Дети угасшей эпохи

«Всё кончено. Войска больше нет. Ни солдат, ни рыцарей, ни короля. Как могли мы быть так слепы? Начало развалу было положено ещё в предгорьях – мы видели это, видели, как наши товарищи превращаются в нежить, но до последнего считали их допустимыми потерями. А ведь это был знак – безошибочно узнаваемый предвестник катастрофы, ведь мы не могли не знать, что дальше будет только хуже. Можно без труда избавиться от горстки опустелых, когда всё войско в твоём распоряжении, но что делать, если после первого неудачного сражения половина этого войска присоединяется к нежити? Когда павшие становятся врагами живым? И когда даже живые могут проснуться с меткой на теле?.. Мы должны были повернуть и выделить горстку избранных – самых могучих и умелых воинов, для которых потери стали бы несущественным фактором, которые смогли бы действовать точечно, не имея забот, обременяющих большую армию. Уверен, им удалось бы то, чего не смогло добиться целое войско. Но поздно обсуждать это теперь – мы этого не сделали. Иногда я задаюсь вопросом, почему мы пошли до конца. Почему не повернули назад, пока ещё была возможность. Рыцарская честь?.. Воинская гордость?.. В этом нет смысла. Ещё до Прихода и до битвы за мост всем стало понятно, какими последствиями для нас обернётся прорыв к колоколу. Ни король, ни военачальники не были глупцами – для них должно было быть очевидным, что с военной точки зрения поход обречён. А после потерь, которые мы понесли на мосту, ещё даже не взяв приступом внутренние стены, самый последний фанатик понял бы, к чему клонится дело. Его величеству трижды представлялся шанс повернуть – и дважды он представал единственным разумным решением. Тогда что, как не гордость, толкнуло его на роковой приказ?.. И где были военачальники, где были мы, рыцари, чтобы отговорить его от этого безумия? Многие осудят меня за то, что я пишу – за то, что подвергаю сомнению суждение и здравый смысл нашего монарха, но ведь есть грань между благоразумным монархом и единолично правящим деспотом! А Его величество никогда не был деспотом. Едва ли можно говорить, что он был безгрешен. Но тогда и мы погрязли в этом грехе не меньше его. Нет, сколько я ни спрашиваю себя, я прихожу к выводу, что именно гордость погубила нас. Потому что мы были лучшим войском на свете. Потому что никто не мог поставить нас на колени. Потому что мы не привыкли проигрывать. Потому что принесли клятву перед всей страной, что покончим с проклятием. И мы настолько прочно вошли в этот образ, что не смогли повернуть назад, даже когда прекрасно поняли, что нас ждёт. Мы позволили фатализму диктовать наши действия, в противоположность разуму, и этот фатализм помешал нам признать тот факт, что мы уже проиграли, и нужно найти иной путь. Мы не смогли признать поражение и сами обрекли себя на гибель. И мы пошли на этот штурм – пошли с достоинством, с гордо поднятой головой. Только лишь затем, чтобы каждый из нас мог сказать, что мы сражались доблестно – и погибли доблестно. Мы похоронили короля со всеми почестями, а потом опустелые добили остатки. Погибли наши знамёна, все наши полки, все Пурпурные плащи и даже сам непобедимый король-рыцарь. Нет, мы потеряли больше, чем просто войско. Сам Бальдер погиб под этими стенами. Без короля и без войска наша страна обречена на гибель. Проклятие уже пожирает её, и скоро стервятники начнут свой кровавый пир, а те, кто выживет, рассеются по миру на все четыре стороны. А раз так, то я спрашиваю: чего стоит вся наша рыцарская честь, вся наша гордость, если мы погубили страну? Чего стоят наши клятвы, если они оказались пустыми? Любой рыцарь возразит мне: клятва есть клятва. И её нужно исполнить до конца, даже если ты идёшь на верную гибель. Но что если именно это и делает клятву пустой? Мне видится, что, даже более чем наша фатальная гордость, нас всех погубил обыкновенный эгоизм. Ведь, даже решив идти на смерть, даже сдерживая свою клятву, мы в конечном счёте спасали себя. Себя – и память о себе, но не страну. Не тех людей, которых мы поклялись спасти. А ведь было ещё не поздно повернуть назад – сохранить армию и начать великий исход. Мы завоевали бы любую территорию, мы разбили бы всех, кто попытался бы помешать выживанию Бальдера. Но по жестокой иронии судьбы, мы – те, кто поклялся отринуть самих себя ради блага других, не смогли этого сделать в самую нужную минуту. И это целиком наша вина. И вот я здесь. Возможно, последний рыцарь Бальдера, покидающий Лордран с последним знаменем в руке. Я возвращаюсь в обречённую землю, чтобы увидеть конец – ещё более ужасный, чем наша катастрофа. Дагоберт, мой милый друг, прости, что я оставил тебя – и вас всех. Я надеюсь, кто-нибудь когда-нибудь подарит тебе милосердный конец. Ведь я тоже повинен в обыкновенном эгоизме. Я могу придумывать бесчисленные оправдания: могу говорить, что спасал последнее знамя, что таков был мой долг и мой приказ, что я не смог больше никого спасти, не смог уговорить горстку отчаянных, кто всё ещё остался там. Но это не изменит того, что я ухожу, попросту спасая самого себя. От смерти, от безумия, от проклятия – не всё ли равно?.. Мне, как и другим, не может быть прощения. Я знаю только одно: должен остаться хотя бы кто-то, кто расскажет историю этой катастрофы. Кто будет помнить, как низко мы пали. И как близки были звёзды, до которых мы не смогли дотянуться».

– из записок Элвриха Соммера, знаменосца рыцарей Бальдера.

