***
Какой чёрт дёрнул её предложить? И, что интереснее, какой чёрт дёрнул его согласиться? Рустам не знает. Подойдя к подъезду, он уставился на домофон. Э-э, забыл номер квартиры… Пожалуйста, пусть спящие простят, ему просто надо войти. — Кристин-н-а-а-а-а-а-а!!! Она подошла к окну и чуть не пробила лоб рукой. Ну кто бы сомневался! Её дурачок. Только что мешает ему позвонить по домофону? — Да чего тебе? — Номер твоей квартиры! Ну что ты ржёшь? Да, мне отсюда видно! — он видит даже, как Крис сотрясается и прикрывает рот рукой. И из окна на пятом этаже в него летит что-то увесистое. Да он же извинился! Мысленно, конечно. Пардон, мусьё, но мне надо к любимой… подруге попасть, конечно же. — Четырнадцать! — Ебанутые! — донеслось из окна выше. Лучшее прилагательное, описывающее их сейчас. Наверное, этих двоих скоро будет ненавидеть весь район.***
— Ну, я, вот, номер квартиры забыл. — Ты мог позвонить по телефону. — Просто я умный и лёгких путей не ищу, — сказал горделивым тоном, задрав голову. Вывернулся! — Ах, ну да, ну да. Прошу, — она учтиво указала рукой внутрь квартиры. Рустам всегда верил, что дом показывает внутренний мир человека, то, что происходит у него в жизни. А у неё очень уютная атмосфера — светильники в каждой комнате дают мягкое освещение, стены в спокойных тонах, много книг (он знает, в последнее время Кристина много читает). Единственный бардак наблюдался на рабочем столе, творческий беспорядок — множество коробок пастели, баночек гуаши и художественных принадлежностей, бесконечные холсты, альбомы, листочки, незаконченные картины… — Что делать будем? — Ну, у меня завалялась где-то старая сега, можем зарубиться во что-нибудь. Теперь Рустам знает, что в Мортал Комбате Дантекрис достойная соперница — хорошие тактики и неожиданные элементы, только та отмахивалась, говорила, что это случайно получается. Ага, только такие комбо, как у неё, случайно не делаются. Вдоволь наигравшись, они пошли на кухню. Рустам видит, как Кристина сразу, не спрашивая, делает ему некрепкий чай с двумя ложками сахара. Она запомнила их давнишний разговор о вкусовых предпочтениях, это приятно осознавать. — Хотел у тебя спросить… — Да? — Я видел рисунки у тебя на столе, можно посмотреть? — Да, конечно, только у меня много неудачных экземпляров. Подожди. Девушка положила на стол одну из своих бесконечных стопочек. Рустам внимательно разглядывал каждый рисунок, и удивлялся — какая мощная у них подача! Она умеет играть с цветом, порой попадаются странные сочетания гамм, но они вписываются в сюжет и помогают раскрыть его. Она любит экспериментировать — то это мирный пейзаж озера, окружённого мягкой порослью, то сумбурное нагромождение фантазий и образов. Парень вглядывается в них поближе: именно тут душа, в этих фантасмагориях. Он пробует видеть мир глазами этого человека. Вот здесь тихая радость в апельсиновом цвете, восторг в персиковых тонах с вкраплениями бархатного алого, изумрудная поддержка, уходящая в более тёмный зелёный. А тут лёгкая серая тоска с почему-то блёклым светом, хотя окна полностью раскрыты и не зашторены, по небу бегут облака; человек, сидящий к зрителю лицом, будто вздыхает. Кристина немного печалилась, хотя всё прозрачно и легко перед ней. С кем ни бывает, только по краям комната сильно расплывается. Так, обычные пейзажи, портреты, зарисовки. Он снова остановился на одной работе. Какая-то девушка в чёрно-белом цвете с непрорисованным лицом в центре композиции, она будто рассеивается по краям, это заметно только, если сильно приблизить работу к глазам. Блевотноцветные люди расходятся от неё в разные стороны с улыбками на одинаковых лицах. Кристина говорила, что иногда друзья уходили от неё по неизвестной причине. И он нашёл её — людям нужна не она сама, а её поддержка. Они тянут из неё все силы, эти дружки и подружки, а как только чувствуют, что она не может вообще, как израсходованный тюбик пасты, из которого уже ничего не выдавить. Следующий рисунок вообще неразборчив: только агрессивно гогочущие лица, сливающиеся в непонятную