А вы готовы молчать с человеком и при этом чувствовать себя комфортно? В молчании порой больше смысла, чем в непрерывной болтовне. Необходимо уметь наслаждаться малым. Что человек просто есть. Он смотрит на вас. Улыбается вам, а ваше сердце реагирует на улыбку, зарождая чувство бесконечного счастья. Такие маленькие, казалось бы, незначительные детали складывают целую эру обычных человеческих чувств. А громкие крики звучат раз и канут в пустоту, забываясь временем.
Наре нравится, что Юнги тих. Нравится, как его палец оглаживает её тыльную сторону ладони. В этом движении что-то было особенное, интимное. Только для них двоих. Сидя в кафе, недалеко от её дома, куда они заглянули просто погреться и ещё немного времени провести вместе, ей нравилось общее молчание. Уютное, немного терпкое, подправленное его глубоким взглядом. Ей и не нужны сейчас слова от него, то, как он переплетает их пальцы, так мягко, словно боясь оцарапать собственной ладонью, означало для неё чуть больше — через прикосновения проходило его сердце. Он впитывал его в неё, отдавал целиком и полностью, совершенно не жалея.
Юнги сидел напротив, чуть ссутулившись, и периодически поглядывал, когда официант принесёт им заказ. Хочется выпить чего-нибудь горячего и согреться изнутри. И самое приятное — это чувствовать, как согреваются ладони от касаний. Тепло становится общим и настоящим. Губы Юнги чуть обветрились и покрылись сухой корочкой, отчего он часто скользил по ним языком. Честно, Нару это заводило, и она часто искала встречи глазами с другими предметами на столе от щекочущего чувства — «Не смотри так на него, Ли!» В баночке для зубочисток стоит тридцать пять палочек. А в салфетнице всего три салфетки, зато разного цвета. С каких пор она стала так остро реагировать на всё, что бы он ни делал? И, главное, желать его постоянно? Интересно, он чувствует, как волнуется, как подросток, постоянно пряча глаза?
— Юнги, — обратилась Нара. Ей не надо призывать о взгляде — он всё это время любовался ей. Её покрасневшими на морозе щёчками, делая её ещё милее, прямо как в детстве, — скажи честно, неужели я правда так важна для тебя?
Не знает, зачем спросила это. Наверно, разговор с Риной так сильно повлиял и заселил некий страх. Может, она себе напридумывала розовых облаков и витала в них, как великая фантазёрка. Но сейчас ей остро стало необходимо именно услышать от него важное. Чтобы она успокоилась, а не мучилась сегодня в кошмарах. Чтобы тревоги отпустили и перестали травмировать ещё не восстановившуюся душу. Ей не нужны лишние потрясения. Ещё не готова. Но готова верить Юнги. И ей важно каждое слово, любое, что он скажет, ответит. Она готова впитывать новый материал чувств, как губка. Как новый порыв знаний в общей теории. И самоотверженно отдаваться практике.
— Ты терпеть не можешь кофе. Ни с молоком, ни с какими любыми другими добавками. Ты предпочитаешь зелёный чай с долькой лимона. Не любишь сладкое, хотя лимонный пирог матери обожаешь. Предпочитаешь мясо, в основном говядину. Но если тебе предложить мясо или рыбу, предпочтение отдашь рыбе, причём красной. Жару переносишь легче, чем холод. Терпеть не можешь мелодрамы, зато боевики смотришь взахлёб, хотя и скрываешь это. Терпеть не можешь каблуки, но надеваешь их для образа. Тебе нравятся длинные шарфы, потому что в них можно уютно укутаться. Ты перфекционист. Тебе важно, чтобы всё было на своих местах, хотя во время ПМС сама из-за этого бесишься и начинаешь всё менять местами. Любишь классику и точные науки. Имеешь шрам в виде четырёх точек под левой лопаткой, потому что в тринадцать лет засмотрелась на люстру в гостях и умудрилась нарваться на вилку, а потом сама смеялась над этим. Ты любишь плюшевые игрушки, но слишком боишься показаться не взрослой, поэтому сейчас целая коробка покоится на чердаке, но периодами ты всё равно проверяешь и стираешь от пыли. А ещё ты не любишь мятную зубную пасту, поэтому покупаешь фруктовую. Как думаешь, знал бы я всё это, если бы человек мне был не важен? Помнил бы я детали, если бы мне было наплевать? Если ты мне не веришь, я могу продолжить дальше.
