Семейное гнездо

      — Мы сможем навестить её?       — Это, конечно, не рекомендовано… Но сейчас, думаю, ненадолго вы сможете зайти.       Даня молча взглянул на отца, который благодарно улыбнулся врачу, а затем повернулся к сыну:       — Пойдём. Она нас наверняка ждёт.       Как только Даня узнал про то, что его матери плохо, он тут же рванулся в Москву, в больницу, в которой она лежала почти сутки. Как сказал ему Алексей Михайлович, у женщины уже давно начали отказывать ноги, — впрочем, по женской линии со стороны Ирины у многих были такие проблемы -, и вот ей провели операцию. Однако, удачно она прошла или нет, пока никто не может сказать. Эта неизвестность пугала и нервировала Даню.       Несколько часов он сидел в больнице, ожидая, пока их с отцом пустят к Ирине Вячеславовне. В здании было душно, однако запах больничных препаратов и сама атмосфера заставляли Макаренко вздрагивать, словно от холода. А мысль о том, что его мать — гордая, трудолюбивая и активная женщина, которая никогда никому не скажет о своих проблемах, — возможно, скоро будет припечатана до конца своих дней к коляске, вызывала у него ощущение пустоты, но в тоже время и ощущение того, что чего-то не хватает. Он волнуется за собственную мать, но разве чувства, когда кто-то из родных серьёзно болен, не должны доводить его до состояния истерики, до рыданий или депрессии? Разве он не должен сейчас рваться к ней, к своей матери, сидеть рядом с ней и не отпускать её руку? Почему он, по сравнению с этим, так спокоен?       Вот они уже зашли в палату, в которой находилась Ирина, и Даня увидел свою мать на больничной койке, у окна. Ранее светловолосая, полненькая, но очень красивая, живая и энергичная, грациозная и уверенная в себе пятидесятилетняя женщина, теперь предстала перед парнем исхудавшей, заметно уставшей и немного побледневшей, потерявшей ту живую и яркую искру в глазах.       Макаренко-младший почувствовал, как в горле встал ком. Это словно была не его мать, а другая женщина, которая совсем не ухаживала за собой и не следила за своим здоровьем. Но Ирина ведь была не такая. Что с ней стало?       Парень со стыдом и отчаянием осознал то, что они с матерью очень давно не виделись. Как только он поступил в институт и стал жить один, встречи с родителями ему могли только сниться. Он настолько усердно учился, что почти забывал о своих обещаниях отцу приехать к ним и поговорить по душам. Только тогда, когда он выпускался, а затем поступал на работу в свою нынешнюю компанию, он смог наконец провести время с родителями.       А ведь это было больше года назад… И всё настолько сильно изменилось?       — Ира, — нежно позвал женщину Алексей. — Милая, мы пришли.       Ирина Вячеславовна оторвала взгляд от окна и наконец обратила свое внимание на пришедших мужа и сына. Через пару секунд на её лице появилась нежная, но всё равно уставшая улыбка.       — Лёша… Данечка, — она взглянула в глаза сыну. — Боже, посмотри, как он вырос. Ведь только год прошёл.       Даня взял стул и сел рядом с женщиной.       — Не так уж сильно я изменился.       — Не говори так, — Ирина аккуратно, но нежно прикоснулась к руке сына, что вдруг смягчило и расслабило парня. — Мы с тобой так давно не виделись. Я думала, что ты будешь всё тем же тихим, но целеустремлённым мальчиком. А сейчас посмотри на себя. Ты ухоженный красавец.       Алексей тихо посмеялся, так же сев рядом с женой.       — Как ты себя чувствуешь?       — Всё хорошо, — проговорила женщина, взглянув на мужа. Даня заметил, что оба смотрели друг на друга с безмерной любовью. Отец безумно переживал за свою возлюбленную, а та старалась его успокоить. — Но врачи говорят, что вероятность положительного результата после операции достаточно… мала.       Даня невольно сжал руку матери, от чего та посмотрела на него и поспешила его успокоить:       — Сынок, не надо.       — Мам, как такое вообще произошло? Как давно это началось?       Ирина убрала руку от сына, приобретя более гордый и сдержанный вид. Впрочем, она всегда была такой: Ирина Макаренко никогда не покажет своей слабости.       — У меня всегда были какие-то проблемы с ногами. Гудели ноги, приходилось принимать таблетки или использовать мази. И сейчас… Возможно, из-за моей частой загруженности и того, что я не давала себе отдыхать и не следила за состоянием ног…       Она не стала договаривать. Лица её любимых становились бледнее смерти, и лучшим решением было просто замолчать.       Повисло молчание, которое нервировало и даже угнетало Даню. Он хотел что-то сказать, что-то подбадривающее или хотя бы то, что смогло бы перевести тему, но слова словно застряли в горле. Он думал: почему всё дошло до этого? До того, что его мать, одна из самых целеустремленных, трудолюбивых и гордых женщин в мире, сейчас лежит на больничной койке после операции, которая даже не гарантирует ей скорейшего выздоровления?       