***

Всё, казалось, пошло своим чередом. Шёл третий день, как отряд сколотился, и Рамильда чувствовала, что в её жизнь вернулся некий привычный ритм. Первые успехи, первые потери, новые проблемы и новые лица – всё это было ей уже знакомо по военным дням, оставшимся далеко позади. Маас, Гискар, Каррадия, Артоло – четыре памятных кампании и многие малые походы всплывали теперь у неё в памяти. Когда-то, в первый раз, всё было новым, странным и непривычным, и каждая кампания добавляла свой оттенок к привкусу огня и стали, свой букет событий и особенностей. Но каждая из них в сущности своей была похожа на другую: привычными стали чувство страха, чувство потери, триумф и горечь, каждодневная рутина и борьба за выживание. Отец много рассказывал ей о своих походах, но шестнадцатилетний рыжий сорванец в её лице едва ли был готов к тому, какой на самом деле окажется война. Только пройдя через три тяжёлых, изнуряющих месяца в долине Мааса, она осознала, что большую часть времени они с братьями и сёстрами по ордену будут не сражаться с врагом, а выбивать себе квартиры, искать провиант и прочие радости жизни, перебираться с места на место, ждать, а порой и сходить с ума от бездействия. Рыцари Асторы, впрочем, всегда были на острие, и командоры не давали орденским силам застояться и заржаветь сверх меры. Война была разной – и одинаковой – каждый раз. Где-то их встречали с распростёртыми объятиями, где-то население было им враждебно, где-то местные жители и вовсе не знали, что думать: «рыцари цветов» старались не ввязываться в политические дрязги, провозглашая своей целью защиту Асторы от больших врагов извне и изнутри. Но иногда асторская корона объявляла внутренней угрозой не только чудовищ или демонов, изредка вылезавших тут и там, но и мятежных лордов, которые грозили отколоться от обширного королевства. Астора уже давно не была, разумеется, маленьким княжеством из незапамятных дней, не была и лоскутным одеялом полунезависимых феодов, которым являлась много столетий назад – королевская власть держалась прочно, а большая часть страны была едина. Но из-за различных войн и конфликтов с соседями, маленькими и большими, асторской короне подчинялось множество разных владений со своей историей, в разной степени верных центральной власти. Восточное и южное пограничье всегда было неспокойным, а различные княжества или осколки соседних держав то и дело служили яблоком раздора или откалывались от центра. И хотя рыцари Асторы и стремились отдалиться от локальных войн за территорию и большой политики, они, по иронии судьбы, слишком прочно сидели в этой самой политике и были неотъемлемой её частью. Поэтому подчас, когда мелкий конфликт грозил Асторе большими проблемами, у них не оставалось пространства для манёвра, и приходилось обнажать мечи. Их кредо, впрочем, всегда подразумевало защиту слабых, как и подобало рыцарям. Не всегда этого можно было достичь в виду стратегических нужд кампании – рыцари были грозной военной силой, и растрачивать их на гарнизонную службу было бы верхом неблагоразумия. Однако из всех воинских формирований на службе Асторы они куда больше прочих ставили в приоритет безопасность гражданских. В хаосе военного времени случайные жертвы среди мирных жителей были неизбежны, но орденские рыцари всегда отличались в высшей мере уважительным и благосклонным отношением к населению – даже на враждебной территории. Они всеми силами старались сохранить покой местных жителей и не причинять им вреда, порой в ущерб себе – порой даже ценой своих жизней. Совершить военное преступление было немыслимым, хотя, конечно, как и всюду, в семье рыцарей Асторы тоже было не без уродов. Однако их командование неизменно наказывало за подобные проступки и преступления, в отличие от множества других командующих, предпочитавших закрывать на подобное глаза. Рыцари не могли спасти всех, но они всегда выкладывались на полную, чтобы быть не только воинами, но и миротворцами. И когда замолкали трубы, они оставались в пострадавших землях на длительный срок, помогая залечить шрамы. Былые кампании сделали течение войны привычным для Рамильды. И сейчас, когда она, худо-бедно починив доспехи, заваривала для своих чай из трав, щедро отсыпанных Кайлой, рыцарша снова ощущала это непредсказуемое, но такое привычное течение. Долгое время, пока она держала путь в Лордран, ничего подобного Рами не замечала – в значительной степени потому, что была совсем одна. Тяжёлая память о собственной смерти и свежая горечь на душе от расставания с друзьями довлели над ней свинцовыми тучами. Теперь, когда их собственная маленькая кампания началась, к ней вернулось чувство уверенности и дороги под ногами. С ней рядом не было товарищей по ордену, и не было пока ощущения твёрдого плеча, на которое всегда можно опереться. Враг был непривычен, а цели – до сих пор не слишком ясны. Но боевые будни вырисовывали свой знакомый путь, швырявший их отряд из стороны в сторону – и Рамильда находила странное успокоение в том, чтобы каждый день искать крышу над головой, пытаться собирать всевозможные припасы и даже находить маленькие радости жизни – как, например, кружка ароматного чая тихим вечером после боя. В свисте кипятильника ощущалось нечто родное. А уж в том, чтобы общаться и договариваться с местными, строить с ними долговременные отношения, для неё и вовсе не было ничего нового. Конечно, не обходилось без проблем, а тоска всегда таилась где-то неподалёку, но главное, Сванн ощущала себя на своём месте. И пока члены отряда притирались друг к другу, она была готова послужить для них той самой опорой, если в ней возникнет необходимость. Раздав напиток всем своим и удостоверившись, что их новая попутчица Габи чувствует себя нормально, Рамильда с последними двумя кружками двинулась к Ксендрику, облюбовавшему отдельную пустую комнату. Чародей обнаружился за переписыванием свитка с заклинанием, явно позаимствованного у Дориана. Она приветственно кивнула магу, когда тот поднял голову. – Прости, не помешаю? – Нет, всё в порядке! Заходи. Что-то случилось? – Да нет, – улыбнулась Рами, закрыв дверь толчком ноги. – Так, поговорить охота. – А, ну конечно. Поговорить я всегда готов, – улыбнулся в ответ каримец, принимая одну из кружек. – Благодарю! – Я тут свистнула этого чудного чая у Кайлы – она расщедрилась на это добро. – Очень мило с её стороны. – Да, – Сванн кивнула, усевшись на циновку напротив. – Она на самом деле славный человек. С манерами там, конечно, плохо, ну да не её в том вина… – Откуда бы им было там взяться? – усмехнулся Ксендрик, пригубив горячего напитка. – Не стоит её строго судить. – Ну, когда ты растёшь в таком месте и знаешь только такую жизнь… – Именно. Благодарю ещё раз за напиток – мне сейчас определённо пригодится, чтобы уравновесить мысли. – Хорошо, когда удаётся найти что-то, кроме эстуса, а? – усмехнулась Рамильда. – Знаешь, Кайла со мной поделилась, что для них вкус еды – это, ну, сродни роскоши. Не совсем, конечно, но то, что они выращивают в оранжерее – этого не хватает на постоянный прокорм, так что приходится нормировать. – Можно понять, – покивал чародей, – можно понять. Я думаю, что, если слишком глубоко задумываться о таких вещах, рано или поздно можно обнаружить себя чуть более, хе-хе, опустошённым. – Кто знает. Ты ведь читал тот трактат о нежити, который появился недавно? «Книга последних дней». – Было дело. Весьма любопытный манускрипт – сложно было его не заметить, если ты читающий. – Я просто подумала, что Эльсвит, по сути, подтвердила то, что там написано. Что, пока тобой движет какая-то большая цель, то… ты можешь возвращаться к жизни множество раз, но стоит потерять её из виду, как-то отчаяться – и можно опустеть сразу. – Это бесспорно. Правда, у нас есть некоторое опровержение в нашем собственном отряде, – тут он как-то неудачно повёл ладонью и поморщился от боли. – Что-то с рукой? – Всё хорошо, не переживай. Это всего лишь мои старые кости. Забываю порой, что годы – годы, вот это вот всё, былая гибкость, увы, уже не вернётся. – Ну, по крайней мере, теперь, когда мы нежить, хуже не станет, – натянуто усмехнулась Рами. – Смотря что считать «хуже». По правде сказать, я предпочёл бы нежитью не быть, а свои дни продлевать каким-то иным образом. – Да, не могу с тобой не согласиться. Но для старого умертвия ты выглядишь на удивление хорошо, – она шутливо приподняла кружку, и Ксендрик расплылся в улыбке. – Ой, ну спасибо, деточка, как мило, какой славный комплимент! Я уж даже не знаю, чем мне на него ответить! – Да это я так, забываюсь, наверное, что я тут не со своими друзьями по ордену, с которыми можно фамильярничать и шутить. – О, со мной можно фамильярничать сколько угодно! Это же куда интереснее, чем вечно держать лицо. Маг посмеялся, Рамильда хохотнула в ответ, но довольно быстро посерьёзнела. – Да. Знаешь… Раз уж заговорили про проклятие, мне… Грустно мне смотреть на Самерсета и… то, что с ним происходит. На то, какой он сейчас. Я поймала себя на мысли, что… Знаешь, мой отец мне много про него рассказывал. Он был его близким другом, когда они вместе служили там, на пограничье. И отец, по своим же словам, во всём старался брать с него пример. И мне он рассказывал, что Самерсет был благородным храбрецом – этаким героем, которым все восхищались, и который пожертвовал собой ради товарищей. И ради людей, которых они защищали. Он ведь погиб в стычке, когда они защищали одну деревушку от превосходящих сил. Иные бы на их месте просто бросили бы крестьян умирать, отдали бы их на милость грабежа и погрома, а они отбили атаку. Самерсет тогда первым пошёл в отвлекающий манёвр, чтобы оттянуть на себя часть нападавших. И погиб. И вот я поймала себя на мысли: а не… а не приукрашивал ли отец реальность, желая… выдать желаемое за действительное? – Зачем? – Ну просто, может быть… ему проще было видеть какой-то чистый, непорочный образ, который он себе вообразил. Потому что он хотел видеть своего друга только таким. – Сказать тут сложно. Кстати, как звали твоего отца? – Турмод Сванн. – Он ведь был рыцарем Асторы, как и ты? – Да. Дослужился до командора. Он был очень видным и уважаемым человеком в ордене – одним из доверенных лиц предыдущего магистра. И я всегда старалась брать с него пример. – Ясно. Ну, я думаю, не стоит так быстро отбрасывать мои предположения насчёт Самерсета. Может быть, ту часть личности, которая у него отвечала за, ну знаешь, «геройство» и благородство – она немного канула в бездну и исказилась. – Кто знает. Хотелось бы верить. Просто меня тут поставили перед фактом, что свою гордыню он умерять не станет, и если кто-то ему снова нанесёт оскорбление, он без колебаний возьмётся за меч. – Даже так. Ну вот что. Я как раз хотел показать подарок, который мне вручил Дориан, – Ксендрик извлёк на свет склянку с чёрной эссенцией. – Пожалуй, стоит использовать его по назначению. – Ничего себе. Он отдал тебе целый сгусток? – Да, весьма щедро с его стороны. Мне просто подумалось, что может быть – может быть – деменция нашего друга ослабится, если он немного придёт в себя. – Что ж, попробуем. Не подумай, что я тут раскисаю или унываю – мне это чуждо, но просто… немного грустно смотреть на человека, которого ты в детстве считал героем, и который на деле… не оправдал ожиданий. – Бедное дитя, – Ксендрик со вздохом покачал головой и сочувственно посмотрел на Рамильду. – Что тут ещё можно сказать? Думаю, что в принципе считать кого-то непорочным – не очень правильная затея. – Всё верно, – она сделала вид, что не обратила внимания на покровительственный тон мага. – Чтобы не разочаровываться в дальнейшем. – Ну-у, ещё и потому, что непорочных людей не бывает. Я, по крайней мере, таких не встречал. Может, это мой плохой опыт? – Ксендрик усмехнулся. – А тебе такие встречались? – Нет, – Рамильда покачала головой, отпив чаю. – Знаешь, у нас всех есть какие-то пороки: маленькие или большие – это отдельный вопрос, но где ты найдёшь безгрешного? – Именно. Об этом и речь. – Даже церковники будут тебе твердить, что в миру святого не найти, – рыцарша на мгновение сбавила градус серьёзности. – Это надо на богов смотреть! На Гвина Светоносного и прочих! Ксендрик рассмеялся и многозначительно покивал. – Да. Да, безусловно. – Хотя даже у них, думается мне, были свои пороки. – Вполне может быть. Просто легенды этого не сохранили. Потому что это, вроде как, было неважно. Но мне очень сложно представить себе воплощение добродетели без малейшего изъяна. Может быть, это я так чёрств душой – а может быть, это правда. – Добродетель для того и идеал, чтобы к ней можно было стремиться, но полностью ему соответствовать – это тяжело. – Да и нужно ли? – пожал плечами чародей. Рамильда на мгновение задумалась. Обсуждения морали и добродетели были отнюдь не редкостью в орденских рядах, но за такие слова на рыцаря бы очень косо посмотрели. – Мне кажется, что нужно, по крайней мере, пытаться. – Ну, безусловно, но разве наши маленькие пороки не делают нас людьми? Разве, пытаясь достичь идеала добродетели, люди не воображают себя равными богам? – он хитро сощурился и слегка искривил рот в провокационной улыбке. – Но ведь тем самым они отдаляются от добродетели, предаваясь либо тщеславию, либо гордыне, либо… чему-нибудь ещё. – О чём и речь. Стараться следовать идеалу, наверное, стоит, но следует многое держать в уме при этом. – Наверное. Меня вот отец учил, что добродетель – это очень часто не только то, как мы должны поступать, но и то, чем мы руководствуемся. Один и тот же поступок в разных обстоятельствах может быть как хорошим, так и плохим. – Конечно! В том числе, если учитывать, что… это довольно относительные понятия, если подумать. – Может быть, – покивала Рамильда. – Я не слишком мастер философствовать на этот счёт. Да и ты явно меня уделаешь на этом ристалище, – она снова улыбнулась магу. – Да, можно просьбу? – Смотря какую. – Мне хотелось бы тебя нижайше попросить, чтоб ты впредь не называл меня «деточкой». – Ну, я же ласково – ты ведь знаешь, – продолжал улыбаться Ксендрик. – М-м-м… Знаешь, не в обиду тебе, но не люблю покровительственный тон. Я привыкла следовать за людьми, которые примером могут внушить себе уважение, а не просто в силу возраста или чего-то там ещё. – Понимаю, но, согласись – для своих родителей, например, ты навсегда останешься ребёнком. Рами, скрестив руки, с хитрой улыбкой посмотрела на мага искоса, прищурив один глаз. – Разумеется, но ты мне вроде бы не родня. – Интересно, а в дедушки я тебе гожусь или нет? – Хороший вопрос, сколько тебе лет? – Когда умер, было шестьдесят. – Мгм. Ну, по факту годишься. Но, серьёзно, давай без патернализма? Не терплю. – О, я понимаю – это всегда неприятно. Но я понимаю, что ты вполне взрослый, ответственный, смелый рыцарь, – чародей снова блеснул своей неотразимой улыбкой. Рамильда сделала затяжной глоток, чтобы собраться с мыслями для ответа. – Теперь ты мне льстишь, да? Чародей усмехнулся: – Ни в коем случае! Как ты вообще могла заподозрить меня в подобном? – Да, конечно, – она с усмешкой покачала головой. – Просто, понимаешь, когда летят годы, и ты оглядываешься назад… Даже когда ты видишь, как по-взрослому ведут себя люди, которые намного младше тебя, ты всё равно отдаёшь себе отчёт в том, как много им ещё только предстоит понять. Это… накладывает свой отпечаток. К сожалению или к счастью. То ли Ксендрик пошёл на попятную, побоявшись задеть за живое, то ли просто продолжал тонко разыгрывать образ. – Понимаю. Кем ты был в жизни? – Чародеем? – маг посмеялся. – Этому я не изменил и после смерти. – Ну, это очевидно, но мне просто интересны подробности. Ты упоминал только то, что ты был придворным чародеем – не более того. – Я состоял при дворе герцога Арстора Каримского. В более ранние годы застал даже его предшественника, герцога Сильвестра. Служить Арстору было славно. До определённого момента. Ну, пока я не умер. – Слыхала. Многое говорят про этого герцога. Но, уверена, как минимум половина из этого – просто слушки и грязные истории, распускаемые его политическими противниками. – А что же говорят? Рамильда пожала плечами. – Якобы он и на кол людей сажал, и эксперименты над ними ставил, и пыток не чурался, и много чего ещё. Да только какой же сумасбродный феодал пыток не чурается? А вдобавок, всё это слишком уж похоже на преувеличенные басни, которые распускают те, кому это выгодно. Посадил на кол одного – так ему сотню припишут. Я вообще слышала, что на самом деле его «Пронзателем» назвали из-за инцидента на турнире, когда он пронзил противника копьём, а не из-за колосажательства. – Да, история с турниром недалека от правды. Его светлость, надо сказать, очень любил этот свой ланс, и воителем он был прекрасным. – Каким он был? Ты мне скажи. – Вопрос хороший. Боюсь, его личность в значительной мере осталась в той части моей памяти, куда я пока утратил доступ. Но что я могу сказать, так это то, что его светлость, конечно, не на пустом месте снискал себе… репутацию. Он не был садистом, да и чрезмерно жестоким я бы его не назвал, но ко врагам своим он был безжалостен, это правда, особенно к предателям. Но он был мастер политического маневрирования, а не только железного кулака. – А ты многое потерял из своей памяти, когда обратился? – Не слишком, но когда погиб несколько раз – тогда многое, да. За мной охотились – долго и усердно. Один раз я погиб по своей неосторожности, ещё раз – из-за оплошности охотников. Только потом меня взяли живым, а уж Прибежище подточило память ещё больше. Я даже потерял остроту восприятия до недавнего времени, хотя на зрение никогда не жаловался. Я пока что только восстанавливаю память. Кое-что вспомнилось, что-то ещё не вернулось. Но надеюсь, что в конце концов вернётся всё. Это очень печально – потерять такую большую часть себя. Рамильда понимающе покивала. – Прости, если тебе сейчас не хочется об этом говорить, я могу понять. – Дело не в том, что не хочется – дело в том, что это действительно очень сложно вспомнить. – А человечность действительно помогает? – Помогает, могу подтвердить. Даже эта рассеянность ушла после последнего «приёма». – Хорошо, что так. – А тебе не случалось погибать? – Только однажды. Как раз когда я стала нежитью. Ксендрик усмехнулся. – Наверное, в каком-то смысле тебе повезло. – Да, – лицо Рамильды грустнело по мере того, как воспоминания ударили в голову. – Если и есть что-то, чего я боюсь – это, наверное, потерять себя. – Это жутко, определённо. Но я, даже погибнув пять раз, не то чтобы сильно к этому приблизился. Воспоминания – это важная часть личности, но пока их потеря не достигнет катастрофических масштабов, можно функционировать и без них. – Н-да. А иным хватает и одного раза – уже после того как они обратились. – Должно быть, и в жизни-то у них было не очень много смысла? – Почём знать. Смысл-то, может, и был, а вот силы воли, чтобы его преследовать… – Что-то такое я и имел в виду. Раз уж заговорили, а как это произошло с тобой? – Я служила в отряде капитана Конрада де Планси. Была с ним в четырёх кампаниях и на трёх миссиях. В том числе в Гискаре лет пять назад – слышал, должно быть. – Да-да, припоминаю. – Вот. А тогда, несколько месяцев назад, нас отправили подавлять восстание одного мятежного маркграфа. В Сильванской марке. Обыкновенный пограничный феодал, которому в голову взбрело, что в своей вотчине он может творить, что захочет, и угнетать людей, а королевский закон ему не указ. Заручился поддержкой одного независимого княжества, устраивал набеги на сопредельные территории. Ну и, в общем, его игрушки в маленького тирана осточертели и местным жителям, и соседям, и наверху это просто так оставить не могли. Король издал эдикт, который лишал его всех титулов и владений, а нас отправили разбираться с этим. У этого маркграфа была своя маленькая армия, поэтому зубы он, конечно, нам показал, но раскатали его быстро. Мы выбили его из родового замка – собаке, правда, удалось бежать. Загнали остатки войск в леса, и он попросту оттуда гадил, не желая сдаваться. Думал, он нас пересидит. И… В общем, я тогда возглавляла патрульный отряд. И на очередную деревню устраивают набег – мужиков побили, дома сожгли, птицу забрали, всё почти как обычно. Засаду на нас расставляли – они знали, что рыцари такое с рук не спускают. Мы послали разведчиков, выяснили про засаду, обошли её, ударили во фланг – полный каюк, раскатали там всех по лесу. Несколько выживших сели на лошадей и поскакали от нас. Мы, конечно, ринулись их преследовать, и вот тут из-за дерева мне просто прилетела пуля в сердце, – Ксендрик при этих словах поморщился и тяжело вздохнул. – Я даже не успела понять, что произошло. Вылетела из седла, и последняя картина, которую помню – голые ветви и серое небо где-то за ними. Рамильда упёрла в ладонь подбородок. – Помню, было жутко больно и очень-очень страшно. Наверное… к такому тебя ничто не готовит. Меня, бывало, ранили в бою, один раз даже тяжело, но, знаешь, как бы я там ни храбрилась, должна признать, что в то мгновение мне было чертовски страшно. Панически. Когда я поняла, что умираю. Когда поняла, что это последнее, что я увижу. И не будет больше ни жизни, ни друзей, ни песен, ничего. К такому, должно быть… не будешь готов. Даже если ты бывалый воин. – Да. Пожалуй… – От Конрада и ещё разных рыцарей в ордене я слышала истории – о том, как даже самые храбрые люди на краю смерти, когда они понимали, что это конец, теряли самообладание. Такие, которые кремнями были. И даже если ты всю жизнь смотрел в лицо опасности, тебя попросту накрывает ужас этой безысходности. Она на мгновение замолчала, буравя пространство нездешним взглядом. События того дня были далеко, но даже теперь её настигла капля того отчаяния, которое она испытала тогда. – Тебе было страшно, когда за тобой пришла смерть? – спросила Рамильда, подняв глаза на Ксендрика. – Наверное, мне было проще, чем тебе. Я даже не успел ничего понять. – А как это случилось? – Очень быстро. Почти безболезненно. Не думаю, что они меня жалели – просто хотели сделать всё побыстрее. – Они – это кто, если не секрет? – Мои убийцы, – сдержанно улыбнулся маг. – Ну, знаешь, когда ты набираешь вес при дворе, кому-то это может очень не понравиться. Порой идут даже на такие меры. – Да, я так и поняла. Это ведь было уже после смерти герцога или тогда он ещё был у власти? – На тот момент он был ещё жив. О его смерти я узнал гораздо позднее. – Вот оно что. С его смертью, к слову, вообще непонятная история – я не копалась, просто слышала разное. Не знаю, насколько тебе про это известно. – А что слышала ты? – Якобы герцог на самом деле не умер, и тело в гробу было вовсе не его. А он сам попросту исчез в неизвестность. – Всякое может быть. Иногда это удачный политический ход, чтобы залечь на дно, если всё правильно обставить. – Угу. Но всё-таки, мы, люди – такой народ, который любит выдумывать подобные небылицы, потому что нам… по той или иной причине не хочется верить в то, что человек на самом деле умер. Особенно если это большой человек. Кому-то так… легче. Они просто хотят верить в справедливого господина, который ещё вернётся. Взять хоть того же короля Гвина, – Рами усмехнулась. – Это правда. С другой стороны, учитывая проклятие… это не невозможно. – В конце концов, кто-то может думать, что и ты исчез, – Рамильда отправила в себя остатки чая. – Ха-ха-ха… да. Может, и да, – Ксендрик продолжал похохатывать. – Поди разыщи тело обратившегося мага. – Да уж, – усмехнулась рыцарша. – А у тебя там… остались люди, которые были тебе дороги? – Об этом я, к сожалению, не помню. – Тяжело так, – сказала Рами, выпустив воздух из лёгких. – А у тебя? – Тут целая история. Я когда очнулась, меня уже везли мёртвую в замок. Мои товарищи. Они очень ужаснулись тому, что увидели. Такой караул начался… мы с Фридо еле их успокоили. Мой друг – как раз запасной командир в случае моей смерти. Когда мы вернулись, разумеется, я обо всём доложилась… Меня взяли под стражу, поместили в камеру, ну и капитан мне сразу сказал, что, видимо, моя судьба будет незавидна, но он попытается что-то сделать. Было больно, когда кое-кто из… бывших товарищей начал смотреть на меня, как на чудовище. И даже немало таких было. «Рамильда уже не человек, она нежить». А значит, и по-человечески с ней… нельзя. – Неужели все твои товарищи поддались такому? – Нет. Далеко не все. И за это я им очень благодарна. Я примерно месяц была в заключении, и всё это время они старались меня поддерживать. Кое-кто даже строил планы по моему побегу, – она прыснула. – Фридо, да, и Леонора. Эти почти сразу выкатили план. – Как мило, – усмехнулся Ксендрик. – Ага. А капитан всё пытался добиться особого решения от магистра. Чтобы меня орден даже в таком качестве смог использовать. Но ему отказали. И в итоге капитан сам устроил мне побег. Вместе с верными людьми. – Надо же. – Да. Просто в один прекрасный день зашёл ко мне и всё рассказал – как меня вывезут, какую легенду они придумают… В общем, насколько известно верхам ордена, я попросту захватила лошадь и сбежала от конвоя. А на деле меня вывезли в лес, выдали всё оружие, доспехи, снарягу – и просто отпустили на север. – Очень милосердный человек твой капитан. – Да. Милосердный и умный. Я ему всем обязана, – Сванн замолчала на несколько секунд. – Я по ним иногда тоскую. Мне ещё хочется думать, что я их всех когда-нибудь увижу, но… я уходила, приняв для себя мысль о том, что покидаю их навсегда. Фридо, Нора, Кенвульф… Этельстан… капитан де Планси… Ты ведь понимаешь, что я чувствую? – Да, пожалуй. С другой стороны, даже не оглядываясь назад, тоже можно многое обрести. Я понимаю, что это утешение маленькое, но… – Золотые слова, – улыбнулась Рами, поправив рыжий хвост. – Я в орден-то пришла, оставив всё позади, когда мои родители умерли. Бросила бывший отцовский дом… и всё такое. – Даже вот так? – Да-а, но это, наверно, история для следующего раза. Я и так болтаю слишком много. – Боишься меня утомить? Как мило с твоей стороны. – Вроде того. Не знаю, интересно ли тебе слушать такие истории. Я и твоих бы послушала с удовольствием, если тебе захочется поделиться. – Спасибо за внимание, я это учту. Но знай, что ты всегда можешь прийти и что-нибудь рассказать. Мне было интересно тебя слушать. Кто знает – может, когда-нибудь я смогу чем-нибудь тебе помочь. – Спасибо. На меня ты всегда можешь рассчитывать. Да, и… спасибо, что выслушал. Наверное, мне просто нужно было выговориться. – Всё в порядке – у меня много терпения. Знаешь… хе-хе, юным есть куда торопиться, есть что успеть… даже если они нежить, – чародей весело улыбнулся. – А вот я никуда не тороплюсь. – Зато у пожилых есть что рассказать. – Пожалуй. Если только ты не опустелый склеротик. – Ха-ха! А из дней Винхайма ты много помнишь? Ну, из дней своей юности. – Наверное… многое помню. Знаешь… всё так перемешалось… Отрывки воспоминаний… которые встают передо мной… перемежаются полнейшей чёрной тьмой. Совершенно непроглядной. – Я надеюсь, что ты ещё вернёшь всю свою память. Рано или поздно. – Ну, это зависит от всех нас! – Прорвёмся, – легко улыбнулась Рамильда. – Думаю, да. Ну, я, с твоего позволения, вернусь к копированию. – Да, – Рамильда встала и направилась к выходу. – Спасибо за разговор! – Спасибо за чай. Доброй ночи, деточка! – Доброй ночи, дедуля, – усмехнулась Рами. – Эх, старики неисправимы. Бывай.

