Четырнадцать дней Святого Валентина/Fourteen Days of Valentine

      Маринетт чувствовала себя не просто полностью отдохнувшей, она чувствовала себя прекрасно!       И это было заметно, так как, поднимаясь вверх по лестнице рядом с Альей, Маринетт что-то напевала себе под нос.       — Мне кажется, что наступил конец света, — сухо отметила Алья, — ибо ты никогда не бываешь такой весёлой в понедельник утром.       — Я просто выспалась, — беззаботно ответила Маринетт.       Точнее, она спала целый день, а затем проснулась, сделала домашнее задание, поужинала, приняла душ и снова легла спать. Она не могла вспомнить, что именно ей снилось, но Маринетт точно знала, что это было не что иное, как приятные сны о поцелуях в лоб.       — Серьёзно? — скептически сказала Алья. — Или это имеет какое-то отношение к новой блестящей безделушке на твоём пальце?       Маринетт покраснела, прижав правую руку к груди; её пальцы поглаживали золотое кольцо, которое она не снимала с того момента, как его надел Кот Нуар. Золото, как она решила, было самой странной вещью. Оно даже не было похоже на настоящий металл, скорее — на пластик, или, может быть, ей только так казалось. Оно было очень лёгким, тёплым и таким другим: у неё никогда раньше не было подобных ювелирных украшений.       — Значит, я так понимаю, это очередной подарок от тайного поклонника, — лукаво усмехнулась Алья, подталкивая Маринетт локтем, — а? — поддразнивала она.       — Пять золотых колец, — пробормотала Маринетт.       — Вот это ничего себе! — глаза Альи расширились. — Ты имеешь в виду, что это пять карат?!       — Нет, — Маринетт покраснела ещё сильнее, — я имею в виду, что это одно из пяти разных золотых колец.       — Господи Иисусе!— воскликнула Алья ошеломлённо. — Кто он? Принц?       — Я не знаю! — выкрикнула Маринетт. — Мне правда не хотелось бы, чтобы он столько тратил на меня. Я действительно не достойна этог-ауч! — она потёрла руку, когда Алья ущипнула её. — Это за что?!       — Я никому не позволю оскорбить мою лучшую подругу, даже тебе, девочка, — строго сказала Алья. — Ты дороже золота, и, если кто-то осознал это и хочет относиться к тебе, как к принцессе, ты должна просто принять это.       — Но, Алья, я не хочу, чтобы на меня тратилось целое состояние, — пробормотала Маринетт, — мне просто нужно знать это. Вот что имеет значение.       — И это то, что делает тебя такой особенной, — ласково сказала Алья, притянув Маринетт одной рукой в объятия, — теперь пойдём, а то точно опоздаем на занятия, что будет несправедливо, ведь ты в кои-то веки пришла вовремя.       — Я не всегда опаздываю! — запротестовала Маринетт.       Смех Альи был довольно оскорбительным.       Первые два урока тянулись очень медленно, Маринетт не могла сосредоточиться и каждый раз переводила взгляд на кольцо. На перемене, в полдень, ей нужно было заглянуть в шкафчик, чтобы сменить учебники, и конечно же именно в этот момент её атаковал новый подарок Кота.       В прямом смысле атаковал!       Едва она открыла шкафчик, как на неё внезапно посыпалась лавина из мягких игрушек. Маринетт прикрыла лицо, почувствовав, как мягкие плюшевые игрушки из искусственного меха отскакивают от неё и приземляются на пол. Удостоверившись, что всё закончилось, она осторожно опустила руки и уставилась на беспорядок, который царил вокруг неё.       Привычная записка опустилась на белого плюшевого мишку, Маринетт подняла её и открыла не задумываясь.       «На шестой день святого Валентина, — было привычно и аккуратно напечатано, — моя настоящая любовь дала мне шесть мягких игрушек».       Маринетт моргнула, а затем медленно наклонилась, чтобы поднять белого пушистого медведя, который лежал прямо перед ней. Это был медвежонок среднего размера с большими голубыми глазами и маленьким розовым носом; внутренняя сторона ушей и нижняя часть лап были отделаны мягким розовым материалом, а между двумя передними лапами находилось сердце, на котором можно было легко прочитать: «Я люблю тебя». Маринетт аккуратно поправила его, наклоняясь, чтобы поднять следующую игрушку.       