Наконец, тишину решился прервать Алексей:       — Я недавно звонил Грише.       Ирина немного удивлённо посмотрела на мужа. В его глазах, однако, Даня разглядел и недовольство, почти безразличие.       — Я ему рассказал о том, что с тобой, — помолчав недолго, мужчина продолжил: — Он сказал, что по возможности приедет, так что…       — Не стоило, — холодно отрезала Ирина. — Его присутствие здесь необязательно.       «Мама до сих пор не может простить ему то, что произошло…» — только и успел подумать Даня, прежде чем окунуться в воспоминания о Грише — своем старшем брате.       Григорий Макаренко, двадцати восьми летний мужчина, уже около шести лет живёт в Германии, почти не связываясь с родителями, и являясь правой рукой, близким другом и, считай, преемником крестного отца в известной банде мафиози. Именно за то, что Гриша выбрал столь опасный и скользкий путь, Ирина Вячеславовна и охладела к своему первенцу. Ведь у него было большое и светлое будущее: когда-то старший брат Дани мечтал связать себя с рекламой и работой с общественностью. Он был очень способным, социализированным, целеустремлённым и талантливым, и все до единого видели в нём огромный потенциал. Однако всё переменилось после того, как, поступив в институт, тогдашний молодой юноша познакомился с весьма плохой и бунтарской компанией и заинтересовался криминалом.       «Его тогда словно подменили», — едва вспоминая о том, как Гриша менялся на глазах всё сильнее и сильнее, Даня чувствовал колкую боль в груди. Опасность, экстрим и преступность настолько захватили Гришу, что он позабыл обо всём, о чем мечтал, к чему стремился. Из обаятельного, отзывчивого, умного и любящего брата и сына он превратился в дерзкого, бесстрашного, сдержанного и излишне амбициозного мужчину, который был готов на все авантюры, на все опасности. Он был готов убрать со своего пути всех, даже своих близких.       Даня вспоминал, как в детстве они с братом игрались, веселились, гуляли и всегда помогали друг другу. Они были не разлей вода. И после того, как Гриша связался с бандой оборванцев, их отношения изменились очень сильно. Старший брат смотрел на него с холодностью, безразличием, а иногда, если русый пытался достучаться до него, даже с ненавистью. Это пугало его и вводило в состояние отчаяния. Как можно было в один миг потерять одного из своих близких людей?       — Ира, как никак, он твой сын, — умоляюще проговорил Алексей. — Позволь ему увидеться с тобой. Дай ему ещё один шанс.       Ирина посмотрела на своего мужа с устрашающей уверенностью. Никто бы не засомневался в её мнении, и никто бы не посмел начать переубеждать её, едва взглянув в эти холодные и гордые глаза.       — Тот человек, который добровольно променял семью на криминал, не может быть моим сыном.       Даня внимательно наблюдал за своими родителями. Обоих очень задевала эта печальная и, пожалуй, самая тяжелая семейная история, но оба относились к ней по-разному. Мать разочаровалась в собственном сыне и, считай, отказалась от него, а отец до сих пор не терял надежды и питал к нему искренние и теплые чувства.       От мыслей русого отвлекла вибрация в кармане джинс, оповещающая о входящем звонке. Достав телефон, Даня взглянул на экран, и увидел номер входящего абонента. Это был Головлёв.       — Я выйду ненадолго.       Безразличие на лице Ирины почти сразу же сменилось нежностью и лаской:       — Конечно, сынок.       Выйдя из палаты, Макаренко ответил на звонок:       — Алло?       — Не хотел вас тревожить, мой друг, — послышался из динамиков голос Головлёва. — Но мне только что звонил один из главных директоров. Вас ожидают в компании. Это насчёт предстоящего приёма.       Даня мельком взглянул через тусклое настенное окно на своих родителей.       — Это обязательно? Нельзя перенести встречу?       — Увы. Я пытался.       Помолчав немного, русый со вздохом ответил:       — Хорошо. Через сколько мне нужно там быть?       — Через двадцать минут.       — Понял. Спасибо, Евгений Васильевич.       Ответ поступил не сразу. Едва Даня подумал, что разговор окончен, как вдруг Жека вновь подал голос:       — Была бы моя воля, я даже не стал бы вам звонить. Думаю, вам сейчас не до этого.       — … Спасибо.       Сбросив вызов, Даня вновь посмотрел на своих мать с отцом, которые уже сидели рядом друг с другом, держась за руки и явно поддерживая друг друга.       Улыбка невольно заиграла на лице Макаренко. Однако, вместе с тем, его посетило всё то же чувство.       Что что-то не так.