болотную жижу, и руки с указательными пальцами, которые указывают на чей-то сгорбленный трясущийся профиль, хватающийся на какие-то бумаги. Кристину уволили с работы, потому что её оклеветали. Пейзажи, портреты, забавные зарисовки. Она отчаянно пытается выползти, но… Больничная палата, по всему периметру стоят капельницы, не видно ни одного сантиметра стен, продавленная кровать, словно с неё только что встали(или из неё только что вытащили тело), чувствуются измождённые мазки по бумаге. Самый невыносимый белый и голубой цвет тот, из которого состоят больницы. Эти оттенки пропахли болезнью и страданиями, от них быстро устают глаза. А у Кристины устала душа от этих резких неприятных цветов, она мажет ими из последних сил по холсту, думает, выведет, выстирает их из своей жизни, полотно слишком нагружено. Один из последних рисунков. Неизвестная девушка закрыла глаза руками и кричит; её засасывает пустота, состоящая из всего на свете, впитывает в себя. Кристина развела откровенную грязь на бумаге, но замысел интуитивно понятен. Его подташнивает. — Прикрой рот, муха влетит. — А?.. Гхм, извини, — Рустам еле подбирает слова. Ненадолго выпав из этого мира, он столкнулся лицом к лицу с острой тоской. — Теперь я понял, насколько ты устала от всего, как тебе было больно. — Эй, ты чего? — девушка увидела влажно блестящий взгляд и удивилась. — Сейчас мне хорошо, как никогда, кошмары прошли. Ты — моё лучшее обезболивающее, Рустам. Я слишком живо нарисовала? — Я бы поместил их в Лувр. Всегда хотел так рисовать. Так, что-то я расчувствовался, надо собраться, — парень часто заморгал и согнал мутность, мешающую видеть. Ему мгновенно стало стыдно за такую слабость. — Одна работа осталась. Дантекрис чуть ли не вырывает из рук последний рисунок, пока Рустам ничего не увидел. Пока ему знать не надо. Может, когда-нибудь… — Он не удался вообще, стыдно, знаешь. Кристина стремительно уносит рисунки обратно. Ну, про стыд она сказала правду: еле успела выхватить эту мягкую нежно-розовую влюблённость. Ещё немного, и громко колотящееся сердце разобьёт всмятку рёбра. Соберись! Но это трудно, когда через стену сидит твоя родственная душа, лучший друг, причина тянущего чувства в животе, и, гхм, иногда даже ниже. Надо бы заняться чем-нибудь ещё. Он мечтает научиться рисовать, можно попробовать намалевать что-нибудь вместе. Можно с карандашей начать, не время для пастели и масляных красок. — Семьдесят два цвета, ничего себе! А что рисовать будем? — А что ты хочешь? — У меня люди всегда криво получались. Научишь? — А то! Бери лист, будем рисовать с разных ракурсов. Самый удобный для новичков — три четверти. Основной ошибкой в рисовании лица является то, что лицо кажется плоским. Главное, понимать трёхмерную форму поверхностей, рельеф лица. Намечаешь круг для черепа и линии челюсти. Тот голос, который многие у него в комментариях назвали крикливым, сейчас шелестел мягким полушёпотом. Кажется, парень истратил половину ластика. Ну же! Округлость и основательность формы, центральная линия лица, положение глаз, основной каркас. Получился случайный мужчина, и лицо вышло пропорциональным и объёмным. Добавление светотени… — Но-но, не так. Ты толком не определил, откуда свет падает, ставишь тени как попало, — она очень близко приблизилась, так, что чувствуется немного сбивчивое дыхание(что очень странно), колышущее его кудрявые волосы. — Допустим, это будет левый верхний угол. Примерно вот так. «Ну что ты творишь? Сбивает всё внимание», — маячило в мыслях у Рустама, когда девушка взяла его руку с карандашом и начала почти невесомо наносить штрихи. Светотень так и будет его слабым местом, он совсем не запомнил ничего. Только горячее дыхание, тепло её руки, ведущей карандаш и трепещущее ощущение в лёгких. Он ощущает себя снова чёртовым юнцом, попавшим в гормональную ловушку. Когда Кристина вновь заговорила, Рустам взмолился. Сильно захотелось расцеловать эти губы и румянец на щеках(странно), но спасибо самоконтролю — своих бесов он контролировать всегда умел. — Ты слушаешь