Дети угасшей эпохи

«При дворе асторского короля вашему покорному слуге довелось наблюдать редкое и необычайное зрелище: мы стали свидетелем тому, как кузнец-волшебник создавал зачарованное оружие при помощи мерцающего титанита. Образованному читателю должно быть, разумеется, известно о титаните – редкой руде, обладающей магическими свойствами. Легенда, имеющая хождение на севере, гласит, что всякий кусок титанита – это осколок одной из больших титанитовых плит, которые в незапамятные времена были разбросаны по миру безымянным богом-кузнецом, мотивы о котором встречаются и в полуденном краю. Минерал, содержащийся в этой руде, пропитан сильной первобытной магией, и с помощью титанита опытный, знающий кузнец, может создавать оружие невиданной силы и крепости, либо же доспехи ему под стать. В иных осколках концентрация этого дремлющего волшебства настолько сильна, что она пронизывает каждую частичку титанита, отчего тот излучает нежно-голубой свет, за который и получил такое название. Это явление настолько редкое, что не всякий правитель может себе позволить оружие, обработанное этим материалом. Дело в том, что титанит не является металлом сам по себе – и создать оружие из чистого титанита невозможно. Однако с незапамятных времён, ещё со становления Лордрана, существует способ обработки титанита и последующего вкрапления его в металл, из которого сделано оружие или доспехи. Для этого, в свою очередь, необходим специальный горн с «магическим углём» - столь же таинственной субстанцией, которая при нагревании источает волшебную энергию. Эти угли бывают разных типов и обладают разными свойствами. Как правило, горн с магическим углём выглядит скорее как небольшая коробка. Избранным оружием явился длинный меч изысканной работы. На наших глазах в полумраке королевской кузни разворачивался окутанный мистическим флёром процесс. Сперва кузнец разогревал магический уголь до нужной температуры, отчего тот начинал светиться. Тот, что нам довелось лицезреть, источал белый свет – такие угли называются «божественными» и, как правило, являются собственностью церкви Белого пути. Затем в этот маленький горн помещался титанит. Далее начиналась самая сложная часть: раскаляя угли ещё больше, кузнец держал титанит щипцами и должен был поддерживать температуру определённое время, ориентируясь по свечению угля, после чего увеличивать её снова и поддерживать так же короткими промежутками. Только при правильно выдержанной обработке титанит мог превратиться в податливую ковкую субстанцию. Затем при помощи подмастерья, державшего меч на наковальне, кузнец подносил нагретый титанит к клинку под некоторым наклоном и начинал стучать по металлу точными, выверенными ударами. Все мы смотрели, как заворожённые: титанит в этом состоянии был невероятно гибким – постепенно истончаясь под ударами молота, он и вовсе становился невидимым. Тем самым кузнец обстоятельно «вковывал» обработанный титанит в уже имеющийся металл, временами давая клинку «отдохнуть», а между тем поддерживая титанит в должном состоянии. При этом он изредка использовал ещё и настоящую божественную силу – нечто вроде упрощённых чудес, какими пользуются клирики Белого пути, подобно тому, как кузнецы-чародеи из Винхайма пользуются колдовством при работе со своими углями. Когда процесс был полностью завершён, меч на первый взгляд был неотличим от своего прежнего состояния. И только опытный глаз кузнеца мог сразу различить лёгкий голубоватый блеск, появившийся у клинка. Оружие, получившееся при помощи «божественного» угля, позволяло своему владельцу одним ударом упокаивать нежить – такую, которую поднимают из могил богомерзкие некроманты. Свойства же мерцающего титанита делали его необычайно крепким, а удары, якобы – куда более смертоносными. Следует заметить, что существуют и другие виды углей – например, колдовские синие угли из Винхайма, фактически делающие оружие бронебойным и заряженным силой душ. Или обыкновенные магические угли, которые также придают оружию великую прочность при сохранении гибкости, что особенно важно для клинков, и при удачном ударе таким оружием можно вполне прорубить кольчужную броню. Однако ныне эти угли куда более редки, чем в те дни, когда ещё гордо стояло королевство Лордрана, ныне погубленное силой проклятия. И ходят легенды, что где-то там всё ещё покоятся артефакты из древних дней – горны с такими углями, знания о которых уже давно утеряны остальным миром, и сила которых могла наделять оружие ещё более невиданными свойствами».

– Казим аль-Букари, «Путешествие в страны Полуночи».