***

      — Что? Макар в больнице?       Кирилл приехал обратно в особняк спустя полтора часа после отъезда своего друга. Сначала неожиданная ссора с Леной, потом изрядно опоздавший клиент, теперь Даня… Что-то их жизни пока не плещут покоем и умиротворением.       Игорь Владимирович, встретивший Кирилла, кивнул головой.       — Как объяснил мне Евгений Васильевич, с матерью Даниила Алексеевича произошла неприятность.       «Блин, хоть бы всё было нормально, — взволнованно подумал Бондаренко. — Держись там, Макар!»       Пока Игорь Владимирович отлучился куда-то по своим делам, Кирилл думал, что ему делать. Сидеть в библиотеке? Смотреть телевизор? Может, помозолить глаза Юлии Олеговне, или хотя бы помочь ей в готовке? Вот настолько ему было нечем заняться. Даже заказов новых не поступало.       В конце концов, Бондаренко решил изучить местность вокруг особняка. Зайдя на задний двор дома, он вдруг обнаружил там небольшой, но красивый и хорошо ухоженный сад, обставленный в разных местах великолепными скульптурами. Кирилл шёл по плиточной широкой тропинке, изучая растительность сада. Так он разглядел кусты с белыми и красными розами, пышными пионами, орхидеями, крокусами и другими ароматными цветами. В центре соединяющихся вместе тропинок находился симпатичный фонтан, а по сторонам от него располагались скамейки для отдыха.       Светловолосый, было, собрался сесть напротив фонтана и отдохнуть, как вдруг заметил женскую фигуру рядом с кустами лилий. Девушка аккуратно поливала цветы. Приглядевшись, он узнал в ней садовницу.       Как когда-то говорил ему Даня, её звали Александра Юдицкая. Молодая двадцатилетняя студентка университета международных отношений, которая ездит сюда для подработки. Симпатичная, миниатюрная и женственная, блондинка с глазами, как синее дневное небо. Бондаренко отметил про себя, что он уж слишком пристально наблюдает за девушкой, и пришёл к выводу, что стоит подойти к ней, хотя бы ради приличия. А то данная сцена выглядит так, словно он шпион или по уши влюблённый паренёк, который следит за ней всё свое свободное время.       Едва он начал подходить к ней, Юдицкая на миг замерла, как бы прислушиваясь, а затем повернулась к Кириллу. Девушка неловко улыбнулась:       — Здравствуйте. Вам что-то нужно?       — Нет, я просто… — Кирилл вдруг осекся, не зная, что сказать. «Я просто гулял по саду, увидел вас и начал пялиться»? В конце концов, сформулировав в голове нормальный ответ, Бондаренко продолжил, невольно улыбнувшись: — Я просто решил прогуляться, а тут вы… ты… Кгхм, может, перейдём на «ты»?       Юдицкая хихикнула:       — А вы не торопите события?       — Увы, поздновато для этого, я помолвлен, — пошутил парень. — А так, это было бы даже в плюс. Хорошее начало взаимоотношений.       — Ну, если у вас такое восприятие взаимоотношений…       — Может, я верю в любовь с первого взгляда?       Кирилл мельком вспомнил реакцию Лены на такие его слова. Девушка, по обычному умеющая съязвить или как-нибудь обидно подшутить над парнем, стояла перед ним столбом, с вылупленными от удивления глазами и покрасневшими щеками. Тогда она, не найдя ничего, что могла сказать в ответ, развернулась и ушла быстрым шагом подальше от Кирилла, который был доволен данной реакцией.       Саша в это время посмотрела на парня с широкой улыбкой на лице и явным удивлением в глазах. Казалось бы, дальнейшая реакция была очевидна, но тут девушка «огорошила» Бондаренко:       — Не будь вы помолвлены, я бы подумала, что такими речами вы набираете себе гарем.       