***

Свой план они исполнили на следующее утро, отдав подаренную человечность Самерсету. Только время могло показать, какой эффект это возымеет над Лейтоном, но Рамильде искренне хотелось надеяться на лучшее. Ксендрик, поколдовав с кое-какими ингредиентами, полученными от Габи и торговца-умертвия, наварил парочку порций «карминовой воды». Кайла и её ребята пообещали им, что поищут их пропавшего товарища в канализации, хотя и не особо верили, что он спасётся в одиночку. Забрав Лаврентия и попрощавшись, они отправились назад к Святилищу Огня. Пиромант оказался славным компаньоном и всю дорогу поддерживал разговор, временами шутя и рассказывая истории с Великих Болот – он практически не умолкал, в отличие от Габи, притихшей и слегка безучастной. Рамильда поглядывала в её сторону: девушке явно нужно было время, чтобы свыкнуться со своим положением и притереться к отряду. Рыцарша перебросилась с ней парой фраз, пользуясь моментом: она не стала её подробно о чём-то расспрашивать, но выяснила, что Габи значительную часть своей жизни была послушницей в монастыре, так и не став монахиней и подавшись вместо этого в клир. Об обстоятельствах своей первой смерти она рассказывать не стала – а Рамильда решила не поднимать вопрос. – Тот клирик, о котором вы говорили… Отец Петрус, кажется. Какой он из себя? – спросила Габи. – Сложно сказать. Язык у него на славу подвешен, да и вообще он хитрый лис, как мне кажется. А ещё он за «скромное вознаграждение» предлагает научить чудесам. – Я вас поняла. Мне, наверно, стоит с ним поговорить. Надеюсь… он поймёт обстоятельства моего положения. – Не волнуйся. Мы в обиду тебя не дадим. Клирик, молча улыбнувшись, благодарно кивнула. Петрус из Торолунда и его слуга обнаружились в прежнем одиночестве, без спутников. Завидев приближение отряда, Петрус вышел им навстречу и приветственно наклонил голову. – Доброго момента, – размеренно сказал он с улыбкой. – Я вижу, вам сопутствовала удача в вашем предприятии, и вы всё ещё целы? – Более или менее, – ответил Ксендрик. – Приветствую вас. – Вижу, впрочем, что с вами нет одного из ваших спутников. Зато, кажется, появились и новые лица, – он бросил характерный взгляд на Габи и кивнул ей в знак приветствия. – Да, мы, к сожалению, потеряли одного нашего товарища. А как ваши успехи? – Пока ничего особенного не происходит: как видите, мы всё ещё ожидаем своих спутников. Полагаю, либо что-то их задерживает, либо я слишком поторопился, – клирик развёл руками. – Что ж, не буду пока вам докучать. Хотя, надеюсь, нам ещё выдастся шанс переговорить, перед тем как вы снова нас покинете. Он снова выразительно посмотрел на Габи и откланялся. Отчаявшийся, в свою очередь, обнаружился за любопытным занятием: он методично водил оселком по кромке лезвия на своём мече. Подняв голову в сторону пришедших, он скривил рот в печальной усмешке: – О, поглядите, кто вернулся. Ну что, удалось вам добраться до колокола? Вроде не слышал я звона с вершины горы. – Пока нет, – ответил Рю. – А ты, гляжу, точишь клинок. Что-то изменилось? Решил попытаться хоть что-то сделать? – О нет, ничего особенного. Просто не люблю держать оружие неухоженным. – Оставь его, Рю, человек уже для себя всё решил, – сказала Рамильда, сбросив походный мешок. – Ну-ну, – кивнул самурай. – Не поспоришь, это его право – гнить дальше без дела. Отчаявшийся прыснул и откинулся назад, на рухнувшую колонну. Он, видимо, и не собирался на это отвечать. – Гляжу, вы притащили с собой пироманта с болот? – он бросил взгляд на Лаврентия, застывшего неподалёку на краю утёса. – Ну что ж, по крайней мере, мне теперь будет с кем побеседовать. Не всё ж мне лясы точить с этим святошей… По крайней мере, еретики не такие лицемерные. – За время нашего отсутствия здесь никто не проходил? – спросила Сванн. – Да как сказать… проходил. Да… Он, кажется, был из Винхайма. Ещё только ученик, если я верно понял. – Из Винхайма? – оживился Ксендрик. – А как его звали? – Ох… Вспомнить бы… Григгс. Да, точно, Григгс. Ха. Интересно, как он кончил. – А куда он ушёл? – Куда-то в сторону акведука, как и вы. Всё время болтал про своего «мастера Логана» и про то, как он его почитает, как хочет его найти… Да-да-да. Сказал, что попытается отыскать его там, но с тех пор так и не вернулся. Если вы его не встретили, значит, наверное, он где-нибудь погиб. Ну и поделом. Если уж сам Большая шляпа не вернулся, то у него-то какой шанс? Надеюсь, ему понравится быть опустелым. Прозвище «Большая шляпа» кое о чём говорило Рамильде: она слышала о знаменитом волшебнике Логане из Мегенберга, который был эксцентричным учёным и непревзойдённым чародеем, но подробностей про него не ведала. Его недавнее исчезновение наделало шуму и в Винхайме, и за его пределами. Теперь становилось ясно, что Логан, как минимум, отправился в Лордран, как максимум – сам превратился в нежить и что-то искал в стране древних богов. – Занятно, – произнёс Ксендрик, задумчиво теребя подбородок. – Не думал, что в итоге следы Логана обнаружатся здесь, – тут он повернулся к спутникам. – Знаете, это тот самый человек, которому я обязан таким чудесным заклинанием как копьё души. Он, вообще-то, говоря, великий маг, не побоюсь этих слов. Так что если он действительно ещё жив, было бы… недурно его найти. Мы вместе учились нашей альма-матер. – Вы знали самого Большую шляпу? – откликнулся Лаврентий, подошедший к остальным. – О нём даже у нас слышали. Как-то раз он побывал у нас на болотах, говорил со старейшинами, пытался найти следы древней магии огня – и вообще хотел понять то, как мы обращались с огнём. – Ясно, – улыбнулся Ксендрик. – Исследователь, как и всегда. – Да-да. Я сам его лично не встречал, только слышал – даже не думал, что он здесь окажется. – Я тоже не подозревал, что он здесь. Когда вы его в последний раз видели? – он повернулся к Отчаявшемуся. – Где-то с недели три-четыре назад. Не особо считаю время. – Что ж, у нас ещё есть надежда его отыскать, – заключил Ксендрик. – Лордран прямо наводнён интересными личностями. – И не говорите. Герои нашего и былого времени всплывают тут и там… Я на их фоне, право, чувствую себя неполноценным. В этот миг объявился низкорослый кнехт. Подойдя к собравшейся компании, он, игнорируя всех, обратился напрямую к Габи: – Приветствую. Мой господин желает с вами говорить. Если госпожа соизволит, пожалуйста, пройдёмте со мной. – Да, конечно, – кивнула та и повернулась к остальным. – Простите, я полагаю, мне правда нужно поговорить с отцом Петрусом. Я пойду. – Удачи, – ободряюще сказала Рамильда, глядя Габи в глаза. Та в очередной раз слабо улыбнулась ей.