Вторым был милый маленький ежик, держащий между лапками красную фетровую розочку.       Затем она подняла неестественно розового пушистого кота с тёмно-розовым сердечком над левым глазом. Внутри его уши были коричневыми, а снизу к лапкам были пришиты розовые сердечки, сам котёнок держал большое бледно-розовое сердце с надписью «мы муркрасны вместе».       Дюпен-Чен закатила глаза на это.       Затем она нашла маленького тигра с красным атласным сердцем, пришитым к шее, на котором отчётливо читалась надпись «ты сводишь меня с ума».       Маринетт снова закатила глаза, наклоняясь для того, чтобы подобрать игрушку, которая, вероятно, была самой большой и самой странной. Две маленькие зелёные лягушки в плюшевом симпатичном воздушном шаре. Шар, разумеется, был в виде большого красного сердца с написанными на нём словами: «Любовь — величайшее приключение».       Последней была мультяшная божья коровка с красными сердечками на усиках, вышитыми на лапках чёрными сердцами и красным бантиком, держащая огромное красное сердце с белой курсивной надписью «ты моя ЛавБаг».       Маринетт чуть не уронила игрушки, захотев ударить себя ладонью по лицу из-за сильного раздражения.       Конечно, он нашёл способ скаламбурить даже в имени ЛедиБаг!       Это было так дёшево и безвкусно по сравнению с последними подарками, но Маринетт не могла не улыбнуться и не почувствовать себя такой же польщённой, как если бы её буквально осыпали драгоценностями. Это было просто восхитительно! И эта мысль была наиболее верной.       Затем Маринетт изо всех сил попыталась затолкать мягкие игрушки обратно в шкафчик, но как только у неё получалось засунуть две или три игрушки, тут же, прежде чем она могла поставить ещё одну, начиналась очередная «лавина», и вскоре Дюпен-Чен поняла, что фактически сражается с мягкими игрушками, фыркая, пыхтя и безуспешно пытаясь сложить их всех и закрыть дверь.       Как Кот Нуар справился с этим, она никогда не узнает.       Признав поражение, Маринетт тяжело вздохнула и решила просто отнести их в класс. Она выдержит взгляды, тыкания в неё пальцами и перешёптывания… как-нибудь.       — Тебе нужна помощь?       Маринетт вскрикнула и случайно уронила все собранные ею игрушки, услышав мягкий, приятный голос Адриана прямо за спиной. «Звери» отскочили и тут же раскатились по полу.       — Осторожно, — пригнулся Адриан, — позволь мне.       Он собрал все игрушки, передал ей кота и божью коровку, а сам взял остальных под мышку.       — С-с-спасибо!       — Ого, — сказал Агрест с благоговением, — кто-то пытается привлечь твоё внимание.       — Ему не нужно пытаться, — автоматически ответила Маринетт, — он уже привлёк его.       Она покраснела, когда осознала, что только что сказала Адриану — самой большой любви всей своей жизни, — что влюблена в другого человека. Маринетт с тревогой взглянула на него, чтобы увидеть реакцию блондина на её слова, и, чего она и боялась последние несколько дней, Адриан выглядел беззаботным и весёлым.       На самом деле, по его лицу расплылась огромная улыбка.       — Я рад за тебя, — просто сказал он, — ты заслуживаешь того, кто видит, насколько ты прекрасна.       Сердце Маринетт быстро забилось, но это не меняло того факта, что Адриан был счастлив, что она нашла кого-то другого. Что, конечно, означало, что она его не интересовала. Что он видел в ней только друга, которому желал счастья.       Она должна была быть несчастной, что у него никогда не было чувств к ней.       Ей следовало уйти, спрятаться и рыдать от души.       Вместо этого она почувствовала… не грусть. Определённо был привкус разочарования и горя, что они никогда не будут вместе, но… ну, это задело её не так сильно, как она ожидала.       Маринетт всё ещё нравился Адриан, очень сильно, но если её сердце не разбилось из-за отсутствия у него интереса к ней, то, может быть, всего лишь может быть, ей нужно приложить все усилия для того, чтобы окончательно забыть его и дать Коту Нуару настоящий шанс, которого он заслуживает.       В тот вечер она сняла плакаты с Адрианом Агрестом.