Оба вдруг засмеялись, наполнив тихий сад живой энергией и позитивом. Между ними будто бы появилась связь, полное понимание друг друга.       — Я Кирилл. — наконец представился светловолосый, протянув руку Саше.       — Саша. — девушка ответила на жест Бондаренко, и тот легонько пожал ей руку.       — Приятно познакомиться. Теперь-то можно на «ты»?       Юдицкая прыснула со слов молодого человека:       — Пожалуй, время пришло.       Не успел Кирилл ответить шуткой на шутку, послышались шаги, предупреждающие о том, что кто-то посетил сад. Обернувшись, парень увидел одного из дворецких и Максима.       — Ой, простите, — быстро протараторил Гончаров, заметив стоящих относительно близко друг другу Кирилла и Сашу. — Мы не помешали?       — Вы помешали мне пошутить, — услышав со стороны милое женское хихиканье, Бондаренко довольно улыбнулся и добавил: — Кого-то искали?       — Вас.       Бондаренко вопросительно вскинул брови. К чему им понадобился он?       — Я что-то натворил?       — Нет, — на лице Максима промелькнула улыбка. — Вас ждёт Игорь Владимирович. Недалеко отсюда, в лесу, он нашёл сарай.       «Вот это достижение, конечно, — подумал Кирилл. — Без сарая в деревне никуда.»       — А что с этим сараем не так?       — Ну, этого он мне не стал объяснять… Просто попросил найти Вас.       Светловолосый промолчал, обдумывая слова уборщика. Игорь Владимирович нашёл какой-то сарай и решил обсудить это с ним, как с заместителем хозяина? Это звучит абсурдно даже не из-за «заместителя», а из-за самого сарая. Что в нём может быть такого? Бревнышки для костра разве что приобрести. С другой стороны, Лавров не из тех, кто побеспокоит просто так. Одно дело, если бы у него был старческий маразм, но дворецкому это пока не светит…       В конце концов, Бондаренко обратился к Гончарову:       — Проводишь меня до него?       — Конечно.       Прежде чем парень последовал за Максимом, его окликнула Саша:       — Тебе так интересны сараи?       Не останавливаясь и не поворачиваясь, Кирилл кинул напоследок:       — Ты просто не разбираешься в архитектуре нашей страны.       Гончаров, как оказалось, не соврал насчёт местоположения сарая: уже через пару минут они вышли на маленькое, по всей видимости, на скорую руку постриженное поле, к тому самому сараю, который нашёл Игорь Владимирович. На удивление самого Кирилла, сарай хоть и выглядел так, будто пережил Великую Отечественную, но сам по себе был довольно большой и внутри явно просторный. В его детстве сараи строили так, что это можно было назвать деревенским душем или туалетом, просто с некоторым количеством других помещений.       У сарая, рассматривая его так, словно в нём была сокрыта большая тайна, стоял Лавров. Мужчина теперь уже не выглядел так галантно и официально: рукава рубашки были закатаны, а верхние две пуговички расстёгнуты. По обычному прилизанные волосы были немного взъерошены, как ни странно, ещё больше показывая седину Игоря Владимировича. Кирилл догадался, что это поле подстриг именно он. Этот сарай настолько важен, чтобы тратить на него свое время?       Бондаренко, наконец, решился подойти к мужчине. Тот, не отрывая взгляда от изучаемого объекта, заговорил:       — Помните, я рассказывал вам о первых хозяевах этого особняка?       Посмотрев на дворецкого, Кирилл ответил:       — Ну, да.       — Этот сарай ещё со времён их нахождения здесь. Хозяин время от времени уходил сюда, но для чего — увы, я не знаю.       