончится, и она уедет, и он тогда опять станет тем, кем был до того, как ее пыл и ярко-голубые глаза так бесцеремонно нарушили его спокойное существование. — Генерал! — слышит он, стоя на пороге своего кабинета после ужина, и вздыхает, и оборачивается. Жестом приглашая ее войти, он переступает порог, оставляя морозный воздух за дверью. Войдя, он снова оборачивается и смотрит ей за спину. — Где капитан Кобург? — Да кого это волнует? — бормочет она. Он бросает на нее быстрый взгляд. — Сапоги чистит, сэр. — В восемь вечера? — Такой уж Альберт развеселый парень. Он охотно верит, но обида с прошлой недели еще не прошла. — Я удивлен, что вы не с ним, — говорит он. Виктория хмурится. — Мне казалось, он довольно привлекателен — это была бы отличная возможность. — Что? — почти шипит она. — Ну, учитывая то, как часто и как подолгу вы глазеете на него в течение дня. — Вот молодец. Он не может сохранить нейтральное выражение лица — высокомерно с его стороны было на это надеяться — и ее губы злобно изгибаются. — Вам-то какое до этого дело, генерал? — цедит она, и он чувствует яркую вспышку гнева где-то в груди. — Боевой дух нужно поднимать, а неуставные отношения сдерживать. — Это было низко даже для него, и он сожалеет о своих словах, едва они успевают сорваться с его губ, но поздно, сказанного не воротишь. И когда ему начинает казаться, что сейчас она чем-нибудь в него швырнет, она слегка склоняет голову набок, и он видит ее глаза, и челюсти его разжимаются сами собой. Слезы. — Я непременно это учту, генерал. Доброй ночи, сэр, — скрипучим голосом произносит она, поворачивается и почти бегом покидает его кабинет.***
Через несколько дней на его пороге появляется Леопольд. Ну всё, с него хватит. — Мельбурн, — здоровается Леопольд, и он едва сдерживает вздох. — Генерал. Вы проделали такой долгий путь, сэр. — Как обживается капитан Кобург? Если он не прекратит говорит с ней по-немецки перед людьми, его унесут отсюда на носилках. — Он приспосабливается, сэр, — говорит он. — Если бы он почаще говорил по-английски, ему это пошло бы на пользу. Леопольд кивает. — Я с ним поговорю. — Не думаю, что в этом есть необходимость. Уверен, он и сам сообразит. Леопольд смеряет его взглядом. — Я перевел капитана Кобурга сюда по нескольким причинам, — начинает он, и это совсем не то, что Мельбурну хочется обсуждать, но выбора нет. — Да, сэр? — изображает он заинтересованность. — Ему нужна полевая подготовка, а репутация капитана Кент говорит сама за себя. Ее команда весьма эффективна. — Капитан Кент — отличный оперативник, сэр, — отвечает он. Леопольд слегка сощуривает глаза. — Верно. Но ей двадцать шесть лет, и приоритеты ее смещаются. Мельбурн хмурится. — Капитан ни о чем подобном мне не говорила. Прищур Леопольда теперь очевиден. — Ее семья изначально не одобряла ее участие в войне, и ее служба в вашей бригаде — компромиссное решение. Она хочет увидеть мир, внести свой вклад в борьбу во имя Британии. Это он знает. — Как многие наши соотечественники. — По мнению ее семьи, она достаточно погуляла, скажем так, и теперь ей пора возвращаться в Англию, к своим обязанностям. — Обязанностям, сэр? — Она член королевской семьи и в настоящий момент одиннадцатая в очереди к престолу, Мельбурн. — И это он знает, хотя она отчаянно старается хранить этот ценный факт в тайне от как можно большего числа людей. Однако одиннадцатое место — это довольно далеко от престола, особенно в наше время. — Ей нужно остепениться, выйти замуж, завести семью, — продолжает Леопольд. Мельбурн моргает. — Я надеюсь, что Альберт убедит ее в этом. Конечно, всё это он знал, потому что всё это очевидно. Но слышать это собственными ушами из уст Леопольда больно — он и не ожидал, что будет так больно. — Я уверен, что капитан Кент примет наиболее подходящее для нее решение, — говорит он. — Я только не понимаю, чего вы от меня хотите, генерал. — Убедите ее вернуться в Англию, Мельбурн. — Мельбурн таращится на него, изумленный такой прямотой. — Кажется, вы переоцениваете мое влияние, генерал. — Я так не думаю. Я видел, как моя племянница на вас смотрит, — многозначительно произносит Леопольд. Мельбурн переступает с ноги на ногу. Нет, всё, с него точно хватит. — Генерал, если вы желаете составить рапорт, пожалуйста, как вам угодно. В противном случае, при всем уважении, прошу не клеветать бездоказательно на моих подчиненных, — резко отвечает он. Леопольд сверлит его пристальным взглядом. — Виктория не под вашим командованием, Мельбурн. К сожалению, — говорит он и, развернувшись, выходит из кабинета.***