Нара сидела, ошарашенно распахнув глаза. Не ожидала она выслушать столько познаний о себе же самой. И… она смущена. Да так, что прикусывает нижнюю губу, а потом мягко улыбается, пряча глаза, опуская на гладкую поверхность стола, и отрицательно машет головой.
— Я ошибалась, когда говорила, что нихрена ты обо мне не знаешь, — и усмехнулась. Он сжал её руку.
— И ты никогда мне не верила.
Официант прервал их, расставляя горячий чай по местам и тарелки с лапшой. Еда парила, а вкусный ароматы вырабатывала избыток слюны. Пришлось расцепить руки, мгновенно ощутив прохладу уже соскочивших тел. Физическая потребность вынудила их замолчать, окунуться в причмокивания и хлюпанье бульона. Насытив желудки и, наконец, согревшись до приятной дремотной неги в организме, Юнги расплатился за заказ, пока Нара допивала чай. Тот самый — зелёный с долькой лимона. Пришлось вновь с ней побороться за оплату счёта, потому что девушка никак не хотела мириться с желанием Юнги полностью оплатить чек, пока он не был вынужден рыкнуть на упрямицу, в очередной раз утвердив, кто он теперь ей. Он её молодой человек, чёрт бы её побрал, а не проходимец с улицы. Он хочет делать ей приятно, дарить подарки, водить по кафе всего лишь за её довольную улыбку. Но проблема девушки в излишней самостоятельности.
Снова укутывая Нару в шарф на улице, боясь, как бы не отморозила шею, Юнги улыбается, видя, как она опять фыркает, словно недовольный ёжик. Но ей нравится эта трепетная забота. Она же в ней так нуждается, а он хочет одаривать её вниманием. Мороз с каждым днём всё больше придавливал, забираясь даже под тёплую одежду, но люди уже начинали обдумывать планы на Рождество, подготавливая себя морально к торжеству. Это заметно по разговорам прохожих на улице и блеску в глазах детей, подмечающих, как некоторые магазины начали потихоньку украшать к празднику.
— В следующий раз ты получишь ремнём по заднице, если вместо кофты наденешь лёгкую блузку в институт, — грозит парень, продолжая поправлять шарф на шее девушки.
— Вообще-то, я сегодня сдавала доклад, мне нужно было выглядеть представительно. А вот зато кое-кто не спешит подтягивать свои хвосты.
— Не упрекай меня.
— Тебе, значит, можно, а мне нельзя?
— Мне можно. Я же переживаю за тебя.
— Я, вообще-то, тоже.
Она мило хмурится. Пытается обидеться в своей манере, но сейчас не выходит. Мешают мягко приподнятые уголки губ. И Юнги голову ломает, как она скрывала раньше себя. Ему каждый раз хорошо просто стоять рядом, а эти слова заставляют его, такого брутала, трепетать внутри мальчишкой. Влюблённым мальчишкой. Влюблённый идиот. Но влюблён в самую непредсказуемую девушку. И это прекрасно.
— Знаешь, Юнги, я больше не хочу… — замялась Ли, поджимая губы. Ей сложно сказать, но чувствует, что так надо. Это шаги навстречу к нему. Приближение к Юнги. Створки замкнутой души скрипнули, дрогнули, но начали приоткрываться, выпуская утаённый свет. — У нас всё будет хорошо?
Её глаза вцепились в его с нескрываемой надеждой. Будет хорошо, даже ещё лучше. Юнги припал к её губам, мягко оставляя тёплый поцелуй. Сегодня от неё пахнет ванилью. Она как личный ежедневный праздник. Всё, что было между ними, стоило вытерпеть, чтобы сейчас утопать в её нежности.
— Обязательно, мартышка, — тёплое дыхание парня растворяется на её щеках.
— Обязательно, — повторяет она. — Я верю тебе. Больше не хочу сомневаться в тебе, Юнги, — и сама тянется навстречу, втягивая в чуть более глубокий поцелуй, соединяя дыхание воедино. Она верит, и никто не сломит её теперь.