Кирилл вновь взглянул на сарай, а затем провел рукой по его истёртой деревянной стенке.       — Есть предположения, что там может быть?       В ответ, Игорь Владимирович пожал плечами:       — Там может быть что угодно. Но вряд ли тут хранятся строительные материалы и инструменты.       Бондаренко молча прошёл вдоль сарая, а затем завернул, найдя то, что его интересовало. Перед ним красовалась старая входная дверь, на ручке которой висел поржавевший замок. Лавров последовал примеру молодого человека.       — Ещё и замок…       — Ваш хозяин был весьма скрытным человеком, как я понимаю.       — Просто не любил распространяться о своих душевных проблемах.       Помолчав немного, Кирилл посмотрел в сторону Максима, который до сих пор находился с ними:       — Макс, дружище, не мог бы ты принести лом?       Уборщик, помедлив немного, кивнул и быстрым шагом удалился с поля. Долго ждать его не пришлось: уже через несколько минут парень вернулся с предметом и вручил его Кириллу. Безо всяких объяснений и формальностей, Бондаренко подцепил замок и начал давить на лом. Через мгновение замок с громким треском отвалился и дверь сарая открылась, издав неприятный скрип.       — Добро пожаловать в душевный тайничок… Этого, как его там…       — Короткова. — усмехнувшись, закончил за светловолосого Игорь Владимирович и зашёл в сарай. Кирилл последовал за ним, перед этим включив фонарик на телефоне. Едва он зашёл в помещение, странный запах, напоминающий комбинацию ароматов чего-то старинного и картонного, бумажного, ударил в нос, от чего парень невольно поморщился.       — Ну, теперь я точно уверен, что тут нет топоров, гвоздей и всякой всячины…       Кирилл начал постепенно освещать сарай. Перед его глазами предстали две настенных полки с кучей коробок как на них, так и под ними; рядом с ними располагался широкий рабочий стол, простенького вида, со стопками пожелтевших бумаг и папок, записных книжек и таких бытовых вещиц, как клей, карандаши с ручками и точилки. На стенах висело множество фотографий, немного потерявших чёткость и ярко выраженный цвет. По сторонам от Кирилла и Игоря Владимировича стояли велосипеды, материалы для детский качелей и детской песочницы.       — Что-то смахивает на место, где человек хранит свое прошлое и настоящее.       Дворецкий достал из кармана зажигалку и, подойдя к висящей над столом лампе, зажёг её. Теперь помещение освещалось намного лучше.       — И такое ещё есть? — удивился Кирилл.       Лавров, ничего не ответив, подошёл к стене с фотографиями, где их было больше всего. Кирилл, поймав себя на заинтересованности и любопытстве, последовал его примеру. По тусклым фотографиям он смог распознать молодых супругов: на одних они были изображены в компании своих друзей, на других — вдвоём, как сладкая парочка, что вызвало у Бондаренко улыбку. На ещё нескольких Кирилл разглядел свадебную церемонию и их нежный брачный поцелуй… А на тех, что располагались в самом центре всего этого, можно было увидеть по-настоящему счастливую семью, находящуюся уже в особняке с маленьким и искренне радостно улыбающимся младенцем на руках.       Светловолосый вдруг почувствовал, как на него накатила волна смешанных эмоций. С одной стороны, он ощущал то тепло, которое до сих пор излучали эти фотографии, и ему становилось спокойнее. С другой — боль, воткнувшаяся в сердце как кол, заставляла впадать в печаль, и на глаза будто наворачивались слёзы.       Разве кто-то заслуживает такого конца ещё толком не начавшейся счастливой семейной жизни?