меня? У тебя взгляд потемнел. Где здесь находится блик, полутень, собственная и падающая тень и рефлекс? * С горем пополам он угадал, просто тыкая в разные части рисунка. Крис решила просто отстать и взять ещё один лист, хотелось зарисовать кое-что. — Попробуй сам нарисовать кого-нибудь, я отдельно. — Хорошо. Некрос пять минут буравил взглядом лист бумаги, и хотел было задать Крис вопрос, но понял: он резко остался один. Кристина опять не здесь, как там, на лавочке в парке. Она сидела со взглядом одержимой кем-то, только руки порхали над бумагой, мгновенно вырисовывая какие-то контуры, формы, цвет. Опять нырнула в свои глубинные чувства, которые почти никогда не выпускает наружу. В чём-то они похожи. Он боится представить, что она выкинет сейчас. Её губы приоткрылись, между бровей легла вертикальная складка, взгляд притупился; не покидает чувство дежавю. И тут в голове появилась идея нарисовать Кристину, такой, в каком виде она сидит сейчас: с немного потрёпанными волосами, с бумагой и карандашами в мелькающих руках, сгорбленной и с потерянным видом. Рустам громче, чем в прошлый раз, позвал её. И затем ещё. Не работает. Пришлось положить руку на плечо. — А?.. — только и произнесла она. Оставалось нарисовать только глаза, и Рустам внимательно впитывал её взгляд. Но изменившееся выражение глаз, когда та посмотрела на него, понравилось парню больше: ей было немного неловко, а где-то на дне была парализующая, невероятная нежность. Ах, вот оно что… Ему не могло показаться, это не особенности освещения и не иллюзия. — Спасибо, задержись так немного… Рисунок готов. Щёлк! Это был переключатель в голове. Она его любит, вот и вся разгадка. Рустам чувствует себя бесконечно глупым и недогадливым. Рисунок готов, осталось добавить цвета. Хотя, не стоит, пусть остаётся чёрно-белой, он так и не сможет передать весь спектр этой любви во взгляде. — Вот, смотри. На рисунке парень держит девушку на руках, помогая ей дотянуться до неба. Ракурс выбран так, что девушка будто хватается руками за облака. Вглядевшись в силуэты, можно понять, что это он с Кристиной. Рустам когда-нибудь сделает это. Будет носить её на руках, чтобы ноги не знали усталости, закрывать перед сном её веки, чтобы глаза не нагружались за холстами по ночам, он когда-нибудь покроет её всю поцелуями с макушки до ног, сделав своей. Не когда-нибудь — скоро. — Обмен рисунками? — Ага. Они устали пялиться друг на друга и посмотрели одновременно в окно. Там начинало светать. Начали ездить машины, начали жить люди. Их маленький хрустальный мирок ломался. — Я, пожалуй, пойду. Было приятно провести ночь. Находясь на пороге, Рустам сделал то, что сам не понял. Чуть-чуть наклонившись, он немного убрал чёлку со лба и легко, но ощутимо прикоснулся к нему губами. Кристина, побыв некоторое время в ауте, провела по Рустамовой щеке, и произнесла со вздохом: — Взаимно.***
Что, мать вашу, произошло? Она просидела час, пялившись в стену, и не могла понять. Встала, вышла на кухню, взяла рисунок. Ну кто так просирает светотень? Только он. И только он может так внимательно обрисовать каждую впадинку, ямочку и черту лица; как будто он любил каждую её черту. Что значит его потемневший взгляд? Так на друзей не смотрят. Рустам в последнее время впитывает каждый её взгляд и мелькнувшую ямочку на щеке. Когда она хохочет, иногда такое ощущение, что он включает внутренний диктофон в голове. И что тот поцелуй вообще значил? Гха, как будто так друзья целоваться не могут. Надо признаться, она зафантазировалась совсем. А мечтать не вредно, иногда можно. Можно представлять его крепкие надёжные руки, то, как он легко поймал её когда-то, как пушинку. Его тёмные глаза — пропасть, омуты. Крепкое, достаточно подкачанное тело. Глубокий голос, берущий до мурашек по позвоночнику. Можно представлять это, пока рука лезет за кромку трусов. Только она не знает, что Рустам тоже в данный момент избавляется от этой «проблемы», возникшей из-за одного лишь спонтанного прикосновения.
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.