Лишь чуточку странного предчувствия защемило в сердце. Как резко всплывшая интуиция, пульнувшая сигнал в мозг. Но она выбрасывает лишний мусор из головы. Пока он целует её, обнимает, она будет верить.
Сдохните, тараканы.
***
Оглушающий рёв толпы разносился эхом по стадиону. Люди возбуждены от предвкушения. Пришло как минимум в два раза больше людей сделать последнюю ставку и либо сорвать джек-пот, либо знатно опустошить карманы. Но игроманам плевать. Они готовы хоть дом заложить, лишь бы утолить этот голод азарта. Эта болезнь проела все их клетки. Готовы пойти на риск, вновь окунуться в эту душную атмосферу с привкусом запретных игрищ. Риск — благородное дело, а ещё и очень затратное. Чтобы вместить всех желающих, организаторам пришлось знатно подсуетиться и найти подходящее уединённое место в черте города. Взятки были немалые, но это мелочи по сравнению с тем, какие деньги люди готовы отдать, захлёбываясь в слюне запала. Это финал, когда накал страстей достиг своего пика напряжения. И щуплый на вид мальчишка подогревал интерес публики. Как подобный ему смог добиться такой вершины, никто не знает, но на нём поимели приличные деньги. Тёмные организаторы игрищ так просто не отпустят мальчишку — он их козырь. Золотая жила.
— Ты уверен, Юнги? — Чимин сидел рядом с другом. Юнги сверлил взглядом точку в стене. Казалось, от тяжести взгляда действительно могла образоваться зияющая дыра. — Ты ведь даже в последние дни не тренировался с Намджуном.
— У меня всё равно нет выбора, — прохрипел Юнги. Ему сложно настроиться, от этого тяжёлое дыхание прорывало лёгкие.
— Как к этому отнеслась Нара?
— Она не знает…
Рука Чимина сочувственно похлопала по его спине. Друг без слов догадывается, как разрывает Юнги. Как сложно ему принимать решение. Ведь верного всё равно нет. Остаётся выбирать меньшее, что может нанести вред. Но в одном случает это лишь физический, в другом моральный. Здесь спорный вопрос. Кулаки Мина нервно сжимались до побеления костяшек.
Он знает, что идиот. Знает…
***
Стряхнув руки от капель воды, Нара вытерла их о полотенце и ещё раз осмотрела себя в отражение. Распущенные волосы спадали вперёд. Некоторые пряди чуть подмокли, когда умывала лицо перед сном. Должно же быть всё хорошо, но она видит свои глаза. Они полны необъяснимым чувством тревоги. «Это всё дурное поветрие», — утверждает она себе. Потому что привыкла жить так. Но сейчас к глазам присоединилось сердце. Оно неприятно тянуло куда-то вниз. Это неприятное чувство. Очень. Приходится в очередной раз сбросить на остаточное чувство прошлой себя.
Выключив свет, она вышла из ванной комнаты, пожелала родителям спокойной ночи и, откинув одеяло, улеглась в кровати. Удобная поза для сна никак не хотела даваться. Приходилось укрощать собственное тело, переворачиваясь то на один бок, то на другой, то утыкаться лицом в подушку. Все эти манипуляции начинают злить. Мысли начали шляться по просторам размышлений в хаотичном порядке. Тут даже овечки не помогут, потому что все мысли завивались в вихре вокруг Юнги. И снова сердце тянет. Нара широко распахнула глаза. В комнате темно, но через некоторое время глаза привыкают, и она смогла разглядеть шкаф возле стены. Она цепляется взглядом за него и тяжело вздыхает. Надо поспать, а она тут страдает непонятно над чем.
Экран смартфона на прикроватной тумбочке загорелся, озарив комнату, как единственный источник света, и мелодично звякнул, предупредив о входящем сообщении. Нара бурчит, кто в такое время пишет, и тянет руку к телефону, зажмурившись от светлого экрана.
«Приходи, будет весело».
Ничего не понимая, Нара сморит на сообщение. Гаджет снова пиликнул, но на этот раз там высветился ещё и адрес. Что это значит? Отправитель чётко и ясно прописывал Хван Рину. Что этой девчонке всё надо? Ошиблась адресом или просто издевается? Странная особа. Что она хочет сказать своим сообщением? Нара даже адреса этого не знает. «Будет весело», очень смешно, Рина. Она от души посмеялась.