Теперь она ведет себя с ним неуверенно, нервно. В их отношениях поселилась неловкость, некое напряжение, и это ему ненавистно. Он просто хочет расставить всё по местам, всё прояснить, хочет, чтобы всё опять стало как было раньше, до этих сложностей. Но это невозможно. Он протяжно вздыхает. Что ж, сам виноват. А Рождество так близко, всего три недели осталось, и в воздухе витает ощущение праздника и веселья. Тем не менее, они крупное подразделение действующей армии на границе вражеской территории, и вокруг война, и потому подспудное напряжение ничем не вытравить. Парень наконец хватил лишку со своими прилюдными разговорами по-немецки. Кобург бьет первым — Мельбурн совсем не удивлен. Он не хочет вмешиваться, но происходит это практически у него под носом, и поэтому он подходит к месту происшествия. Виктория стоит между двумя разъяренными мужчинами, которых удерживают двое из ее отряда. — Капитан! Что происходит? — кричит он. Она поворачивается к нему, машинально выпрямляясь. — Ничего особенного, я разберусь, генерал, — отвечает она, меча гневные взгляды в обоих провинившихся. — Прошу прощения, что потревожили вас, сэр. — Он переводит взгляд с одного на другого, думая, что не стоит предоставлять ей разбираться с этим ничем особенным. — Капитан Кобург усвоил урок, — добавляет она. Мельбурн поднимает брови. Он смотрит на молодого человека, губы которого изогнуты в оскале. Ну уж нет, этого он так не оставит. — Рядовой, — тихо обращается он к своему солдату. Лицо того еще пылает. — Потрудитесь объяснить, почему капитан Кент вынуждена иметь дело с вашим поведением. — Капитан оскорбил меня по-немецки, сэр! — гаркает рядовой, и Альберт дергается в руках довольно легко удерживающего его Гарри. — Ничего подобного, — выкрикивает он, — это он оскорбил меня! — Довольно! — рявкает Мельбурн. Да плевать, кто кого. На самом деле, он согласен с Викторией — мальчишка сам напросился, но он не может допустить, чтобы его люди бросались с кулаками в ответ на малейшую обиду. Он смотрит на одного, на другого, затем на нее. — Капитан Кент, займитесь своим офицером. — Да, сэр, — ворчит она. — Рядовой, усмирите свой пыл. Приберегите его для нацистов, иначе схлопочете гораздо более серьезных неприятностей. — Да, сэр! — вытягивается по струнке рядовой. Мельбурн уходит прочь, не оглядываясь.***
Она появляется на пороге его кабинета позже тем же вечером. Он машет ей, мол, входите, едва подняв голову. — Прошу прощения за Альберта, сэр, — говорит она. Он кивает. — Он на вашей ответственности, капитан. — Да, сэр. Он вздыхает, откидывается на спинку стула и поднимает на нее взгляд. — У вас с ним проблемы? — прямо спрашивает он. Она качает головой. — Нет. — Хорошо. — Наши дедушки были кузенами, — говорит она. Он смотрит на нее, но она не поднимает глаз. — Я знаю, зачем он здесь. — Наконец она встречается с ним взглядом. В глазах ее настороженность. — Моя семья хочет, чтобы я вернулась домой. — Да, — тихо подтверждает он. Интересно, знает ли она об остальных планах Леопольда. — Ничего у них не выйдет, — заявляет она. — Я не уеду, пока не закончится война. Он не отвечает. Он бы и сам послал ее домой, если бы у него был такой выбор, особенно после прошедшей недели. Списки погибших растут стремительно, и пусть его бригаду недавние бои не затронули, он знает: придет и их час. — Я тоже, — полушутя отвечает он, и ее губы слегка изгибаются. — Да, сэр, — наконец говорит он. Он это заслужил, это «сэр». Но час поздний, он устал, а она смотрит на него такими глазами — в них хочется утонуть. — Отдохните хоть немного, — мягко произносит он. — И вы тоже, — уходя, так же мягко отвечает она.***
И сколько еще таких ужинов, когда появляется Леопольд и пытается изображать счастливую семью, им придется терпеть? Однажды Мельбурн не выдержит и скажет что-нибудь, о чем пожалеет. Сегодня это, благословение богу, продолжалось недолго — Леопольду нужно вернуться пораньше. Альберт куда-то пропал, и Мельбурн прощается с готовящимся отбыть Леопольдом. Но стремясь как можно скорее покинуть приятное общество Леопольда, он забывает на столе свои перчатки. Возвращаясь за ними, он застывает за углом, услышав гулкий в тишине просторного помещения голос Леопольда. — Ты его командир и поэтому отвечаешь за его благополучие, Виктория, — говорит Леопольд по-немецки. — Твой поцелуй мог бы помочь ему проникнуться духом праздника, — как бы в шутку продолжает он. Завернув наконец за угол, Мельбурн видит, что Леопольд указывает на висящую на притолоке омелу. Но мозг слишком медленно переводит немецкие слова, и ответ Виктории он слышит, когда до них ему остается каких-нибудь десять футов. — Скорее ад замерзнет, чем я поцелую мужчину под омелой, — скрежещет она по-немецки. Он тормозит неуверенный шаг, но поздно: она его заметила. Они встречаются взглядом, и… Господи, как же больно. Она отводит глаза, поспешно переводит взгляд на Леопольда, но снова поздно — Леопольд понимает, что за его спиной кто-то стоит, и поворачивается. — Генерал, — хмурится он. Мельбурна так и подмывает заметить, что многие сочли бы этот лес на границе военной зоны довольно убедительным вариантом ада, и замерзать этому аду дальше уж некуда. Однако ему неизвестно, достаточно ли тщательно Леопольд изучил его личное дело, чтобы знать, что он владеет немецким. Если нет, не хотелось бы, чтобы Леопольд узнал об этом в данный конкретный момент. Мельбурн натягивает на лицо вежливую улыбку. — Перчатки, — поясняет он, показывая злополучную пару. — Доброго вечера, генерал, капитан. Всю дорогу до квартиры перед глазами у него стоит ее лицо, и он клянет себя на чем свет стоит. Это он виноват. Он ничем не лучше любого из тех, кто разбил ей сердце.