***

Через некоторое время они остановились у волшебного костра – попавшегося как нельзя вовремя в одной из башен внутренней стены. В замке ещё оставались умертвия, но Экберт сумел провести их мимо основных скоплений. Те, чьи фляги успели слегка опустеть, снова их наполнили, пока могли: в отсутствие хранительниц промежуточные костры горели очень недолго, и сгустившегося пламени хватало лишь на несколько глотков. После этого костры угасали, и требовалось подождать длительное время, прежде чем разжечь их снова. – В соборе снова нежить, – констатировал Экберт, наблюдая за внутренним двором из окна башни. – Судя по всему, снова наши солдаты. И даже рыцари. Тогда, сто лет назад, мы зачистили его с Таркусом, но, по-видимому, нежить снова туда забрела. – Мало удивительного, – отметил Рю. – За сто лет их могло там скопиться немало. Рамильда кивнула, наблюдая бесцельные перемещения умертвий. Башня, в которой они сейчас находились, равно как и все здания вокруг собора, стояла на большом каменном фундаменте, края которого уходили вниз отвесной стеной, под которой раскинулся лесной покров. От этого основания вовне отходила узкая стена с крытой галереей, которая как раз соединяла башню с большой площадкой, служившей боковым двором собора. Фронтальный находился с другой стороны. Среди группы опустелых, шатавшихся перед главным входом в собор, выделялся один в рваном выцветшем плаще. Когда-то он явно был таким же пурпурным, как у Экберта, но за долгие годы под солнцем выцвел до коричневато-красного. – Ещё ведь остались опустелые из твоих братьев? – спросила она, указывая на фигуру. – Вон, приглядись. Это ведь рыцарь? – Рыцарь, – кивнул Экберт. – Как решим идти, Рю? – Пройдём по галерее на боковой двор, – самурай указал в нужном направлении и принялся теребить подбородок. – Там пока пусто, но нужно опасаться охвата. Те, которые собрались у главного входа – они могут пойти на нас через сам собор, а могут и иначе, по переходам. Думаю, поступим так: Рамильда, Экберт и Самерсет идут спереди – основной кулак. Ксендрик и Габи – в середине. В арьергарде встанем мы с Солером: если понадобится помощь, мы поддержим вас стрелами и молниями, при этом сможем эффективно прикрыть тыл в случае охвата. Согласны? – Звучит хорошо, – кивнула Рамильда. – Пытаемся сразу прорваться наверх или действуем по обстановке? – По обстановке. Но лучше держаться узких пространств – лестниц, переходов. И ни в коем случае не разделяться. Самерсет, слышишь? – Я понял тебя, понял, – кивнул рыцарь. – Хорошо. Эстус все пополнили? Выдвигаемся. И приготовьте смазки: чувствую, они нам понадобятся.

***

Выхватив удар полем башенного щита, Рамильда, попятившись на пару шагов, опрокинулась от его силы. Самерсет кинулся наперерез рыцарю Беренике – великану под стать Экберту, в воронёных латах, вооружённому большой булавой, которая уже в следующий миг зазвенела об его двуручник. Бой давался им тяжело. Ворвавшись под своды собора, они расправились с первой волной рыцарей и пехотинцев, однако двое арбалетчиков на галерее сверху не давали им покоя, а прибежавшие в тыл умертвия связали Рю и Солера, ещё более усложнив картину. Один-единственный опустелый рыцарь, виртуозно владевший рапирой и баклером, связал Экберта так, что тот не мог помочь Рамильде и Самерсету против гиганта в воронёных доспехах, который ворвался в бой и сшиб Рами с ног таранным ударом. Он стоял под их ударами, как скала, и теперь снова опрокинул Сванн, пытаясь продавить линию. Крутанувшись на грудь, она приподнялась и увидела ужасное: два болта, выпущенных с галереи, вонзились в спину Кацумото. Самурай, схватившийся с алебардистом, пошатнулся, и его противник немедленно воспользовался этим: мощным ударом он вонзил остриё в грудь Кацумото, повалил его на землю и добил уколом в шею. Рамильда громко выругалась. Она успела заметить, как Солер расправился с одним из пехотинцев, оставшись наедине с двумя другими, и как исчезало тело Рю, рассыпаясь белыми огоньками. Нужно было срочно выправлять ситуацию. Подхватив щит, зачарованный Ксендриком, она ринулась на помощь Самерсету. Раздался протяжный свист, над головой у неё пролетела магическая стрела и по витиеватой траектории устремилась к галерее. Она взорвалась под потолком, рассыпавшись на дюжину голубых осколков, которые изрешетили арбалетчиков. Оттолкнув Лейтона, рыцарь в чёрном махнул булавой, и Рами приняла удар на щит – синяя плёнка, которой его окутал Ксендрик, позволяла ей блокировать даже самые сильные удары без последствий. Она попыталась достать