***

– О, какая славная гостья ко мне пожаловала, – отец Петрус расплылся в улыбке, приветствуя сестру по вере. – Свет Владыки да воссияет, дочь моя. – Во веки веков, святой отец, – ответила Габи с поклоном. – Как мне вас называть? – Сестра Габи. А вы, с позволения спросить, отец Петрус? – Всё верно, дочь моя. Прошу, садитесь. – Мне очень приятно познакомиться с таким статным человеком, как вы, – сказала клирик, добавив в вежливую улыбку едва заметную долю хитрецы. – Полно, полно вам, Габи, я всего лишь скромный и неприметный слуга богов. Прошу, расскажите мне вашу историю! Как вы оказались здесь, настолько далеко от родных пенатов? – История моя, право, предельно проста, отец Петрус. И… боюсь, не очень приятна. Я была отправлена сюда со священной миссией по поиску ритуала Возжигания. Моим пастырем и командиром нашего отряда был отец Люциан. Увы, наш отряд понёс тяжёлые потери, а затем и вовсе был уничтожен – там, в городе на соседней скале. Насколько мне известно… пока я единственная, кому удалось спастись. – Какое несчастье. И давно вы откололись от своей экспедиции? – Около недели. Я… не помню точно. Я долго пряталась и скиталась совсем одна, надеясь найти выход. И в конце концов, милостью Владыки, встретила этих людей. Они-то и помогли мне выбраться, за что я им весьма признательна. – Сочувствую вам, Габи. Прискорбно, прискорбно слышать столь мрачные вести. Впрочем… вам, сестра, теперь беспокоиться не о чем. Я понимаю, что случившееся с вами может навевать весьма мрачные мысли, но можете быть спокойны: миссия, возложенная на вас, теперь уже не ваша, и теперь наша экспедиция возьмёт на себя это бремя, – он коснулся рукой её плеча и доверительно улыбнулся. – Скажите мне только одно: что вы желаете делать дальше? – Мне кажется, отец Петрус, владыка Гвин благословил меня другой… не менее важной миссией, – ответила Габи, осторожно подбирая слова. Она знала, о чём на самомд еле псрашивал Петрус: он хотел узнать, собиралась ли она возвращаться в земли живых. – Связующая нить уже привела меня единожды к этим людям. Я молилась Владыке, надеясь получить ответ на свои чаяния, и, похоже, мой путь теперь неразрывно связан с ними. Я пока ещё не знаю, куда он приведёт, но чувствую, что я им очень нужна. И надеюсь когда-нибудь получить ответ. – Вы встретились с ними при необычных обстоятельствах, не так ли? – скорее утверждал, чем спрашивал Петрус. – Вы совершенно правы. Я просила направляющую руку Гвина указать мне дорогу, и она привела меня к ним. Я чувствовала, что Владыка как бы… ненавязчиво говорит со мной. Как будто это были мои собственные мысли, и будто я сама пришла к заключению, что помочь этим людям – моя судьба и мой путь. Но они не могли просто так возникнуть. Знаете, я хорошо ощущала… присутствие чего-то сверхъестественного где-то очень рядом. Это сложно объяснить. – Это определённо был знак свыше, – покивал Петрус, как будто бы немного расслабившись. – Знаете, Габи, думается мне, как бы ни говорили дома, сколь порочно быть нежитью и какая незавидная судьба ожидает всех проклятых, мы с вами оба понимаем, что сердце человеческое от этого меняется мало. И что отверженные в рядах Белого Пути, какой, к сожалению, стали и вы, от этого не прекращают вершить божью волю. А потому я убеждён, что вы и на этом пути сможете многое совершить к вящей благодати всех нас. Я искренне в это верю. – Благодарю вас, отец Петрус. Ваши слова для меня многое значат. Габи старалась говорить так, будто сама верит в сказанное, хотя оно едва ли было искренним – с обеих сторон. Они оба понимали, что всё это – игра, и за всеми словами здесь лежал определённый скрытый посыл, но бывшая послушница старалась ничем не выдать себя. Она не знала, насколько Петрус сумел её прочитать, но всё равно пыталась сохранить за собой флёр наивности и слепой веры. Даже если у святого отца и появились задние мысли на её счёт, она вполне ясно дала понять, что не собирается возвращаться назад и строить проблемы церкви, а следовательно – и отцу Петрусу. – Что ж, быть может, ваша дорога расходится с церковью, но это не значит, что она расходится с Белым Путём. Ведь сила веры всегда выше уз любых мирских формаций, – клирик улыбнулся. – Мы должны держаться друг друга, даже если обстоятельства могут эти узы ослабить, вы так не считаете? – Вы совершенно правы, святой отец. Я счастлива слышать, что вы… столь благосклонны ко мне. Если вы вдруг готовы мне даже немного помочь… я была бы вам крайне признательна. – Рука помощи – это добродетель. Особенно в этом краю. Скажите, а как вы думаете… вот эти люди – их ожидает что-то особенное? Какая-то особенная судьба? Быть может, ваша душа видела больше, чем ваши глаза? – он характерно посмотрел на неё исподлобья. – Я… Я не знаю, отец Петрус, – тут она почувствовала, что слегка оступилась. – В чём я уверена, так это в том, что я совершу благое дело, если стану им помогать. А будет оно большое или малое… на это Гвин пока не послал мне ответа. Я… – Вы что-то боитесь мне поведать, Габи? Не волнуйтесь. Всё сказанное здесь останется только между нами. Мне вы можете довериться, обещаю. – Мне кажется, что… они могут сыграть гораздо большую роль в жизни всех нас, чем мы можем представить. Ведь они желают развеять проклятие. Мне очень хотелось бы верить, что им… уготовано нечто великое. Но я всегда могу ошибаться. Ведь я всего лишь скромная рабыня Владыки. – Мне кажется, в ваших словах может таиться истина. Всё это происходит не просто так. Проклятие может действовать очень случайно, но мне всегда казалось, что в этом есть определённая доля провидения. Возможно, это провидение и свело вас с ними. Возможно, именно в этом ваша настоящая миссия. Знаете, Габи, я пробуду здесь ещё не очень долго, и наши пути разойдутся. Я готов оказать вам помощь прямо сейчас, ничего не требуя взамен. А вам стоит только попросить, и я покажу вам некоторые чудеса в меру своего скромного умения. – Правда, отец Петрус? – Ну разумеется! Может статься, впрочем, что мы и впоследствии сможем помогать друг другу, если на то будет воля богов. Буде нам доведётся встретиться вновь, расскажите мне, какие трудности встают у вас на пути. И что происходит с людьми, с которыми вас… свела божья воля. А я буду готов протягивать вам руку помощи и дальше. – Я, право, даже не знаю, что сказать, отец Петрус. Простите, по какой-то причине я… – она попыталась нервно усмехнуться, – очень боялась этой встречи. Но вижу, что вы человек поистине благочестивый. Я с радостью вам помогу и расскажу о наших странствиях, если представится случай. – Ну что вы, что вы. Я всего лишь пытаюсь следовать путём истинно верующих. А вы, Габи, позаботьтесь о своих спутниках. Проклятие порой может находить коварные пути в души людей, и важно вовремя понять признаки беды. Если вы заметите что-то настораживающее, прошу, скажите мне. И мы с вами оба сделаем так, чтобы беды не случилось. Габи насилу заставила себя не улыбнуться. Петрус хотел сделать из наивной девочки персонального шпиона. Она почтительно склонила голову. – Обязательно, отец Петрус. Ещё раз благодарю вас за такую… поддержку. Благослови вас Гвин и всеотец Ллойд. А у вас, значит, есть с собой священные свитки? – Разумеется. Что ж, полагаю, раз уж мы здесь, и ваши спутники пока отдыхают, нам не следует терять время?..