***

      Головлёв решил уединиться в кабинете после того, как Даня приехал в здание компании и был принят на переговоры с директорами и своим начальником. Молодой человек вежливо отказался от присутствия Жеки во время деловой беседы, поэтому мужчине ничего не оставалось, кроме как ждать.       Вот он уже около получаса сидел в своём рабочем кресле, наблюдая за тем, что происходило за окном. В его руке, как обычно и бывало, находился бокал с напитком, но в этот раз Евгений Васильевич пил не просто воду, а красное вино. Он очень редко позволял себе такое, хотя по молодости у него была слабость к алкоголю, а тем более на работе.       Слишком много мыслей крутилось у него в голове. Какие именно, увы, даже он не мог с точностью определить. Переживания, планы, недавние события и события тяжелого прошлого… Всё это смешалось воедино, вызвав у Головлёва внезапно накатившее волнение и некую нервозность.       От глубоких раздумий мужчину оторвал стук в дверь. Он поспешил вылить остатки вина в стоящий рядом горшок с небольшим комнатным растением, закинуть в рот две-три маленьких жвачки, и, отставив стакан куда подальше, Евгений громко проговорил:       — Войдите.       Через пару секунд в кабинет зашла симпатичной наружности, но по повадкам вульгарная и явно раскрепощённая, секретарша. При виде Головлёва она кокетливо улыбнулась.       Такие реакции со стороны женщин были не чужды Евгению Васильевичу: даже в свои не самые молодые года он имел большую популярность и любовь среди милых, а иногда не особо, особей женского пола. Его называли обольстительным, сексуальным и завораживающим мужчиной, словно бы он был мастерским похитителем девичьих сердец.       Любой другой мужчина на месте Жеки обрадовался бы такому завидному вниманию. Но Головлёва это не трогало, а порой начинало раздражать. Ведь многие женщины ведутся только на внешность и деньги…       — Добрый вечер, Евгений Васильевич, — томным голосом заговорила с ним секретарша. — Вам тут передали письмо.       Головлёв, наконец, заметил в руках пришедшей белый конверт.       — Что ж, спасибо. — он с ожиданием взглянул на женщину, как бы давая ей понять, что она свободна. Однако, та только пристально смотрела на него. — Это всё?       Положив конверт на стол, наглая секретарша уселась на его край, якобы случайно поддёрнув подол и без того короткой юбки, оголяя свое бедро. От столь банальной и фактически неумелой попытки соблазнить его, Жеке стало даже смешно.       — Вы свободны сегодня вечером? Мы могли бы с вами поужинать в ресторане…       Головлёв медленно сократил расстояние, разделявшее их, и встал к женщине почти вплотную. Его лицо было невозмутимо, а глаза прямо смотрели на неё. Секретарша невольно заулыбалась, будто бы готовая уже накинуться на него, здесь и сейчас. Пару секунд мужчина ещё стоял так, поддерживая некую нотку интриги, но затем, слегка ухмыльнувшись, он взял со стола конверт с письмом и отошёл от разгорячённой посетительницы его кабинета к окну.       — Увы, у меня есть планы.       Неловко откашлявшись, секретарша быстренько расправила юбку и, кинув на Головлёва гордый и недовольный взгляд, сухо сказала:       — Не буду вам больше мешать.       Громко стуча по полу каблуками, она покинула помещение.       Жека, забыв о секретарше, словно бы её здесь и не было, рассмотрел конверт. На нём не было написано ни имени адресата, ни адреса, откуда оно пришло. Единственное, что было написано на этом конверте, это полное имя Жени и адрес компании.       «Что за бред?» — подумал он, раскрывая конверт и доставая письмо. На удивление самого Головлёва, там тоже было написано не так много, однако те слова, которые он тут же прочёл, повергли его в шок.       — … Чёрт…       Головлёв быстро скомкал письмо, достал из кармана брюк зажигалку и, кинув бумажку в пепельницу, поджёг её. Огонь начал медленно пожирать широкие жирные буквы, образующие одну единственную фразу:

«Берегись, он вышел на свободу»