великана уколом в лицо, но тот вовремя защитился. Бесполезно было молотить мечом по доспехам – приходилось выискивать возможность для хорошего удара по неприкрытой области, а башенный щит великана делал это невероятно сложным, в то время как его булава могла сильно навредить Рамильде вне зависимости от того, куда прилетит удар. – Самерсет, обводи! – крикнула Сванн. Она отступила под градом ударов, и Самерсет попытался фланкировать громадину, но рыцарь был слишком матёрым, чтобы дать себя зажать, и умело смещался из стороны в сторону. Краем глаза Рами заметила движение на галерее, и одного мимолётного взгляда хватило, чтобы осознать опасность – силуэт колдуна, над посохом которого уже светился голубой шарик. – Маг сверху! – предупредила она. Стрела души угодила в Экберта, дав его противнику хорошую возможность для атаки, но смотреть не было времени. Сзади звенела сталь – значит, Солер ещё держался, и нужно было наседать на рыцаря с булавой. У них наконец получилось: Самерсет, атаковав с фланга, заставил его открыться мощным ударом сверху, Рами стремительно вклинилась вплотную и вонзила клинок под латный подол, пронзая поддоспешник и нанося серьёзную рану в бедро. Она подставила щит под ответный удар, и Лейтон, воспользовавшись моментом, взялся за рикассо и вогнал меч в подмышку великану. Ксендрик выпустил стрелу наверх, в ответ вражескому магу, и тот не замедлил повторить его предыдущий манёвр: снова раздался характерный свист, с галереи прилетела кластерная стрела и взорвалась чуть сзади над их головами. Два осколка угодили в Рами со спины, и она вскрикнула от резкой, почти парализующей боли, пронзившей тело. Рыцарша рухнула на колено. Ещё один осколок прилетел в Самерсета, и секундной заминки хватило, чтобы рыцарь получил страшный удар в бок. Великан вложил в него всю силу, и Лейтон с помятой кирасой полетел на пол, выронив оружие. Боль стала нестерпимой, и Рамильда потянулась за эстусом: по счастью, рыцарь в чёрном и сам схватился за флягу с живым пламенем, давая им короткую передышку. Пока тепло разливалось по жилам, заглушая боль, она успела оглянуться и увидеть, как Габи начитывает слова целительного чуда над раненым Ксендриком, а меч Солера вонзается в горло очередному противнику. В этот миг слева раздался громогласный выкрик Экберта: – Дагоберт!!! Голос бальдерца был полон ярости. Хватая меч, Рами крутанула голову в его сторону: прямо на Экберта, между старыми скамейками и колоннами, по залу бежали два рыцаря в выцветших плащах, вооружённых мечами и каплевидными щитами с белым деревом. Их новый товарищ уже видел угрозу и смещался правее, обмениваясь ударами с противником, которого, судя по всему, узнал – если и не в лицо, то по боевой технике. Их могли в скорейшем времени разделить и добить поодиночке, не говоря уже об опасности сверху. – Ко мне! – крикнула Рами, поморщившись. – Собраться вместе! Поднимаясь, она всё ещё смотрела в ту же сторону, пока рыцарь в чёрном снова брался за оружие. Совершенно внезапно для всех из-за колонн появилась фигура в доспехах латунно-жёлтого цвета, с двумя кривыми мечами в руках. Выскочив сбоку от одного из опустелых рыцарей, этот некто нанёс два стремительных удара: один из его клинков кольнул рыцаря в щёку, даже несмотря на подставленный щит, а второй вонзился ему в шею. Похоже, и на этот раз у них появилась нежданная помощь. Самерсет, только что поднявшись на колени, откупорил фляжку с эстусом, и великан направился к нему. Рамильда с криком кинулась наперерез – тот остановил её взмахом булавы. Она отчаянно ударила в сторону головы, лишь бы на мгновение задержать рыцаря, но укол соскочил. Гигант сделал всего один шаг и следующим же взмахом врезал встающему Самерсету по голове. Тот не успел даже закрыться рукой. Крутанувшись, Асторец отлетел в сторону, упав на грудь, и лишь единожды дёрнулся. Отступая назад, Рамильда видела, как распадается его тело. – Солер! – выпалила рыцарша. Синяя плёнка на её щите исчезла. Клинок солнечного рыцаря и своевременная стрела от Ксендрика покончили с алебардистом. Солер уже спешил на помощь со сверкающей молнией в руке. – Именем Солнца, сгинь навеки! – крикнул рыцарь, метнув её в гиганта. Он глухо вскрикнул, остановившись на пару мгновений, и Рами наскоро оценила обстановку: Экберт ударил шестопёром в щит опустелого собрата, заставив его пошатнуться, и «латунный рыцарь», пришедший к ним на помощь, тут же налетел на него. Тот, кого бальдерец окликнул «Дагобертом», воспользовался шансом и мастерски всадил рапиру в зазор между наплечником