***

Рамильде показалось, что разговор с клириком едва ли как-то повлиял на Габи. На вопрос, всё ли прошло хорошо, она пожала плечами и сказала, что никаких проблем с отцом Петрусом у неё не будет, а решение о том, чтобы остаться с ними, она и так уже приняла. «По крайней мере, он даже расщедрился на чудеса», – многозначительно добавила девушка. По прошествии некоторого времени, когда Рами сходила проведать Анастасию, они двинулись в обратный путь. На акведуке, пользуясь моментом, Рю открыл ту самую решётку при помощи всё той же связки ключей, и отряд решил как минимум пройти до упора и посмотреть, в какую часть города вёл другой спуск. Через некоторое время впереди показалась очередная решётка, перегораживавшая канал, а справа от неё – проход и спуск. В свете двух светильников прямо за прутьями стал виден чей-то сидящий силуэт. Когда путники подошли ближе, до них донёсся слегка подрагивающий старушечий голос: – О-о-о, вы посмотрите, наконец-то гости пришли! А я уж боялась, что меня тут совсем забыли. Рамильда и Рю переглянулись меж собой. Фигура подвинулась ближе к решётке, и стало видно её лицо – такое же опустошённое, как у их знакомого торговца, с неровными клоками седых волос. Старуха была обложена плетёными корзинками, наполненными травами, а стены вокруг неё все поросли фиолетовым мхом. – Подходите, подходите, не бо-ойтесь, – она поманила их рукой. – А как вас зовут, госпожа? – поинтересовалась Рамильда, приблизившись. – Зовут-то… Да запамятовала я уже, давным-давно! Вы, небось, думаете, что я уже совсем того, опустелая? А вот как бы не так! – Нет-нет, мы вовсе ничего дурного не подумали. Вы здесь… живёте, да? Травами торгуете? – Торгую, милочка, торгую конечно! Посмотри, сколько у меня тут мха! Прекрасное местечко ведь, а? Тут мокро, влажно, тут есть эта славная решётка… Не желаешь взглянуть? – Если можно, – улыбнулась рыжая рыцарша. – Ксендрик, подходи! Тут как раз товар по тебе. – Только руку за решётку не просовывайте! – торговка с улыбкой погрозила пальцем. – Что надо, я дам посмотреть, а то, знаете ли, могу и пальчики откусить, хи-хи-хи-хи. – Интересно-интересно, – проговорил подошедший маг, почёсывая бороду и оглядывая корзинки. – А что у вас есть? – Да всякое-разное! Полынь есть, коли желудок надо прочистить, шалфей вот, ромашка, фиолетовый мох, если вдруг отравишься чем-то. В наши дни повсюду заразу всякую можно подцепить! Смолы различные. А для воинов у меня найдётся несколько связок зеленоцвета. В доспехах ведь вам, чай, тяжело бегать – очень тяжело. А вот пожевать листочков или отвару выпить – весь день будешь, как жаворонок поутру! Вам, воинам, это нужно, знаю. – А янтарная трава у вас, госпожа, имеется? – Ещё бы! Вот, взгляни, милок, – она открыла одну из корзинок. – Меня тут все знают – старушку-травницу. – А, с позволения спросить, какие гости у вас бывают? – Да всякие. Из Нижнего города, вестимо – те, кто ещё там тянет лямку. – А кто-нибудь… примечательный к вам заходил? Кто-нибудь с выделяющейся внешностью, например. – Примечательный… – старуха задумалась. – Видала один раз – одежда у него была на твою похожая. Только жёлтого цвета, расшитая – и ещё шляпа большущая. Она у него полями всё лицо закрывала! – Да это же Логан… – Да-да, так он мне и представлялся. – Ясно, спасибо, госпожа. А он случайно не говорил, куда направляется? – О не-ет, эти маги такие всегда скрытные! – Скрытные, что есть, то есть, – вздохнул Ксендрик, разведя руками. – Но мы с ним хорошо поговорили. Человек он не дурной. Купил он у меня несколько трав – и пошёл по своим делам. – А давно это было? – Дай боги памяти… Месяц назад где-то! – Благодарю, – кивнул Ксендрик. – Кстааати! Не встречали ли вы случайно одного моего знакомого? Торгаш, как я. Он ещё с кривым мечом ходит – вон таким, как у вашего друга. – Да, видели его недавно. Помогали ему спуститься в Нижний город. – Скажите, а он в порядке? Давненько не заходил. – Жив и здоров – мы его как раз сопроводили. Там, в Верхнем, были несколько неспокойно. – У него были неприятности, да? – В некотором роде. – Ясно – влипает, как всегда. При случае передавайте этому бродяге привет! Скажите, что старая карга на акведуке ждёт его в гости! – Непременно! – Ты посмотри, у неё ещё есть угольная смола, золотая смола, ещё вон несколько редких растений, – тихо сказал Рю, наклонив голову к Рамильде. – Это хорошие ингредиенты для оружейных смазок. Магических. – Ты имеешь в виду те, что высекают огонь или молнию? Редкая штука. – Знаю. Можно перетолочь это на кристаллики – в правильной пропорции и с ещё кое-какими ингредиентами я смогу из этого приготовить таких смазок. – Да, только где нам взять душ на это… У нас есть, но, боюсь, не так много. – Позвольте мне, – сказала Габи, протискиваясь вперёд. – Добрый день, матушка, благословение богов вашему дому. – И тебе, милочка, спасибо! Тоже желаешь что-нибудь взять? Ваш седовласый, гляжу, уже засматривается. – Да, матушка, хотелось бы – нам бы многое пригодилось. Я сама травница – вижу, вы настоящий знаток. Только мы небогаты, к сожалению – нам очень тяжко на нашем пути, и мы немного можем отдать. – Всем нынче тяжело, – прокряхтела торговка. – Мне вот, думаешь, охота отсюда куда-то ходить, травы эти собирать по горным лугам? Ещё и опустелых полно… – Это чистая правда. Но знаете, матушка, может, мы можем вам чем-нибудь помочь? Я уверена, наши пути ещё могут сойтись, и… когда мы опять встретимся, я могла бы вам что-нибудь принести. Что-нибудь редкое, если пожелаете – оттуда, куда вам опасно ходить. Какое-нибудь растение, например. – Значит, травница, хм-м-м… А ты ведь много где ходишь со своими друзьями, да? – Да. Нам порой приходится бывать в очень опасных местах. – Ну вот что я тебе скажу. Счас, так уж и быть, я продам вам, что захотите, подешевле – вы вроде бы люди славные. А вот ты принеси мне в следующий раз стебельков красного закатника – я в таких местах, где он растёт, не брожу. Вот если найдёшь мне его и принесёшь несколько стебельков, а если ещё поймаешь зеленоцвет во время цветения – вот тогда-то мы с тобой точно поладим. Знаешь ведь, что это за растения? – Ну конечно. Зеленоцвет ведь цветёт очень редко и всего-то один день, а закатник, боюсь, увянет, прежде чем я до вас его донесу, – улыбнулась Габи. – Но я постараюсь. – Вот умница! Точно дело своё знаешь! Так и быть, продам вам, что нужно, со скидкой. – Очень рада буду вам помочь, матушка! Магические смолы, янтарная трава и листья зеленоцвета обошлись им действительно много дешевле, чем могли бы. Когда они, распрощавшись с торговкой, пошли назад, Рамильда поравнялась с Габи и заговорила: – А ты, гляжу, полна сюрпризов? Клирик усмехнулась и весело пожала плечами: – Да нет, это всё пустяки. Просто жизнь научила договариваться с людьми, вот и всё. – А в монастыре было с кем договариваться? – И там тоже, поверьте. Но я там оказалась только лет… в десять-одиннадцать, наверное. До этого жила на улице. Ну и потом… я в конечном счёте так и не стала монахиней. Наверное, это было не по мне. – Спасибо, – улыбнулась Рами. – Ты нам очень помогла.

