Несчастен тот, кто не может простить себя. Публий Сир
Сгущались сумерки. На улицах зажглись фонари, ярко замерцали фары проезжающих мимо автомобилей. Люди, завершив свои дела, спешили домой к родным и близким. Они не задумывались о том, что сейчас, возможно, в какой-то больнице на операционном столе умирает пациент, что где-то, почти наверняка, произошла авария, повлекшая за собой гибель пассажиров… Они не думали о смерти. Не здесь. Не сейчас. И они, совершенно точно, не подозревали, что в припаркованной возле полицейского участка машине сидит мужчина, только что узнавший, что потерял любимого человека. Глаза Нила были закрыты. Он сидел за рулем незаведенного автомобиля и судорожно сжимал руками руль. Медленные вдохи и выдохи успокаивали плохо, потому бывший консультант ФБР не решался отпускать спасительный руль — руки тут же снова задрожат, возвращая ощущение тихой паники, на миг поглотившую его в морге. Нет. Нельзя. Ему нельзя поддаваться этому вязкому чувству. Если он позволит боли побороть себя, он не сможет вынырнуть из этого темного омута обратно. Он не может себе этого позволить. Не может. Ради Ники. Ники… Мысли о дочери больно укололи сердце. Однако именно это отрезвляюще подействовало на Нила. Кэффри запрокинул назад голову, сделал медленный глубокий вдох, задержал на пару секунд дыхание и резко выдохнул, открывая глаза. Зрение было нечетким и пришло в норму лишь спустя пару минут. За это время бывший консультант ФБР окончательно взял себя в руки. К дому он подъехал полчаса спустя. Выйдя из машины, мужчина захлопнул дверь и, устремив взгляд в сторону окон, нерешительно замер. В детской горел приглушенный свет. Значит, няня, которая изредка сидела с девочкой, когда оба родителя были заняты, еще не успела уложить Николь. Нил вновь растерял все свое спокойствие, с таким трудом восстановленное менее часа назад. Понимая, что отчаяние вот-вот снова захлестнет его с головой, бывший мошенник резко развернулся и пошагал прочь от дома. Несколько минут Нил бездумно брел по улице. Он не думал, куда идет и как долго. Лишь почувствовав, что разум берет вверх над эмоциями, он остановился и огляделся. Как выяснилось, уйти далеко от дома он не успел. Сделав круг (очевидно, свернув на паре перекрестков), он вернулся на прежнюю улицу. Припаркованная на обочине дороги машина виднелась в полусотне метров от него. Подойдя к машине, Кэффри вновь посмотрел на окна. Свет более не горел. Проклиная себя за слабость и нерешительность, он медленно пошагал к двери…***
Четыре дня спустя… С самого утра лил дождь. Ветра не было. Тяжелые серые тучи неумолимо нависли над посеревшим кладбищем, словно приколоченные к небу. Деревья притихли, до земли склонив свои ветви. Намокшие бутоны цветов поникли, не выдержав обрушившейся на них тяжести. Все вокруг скорбело вместе с ними… Нил стоял возле только что установленного надгробия и не мог найти в себе силы оторвать от него взгляд. Он чувствовал тепло маленькой ладошки, покоящейся в его руке, и только это удерживало его на плаву. Сколько раз за последние дни он ловил себя на мысли о том, что судьба поступила несправедливо: если кто и должен был погибнуть подобным образом, так это он, а не его Тереза. Сколько раз он ловил себя на ужасной мысли о том, что ему ничего не стоит исправить эту ошибку. Николь. Только Николь могла достучаться до него в эти моменты. Лишь она могла вырвать его из поглотивших разум мрачных мыслей. Только она давала ему возможность чувствовать себя живым… — Не верится, что ее больше нет, — искренне сочувствуя другу, пробормотал Люк. Мужчина остановился рядом с Нилом и, положив руку ему на плечо, осторожно сжал его. Встретившись с Хендерсоном взглядом, Кэффри молча кивнул. Люк убрал руку. Несколько минут они молча стояли и слушали, как дождь барабанит по раскрытым куполам зонтов. Николь жалобно шмыгнула носом. Люк без вопросов перехватил ручку зонта Кэффри и молча наблюдал за тем, как Нил, присев перед дочерью на корточки, медленно стер большим пальцем слезу, скатившуюся по ее щеке. Прошептав что-то ей, отец дождался робкого кивка и поднял на руки прильнувшую к нему девочку. — Пойдем домой, малышка. Мама не обрадуется, если узнает, что мы с тобой простудились, — долетел до Люка шепот стоящего рядом друга…***
Пять месяцев спустя… — Дэниел, ты уверен? Этот вопрос Люк Хендерсон задавал своему другу уже не в первый раз. Раза три, не меньше, за последний час. С того самого момента, как узнал о решении своего коллеги. — Уверен, — в очередной раз кивнул Нил, не отрывая задумчивого взгляда от снующих по музею посетителей. — Ты уже бросил рисовать, хочешь теперь и от работы отказаться? — Нет, — решительно покачал головой Кэффри. — Нет? Но разве тот район, в который ты вознамерился переехать, не находится вдвое дальше, чем ваш с Терезой дом? Нил прикрыл глаза и медленно выдохнул. — Я не хочу… не могу находиться больше там. Нам с Ники нужно сменить обстановку. Нил чувствовал беспокойство друга и был ему благодарен. Он прекрасно понимал, чем аукнется для него запланированный переезд: долгие часы в пробках при поездке на работу и после нее, новая обстановка, новые соседи и ни одного знакомого лица поблизости. Нил прекрасно все понимал и знал, на что идет. Но он не мог иначе. Прошло уже почти полгода, а боль в груди так и не утихла. Возможно, она бы ослабла, если бы полиции удалось арестовать убийцу. Но этого не произошло. Спустя пять месяцев Нил так и не узнал, за что погибла его Тереза. И это угнетало больше всего. Может быть, узнай он всю правду, ему стало бы легче. Может быть, он не видел бы ее у столика в кофейне, куда заглядывал раз в неделю, чтобы удостовериться, что заведение работает, как и прежде. Может быть, он не видел бы ее грустную улыбку всякий раз, когда укладывал Николь спать. Может быть, он не слышал бы ее тихое дыхание, лежа в пустой постели… Он честно пытался продолжать жить. Не ради себя — ради Ники. Он пытался продолжать писать картины в маленькой домашней мастерской, но без Терезы они уже не были живыми. Он все так же заведовал системой безопасности Лувра, однако уже не испытывал того удовольствия, с которым бродил когда-то по бесконечным залам. С каждой неделей он все реже и реже заглядывал в их с Терезой кофейню, чтобы поужинать или просто выпить чашку кофе. Он пытался. Он действительно старался жить, как и прежде. Но не мог. Не здесь. Не здесь, где все напоминало о ней. Напоминало и не давало боли утихнуть. Питер Бёрк не зря считал его умным парнем. Нилу Кэффри хватало ума понять, что он проиграл. — На самом деле, я надеялся, что ты нам поможешь, — первым нарушил долгое молчание Нил. — Все что угодно, приятель, — решительно кивнул Люк. — Ты же поможешь нам с Ники погрузить вещи? Люк вздохнул, но ответил: — Конечно.