и кирасой Экберта. Тот глухо простонал сквозь зубы и вновь пошёл на противника, оттесняя его дальше. – Я свяжу его, он слишком опасен! – крикнул он. – Займитесь большим! Солер уже бежал на великана с мечом в руке, указывая Рамильде траекторию своей атаки, и та отрывисто кивнула, поняв его намерение. Гигант снова начал смещаться, стараясь удержать их на одной линии, и тут очередная свистящая стрела осыпала их голубыми осколками. На этот раз по большей части пронесло, однако обоих всё равно слегка задело, и великан ринулся на Солера. Ксендрик не дал ему возможности ударить: воздев посох, он прошил его копьём души. Габи, отважно выбежавшая между Солером и Рамильдой, выкрикнула «Lux salutaris luceat!», и целительная энергия разошлась от неё кругом, придавая сил им обоим. Они схлестнулись с великаном, раз за разом пытаясь его обвести – маг наверху, судя по всему, отвлёкся на Экберта. Нервы у гиганта поистине были стальные: поражённый молнией и копьём души, он двигался и бил так же быстро, как если бы вовсе не был ранен. Но Солер оказался куда более внимательным бойцом, чем Самерсет, и не пропустил ещё ни одного удара. В какой-то миг на краю зрения показался «латунный рыцарь». Рамильда теперь сумела зацепиться взглядом за его окровавленные мечи: это были два шотела – сильно искривлённые клинки с заточкой по обеим сторонам и крайне опасным остриём, которым можно было достать противника даже через блок, если он не сумеет правильно их парировать. Оббежав великана с третьей стороны, рыцарь вонзил один из шотелов ему в бедро. Он заранее выставил второй для прикрытия: великан прорычал и отмахнулся булавой – удар был настолько сильным, что шотел вылетел из руки, и рыцарь, выдернув второй, поспешил отступить. – Валим его! – выпалила Рамильда и бросилась на таран. Солер среагировал мгновенно. Они вместе врезались щитами в гиганта, тот попятился, пытаясь удержать равновесие, и «латунный рыцарь» опрокинул его умелой подножкой. Воронёные латы загремели по полу. Отбросив меч, Рамильда выхватила кинжал, набегая на противника, однако тот не спешил сдаваться: он наотмашь ударил щитом, оттолкнув Рами на пару мгновений. Пока Солер пытался его достать, великан начал вставать и махнул булавой в сторону «латунного рыцаря» – тот мастерски отвёл удар шотелом. В ту же секунду в его руке блеснул мизерикорд, и он молниеносным движением всадил его в горло великану. Захлёбываясь кровью, тот снова рухнул и больше не поднимался. «Латунный рыцарь» поднял на них взгляд и отрывисто кивнул. Рамильда и Солер возвратили жест и вернулись в бой: оставался ещё Дагоберт и маг наверху. Ксендрик уже посылал в него стрелы-ищейки, огибавшие колонны на галерее, и колдун поспешил ретироваться. На глазах Рами два бальдерца, сошедшихся в поединке, обменивались стремительными ударами. Рыцарь с рапирой парировал баклером удар собрата, отступил под его напором, и выбросил клинок в опасном выпаде, чуть едва не попав в глазную прорезь шлема. Отбежав ещё на пару шагов, он ещё пару мгновений удерживал рапиру в угрожающей позиции, и они с Экбертом сверлили друг друга взглядом, застыв на месте… а потом он просто опустил клинок, расслабив обе руки, и выпустил баклер. Случилось невероятное, чего Рамильда попросту не смогла постичь умом: опустелый рыцарь открывался для удара. Он не финтовал, не готовил противнику ловушку – из этой позы он совсем не мог эффективно контратаковать, да и весь язык его тела говорил о смирении. Слишком уж красноречиво был брошен щит. Он склонил голову, как будто прося закончить всё это. Как будто какая-то часть его выхолощенной души проснулась на мгновение, то ли узнав друга из прежних дней, то ли просто желая поскорее распрощаться с кошмаром, сжимая в ладони меч даже в последние мгновения. Рами застыла, как вкопанная, не веря глазам. Экберт, выждав пару секунд, произнёс: «Как пожелаешь… Дагоберт». Он совершенно беспрепятственно подошёл к собрату и широко замахнулся. Тот не шелохнулся: ни разу, ни на какой дистанции его рапира не пришла в движение. Экберт со всей силы ударил ему по голове, ломая шею. Дагоберт дёрнулся в сторону и рухнул на холодный пол собора, как мешок с костями. Больше он не двигался. Мотнув головой, Рами стряхнула с себя потрясение: здесь у них ещё были враги. – Ты ранен? – спросила она. – Нога, – небрежно бросил Экберт. – Габи, помоги ему, – глядя на галерею, она направилась в сторону лестницы. – Наверх! Экберт, мы впереди, Солер – прикрывай тылы! – Хорошо! – ответил тот. – И вновь вы меня выручаете, сир Лотрек! – Я