***

– Мы сейчас поднимемся к привратным башням, – сказала Кайла, отворив перед отрядом дверь. – Телец сидит на отрезке стены, который упирается в одну из них, ближе к верху, а мы будем выходить из башни снизу, к воротам. Так что главное не орите во всю глотку – и всё будет шито-крыто. Он даже не поймёт, что мы были там. – Ты ещё упоминала, что на мосту есть какая-то «тайная комната?» – уточнила Рамильда. – Ага. У моста два больших пролёта – один проходит над городом, второй над пропастью. И вот там посерёдке, где опора перед обрывом, прямо внутри неё есть помещение с лестницей – прямо с моста можно зайти. А там ход на подбрюшье, по нему до той стороны тоже доберётесь. – Пригодится, – кивнула рыцарша. – Можно будет укрыться от виверны. Это же её охотничье угодье? – Ещё бы! От этой тварюги только драпать, – усмехнулась разбойница. – Днём она вроде улетает на охоту в Долину Дрейков. Быть может, как раз поймаем время, когда на мосту её не будет. Но эта сука летает высоко, глядит далеко – так что, даже если улетит, никто не гарантирует, что не вернётся вдруг. Сванн молча кивнула. Она вспомнила, как вчера, вернувшись из Святилища, они с Ксендриком договаривались о том, чтобы Кайла со своими ребятами помогла им отвлечь виверну на тот случай, если она их заметит. Разбойница согласилась на удивление легко – видимо, отряд действительно завоевал определённое уважение. Но поставила и своё условие: «Есть у нас тут проблема, – сказала она тогда. – В канализации под городом уже давным-давно сидит дракон. Да-да, дракон – Дориан сказал, что этот уродец настоящий, правда, он какой-то… странный, что ли. Мы его не тревожили, но в последнее время что-то начало происходить там, на глубине, и он стал буянить. Много шороху наводит. Дориан боится, как бы его не пытались вытравить из логова – если он разозлится, то может вылезти и разрушить тут всё к хренам. Да и живность из-за этого пугается и лезет наружу – крысы всякие, опустелые тоже… Короче, так: мы вам поможем, но за вами должок. Вернётесь живыми – первым делом помогаете нам этого дракона вычистить. Если Дориан даст приказ, конечно». Они ударили по рукам. Сказанное в тот вечер заставило Рамильду в очередной раз ощутить, насколько эта древняя земля была полна реликтами великого прошлого, которые едва ли можно было сыскать где-то ещё на свете. Ей самой, впрочем, куда больше хотелось найти пропавшего товарища: Кайла и её ребята как раз ходили на верхние уровни канализации в тот день, но никого не нашли. Поэтому рыцарша просто приняла для себя тот факт, что Мендес пропал без вести, либо опустел, и им нужно продолжить путь без него. Она поймала себя на крамольной и нежеланной мысли, что скорее предпочла бы сражаться бок о бок с ним, чем с Самерсетом – своим братом по ордену, которому она больше не могла доверять, как бы ни убеждала себя в обратном. И эта мысль пугала её. От её внимания не ускользнула и мрачность рыцаря. После конфликта в Нижнем городе он стал отстранённым, часто уходил в себя, а подчас выглядел совершенно разбитым. Оставалось надеяться лишь, что в предстоящем бою он не подкинет новых сюрпризов. Поднявшись через башню, совместный отряд приблизился к выходу на мост. Кайла, прокравшись первой, оценила обстановку и подала знак – всё было тихо. Они вышли через дверь и оказались на мощёной поверхности прямо под сводом больших ворот, обнесённых двумя круглыми башнями. В глаза ударил яркий свет. Было за полдень, и солнце уже перевалило зенит, отбрасывая на город косые тени. Здесь, наверху, было свежо, ветрено, и совершенно тихо. Мост начинался ровно отсюда, а на той стороне высились башни с коническими шпилями и концентрические стены крепости, защищавшей Приход. Крыша кафедрального собора и заветная колокольня виднелись за ними. Первое, что бросалось в глаза при взгляде на мост – это тёмная плёнка копоти, местами концентрированная в чёрные пятна. Приглядевшись, тут и там можно было заметить обугленные тела – следы огненного дыхания крылатой хозяйки моста. – Ублюдкам не повезло, – сказала Кайла, указав кинжалом в ту сторону. – Но нужно отдать им должное – сгорели, пытаясь прорваться. – Да уж, – Рамильда закусила губу. – Хорошо ещё, если кто-то был опустелый – для них хотя бы кошмар закончился. Обидно сдохнуть на подступах к цели. – Мир не привык прогибаться, подруга, – ухмыльнулась та. – Не хватило ловкости или ума в голове – сам виноват. – Или силушки, чтобы прогнуть этот сраный мир, – ощерился Хуберт. – Нашей хозяйки нет? – сказала Рамильда, оглядевшись. Вопрос, казалось, был риторическим. – Да, кажется, тихо, – кивнул Рю. – Завали хле… – Кайла осеклась. – Заткнись, восточный! Никто, сука, никогда не смеет это вслух говорить. Плохая примета. – Каждый грёбаный раз, – усмехнулся Хуберт. – Энцо, останься пока тут с Пауком и следи. Зора, давай на вон ту башню, заметишь виверну – труби в рожок и спускайся живо. – Кто-то стоит на площадке, – прохрипел Энцо, указав на противоположную сторону от ворот. – Пошли проверим, – бросила Кайла, направляясь туда. Рамильда кивнула и пошла следом. За воротами действительно оказалась залитый солнцем балкон, по бокам от которого две лестницы спускались вниз – к большой площадке, нависавшей над пропастью. Вдалеке виднелись горные вершины со снежными шапками, и проплывавшие под ними облака. Многочисленные солнечные лучи пронзали рваную завесу облаков наверху, резко выделяясь на их сером фоне в завораживающей игре света и тени. Свежий ветер ударил в лицо, и на пару мгновений Рамильда застыла, очарованная этой неповторимой красотой. Она не успела задаться вопросом, какой же подъём вёл к этим воротам извне: её взгляд упал на фигуру, стоявшую на площадке. У нижнего парапета, гордо выпрямив спину, стоял рыцарь в белом сюрко и обозревал раскинувшийся перед ним горизонт. Самой заметной деталью в его облачении был горшковидный шлем с красным пером сбоку – таким же, как у Рамильды. Всё его тело прикрывала кольчуга – хауберк и чулки, а поверх сюрко он носил меховое оплечье зелёного цвета. Левой рукой он придерживал большой круглый щит, а к поясу были привешены ножны с мечом. Заворожённый пейзажем рыцарь, казалось, совершенно не слышал приближения гостей, однако затем повернулся к ним и приветственно махнул рукой. На его сюрко был намалёван солнечный лик с волнистыми красными лучами – и ровно этот же символ украшал его выпуклый щит. Рамильде он был незнаком, а потому она не могла сказать, принадлежал ли этот человек к какому-нибудь ордену. Они застыли на ступенях, глядя на незнакомца. – Что за рыцарь, не знаешь? – тихо спросил Ксендрик. – Эмблема о чём-нибудь говорит? – Нет, абсолютно, – качнула головой Сванн. – Никогда такого не видела. – Что ж, попытаем счастья? – Угу. Она первая спустилась по ступеням навстречу рыцарю, подняв руку в ответ. – Здравствуй, незнакомец! – А! Приветствую! – донёсся молодой, приятный голос из-под шлема. – Вы отнюдь непохожи на опустелых. Хо, ну наконец-то! Я уже отчаялся встретить здесь хоть одну дружелюбную душу. – Похоже, сегодня тебе улыбнулась удача. Как твоё имя? Рыцарь приложил руку к сердцу и чуть поклонился. – Я Солер из Асторы, последователь Светоносного Владыки. А вы? – Рамильда Сванн, рыцарь Асторы, – улыбнулась она. – Ксендрик из Винхайма, к вашим услугам. – Очень приятно! Ах да, о господи! Простите мне мои манеры! – рыцарь снял топфхельм и явил всем своё лицо. Он был молод, с короткими, густыми соломенными волосами, гладко выбритый и с неотразимой улыбкой. – Гляжу, у вас здесь чудная компания: чародей из Винхайма, два рыцаря Асторы, мм! Редкая удача. Он подошёл ближе, протягивая всем руку. – Да, компания весьма пёстрая, как ты изволил заметить, – кивнула Рами, пожав его ладонь. – А куда держишь путь, Солер? – Хороший вопрос, – рыцарь качнул головой. – Ответ очень прост: я стал нежитью и добровольно отправился в Прибежище, которое вам, уверен, хорошо известно. А уже оттуда – в сей прославленный край, родину лорда Гвина, чтобы найти своё собственное солнце, – он говорил без патетики в голосе, но совершенно серьёзно. Поймав на себе слегка недоумённые взгляды, Солер усмехнулся продолжил. – Вам это кажется странным? И правильно кажется! Не стоит стесняться, на меня постоянно так косятся. Он хохотнул, и этот чистый, добродушный смех немедленно очаровал Рамильду. – Так вы смогли оттуда сбежать? – наклонил голову Ксендрик. – Подвиг не из лёгких. – О, так я вас не отпугнул? – Отнюдь, – усмехнулась в ответ Рамильда, не сумев сдержаться. – Ты ведь тоже, вижу, совсем не опустелый. Солер снова рассмеялся и покивал. – Как видите. Да, я заявился туда с оружием – я и в клетке-то не успел толком посидеть. Демон там был злющий – еле ушёл! Но паломничество своё совершил. Жаль только, там некого было спасать. А ваши цели здесь каковы? – Пытаемся найти источник проклятия и развеять его. А в качестве первого шага нам нужно прозвонить в колокол на той стороне. Ты ведь слышал о пророчестве? – О, разумеется! Знаете, у меня есть предложение к вам. Если уделите мне минуту внимания, разумеется. – Конечно, – заверил его Ксендрик. – Как мне видится, наши судьбы, должно быть, тесно переплетены: мы все побывали в Прибежище, мы все отправились сюда, чтобы узнать о своей судьбе и попытаться исполнить пророчество. И мне подумалось, что кому как не мне попытаться добиться какой-то правды и снять проклятие. Это ведь благородная, достойная цель для рыцаря, вы не находите? – Это благородная цель для кого угодно, – отметила Рамильда. – Верно. Так вот, мне видится, что это едва ли совпадение. Если вы согласны, я обещаю вам помогать в вашем путешествии. Мы все идём одной дорогой, так что нет смысла нам идти порознь. Мне, признаться, было слегка тоскливо оттого, что я был на этом пути один, а тут – какая удача! Узнаем истину вместе, что скажете? – Удача, действительно, – кивнула Рами. – Звучит неплохо: нам не помешает ещё один верный меч. – Это верно, – согласился Ксендрик. – Рад слышать, что вы так считаете, – Солер наклонил голову и усмехнулся. – Знаете, люди обычно считают меня чудаком, да чего там – я и правда чудак. В общем… если вы согласны, я готов предложить свой меч прямо сейчас. – Я совершенно не против, – кивнул чародей. – Я тоже, – добавил Рю. – Ты, думаю, знаешь своё дело, раз добрался сюда один и всё ещё не опустел. – Не имею возражений, друг-рыцарь, – сказал Самерсет. – А из какого ты ордена? – спросила Рами. – Или это собственный герб? – О, если вам незнакома эмблема на моей груди, то спешу сообщить, что это символ Солнечных рыцарей, символ нашей верности Солнцеликому Отцу и лорду Гвину. – Что ж, добро пожаловать в отряд, – Рамильда стянула перчатку и с улыбкой пожала ему руку. – Сердечно благодарю! – Должно быть, сам Владыка пролил свет на наши пути, чтобы они сошлись, – подала голос Габи. Она смотрела на Солера совершенно заворожённо. – Истинно так, мой друг! – радостно ответил рыцарь. – Я знал, что найду с вами общий язык. Некоторые встречные здесь смотрели на меня так, будто хотели сварить из меня похлёбку прямо на месте, ха-ха-ха! – Боюсь, было бы невкусно, – усмехнулся Ксендрик. – О, совершенно, – помотал головой Солер. – Вы не представляете, какие у меня жёсткие кости и хрящи. Ну что ж, в таком случае быть посему, и да начнётся весёлая взаимовыручка! Рамильда посмеялась. – Думаю, тебя стоит посвятить в наши ближайшие планы. Мы собираемся идти через мост. Ты ведь видел тут красную виверну? – О да! Мимо демона-тельца я, конечно, смог пробраться, хоть и не без труда. На рассвете мы пободались и разошлись, сильно потрепав друг друга. – Ты вышел на тельца один?! – У меня не было выбора, – пожал плечами Солер. – Я, конечно, не лыком шит, но я всего лишь одинокий рыцарь. Поэтому, когда мы с ним вступили в единоборство, никто не смог одержать верх – я прорвался к привратной башне, а он отступил вон в ту, дальше по стене. Мы друг друга знатно поранили, так что у меня эстуса осталось всего-ничего. – Тебе перелить? – одновременно спросили Рю и Рамильда и переглянулись друг с другом. – Буду бесконечно благодарен. Но не отнимайте слишком много у себя, прошу. – Давай сюда фляжку. – Сир Солер, а сейчас вы уже не ранены? С вами всё хорошо? – обеспокоенно спросила Габи. – Нет-нет, со мной уже всё в порядке, не волнуйтесь, – на его лице снова появилась неотразимая улыбка. – Но если вдруг станет худо, я буду знать, на кого рассчитывать. – Буду очень рада вам помочь. – Скажите, а кто у вас за главного? – У нас нет как такового лидера, – ответил самурай. – Все решения мы принимаем совместно. Но в бою командовать доверили мне. – Хорошо, – кивнул солнечный рыцарь. – Значит, собираетесь идти против виверны? – Мы собираемся проскочить мимо виверны, – уточнил Ксендрик. – Разумно в нашей ситуации. А какой ваш план? – Собираемся идти прямо сейчас, пока виверны нет. Если она внезапно вернётся, наши товарищи обещались нам помочь и отвлечь её на себя. В любом случае мы рвём когти до середины моста, там ныряем в лаз, который ведёт на нижнюю секцию, и бежим по ней до той стороны. – Ага, вот как. Я вас понял. На всякий случай имейте в виду: я имею честь быть чудотворцем. Я практически не владею лечащими чудесами, но научен метать молнии, к которым уязвим всякий драконид. Так что в этом вопросе можете на меня рассчитывать. – Учтём, – кивнул Кацумото. – Если виверна прилетит, будешь прикрывающим. – Всенепременнейше. Итак, мы идём? – Да. Выдвигаемся. Солер в последний раз оглянулся на солнце за облаками и далёкие горы. Затем совершил странный жест, вытянув руки вверх и в стороны, надел шлем и последовал за остальными мимо Рамильды. Рыцарша проводила его взглядом: Солер действительно казался чудаковатым, но создавал сугубо положительное впечатление. На подобных ему она привыкла смотреть настороженно: слишком уж часто за высокими словами людей крылся напускной героизм и фальшивое благородство. Но солнечный рыцарь отнюдь не производил впечатления лжеца или тщеславца, более того – похоже, ему не чужда была самоирония. В его словах Рамильда не расслышала фальши – оставалось надеяться, что он окажется хорош в бою. Сванн сама задержалась, глядя на необъятный пейзаж. Она хотела вобрать его в себя перед схваткой – пропустить через душу этот редкий момент первозданной красоты, чтобы он отпечатался в памяти. Чтобы хватило сил победить и вернуться даже с порога смерти. Такие моменты были в числе того, ради чего стоило жить. Когда они подошли к Кайле, та указала на дальнюю сторону моста и проговорила: – Гляди, там парочка опустелых солдат. Бальдерские, кажись. – Вижу. Крылатой нет пока? – Нет. В засаде сидит, носом чую. – Ну что ж, была не была, – Рамильда тряхнула головой и обнажила меч. – Готова, подруга? – Пошли. – Энцо, прикрывай нас отсюда. Хуберт, Адам – вперёд. Они рассредоточились и побежали через мост. Вскоре двое солдат-арбалетчиков заметили их и вскинули оружие, но одного из них сразу нашла стрела Кацумото, а второй болт поймала щитом Рамильда. Не успел отряд достигнуть середины моста, как их слуха достиг сигнал рожка с башни и громогласный окрик Энцо: – Виверна-а-а!!! – Берегись! – крикнула Кайла. – Бегом к лазу, скорее! Отряд припустил пуще прежнего. Сзади раздался громогласный рёв, и из-за башен, взмахивая могучими крыльями, вылетела красная виверна. Она гигантской тенью пронеслась над башнями, и все, кто достиг лаза, сбежали по лестнице в укрытие. Рамильда остановилась, понимая, что Габи не успеет, но тут клирика без спросу подхватил Хуберт и, закинув на плечо, словно пушинку, рванул к проходу и сиганул внутрь. Виверна спикировала к мосту и, разинув зубастую пасть, дыхнула пламенем – в последний момент Рамильда успела прыгнуть и скатилась по лестнице, ощущая жар драконьего огня. Поток пламени прокатился по мосту, сметая всех умертвий. Но этого никто из отряда уже не увидел – только сполохи огня и мечущиеся искры. Они очутились в коморке, находившейся внутри опоры моста. Кажется, все были целы. Очухавшись, Рамильда подняла голову в сторону Рю и выпалила: – Какой план? – Уходим через подбрюшье! – самурай указал на дверной проём, ведущий на нижнюю секцию. – Кайла, вы сможете отвлечь её отсюда? – Срань чёртова, – выругалась та. – Чуяла же, что сидит в засаде! Хуберт, давай наверх – разворачиваем тряпки и машем что есть мочи! Адам, пальни в неё магией на подлёте! Пошли, пошли! Хуберт снял с плеча два здоровых куска красной материи, которые они заготовили ещё вчера, и Кайла схватила одну из них – разбойники надеялись, что яркий цвет и громкие крики привлекут внимание виверны. Никто не знал, сработает ли это, но красные тряпки были их лучшим вариантом. Взбегая наверх, Кайла остановилась, махнула остальным рукой и прокричала: – Дуйте что есть мочи! Ни пуха! Отряд не стал терять времени, и Рамильда припустил за товарищами. Последним, что она услышала в коморке, был громогласный крик Хуберта: «Эй ты, красная образина, а ну лети сюда!». Виверна пролетела над мостом в обратную сторону, и снова раздался гул пламени – отряд едва достиг середины второго пролёта. Впереди, на краю утёса, виднелось основание башни и открытая дверь, выходившая на подбрюшье моста – та, через которую защитники крепости могли делать вылазки. Они были уже близко, когда случилось худшее: красная охотница заметила их, пошла на снижение и теперь летела вдоль моста, готовясь спалить весь отряд. Самерсет достиг двери первым, Рю помог добраться Габи и вбежал следом, вскидывая лук. Тут Ксендрик споткнулся об камень и упал перед Рамильдой, чуть не свалившись в пропасть – в последний момент Сванн схватила его за плащ и удержала от падения. – Держись! Она рванула волшебника вверх, понимая, что сейчас в них дыхнут пламенем, и бросилась с ним вбок, надеясь укрыться за подпоркой. В этот миг Солер, замыкавший отряд, развернулся к виверне: в руке у него блистал и искрился молниевый перун. Размахнувшись для броска, он метнул молнию, та угодила прямиком в голову виверны, и крылатое чудище, заверещав, взмахнуло крыльями и в панике улетело наверх: оно совершенно не ожидало, что его попытаются сразить древним оружием Гвина и его рыцарей. На секунду Рамильда застыла в восхищении. Всё ещё придерживая Ксендрика, она побежала к заветному проёму, пока у них появилась возможность, и через несколько мгновений они были в безопасности. Солер, забежав внутрь, захлопнул дверь, и они оказались в полумраке подвального помещения. – В порядке? – спросила Рами, тяжело дыша. – Да, – выдохнул чародей. – Спасибо тебе… И вам, Солер. Это было потрясающе. – Вы были просто великолепны, – проговорила Габи. – Я уже забоялась худшего. – Всегда пожалуйста, но пока слишком рано меня хвалить, – ответил Солер, чуть наклонившись, чтобы отдышаться. – Там наверху ещё наверняка будут солдаты. – Подождём немного, пока виверна успокоится, – сказал Рю. – Потом наверх. Все целы? Ему ответили утвердительно. Некоторое время они ждали внутри, слыша то и дело, как чудовище орёт над мостом. Время от времени раздавался грохот откуда-то сверху – виверна, судя по всему, садилась приземлялась на надвратную постройку и снова взлетала. По прошествии нескольких минут шум начал удаляться и вскоре исчез совсем. Издалека раздался знакомый, приглушённый рёв. Всё стихло. Рю и Солер, сбегавшие на разведку наверх, сказали, что виверна, по-видимому, улетела. Поднявшись по лестнице, они вышли наружу и оказались внутри замка, за первой линией стен, посреди мощёной дорожки, которая вела от внешних ворот Прихода ко внутренним. Всё это пространство представляло собой один большой барбакан. Выйдя из прохода, Рами тут же крутанула головой: слева от них, у открытых внутренних ворот, два опустелых арбалетчика уже присели на колено. – Слева! – крикнула рыцарша, закрываясь щитом. Молния Солера немедленно полетела в одного из стрелков, убив его на месте. Второй выстрелил мимо щитовиков, и Рами услышала характерный металлический звон – ей не нужно было оглядываться, чтобы понять, что болт срикошетил от шлема Кацумото. Она выждала пару секунд, чтобы дать самураю линию для ответного выстрела – шиловидная стрела угодила арбалетчику в сердце. – Ксендрик, за мной туда! – скомандовал Рю, указав на большую круглую башню напротив. – Остальные в ворота, ждите сигнала! Рамильда, командуешь! – Есть! – бросила Рами, вставая бок о бок с Солером. Она поняла замысел самурая. – Сомкнём щиты. Солер кивнул, Самерсет занял позицию сзади неё. Габи взялась за речитатив, сплетая чудо, и Рамильда вспомнила эти строки, слышанные ей ранее: эти чары были сродни Слову исцеления – они были слабее, но растянуты во времени, медленно заживляя мелкие ранения и приглушая боль. Из-за ворот донёсся гулкий, зловещий звук: кто-то трижды ударил в гонг, поднимая тревогу. Там, на вытянутом дворе, уже мельтешили умертвия. Услышав звук самурайского рожка, Рамильда набрала в грудь воздуха и коротко скомандовала: – Вперёд! Сохраняя построение, они взбежали по большим закрученным ступеням, и оказались за воротами. Это оказался длинный промежуточный двор: на другом его конце стояли очередные ворота, за которыми находился вожделенный собор. Справа – вторая линия стен и башни, слева – высокие постройки, стоявшие вдоль первой линии. Впереди же дорога переходила в длинную, широкую лестницу с площадкой посередине, над которой перекинулся мостик между двумя зданиями. На этот мостик как раз выбегали арбалетчики. Группа опустелых пехотинцев собиралась внизу, под командованием очередного офицера – очень важного, судя по доспехам и выцветшим перьям на шлеме. Но сейчас не они привлекли внимание бойцов больше всего. С лестницы прямо на них бежал огромный вепрь. Это был не демон, нет – самый обыкновенный зверь, но он был громадных размеров и с головы до хвоста закован в пластинчатую броню. Он стремительно нёсся в их сторону. Быстро скосив глаза вправо, Рами увидела возможность для укрытия: колоннаду, которая поддерживала часть здания, пристроенного к стене. Но они не успевали до неё добежать. – Рассыпаться! – выпалила она, приготовившись прыгать влево.

