Четырнадцать дней Святого Валентина/Fourteen Days of Valentine

      Солнце ярко светило прямо в глаза Маринетт, мешая спать, но, несмотря на это, она продолжала лежать в постели, не в силах заставить своё тело двигаться.       Маринетт была полностью опустошена из-за последних событий и отчаянно хотела спать в течение следующих ста лет или даже больше. К сожалению, солнце продолжало светить в лицо Дюпен-Чен, и ничего, кроме как уткнуться этим самым лицом в подушку и задохнуться, не оставалось, но и это не помогало заглушить размышления.       Неожиданно в люк постучали.       Маринетт громко застонала в подушку.       — Ты можешь войти! — закричала она, переворачиваясь на спину.       Маринетт без сомнений знала, кто это был.       Больше никто не поднимается к ней на балкон и не стучит в люк.       Кот Нуар с ухмылкой на лице приземлился на кровать Маринетт, как будто делал это уже много лет. Непринуждённость и интимность этого момента заставили Маринетт нервничать, и она вжалась в одеяло. То, что было солнечно, не значило, что было действительно тепло. Теперь из люка дул холодный ветерок.       Она осторожно взглянула на Тикки, которая лежала, свернувшись калачиком, на матраце над подушкой. Квами всё ещё крепко спала, тихонько выдыхая воздух каждые несколько секунд.       — Доброе утро, Принцесса! — весело проговорил Кот. — Ты выглядишь блестяще, как всегда.       — О Боже! — простонала Маринетт. Кот был жаворонком. Конечно же, Кот был жаворонком! — Что ты здесь делаешь?! — спросила она. — Ещё ведь слишком рано.       Кот приподнял бровь.       — Сейчас уже восемь часов, — заявил он таким тоном, как будто было уже далеко за полдень или что-то в этом роде.       — Вот именно! — прошипела Маринетт. — Сегодня воскресенье, Котёнок. Ты не должен вставать с постели, пока стрелка часов не достигнет одиннадцати.       — К сожалению, я лишён такой роскоши, — сказал Кот, пожав плечами, — я должен сегодня работать. На самом деле, я пришёл во время перерыва, потому что хотел отдать тебе твой подарок до того, как они заметят моё исчезновение.       И с этими словами он протянул руку, широко раскрыв ладонь, на которой обнаружилась небольшая прозрачная пластиковая переносная сумочка, где лежали пять маленьких коробочек и привычная записка с её именем, напечатанным на передней стороне.       Маринетт моргнула.       — У тебя есть работа?       — Да, — ответил Кот, — я работаю… в семейном бизнесе.       Маринетт забрала обратно свои слова о том, что у них с Нуаром нет ничего общего. Она не была официально нанята в пекарне, но часто помогала с инвентарём, вставала за прилавок на несколько часов или делала заказ на поставки и получала неплохие карманные деньги за это. Так что технически она тоже была занята семейным бизнесом.       — Как и я, Котик, — сказала Маринетт, — но мои родители никогда не заставляли меня работать в воскресенье.       По воскресеньям были священные дни отдыха. Не так много, как раньше, по словам её родителей, поскольку коммерциализация и туристическая торговля требовали, чтобы магазины были открыты в воскресенье, но было много местных предприятий, которые всё ещё не работали в этот день, соблюдая святой день отдыха. Родители Маринетт не отдыхали, но держали пекарню закрытой, чтобы можно было провести ревизию продуктов на складе, прибраться или, как в случае с папой, читать книги в пижаме во время совместного просмотра телевизора.       Они бы никогда не заставили Маринетт работать в воскресенье.       Улыбка Кота показалась ей горькой.       — Можно сказать, что мой отец немного трудоголик, — грустно сказал он, — не обращай внимания! — объявил он, резко тряхнув головой, а затем положил сумку перед девушкой. — Твой подарок, Миледи.       Маринетт приняла сумку и подавила зевок.       — Не мог бы ты подождать до более разумного времени? — простонала она.       Она действительно могла бы побольше поспать.       — Я весь день занят, — сказал Кот неоднозначно, — это был мой единственный шанс. Сначала прочитай записку! — воскликнул он, когда Маринетт подняла одну из маленьких чёрных коробочек, обтянутых бархатом. Она узнала материал сразу же, как дотронулась до него. — Ты всегда читаешь записку, когда получаешь подарок!       Маринетт тяжело вздохнула, но повиновалась пожеланиям Кота и отложила коробочку в пользу прочтения записки. Она бережно развернула её и начала читать.       — На пятый день святого Валентина, — зачитала она, — моя настоящая любовь дала мне пять золотых колец, — она метнула поддельно раздражённый взгляд на Кота Нуара. — Ты украл это из рождественской песни! — справедливо обвинила его Маринетт.       — Это единственная романтическая линия из всей песни! — запротестовал Кот Нуар, и Маринетт подумала, что ей просто следует быть благодарной ему за то, что он не подарил ей десять прыгающих лордов или восемь доящих доярок*, потому что было бы очень неудобно объяснять все это родителям, не говоря уже о соседях. — Я хотел отдать дань уважения моему источнику вдохновения, — сказал он серьёзно.       — Это нарушает авторские права! — заметила Маринетт. — Тебе будет предъявлен иск.       — Я не собирался делать из этой песни хит номер один, Принцесса, — сказал Кот, и его глаза замерцали от удовольствия. — Это для тебя и только для тебя. Ты собираешься открыть свой подарок?       — Надеюсь, ты не купил мне пять золотых колец? — испуганно спросила Маринетт.       Кот Нуар внезапно замолчал, играясь торчавшей ниткой из одеяла Маринетт. Этого было достаточно для ответа.       Он сделал это.       — Кот! — в ужасе воскликнула Маринетт. — Это слишком! Я не стою этого, равно как и не стою тех четырёх струнных квартетов! — добавила она, вспомнив, как великолепно и божественно выступили для неё в центре парка квартеты классически подготовленных и безупречно одетых музыкантов. — Или тот дорогой шоколад, и вообще я боюсь думать, во сколько реально тебе обошлось то ожерелье!       Кот Нуар посмотрел на неё таким пронзительным взглядом, что Маринетт правда могла поклясться, что он глядел ей прямо в душу. Это нервировало.       — Ты стоишь каждого пенни в мире, и даже тогда это не покрывает твою истинную ценность, — тихо пробормотал он, — ты бесценна.       Маринетт сглотнула. Даже её родители не говорили о ней такого, хотя она знала, что они любят её до безумия.       — Не то чтобы я привлекал тебя таким образом! — с тревогой выпалил Кот. — Я не пытаюсь тебя купить!       — Я знаю, что ты не это имел в виду! — быстро сказала Маринетт.       — Просто… не волнуйся, Принцесса, — Кот смущённо потёр шею. — Я могу себе это позволить. Моя работа очень хорошо оплачивается.       Маринетт задавалась вопросом: что у него за работа такая, раз он может позволить себе заказывать струнные квартеты и золотые кольца, потому что Бог видит: даже её потребности в шитье не покрывались достаточно, хотя её родители были невероятно щедрыми.       — Я… Мне не очень комфортно от мыслей, что ты так много тратишься на меня, — пробормотала она, наклоняясь, чтобы посмотреть на свои руки; девушка нервно игралась с чёрной коробочкой, снова и снова ворочая её в руках, — особенно когда… Особенно… Я знаю, вчера вечером я сказала, что не хочу говорить «нет», но… но…       — Ты также не можешь сказать «да», — тихо закончил за неё Нуар. Маринетт удивлённо посмотрела на него, и Кот знал, что именно так она и думает. Он также знал, каков был ход её мыслей, но до сих пор никогда не говорил об этом. — Я знаю, Принцесса, я слышал это ясно и отчетливо прошлой ночью в тишине.       — Дело не в тебе! — выпалила Дюпен-Чен, пытаясь успокоить его. — Я знаю, что это самое огромное клише в мире, но это правда. Дело во мне… Я… мне нравится кое-кто другой, — она покраснела, вспомнив об Адриане. — Он мне всегда нравился, — добавила Маринетт, улыбаясь при мысли о самом добром парне, которого она когда-либо знала. — Он пускает моё сердце в пляс, мои ладони потеют, и я не могу связать и слова перед ним, и это смущает, — она нервно рассмеялась и подняла взгляд, встретившись с глазами Нуара. Они были такими же красивыми, как и глаза Адриана, и были наполнены такой печалью, что у Маринетт сердце кровью обливалось. — Я думаю, что он всегда будет мне нравится, и это несправедливо по отношению к тебе, — прошептала она. — Ты очень милый, прекрасный и добрый, и… Я не могу полностью переключиться на тебя, поэтому я не могу… Я не могу сказать «да».       Кот сглотнул и на мгновение выглядел настолько несчастным, что Маринетт не хотелось ничего, кроме как сгрести его в объятия и крепко сжать, пока он не почувствует себя любимым и утешенным. Затем он моргнул, и уверенная улыбка появилась на его лице, так что сердце девушки затряслось от сочувствия и она задалась вопросом, как часто он использует свою уверенность в качестве маски.       Наверное, так же часто, как она в образе Ледибаг, если не чаще.       — Всё в порядке, — сказал Кот, вытягиваясь на кровати в полный рост. — Я собираюсь продолжать ухаживать за тобой, и если я всё сделаю правильно, то ты забудешь того другого парня и выберешь меня, — он кокетливо подмигнул девушке, одарив маниакальной усмешкой, — но ты всё равно можешь сказать «нет», — тут же нежно успокоил он её, — и я буду уважать твой выбор. А теперь открой свой подарок.       Очень осторожно Маринетт открыла первую маленькую чёрную коробочку, найдя в ней простое золотое кольцо с маленькой звездой посередине. Это было мило, и девушка так и сказала Коту, с благодарностью улыбнувшись. Второе оказалось таким же, но уже с сердцем, на третьем была небольшая роза, а на четвёртом (конечно же) — небольшая кошачья мордочка, на что Кот Нуар ещё раз кокетливо подмигнул Маринетт, когда та приподняла бровь.       Пятое кольцо, однако, было другим.       На нём также было сердце, но с короной сверху, удобно закреплённым между чем-то, что предположительно было каким-то кельтским узлом. Это было потрясающе.       — Это называется кольцом Кладда**, — тихо объяснил Кот. — Ирландская традиция, — затем он взял коробочку в руки и аккуратно вынул украшение. Ободок кольца выглядел более тонким и хрупким между длинными пальцами Кота, держащими кольцо как можно осторожнее. Другой рукой он взял её правую руку. — Видишь ли, если надеть его так, — сказал он, зависая с кольцом над её безымянным пальцем так, что верхушка сердца указывала на её пальцы, — то это означает, что твоё сердце свободно, но, — он повернул кольцо в другую сторону, — если ты носишь его так, чтобы сердце указывало в сторону твоего запястья, то это означает, что твоё сердце занято.       И затем Кот застыл в том же положении, держа кольцо меж пальцев в ожидании того, что Маринетт скажет ему, как именно надеть ей это украшение. Она подняла глаза, встречаясь с глубоким взглядом зелёных глаз, и почувствовала, как её щёки заалели от смущения.       Девушка открыла рот, но ничего не произошло.       Она должна сказать ему, что её сердце занято другим.       Маринетт должна рассказать ему больше об Адриане, чтобы он мог понять, почему её сердце безоговорочно занято другим.       Но она не смогла заставить себя сказать хотя бы слово. Она не могла сказать, что Адриан полностью владел её сердцем. Точно как и не могла сказать, что её сердце полностью принадлежало кому-то другому. Потому что она не могла сказать «да» Коту Нуару не потому, что она не хотела.       Она закрыла рот, нервно облизнула губы, сглотнула и снова открыла его.       — Полагаю, — тихо сказала она, — я должна носить его по направлению к кончикам пальцев.       Кот надел кольцо на её палец, повернув верхушку сердца в нужном направлении, так, как она попросила, не объяснив ему ничего. Затем он притянул её запястье к губам и оставил нежный поцелуй на кольце.       — Спасибо, — пробормотала Маринетт; её щеки явно были более розовыми, чем что-либо в её спальне, — они замечательные.       А потом она зевнула.       На самом деле это был большой, смущающий зевок, так как усталость внезапно окутала её с головой. Маринетт была очень сильно истощена и опустошена из-за недостатка сна, но не могла спать до этого момента. Однако сейчас внезапно почувствовала расслабление, мягкость во всём теле и готовность заснуть.       Кот усмехнулся.       — Мне всё равно нужно идти, — тихо сказал он, — поэтому ты возвращаешься ко сну, а я увижу тебя завтра.       Она бы и запротестовала, в конце концов, она была воспитана в хороших манерах и не могла заснуть на руках у своих гостей, даже если они были незваными, но ещё один смущённый зевок сорвался с её губ на бешеной скорости.       Кот Нуар обнял её за плечи, осторожно укладывая обратно на подушку.       — Засыпай, Принцесса, — мягко сказал он, натягивая одеяло на подбородок Маринетт, — тебе нужен отдых.       Его тепло и запах — чего-то настолько приятного, что она никогда не смогла бы назвать, кожи и сыра (в последнем, по словам Тикки, был виноват квами Кота Нуара) — задержались над ней и заставили девушку почувствовать уют и тепло внутри; её глаза слипались.       — Прощай, — пробормотал Кот, — увидимся завтра.       И затем он прижался губами к её лбу.       Она ощутила приятное покалывание от того места, где он поцеловал её, до самых кончиков пальцев.       Это было последнее, что она почувствовала, прежде чем провалилась в темноту…