тоже рад встрече, солнечный, – донёсся хриплый, резкий голос из-под шлема. – После поговорим. – Эй, друг, у тебя что-нибудь есть, кроме мечей? – спросила Сванн, оборачиваясь на «латунного рыцаря». – Парочка бомб в сумке! – Готовь их! Солер, закинув щит за спину и заткнув меч за пояс, подобрал с пола алебарду упокоенного пехотинца и кинулся за остальными. Они беспрепятственно взбежали вверх по лестнице и оказались на той самой галерее, откуда в них стреляли. В той стороне, где стоял алтарь, она закольцовывалась вместе со стеной, образовывая апсиду, а в противоположном конце виднелась дверь в какое-то помещение – отряд направился туда. Из-за прохода доносился многоголосый гортанный хрип: они не могли пока видеть опустелых, но было ясно, что столпилось их там немало. Когда они подошли близко, Экберт вытянул шестопёр в сторону, как бы преграждая путь Рамильде, и та кивнула. – Выманиваем сюда? – Да. – Всем стоять на позиции! – сказала она. – Мастер Ксендрик, позвольте мне, – сказал Солер. – Сир Лотрек проследит за тылом, а я нужнее здесь. Чародей кивнул, и они поменялись местами. Изготовив щит, Экберт ударом ноги высадил дверь и шагнул в проход. Толпа опустелых, не меньше десятка, кинулась на него: они все были в лохмотьях, вооружённые ножами, топорами, обрубками мечей и прочими каркалыгами. Всё их оружие было окутано каким-то оранжеватым свечением – не иначе, чары колдуна были тому причиной. Первый упал с проломленным черепом, и по щиту бальдерца забарабанили удары. Шаг за шагом он отходил, и ещё один опустелый пал от его удара. Из-за стены поверх их голов прилетела стрела-ищейка и рассыпалась, угодив в щит Экберта, после чего один из опустелых, изловчившись, напрыгнул на бальдерца и всадил зачарованный нож ему в подмышку, без труда пробив кольчугу под латами. Врезав перчаткой в челюсть супостату, воин скинул опустелого и полностью отступил из прохода. – Бомбу! – крикнула Рамильда. Она всадила меч в брюхо первому вбежавшему умертвию, Солер уколом алебарды остановил следующего. «Латунный рыцарь», запалив бомбу, втиснулся между Габи и Солером и швырнул её в проход. Сосуд раскололся, заливая горючей смесью весь проход и всех, кто через него прорывался. Умертвия запылали. Они остервенело рвались вперёд, даже охваченные огнём, но в узком пространстве у них не было шанса против трёх умелых бойцов – ни разу более зачарованное железо не обагрилось кровью живых. Меньше чем через минуту вся орава валялась на полу. Экберт попросту скинул нескольких мертвяков с галереи, чтобы можно было протиснуться. Ступая по телам, избегая языков пламени, отряд ворвался в комнату. Колдун, посохом которого оказалось не что иное как трезубец, тут же вскинул руки вверх, подаваясь назад, и проголосил: – Стойте! Поговорим! Рамильда резко замерла, готовая в любой момент сорваться в атаку. Теперь они наконец смогли рассмотреть заклинателя вблизи. Первое, что бросалось в глаза – это диковинный закрытый шлем с тиарой, явно выше его головы, лицевая пластина которого была выполнена в виде маски с носом, бородой и целыми шестью глазами, производившими совершенно жуткое впечатление. Он был одет в странную помесь одежды и доспехов: на нём была длиннополая синяя ряса, расшитая золотом, поверх которой он носил подол из металлических пластин и многослойное фестончатое оплечье – всё это было такого же синего цвета и с золотистым фигурным кантом. На грудь ему спускалось огромное ожерелье из трёх лент, увешанных позолоченными бляхами, на каждой из которых красовался символ всевидящего ока. Колдун всё ещё держал руки поднятыми и выжидающе смотрел на отряд всеми шестью глазами своего шлема. Ксендрик, уперев руку в бок, приподнял бровь и озвучил всеобщий вопрос: – Так вы не опустошённый? Как интересно. – О, вы смотрите-ка, эмиссар захотел поговорить, – усмехнулся «латунный рыцарь». – Ну, вам решать, что делать с ним. – Почему бы и не поговорить, – произнёс Ксендрик, вставая возле Рами. – Давайте попробуем. Начинайте. Заклинатель с трезубцем кивнул. – Что ж, к сути. Я нахожусь в этой церкви с определённой миссией от своего господина. Моя задача состояла в том, чтобы наблюдать за происходящем в Приходе и докладывать обо всём его светлости герцогу. Я… не имел намерения вступать с вами в бой, однако решил предостеречься на всякий случай. От опустошённых мне никакой беды не грозило – я… умею их контролировать. А вот вы – дело другое. Просто неудачное стечение обстоятельств, такова уж моя миссия. В Лордране немало обыкновенных бандитствующих отрядов, не склонных к