***

Громкий металлический звук ворвался в подземную крипту. Пыль столетий взметнулась с истёртых плит. Из вековечной тьмы, на самой грани сознания, блеснула мысль: «Тревога». Звук повторился дважды, и тёмная громада, лежавшая на постаменте в дальнем конце подземелья, шевельнулась. Лязгнули старые доспехи, и из-под закрытого шлема донёсся вздох. Он пробудился. Старый воин не ведал, сколько продолжалось его забытье. Мрачный гул гонга, давно позабытого бальдерского гонга, разорвал вековую тишину и вновь запустил поток мыслей в голове. Странное чувство небытия одолевало его ещё несколько мгновений – слишком долго продолжался сон, в который он погрузил себя когда-то. В который ушёл до иных времён, когда мир изменится. Теперь же гонг снова звал его на битву. Он знал, что этого не могло быть. И всё же реальность была неумолима. Кто мог остаться из тех, кто знал, как подать сигнал? Или это была очередная злая шутка проклятия, оставлявшего его опустевшим товарищам каплю себя прежних? Всего лишь каплю – но столь узнаваемую. Бальдерский гонг замолчал навсегда. Он знал это, как никто другой. Он сам был свидетелем великой катастрофы. Он отправлялся со своими братьями следом за королём-рыцарем в последний поход. Он шёл через дождь и снег под чёрными знамёнами с белым древом. Он видел, как эти знамёна падали одно за другим, а пурпурные плащи, его названные братья-рыцари, становились жертвами проклятия – следом за солдатами, следом за своим королём. Долгий поход сквозь снега и дожди. Стычки в предгорьях и в Долине Дрейков. Город на скале – тот, где начался роковой распад. Битва на мосту и бой у ворот. Штурм собора – последний, отчаянный рывок, обернувшийся полным фиаско, последний бой короля Рэндалла. Армия пала жертвой проклятия и обратилась сама на себя – он видел всё это своими глазами, он сам запечатал саркофаг короля и сам отступил от Прихода с последними оставшимися рыцарями. Но ведь это было ещё не всё. Он помнил этого гиганта из Беренике, который нашёл их потом – разбитых, потерянных, на грани отчаяния. Помнил ещё один штурм проклятого собора и сладкий звон большого колокола, хотя детали той битвы безнадёжно ускользали от него – после многих смертей тёмная метка брала своё. Помнил, наконец, высокую цитадель – последний рубеж на пути к Анор-Лондо. И то поражение, которое они потерпели там. Один за другим, Пурпурные плащи сгинули в тех стенах. Сгинул и тот рыцарь в воронёных латах, поведший их за собой – цитадель стала их общим мавзолеем. Тогда, за гранью пролетевших дней и лет, он единственный остался жить. Он вынес из крепости тех, кого мог, подарив им последнюю милость. Он принёс их сюда, в эту заброшенную крипту, и положил на постаменты с оружием в руках – почивать в тихой и печальной гордости, пока мир не изменится, и горы не рухнут в море. А потом он лежал и лежал в своём одиночестве, размышляя о долге – последнем, что у него осталось. И погрузился в сон – непробудный, долгий и совершенно пустой. Он оставался один. Последний воин мёртвой земли. Когда?.. Сколько прошло дней, месяцев… лет? Усилием воли он вырвал себя из полузабытья и привёл мысли в порядок. Он распрямился, стряхивая с доспехов ворох вековой пыли, расправил плечи и огляделся: тела его погибших братьев всё так же окружали его, лёжа на постаментах. В темноте крипты, куда сверху проникал лишь слабый свет, он видел лишь их очертания: время давно превратило их в истлевшие скелеты. Как же проржавели их доспехи!.. На удивление, его оружие и броню течение времени затронуло куда меньше, хоть и оставило явные следы. Это было крайне странно, но сейчас не это занимало разум рыцаря. Сверху донеслись гортанные крики – верный признак близости опустелых. Шум бегущих ног и лязгающих доспехов. А потом, совершенно внезапно, живые голоса. Они, вне всякого сомнения, принадлежали тем, кто ещё не стал пустой оболочкой самих себя. Он поднял свой большой шестопёр и осмотрел его на скудном свету: оружие было в порядке, но обитая бронзой рукоять покрылась зелёной патиной. Башенный щит, пропитанный чарами, защищавшими от магии, был в порядке. Продев руку в ремешки, воин поднял его, перехватил булаву и направился наружу. Вопросы подождут. Долг снова звал его, и он предельно ясно знал, что делать.