***

      Ночной патруль герои закончили без заминки.       Даже преступники Парижа не любят вылезать по понедельникам. И в отличие от предыдущего патруля, с которого ЛедиБаг убежала прямо домой, они весело воссоединились на близлежащей крыше.       — Не о чем беспокоиться, — усмехнулся Кот, — моя ЛавБаг       — Боже мой, нет! — в ужасе вскрикнула ЛедиБаг. — Только не это! Мне наплевать, насколько милые те мягкие игрушки, прекрати так называть меня!       Он ухмыльнулся.       — Значит, тебе понравился мой сегодняшний подарок? — спросил он самодовольно.       — Да, — пробормотала Леди, и её щёки вспыхнули ярко-розовым, — спасибо, они были очень милы.       — Я знаю, что они не совсем похожи на то, что было в последние несколько дней, — нервно признался он, — но я подумал, что…       — Это было дёшево и безвкусно, — согласилась героиня, и он слегка поник от мыслей о том, что его подарок был таковым, — но также это было мило и очаровательно, и подтекст всего этого значит для меня многое, — твёрдо закончила она, и Кот тут же оживился. — Поэтому спасибо.       — Пожалуйста, — ответил он мягко.       На крыше, где стояли герои, воцарилась неловкая тишина; дул холодный ветер, накрапывал слабый дождик, и когда Леди и Кот уставились друг другу в глаза, их щёки вспыхнули в то же мгновение (и не только из-за ветра!).       — Эмм… так… — ЛедиБаг нервно сплела большие пальцы: — ты… хочешь пойти ко мне? — выпалила она. — На чашку горячего шоколада?       Кот лучезарно улыбнулся словам напарницы, довольствуясь официальным приглашением.       — Я бы очень хотел, — сказал Нуар счастливо.       И поэтому теперь он сидел на розовом шезлонге Маринетт с милой красно-чёрной пятнистой квами, поедающей печенье возле него, пока Маринетт спустилась на кухню, чтобы приготовить горячий шоколад.       — Мне кажется, — наконец сказал Нуар, когда тишина стала слишком давить, — или стены Маринетт немного голые? — он не обратил особого внимания на это во время своих последних визитов (как он мог, когда присутствие Маринетт требовало всего его внимания?), но он смутно помнил, что стены были обклеены плакатами, и теперь на тех местах, где они висели, остались более светлые розовые квадраты. — Она обновляет комнату? — спросил Кот.       — Можно и так сказать, — ласково ответила Тикки, — она ​​вдруг поняла, что ей нужно двигаться дальше кое от чего.       — К чему-то лучшему? — спросил Кот.       — Нам придётся подождать и узнать, — загадочно сказала Тикки, и Кот заёрзал, почувствовав, что большие голубые глаза квами смотрят ему прямо в душу. — Как Плагг? — спросила она в конце концов. — Он всё такой же раздражающий, как и всегда?       — Ты имешь в виду, делает ли он что-то помимо того, что ест сыр, спит, ворчит о работе и всё время мне мешает? — сухо сказал Нуар. — Тогда да, он такой же раздражающий, как и всегда.       Тикки хихикнула.       — Это же Плагг, — сказала она с любовью, — ты привыкнешь к нему.       Кот открыл рот — чтобы сказать, что он не имеет никакого понятия об этом, — но прежде, чем он заговорил, Маринетт медленно поднялась, держа поднос как можно осторожнее. На нём стояли не только две кружки горячего шоколада, но ещё и тарелка с печеньем.       — Эй! — Кот резко поднялся. — Давай помогу.       — Спасибо!       Маринетт слегка расслабилась после того, как тяжёлая ноша в виде подноса с фарфоровыми чашками и тарелками была взята у неё, и с большим облегчением смогла зайти в комнату, когда Кот поставил поднос на стол.       — Я только возьму себе несколько печенек, а потом оставлю вас наедине, — проговорила квами, зависнув над подносом. Она взяла три печенюшки и ласково улыбнулась Коту Нуару. — Надеюсь, ты скоро раскроешься, — тихо добавила она, — было бы здорово снова увидеть Плагга после столь долгой разлуки.       И с этим она улетела.       Как только они удобно устроились на шезлонге, Кот бросил Маринетт кокетливую улыбку.       — Итак, я не мог не заметить, — ухмыльнулся он, — что ты оставила большую часть своих игрушек здесь на шезлонге, — копчиком Нуар почувствовал плюшевого медведя, который стал довольно мягкой, но неудобной подушкой, — но кот сидит на твоей кровати. Скажи мне, Принцесса, — промурлыкал он, — ты отдаёшь предмяучтение кошкам?       — Нет! — Маринетт одновременно нахмурилась и покраснела. — Мне просто нравится розовый цвет.       — Конечно, — Кот самодовольно отхлебнул горячего шоколада — он был густым, сливочным и, как всегда, очень сладким. Лучший горячий шоколад, который он пробовал когда-либо — и восхитился пятнами разных оттенков розового, которые начали появляться не только на лице Маринетт, но и на её шее, — продолжай оправдывать себя таким образом.       — Это правда! — запротестовала Маринетт.       — Угу, — недоверчиво кивнул Кот.       — Я… ты… аргх!       Кот хихикнул над разочарованием Маринетт, прежде чем сделал ещё один глоток шоколада. Они погрузились в уютную тишину, пока пили напитки и ели печенье, медленно возвращая температуру своих тел в норму, ведь теперь они укрылись от холода и влаги.       — Поговори со мной, — попросил Кот, когда молчание слишком затянулось.       — О чём? — пробормотала Маринетт.       — Обо всём и ни о чём, — Кот пожал плечами, — расскажи мне, каково это быть дочерью двух пекарей. Разрешено ли тебе есть пирожные из других пекарен, или ты ешь только домашние?       — Мама и папа никогда не запретили бы мне кушать в других местах, — тихо сказала Маринетт, и Кот немного позавидовал ей. Его отец контролировал всё и запрещал носить что-либо, что относилось не к его марке. — Признаться, я часто чувствую себя виноватой, когда ем где-нибудь ещё, если дело касается тортов и круассанов. Возможно, из-за этого я не жалею, что не ем в других местах.       — Нет?       — Нет, — Маринетт покачала головой, — когда я пробовала другие хлебобулочные изделия, то будто упускала что-то. Не могу сказать, что именно, но это было так… терялось волшебство от приготовления хорошего торта, понимаешь? — он не понимал, но и вообще мало чего знал о пирожных. Любой пирог на вкус был для него волшебным. — У меня не получается по-настоящему чувствовать вкус чего-либо, испечённого не у нас. Наша пекарня — моё любимое место для поедания тортов, — продолжила Маринетт, и Кот Нуар сделал мысленную заметку для событий обозримого будущего. Таких, как их возможная свадьба. — И не спрашивай меня про магазинную выпечку! — Маринетт состроила гримасу отвращения. — Бе-е, гадость!       Кот откинул голову назад и сильно засмеялся, и после недолгого молчания Маринетт присоединилась к нему, хихикая.       Они провели остаток вечера, разговаривая о своих любимых тортах, музыке и других вещах, до того момента, как неожиданно появилась Тикки и напомнила им, что завтра нужно в школу.       С большой неохотой Кот Нуар оставил прощальный поцелуй на руке Маринетт и вернулся в холод.       Тем не менее, несмотря на холодный и суровый ветер, он чувствовал себя согретым и немного рассеянным на протяжении всей дороги домой.