переговорам. Против конкретно вас лично я не имею ничего. Я думаю, мы… можем разрешить дело… не доводя до излишнего кровопролития. Ни мне, ни вам это не нужно. Я попытался от вас избавиться и проиграл, но я думаю, что мы все разумные люди. Если вы согласитесь меня отпустить, я могу передать вам кое-какую информацию, которая впоследствии может вам помочь. Рамильде стоило больших усилий успокоиться: она прекрасно понимала, что переговоры нельзя срывать и что колдун может оказаться им полезен. Но её всё ещё снедал гнев за то, что он способствовал гибели двух её товарищей. Мысленно она в который раз возблагодарила капитана де Планси: служба в его отряде хорошо научила её выслушивать всяких подонков и держать в узде желание прикончить их на месте. – Информацию насчёт чего, например? – спросил Ксендрик, наклонив голову. – Таких эмиссаров, как я – нас немало. Мы присутствуем практически во всех уголках Лордрана, пристально наблюдая за происходящим, записывая это и делая соответствующие выводы. Мы служим глазами и ушами нашего господина и исполняем его поручения. Я знаю, в частности, что вы уже засветились в городе нежити – мои источники мне об этом доложили. Я знаю также, что вы пытаетесь добраться до колоколов, а в Нижнем городе, где у вас может быть какой-то свой интерес, есть ещё один эмиссар, наблюдающий за кварталами и канализацией. Если вы позволите мне уйти, я позабочусь о том, чтобы при встрече с вами он вам не мешал. Также вы можете предложить какую-то свою цену, и я, в свою очередь, подумаю о том, разумна ли она в текущих обстоятельствах, и смогу ли я предоставить то, о чём вы попросите. – Предложение интересное. А ваш господин, герцог, о котором вы говорили – кто он? – Мы служим его светлости герцогу Ситу Белоснежному, – с нажимом произнёс колдун и выждал пару мгновений. – Надеюсь, это ответило на ваш вопрос? Рамильде захотелось усмехнуться. Выходит, шестиглазый эмиссар служил не кому иному как последнему древнему дракону – легендарному альбиносу Ситу, который некогда предал свой род и заключил сделку с Гвином, поведав ему о сокровенной слабости своих сородичей. Взамен после великой войны он получил от него титул герцога и обширные владения в Лордране. Он также был легендарным прародителем магии и основателем первой чародейской традиции, и винхаймская Школа Дракона носила своё название именно в его честь. Сложно было не обратить внимания на то, насколько его пышное именование, «Белоснежный», расходилось с обидным прозвищем «Нагой», которым его некогда окрестили в насмешку – ведь он единственный из всего драконьего рода родился без чешуи. По иронии судьбы, именно обидная кличка была известна куда больше официального прозвища. Выходило, что среди всего хаоса, творившегося в Лордране, герцог Сит восседал всё ещё твёрдо. – Как интересно, – задумчиво хмыкнул Ксендрик. – Вы служите белому дракону? – Всё верно. Вы находите это зазорным? – в голосе эмиссара звучала лёгкая усмешка. – Да нет. Просто очень уж интересная у вас служба. Мне, как выпускнику Школы Дракона, это особенно любопытно слышать, понимаете? – Безусловно. Что ж, надеюсь, мы пришли к соглашению? Ксендрик переглянулся с Рамильдой, и они обменялись кивками. – А какие у нас будут гарантии, что вы нас, например, не обманете? Может быть, вы нам оставите какую-либо… памятную вещь, которую мы сможем продемонстрировать другим эмиссарам? Знак доверия своего рода. – Требование насчёт некоего знака вполне справедливо. Что же, я могу оставить вам кольцо с печаткой, которое прочие эмиссары без труда узнают. С ним вас не тронут. – Это было бы вполне удовлетворительно. – Хорошо. Имейте, однако, в виду: я доложу своему господину о том, что произошло. Это входит в мои обязанности, и утаивать информацию от его светлости совершенно бесполезно. – Почему бы и нет. Мы понимаем. – Просто имейте в виду, что та гарантия, которую я вам дам, будет действовать определённое время. За то, что произойдёт потом, я не могу поручиться, потому что это будет зависеть от желаний и указов моего господина. Но, по крайней мере, некоторое время вы будете неприкосновенны. Он стянул с пальца перстень с массивной тёмно-синей печаткой, украшенной золотым изображением глаза, медленно подошёл к Ксендрику и протянул подношение. Тот с кивком принял кольцо. – Надеюсь, в будущем мы встретимся в чуть более благоприятных обстоятельствах, – сдержанно улыбнулся чародей. – Хотелось бы думать. Итак, я могу идти? – Да, разумеется. Доброй дороги. Они с Рамильдой и Экбертом расступились, образуя проход. Эмиссар