***

…С башни прилетела стрела Кацумото и отскочила от брони вепря, сломавшись надвое. Рамильда рванула в сторону – напрасно: Самерсет вышел вперёд, став единственной целью для вепря. Он попытался ударить ему по ногам, пользуясь длиной двуручника и сместившись вправо в последний момент, но ушёл недостаточно. Бронированный зверь врезался в него, мотнув головой, и рыцарь отлетел наземь, а через пару мгновений уже оказался под копытами чудища. Два стрелка на мосту разрядили арбалеты в устоявших, но впустую. – Лучник справа! – крикнул Солер. Сванн едва успела повернуться и закрыться щитом: из бойницы башенки справа в неё выпустили стрелу. В здании с колоннадой виднелся проход, через который явно можно было добраться до супостата, но сейчас некому было его достать: вепрь топтался по Самерсету, и нужно было срочно помочь рыцарю. Спереди на них уже бежали умертвия, и времени для манёвра оставалось мало. – К колоннам! – донёсся крик самурая с башни. – В укрытие! – К колоннам! – повторила Рами, смещаясь вправо. – Солер, помоги ему! Она попыталась уколоть вепря в глаз, но не сумела. Поворачиваясь всем телом, зверь боднул её в щит с такой силой, что рыцарша упала, в следующий миг её судьбу повторил и Солер. Габи как раз успела исцелить Самерсета, когда тот насилу встал и обрушил на вепря удар двуручника – тот словно не обратил внимания и продолжил теснить рыцаря, одновременно закрывая другим отход к колоннам. Громко визжа, он между делом ещё раз боднул Рамильду, не дав ей подняться, и только новый удар Лейтона отвлёк его. Отход провалился. Строй из четырёх умертвий был уже близко – два щитовика с мечами, алебардист сзади и пехотный офицер с длинным мечом – Рами опознала его по двум перьям на шлеме и перевязи через кирасу. Следом бежали ещё трое, и вот тут взгляд рыцарши упал на совершенно другую фигуру. Из бокового прохода под мостиком возник настоящий гигант в закрытом шлеме, закованный в полный латный доспех. В левой руке он нёс башенный щит с эмблемой Бальдера, а в правой – необычайно большую и длинную булаву: за счёт роста и сложения он явно мог позволить себе такое. За спиной у него развевался рваный пурпурный плащ – регалия рыцарей Бальдера. Отползая от мечущегося вепря, Рами стиснула зубы: этот великан грозил оказаться самым грозным противником, и если они не успеют разобраться с остальными до его прихода, то им конец. Она поднялась, и тут произошло неожиданное. Пока появившийся рыцарь оглядывал поле боя, те трое умертвий, что бежали сзади, вдруг остановились, поворачиваясь к нему, замерли на пару мгновений и молча ринулись в атаку на великана. Тот спокойным шагом двинулся им навстречу – вниз по ступеням, замахиваясь булавой. Рамильда вздохнула, когда его стремительный удар отправил первого мертвяка в полёт до стены. Через секунду великан ударил в другую сторону и уничтожил череп второго опустелого. Рыцарша была поражена. Она не ведала, что это был за воин, откуда он взялся здесь и почему на него напали свои же, но сейчас на домыслы не было времени. – Назад, к Самерсету! – крикнула она, смыкая щиты с Солером. – Не расходиться! Отступив на несколько шагов, они приняли удар опустелых. Рю попытался положить одного на подходе, но промахнулся. Зазвенела сталь, затрещали щиты, и опустелые потеснили рыцарей. Опасно мелькавшая алебарда пару раз чуть не достала их, и Самерсет не мог к ним пробиться, отмахиваясь от вепря. В тот же миг в Самерсета прилетели два болта, и один ранил его ногу, а лучник с башни попал в Солера, однако стрела застряла в кольчуге. Рами вовремя подалась вперёд, пресекая атаку офицера, и еле успела закрыться от укола алебарды, грозившего прилететь ей в лицо. Солер прикрыл её, и обе стороны продолжили обмен ударами, пока стрелы отскакивали от доспехов. – Нужно их вскрыть! – выпалила она. – Пни среднего! Она пошла в отвлекающую атаку и заставила щитовика поднять щит. Солер воспользовался этим сразу же: закрываясь от алебарды сверху, он подошёл вплотную и пнул опустелого в грудь, повалив наземь и тут же уйдя в защиту. Алебардист не дремал: он в мгновение ока зацепился навершием за кромку щита Рамильды и с силой рванул на себя: ей пришлось вытянуть руку и выпустить щит, чтобы не упасть. Перехватив меч обеими руками, она вовремя парировала укол в лицо и отступила под прикрытие Солера. Атака провалилась, но долгожданная помощь наконец пришла: сверкающее копьё души уложило второго щитовика и алебардиста. Рыцарша быстро глянула вбок, чтобы оценить обстановку: таинственный рыцарь в пурпурном плаще уже расправился со противниками. Он налетел на вепря сзади, врезав ему по хребтине. Тот взревел и разъярился пуще прежнего: откинул Самерсета мощным ударом и тут же развернулся к великану, обрушив на его щит мощные клыки. Два болта, прилетевшие в спину бальдерца, не пробили тяжёлых лат. В тот же миг очередная стрела вошла Солеру в плечо, рыцарь коротко вскрикнул, и белое сюрко обагрилось кровью. Опрокинутый щитовик уже поднимался, готовясь атаковать Солера – Рами рванула на опережение, однако её перехватил офицер, молниеносно переместившийся влево. Они скрестили клинки. Обменявшись серией ударов, оба взялись второй рукой за клинок в технике полумеча, как учили при поединке против хорошо одоспешенного противника, и продолжили бой, смещаясь вправо. В воздухе снова просвистели стрелы – кажется, Рю и Ксендрику удалось избавиться от арбалетчиков на мостике, а пурпурный рыцарь и Самерсет продолжали валить бронированного вепря. Офицер был хорош, чертовски хорош – его техника была почти безупречна, и Рамильда насилу справлялась с его атаками и обводами. Проведя обманный укол, опустелый отступил на шаг, перехватывая меч, и молниеносно рубанул – Рами не успела парировать и просто подалась назад. Щёку ожгла вспышка боли – остриё вражьего меча цепануло её самым краем. Офицер тут же ударил ещё раз, Рамильда крутанула мечом, отбив клинок книзу, продолжила движение и резким контрударом долбанула по шлему противника. Это не причинило вреда, но пошатнуло его и дало ей лишнюю секунду. Снова перейдя на полумеч, она связала вражий клинок и загнала остриё меча в бедро офицера. Противник отступил к колоннаде, подоспевший сверху алебардист оттеснил её, и Рами разумно отступила. Краем глаза она заметила, как в бочину вепря прилетела жёлтая молния, причинив ему большую боль. Разъярённый зверь тут же отпихнул Пурпурного рыцаря, развернулся и бросился к Солеру. Пока раненый офицер потянулся за эстусом, Рами бросилась на помощь. Вепрь оказался быстрее: Солер успел лишь закрыться щитом и отлетел от страшного удара, кувыркаясь по мостовой. Габи с криком ужаса побежала к нему. Рыцарь в пурпурном плаще с разбегу врезался в бок вепрю, пошатнув его. Прежде чем Рами подоспела, он обрушил град смертоносных ударов на голову чудища, вминая защитные пластины, и с очередным ударом вепрь рухнул наземь, гремя бронёй. Рамильда резко развернулась: офицер с алебардистом были близко. Ксендрик и Рю достали алебардиста стрелами, и налетевший следом Самерсет связал его боем, но оставалось ещё несколько секунд, пока подоспеет Пурпурный рыцарь. Отступи она сейчас – и офицер развернётся на Самерсета. Она решила играть на контратаке. Офицер изготовился для выпада, и Рами направила меч остриём вниз, готовясь отразить укол восходящим ударом. Клинки пришли в движение, и в неизмеримо малую, критическую долю секунды Рамильда разгадала финт противника: он прерывал укол, изменяя траекторию меча для косого удара сверху, прямо в её шею. Вовремя изменив движение, она крутанула меч, перенося ногу влево, заблокировала клинок офицера резким перекрёстным ударом, и лезвие отцовского меча вгрызлось в шею противнику. Продолжая движение, она поднажала, всё ещё связывая его клинок, повалила офицера наземь и, направляя меч второй ладонью, вонзила его в глазницу опустелому. Пока Самерсет добивал алебардиста, она выдернула клинок и обернулась: Пурпурный рыцарь подбежал к ней, закрывая Рамильду щитом от лучника в бойнице. Габи уже была подле Солера, спасая солнечного рыцаря. Переглянувшись с Пурпурным рыцарем, Рами коротко кивнула, и они вдвоём взлетели вверх по лестнице, в башенку. Вскоре с лучником было кончено. Они удостоверились, что наверху больше не осталось противников, и спустились к остальным. Теперь Рамильда смогла подробнее рассмотреть таинственного рыцаря, пришедшего к ним на помощь. Его шлем представлял собой топфхельм, похожий на солеровский, но куда более утончённой работы, с фигурным бронзовым перекрестьем вокруг глазных прорезей. Латные доспехи, изрядно побитые, носили на себе следы многочисленных боёв, как и испещрённый царапинами щит, покрытый тонким слоем металла. На чёрном поле щита красовалась слегка потёртая эмблема Бальдера – стилизованное белое древо с пышной кроной. Рамильда, будучи подкованной в геральдике, легко её узнала, хоть никто и не носил этот символ в землях живых вот уже сотню лет. Его шестопёр был на порядок больше обычной булавы – как раз под его руку и размеры. К месту событий как раз подбежали Кацумото и запыхавшийся Ксендрик: беготня по лестнице явно тяжело далась чародею. Габи и Солер тоже направлялись к ним. – Солер, вы в порядке? – обеспокоенно спросила девушка. – Да, большое вам спасибо, вы меня, хе-хе, из пасти смерти вытащили, смел бы сказать. – Просто когда… когда это чудище влетело в вас, я подумала… подумала… – О, нет-нет, разве может он убить рыцаря Солнца, когда ему помогает столь отважный чудотворец?.. Ха-ха-ха, ну уж нет! Габи кивнула с нервной улыбкой. Достав чистую тряпицу из сумки, она прикоснулась к щеке Рамильды, вытирая кровь. Легко улыбнувшись клирику, Сванн кивнула с беззвучным «Спасибо» и самую малость отпила из фляги с живым огнём. Несколько секунд она глядела на рыцаря в пурпурном плаще, пытаясь подобрать слова. В ответ он тоже воззрился на неё. – Как твоё имя? – спросила наконец Рами. – Моё имя Экберт, – раздался голос из-под шлема – низкий и с хрипотцой. – Последний рыцарь Бальдера. Что привело вас сюда? – Мы идём к колоколу. – Ну, мы, как и многие… пытаемся исполнить пророчество, – выдохнул Ксендрик, опираясь на посох. Экберт испустил долгий, тяжёлый вздох, всё так же изучая их взглядом. Он молчал. – Как получилось, что ты не опустел? – спросила Рами. – Ты носишь цвета Бальдера и рыцарский плащ – ты правда из них? Из Пурпурных плащей? – Верно. Из рыцарей. Я остался одним из последних… в своё время. Другие погибли у меня на глазах. – Как давно вы здесь? – поинтересовался Ксендрик. Рыцарь ответил не сразу. – Сколько времени прошло с похода короля Рэндалла? – Сто лет, – ответила Рамильда, всё ещё поражённая зрелищем, которое видела перед собой. Всё это казалось слишком невероятным. – Сто лет?.. Да. Теперь понятно. – И ты… смог сохранить разум всё это время? Как у тебя это вышло? – Наш поход потерпел поражение. Сначала король-рыцарь, а потом Железный Таркус и мои оставшиеся братья – все пали жертвами проклятия. Я оставил бесплодные попытки развеять его. И, будучи уже мёртвым, я решил уподобиться истинно мёртвому. Погрузив себя в летаргический сон. Не могу… объяснить этого подробно. Звуки вашего боя пробудили меня ото сна. – И долго же вы спали? – спросил Ксендрик. – Все эти сто лет? – Почти. Времени между двумя попытками убить проклятие прошло немного. – Любопытно. И что же вы собираетесь делать теперь? Экберт несколько секунд смотрел на них, будто бы оценивающе. – Как я вижу, и по сей день есть те, кто пытается исполнить пророчество. Те, кому удалось добраться досюда целыми. – Да. Человечество не отчаялось. – Думаю, стоит понаблюдать за вашими попытками. Быть может, к чему-нибудь они приведут. – А что в том тебе? – спросила Рами. – Хочешь наблюдать за тем, как мы или победим, или потерпим фиаско, пытаясь? – Ну, – протянул Ксендрик, – я думаю, господин рыцарь хочет помочь, но ему тяжело выразить это таким образом. – В этом мой долг. Время могло заржавить доспехи и изъесть память, но оно не может изменить того, кто я есть. До сих пор лишь отряду Железного Таркуса – нашему отряду – удавалось подобраться к вратам Золотого города. Не знаю, в той ли мере вы сильны, чтобы пройти той же дорогой. – Ты говоришь про Анор-Лондо, верно? Рыцарь кивнул. – А этот Таркус – кто он был? – Он был последний из отряда рыцарей, пришедших из Беренике. Примерно за десять лет до нашей экспедиции. Самый упорный и могучий из всех. – Вот оно что. И вам… вам удалось прозвонить в колокола пробуждения? – Да. Когда войско Бальдера разбили, нас оставалась лишь горстка рыцарей. Таркус отыскал нас и вновь повёл к нашей цели. К тому времени он уже прозвонил в нижний колокол, а с нами прорвался и к верхнему, – он указал шестопёром в сторону собора. – Однако мы не смогли пройти через цитадель Шена и стража, который её охраняет. – Что за страж? И, раз уж на то пошло, как с этим связана цитадель? Она уже слышала от Ксендрика про цитадель Шена, о которой тому поведал Дориан, но прямая связь между ней и колоколами всё ещё оставалась мутной. – Это последняя крепость на пути к Анор-Лондо – она находится здесь, поблизости от стен Прихода. Похоже, колокола… открывают путь туда. А её страж – древнее существо, воин из стали, высокий, как башня. – Голем, иными словами? – уточнил Ксендрик. – Да. Он сторожит врата с незапамятных лет. – И много вас было в отряде Таркуса? – Десять рыцарей. В конце оставалось только двое – я и он. А до голема дошёл лишь я. И не смог его одолеть. – Ясно. Ну что ж, чем больше мы знаем о том, что нас ждёт впереди, тем лучше. – Для нас будет честью сражаться бок о бок с таким великим воином, – вставил Самерсет. Рамильда глянула в сторону: там, за лестницей, виднелись ворота к собору, перекрытые герсом. Снова обратившись к Экберту, она спросила: – Скажи, а ворота открываются ли с этой стороны? – Нет, – ответил рыцарь, помедлив. – Рычаг находится внутри надвратной башни, а туда нет хода. Придётся идти в обход. Король Рэндалл… погиб в бою за эти ворота. И опустел вскоре после. – Я читала, что проклятие затронуло ваше войско практически целиком – это правда? Оно вас погубило? – Оно. Мы несли потери – и кто-то погибал насовсем, а кто-то пустел, обращаясь против своих. – Скажите, любезный, – начал Ксендрик, – раз уж нам суждено было встретиться здесь, вы не смогли бы нас сопроводить до собора? Полагаю, вы знаете обходной путь. – Да. Но некоторые вещи я помню смутно. Что-то… могло измениться за эти годы. Но я готов провести вас, если вы твёрдо намерены штурмовать собор. – Что ж, это уже больше, чем мы смели бы рассчитывать, – улыбнулся чародей. – Как я могу к вам обращаться, мастер?.. – Ксендрик, к вашим услугам. – А вы, леди? – он повернулся к рыцарше. – Рамильда Сванн, рыцарь Асторы. Остальные представились в свою очередь. Экберт кивнул, обратил взгляд на тело офицера, лежавшее рядом, и подошёл к нему. На некоторое время он замер, вглядываясь в черты погибшего, и наконец поднял его меч и парой движений вытер с него кровь рваной тряпицей. Затем снял офицерский пояс с ножнами и вложил в них клинок. – Леофрик, – произнёс он. – Он был капитан пехоты и прикрывал наш прорыв к колокольне, когда погибшие при штурме восстали и обратились против нас, – с этими словами он приблизился к Рамильде и протянул ей ножны. – Возьмите. Вы смогли одолеть его – я видел ваш удар. Леофрик был очень искусным фехтовальщиком. Думаю, он хотел бы, чтоб его меч достался кому-то достойному. На несколько мгновений Рамильда замерла, ошарашенная жестом. Такого она совсем не ожидала, и поначалу просто неотрывно смотрела на украшенную рукоять меча – на её лице ясно читалось замешательство. Медленно вздохнув и моргнув, она подняла на бальдерца взгляд и произнесла: – Простите, сир Экберт, я… недостойна. Я не могу его принять. – Нет смысла хорошему клинку ржаветь впустую. Возьмите. Она поколебалась ещё несколько мгновений. Сванн не видела ничего выдающегося в своей победе над капитаном Леофриком: она понимала, что тот был очень опасным противником, но не привыкла приписывать себе громкие заслуги – её натура и воспитание попросту претили этому. И наравне с приятным чувством от похвалы она ощущала огромное смущение – рука попросту не осмеливалась принять протянутые ножны. В конце концов, решив, что отказываться от подобного невежливо, она взглянула на Экберта, коротко кивнула и взяла меч. – Благодарю, – сказала она, тут же пряча глаза. – Благодарю вас. – Нам не следует задерживаться, – произнёс Кацумото, оглядываясь вокруг. – Лучше продвигаться с боем, чем быть как на ладони. Соберём души и выдвигаемся. – Прежде чем мы двинемся, я обязан кое-что сделать, – сказал Экберт. Он заткнул булаву за пояс, повесил щит на спину и безо всякого труда поднял тело Леофрика вместе с доспехом. – Леди Рамильда, не составите компанию? – Вы… желаете похоронить его? – Да. Пусть он займёт место на том ложе, где прежде покоился я. Я думаю, было бы правильно, если бы вы присутствовали при прощании. Сванн кивнула. – Он был вам близок, сир Экберт? – спросила Габи, вставая рядом. – Вы позволите прочитать над ним молитву? – Он был моим товарищем до и во время похода. Что до молитвы – да, буду признателен. Рамильда то и дело смотрела себе под ноги. Пока они все спускались в крипту следом за Экбертом, какое-то тяжёлое чувство родилось в груди – чувство, которое она пока не могла полностью понять. Она не могла не сочувствовать доле Экберта и его друга, давно потерявшего разум, и ощущала знакомую горечь, пусть и приглушённую. Но было что-то ещё – нечто заставившее её содрогнуться, когда Пурпурный рыцарь уложил Леофрика на постамент. Глубинный ужас, который она не испытывала никогда прежде. Она обратила внимание на ещё четыре скелета в изъеденных временем доспехах, которые лежали на постаментах по бокам. Габи, сцепив пальцы рук, негромко читала заупокойную молитву. Могучий рыцарь снял шлем, и Рамильда отзеркалила его движение. В полумраке она отчасти разглядела его изрядно опустошённое лицо – с крайне нездоровым, зеленовато-коричневым цветом кожи, прильнувшей к костям. Острые черты лица были будто высечены из камня, а из растительности остались только поредевшие седые волосы и короткая бородка. Шрамы пересекали его бровь и щёку, а нос был переломан в паре мест – было очевидно, что он с ранних лет был на воинской стезе. Вполне возможно – всю свою жизнь. – Покойся с миром, Леофрик, – произнёс бальдерец. – Наше войско погибло, но поход продолжается. Он ещё раз оглядел своих покойных товарищей, надел топфхельм и направился к выходу из крипты.