***

      На улице уже начало темнеть, когда Ирина доела принесённый ей ужин. Медсестра забрала у женщины поднос с посудой и покинула палату, оставив женщину в одиночестве. Соседки Ирины Вячеславовны разошлись, кто куда: кого-то уже выписали, кто-то просто решил прогуляться, кто-то лично пошёл встречать своих родных…        … Пошёл. Интересно, сможет ли она вновь ходить, как прежде?       Ирина не чувствовала надежды или ощущения, что она постепенно и морально, и физически, идёт на поправку. Конечно, операция была совсем недавно, но ведь что-то должно было пробудиться в её душе. Та же самая вера на лучшее, как у врачей, оперировавших её, и как у мужа, молящегося за неё. Вместо этого она ощущала только слабость, беспомощность и горечь от того, в каком положении находится.       Что же лучше? Умереть или остаться покалеченным на всю жизнь? Именно такие мысли крутились в её голове. Она металась между одним и другим, но… Душа подсказывала ей верный ответ.       Не успела Ирина себя хоть чем-то занять, кроме как глубокими и печальными раздумьями, перед ней опять возникла та же медсестра.       — К вам пришли посетители, — мягко улыбнувшись, проговорила она. — Правда, время посещений вскоре закончится, но…       — Кто пришёл?       Ирина мысленно гадала, кто же вновь решил посетить её. Алексей? Нет, вряд ли… Он только недавно уехал от неё, сказав, что у него есть некоторые дела. Даня? Тоже нет, ведь он на работе.       В конце концов, ответ «пришёл» сам: едва медсестра вышла из палаты, после неё в помещение зашёл высокий, одетый почти во всё чёрное, не считая больничного халата, мужчина. Он пристально смотрел на Ирину, но его мужественное и сдержанное, невозмутимое лицо не выражало ничего, кроме спокойствия.       Ира почувствовала подступающее к ней напряжение.       — Здравствуй, — холодно проговорила она.       Мужчина, легко кивнув, проговорил:       — Здравствуй, мама.       Это был Гриша. Её сын, её первенец, который стал даже внешне совсем другим человеком. Он заметно возмужал: достаточно крепкое телосложение, проявившиеся скулы и несильная, но весьма заметная щетина, тёмный строгий костюм, и лишь одни из всего его образа знакомые ей коротковатые, словно небрежно растрёпанные, волосы, напомнившие ей на миг Гришу из прошлого, до его поступления в вуз.       Он молча сел на стул, стоявший напротив койки своей матери. Гриша словно бы держал дистанцию, что и успокаивало женщину, и заставляло её сердце сжиматься от боли.       — Как прошла операция?       — Нормально.       Помолчав немного, темноволосый продолжил:       — И как давно у тебя начались такие проблемы с ногами?       Ирина разрывалась между желанием проигнорировать его и необходимостью поделиться с ним наболевшим.       — Ещё около года назад.       — И ты ничего до этого момента не предпринимала?       — Я принимала лекарства и регулярно посещала нужных врачей.       Пристальный взгляд сына постепенно начинал нервировать Ирину, как бы лишая её холодной уверенности, гордости и сдержанности. Но она не питала ничего, кроме дискомфорта от столь холодных и спокойных глаз. Материнское сердце подсказывало, что это ещё её дитя, но разум перекрывал всё: и надежды, и ещё какие-то теплые чувства, заставляя женщину питать к Грише что-то похожее на отвращение и презрение. Раньше это был милый, обаятельный, умный и талантливый юноша, в которого она верила и вкладывала в него всё… А сейчас? Сейчас перед ней сидел мужчина, поддавшийся когда-то опасному, почти безумному адреналину, пробудившему в нём тягу к криминалу.       — Но работа не позволяла тебе полностью заняться собой?       Молчание матери лишь доказало Грише правдивость его слов. Тяжело вздохнув, он посмотрел в окно.       — Ты всегда была такой. Работа и деньги важнее самой себя.       — Не тебе меня судить, — Ирина почувствовала укол обиды. — Ты решил променять свое будущее и собственную семью на опасные развлечения.       Он одарил её взглядом, в котором она на миг распознала желание противостоять ей, донести до неё его правду.       — Я не хочу спорить, — спокойно проговорил он, встав со стула. — Это было мое решение. И я ни о чём не жалею.       Ирина, было, хотела что-то ответить, но в горле словно встал ком. Воспоминания из прошлого начали отображаться у неё в голове, одно за другим. И те самые слова, которые он произнёс в их последнюю встречу, встречу матери и сына…

«Я не о чём не жалею. И никто, даже ВЫ, мне не помешает»

      — Всё зависит от тебя, — проговорил Гриша, в этот момент даже не посмотрев на неё. — Твоя гордость однажды тебя погубит.       Ничего более не сказав, мужчина покинул палату. Ирина вдруг почувствовала щемящую боль в груди. Ведь в этих холодных, даже грубый словах таилось волнение и… горькая правда.