почтительно наклонил голову. – Что ж, приятного дня. Он не спеша, осторожно прошёл мимо них, а выходя из комнаты, оглянулся, кивнул на прощание и удалился, ускоряя шаг. Рыцарь, пришедший им на помощь, заткнул шотелы за пояс и, скрестив руки на груди, покачал головой. – Значит, отпускаете в счёт будущего, – он очень неприятно усмехнулся. – Разумно, наверное. Хотя я с удовольствием прирезал бы ублюдка. Теперь все взгляды обратились на него. Лица нельзя было разглядеть за уплощённым, неподвижным фигурным забралом, усеянным отверстиями. Шлем и наплечники были украшены вытянутыми, слегка изогнутыми пластинками, а кираса выделялась тем, что на неё были наклёпаны дополнительные пластины, филигранно выполненные в форме одоспешенных рук, словно бы крепко объявших силуэт рыцаря. Для человека, облачённого в полный латный комплект, «латунный рыцарь» передвигался на удивление легко и непринуждённо – доспехи явно делались под него, да и сами, видимо, были не из слишком тяжёлых пластин. – Да, прошу прощения, – вздохнула Рамильда, кивнув новому знакомому. – Я думаю, нам стоит поприветствовать нашего неожиданного, но весьма приятного благодетеля. – Хе, наконец-то в ком-то проснулись манеры. – Простите, сир рыцарь, вы сами видели – у нас не было времени, – улыбнулся Ксендрик, кланяясь ему. – Как вас зовут? Рыцарь задрал голову, расстёгивая ремешок шлема под подбородком, и с хрипловатым вздохом стащил его с головы. Он оказался человеком средних лет – выбритое лицо выглядело довольно молодым, однако длинные волосы до подбородка основательно поседели. Он улыбался – естественно и при этом как-то недобро. Его острые, точёные черты лица, слегка нахмуренная переносица и пристальный, пронзающий взгляд создавали странное и будоражащее ощущение – будто какая-то скрытая злоба проглядывала через него. Не исключено было, впрочем, что это было ложное чувство: внешность часто бывала обманчива. – А вы, оказывается, посвятили себя богине? – спросил Ксендрик. Рами коротко глянула на чародея: эта его реплика ей ни о чём не говорила. Рыцарь, в свою очередь, пару мгновений смотрел на Ксендрика исподлобья. – Надо же, – усмехнулся он. – Кто-то узнал мои доспехи, – он слегка вытянулся, задрав подбородок, и произнёс следующие слова с определённой долей гордости. – Да. Я один из рыцарей Фины, как вы и предположили. Рыцарь Лотрек из Карима к вашим услугам. Он приложил руку к сердцу и слегка поклонился. Рамильда и остальные тоже представились, кроме Солера. Тот выступил вперёд, и когда Лотрек повернулся к нему, на лице у каримца снова появилась эта непонятная улыбка, но на этот раз она показалась более дружелюбной: – Ну что, солнечный? Гляжу, и ты в эту компанию затесался? – Да, как видите, сир Лотрек. Весьма приятно вас видеть здесь! – Спасибо в очередной раз за тот случай на дороге. Ты мне здорово помог тогда, – он полез в поясную сумку и извлёк оттуда круглый позолоченный медальон с эмблемой солнечных рыцарей, после чего продемонстрировал его Солеру. – Я всё ещё помню и всё ещё благодарен. – Ну что вы, не стоит так говорить. Это ведь вы мне помогли в весьма тяжёлой ситуации, – он повернулся к остальным, показывая ладонью на Лотрека. – Прошу простить, что сразу не сказал, друзья – это мой знакомый. Мы с ним сошлись по пути в Лордран, когда наши дороги случайно пересеклись, и попали… в передрягу. Вместе. По чистой случайности – он в свою, а я в свою. Но мы помогли друг другу выбраться из этого переплёта. – Какое очаровательное воссоединение друзей, – саркастично заметил Ксендрик. – Да-да, слышали, плавали, знаем, – покивал Лотрек, пряча медальон. – Хотел поинтересоваться, а что вас привело сюда? – То же, что и всех, я полагаю. – Проклятие, – пояснила Рамильда. – А-а, понятно. Гонитесь за пророчеством, – он покосился на Солера. – Ну что ж, цель достойная. – А вы, я так полагаю, нет? – спросил Ксендрик. Лотрек покачал головой. – У меня здесь есть… свой интерес. С пророчеством не связанный, по счастью. Но связанный с проклятием… хе-хе. Я предлагаю спуститься и осмотреть это место, перед тем как мы пойдём наверх к колоколу: там нас ждёт неприятный сюрприз, а перед этим следует отдохнуть и проверить, как там ваши «отдохнувшие» товарищи. Вы ведь нашли хоть один костёр, я полагаю? – Да, в башне по соседству, – кивнула Рамильда. – Позволь спросить только, почему ты сказал, что мы пойдём к колоколу? Не твои ли слова, что ты пришёл сюда не ради пророчества? – Мои. Но не вижу причины, по которой я не мог бы вам помочь. К слову, – он снова полез в сумку, и