Отбросив телефон на место, Ли перевернулась на спину, снова закрыв глаза. Надо спать, а не дурью маяться.
Правда… есть одно «но». И оно совсем не нравится девушке. Это «но» не даёт расслабиться нервным клеткам. Оно словно будит каждый раз, стоит только задремать, и неприятно вздрагиваешь, словно ты едва не рухнул во сне. Вот совершенно не весело. Чувство тревоги въедалось иголочками в тело, и от этого хочется неприятно ёжиться. И вся кровать нашпигована иголками, куда не повернись. Снова эти сомнения. И почему снова думает о Юнги? О его слегка растерянных глазах, когда прощались возле кафе. Тогда ей показалось, что он чего-то недоговаривает, взволнован или просто не хочет о чём-то говорить. Именно это щекочущее чувство начинает пощипывать именно сейчас. Она же дала себе слово не сомневаться в нём! Но сообщение Рины что-то щёлкает в ней. Даже адрес как-то легко запомнился — нет необходимости перепроверять.
Полпервого ночи, ну не поедет же хрен знает куда в такое время? Не поведётся на глупый развод подруги? Нара подносит палец к губам и нервно кусает заусенец. Снова хватает гаджет в руки и вбивает на карте адрес.
«Чёрт!»
Подскакивая с кровати, она быстро одевается.
***
Машина такси тормозит перед старым зданием бывшего театра. Из-за аварийной ситуации театральная труппа переехала в более удачное место, объединившись с детским творческим клубом. А данное здание пытались реанимировать и сдавать в аренду, но администрация вынесла вердикт — снос. Но это было три года назад, а никто так ничего и не предпринял. И бывший театр не собирает более никого, кроме старой пыли и паутины. До сегодняшнего дня. Нара впервые в этом месте, хоть и знает данное здание.
Водитель подозрительно косится на девушку. Одна в такое позднее время да ещё приехала к чёрту на куличики. Ей уже не привыкать, а вот, наверно, у водителей такси скоро пойдёт слушок о странной девушке, которой не спится по ночам и вечно тянет в тёмные места, собирая приключения на задницу.
— Сектантка, что ли? — почему-то вдруг делает вывод мужчина.
— Если бы, — усмехается Нара. — Обычная дура.
Но если приспустить окно и прислушаться, то можно услышать звуки жизни в бывшем театре, а с другой стороны подъезда разглядеть припаркованные автомобили участников сегодняшнего сбора.
Расплатившись с водителем, Нара выходит из машины и поправляет капюшон на голове. За спиной послышалось, как отъезжает машина. Она собралась в спешке, забыв даже надеть шапку и проигнорировав вопрос показавшегося из спальни отца, куда это их дочь собралась на ночь глядя. Это точно на неё не похоже. Похоже, но родители же не знают, какую жизнь ведёт идеальная дочурка в тени. Уверена, что сейчас на выключенном телефоне стоит немало пропущенных звонков.
Фонари слабо освещали территорию, но спасибо, что они вообще есть. Приглядевшись, можно разглядеть множественные следы, ведущие ко входу. Нара ступает следом, неосторожно поскальзывается, чувствуя, как неприятно потянулись сухожилия, но упрямо движется вперёд. Массивная дверная деревянная ручка имела плавный изгиб. Когда-то она была лакированной, но за ненадобностью и без должного ухода потрёпана временем и трещинками по поверхности. Ли толкает дверь на себя, и та легко поддаётся. Внутри отчётливо было слышно шум и гул множества голосов. Даже свет горел в коридорах. Словно кто-то специально организовал сегодняшний сбор со всеми удобствами в здании сноса.
Как-то странно всё.
Честно, Ли ожидала подвоха, возможно, даже, судя по разыгравшемуся воображению, нападения. Вдруг кто сейчас со спины накинет грязный мешок, но ничего подобного не последовало, и поэтому она уверено ступила внутрь. Она последовала на звуки, где больше всего было галдежа, неожиданных вскриков. Что самое неприятное — все эти звуки были ей знакомы. Но она до последнего не хочет верить в то, что ждёт её впереди. Там не будет ничего такого. Пускай это будет просто клуб любителей театра или, на крайний случай, раритетных зданий. Там не будет Юнги и того, что подкрадывается догадкой в сознание.