на этот раз на свет появилась бутыль с карминовой водой, которую он протянул Ксендрику. – Возьми. Тебе может пригодиться. – Благодарю, – кивнул тот, несколько удивлённый. – Очень щедрый подарок. – Пустое, – махнул рукой Лотрек. – А какого рода неприятный сюрприз нас ожидает? – спросила Рамильда, когда они двинулись к спуску. – Я хотел бы сам дать на это ответ, – заговорил Экберт. – Но, к сожалению, некоторые подробности нашей первой битвы за колокол выпали у меня из памяти. Там… были некие существа, охранявшие колокол. Не знаю, появились ли они там снова. Лотрек глухо посмеялся. – Ну, по слухам, колокольню охраняют горгульи. Не знаю, в каком числе, не знаю, как выглядят и на что способны, но знаю, что они многим обломали зубы, и к колоколу они вас просто так не пропустят. – А вы, сир Экберт, никаких подробностей припомнить не можете? Их слабости, их силы? – Нет. – Ясно. – Интересная компания, – заметил Лотрек как бы невзначай. – Маг, клирик, два рыцаря Асторы, один, судя по всему, из Бальдера… Сколько тебе лет, уважаемый? Для бальдерца ты на удивление хорошо сохранился. – Если вас так интересует, смею предположить, что около ста сорока. – Неплохо. На твоём месте любой давно потерял бы рассудок за всё это время. – Как видите, я держусь. Леди Рамильда, – Экберт повернул голову к рыцарше. – Когда мы закончим с горгульями, вы… поможете мне навести порядок в соборе? Не хочу, чтобы их тела оставались валяться просто так. Сванн кивнула, почувствовав, как к горлу подступает ком. – Конечно, сир Экберт. Конечно. Когда они спустились, то первым делом пошли к алтарной апсиде. Три широких ступени вели к алтарю, и по обеим сторонам от него стояли высокие фигурные подсвечники в виде ветвей с птицами. За ним, в большой изукрашенной нише, высилась статуя молодой женщины в просторных одеждах и с тиарой в струящихся волосах. Она держала на руках младенца, пальцы которого цеплялись за рукоять меча, свисавшего вниз. Он словно бы прижимал меч к себе, а женщина, казалось, смотрела на чадо с лёгкой улыбкой и нескрываемой нежностью – настолько разительно живыми были черты изваяния. По обе стороны от ниши красовались тонкой работы барельефы, изображавшие людей и животных – львов и козлов – которые как бы с почтением глядели на статую богини. Преклонившись перед ней среди колосьев пшеницы, они преподносили ей дары, и солнце сияло над ними. Сам алтарь, как и всё пространство вокруг него, был тоже украшен растительным орнаментом. Ниже алтаря, врезанный прямо в ступени, находился большой постамент. Именно он в первую очередь привлёк внимание отряда: на нём лежало сморщенное человеческое тело в истлевших одеждах, обратившееся в мумию. Судя по одежде, это была женщина. Она лежала на боку, поджав колени и приложив руки к груди. И там, в её раскрытых ладонях, светился большой сгусток души – настолько необычный, что Рамильда даже не сразу его распознала. Этот сгусток походил скорее на спутавшийся комок нитей, которые извивались странными протуберанцами в разные стороны, и словно бы какая-то едва уловимая тьма проглядывала через эту душу. На несколько мгновений все застыли в созерцании. – Душа хранительницы огня, – многозначительно произнёс Лотрек. – Хильда, – сказал Экберт. – Её звали Хильда. Она была с нами во время похода и даже оставила свой прежний костёр. Здесь она нашла свой конец, – он обратил взгляд на громаду в воронёных латах, лежавшую невдалеке. – Гунтрам тоже здесь. Да, это он. Один из рыцарей Беренике, присоединившийся к нам. Подумать только… ведь он нёс дозор над её телом. Даже будучи опустелым. Ещё при жизни он… весьма привязался к ней. И очень горевал после её смерти. Похоже… некоторые вещи даже проклятие неспособно изменить. – Невероятно, – произнёс Ксендрик, явно весьма поражённый. Рамильда попросту не могла найти нужных слов. Волна холода пробежала по телу, и воображение принялось рисовать образы прошлого, навсегда канувшие в безвременье. – Да. Это душа хранительницы, – сказала она, глядя на необычный сгусток. – Мне рассказывали о такой – ещё там, за пределами Лордрана, когда я встретила одну из хранительниц, – тут она подняла взгляд на их чародея. – Ксендрик. – Да? – Из этой души… можно сделать фляжку для эстуса. Если знать, как. – Хм. Любопытно. – Нужно отнести её Анастасии в Святилище. Лотрек, скрестив руки, бросил взгляд в сторону души и закусил губу. – Н-да, – прохрипел он со вздохом. – Собственно, если вам об этом нужно знать, я пришёл сюда как раз за этой душой. Но, – рыцарь качнул головой, – вы пришли сюда первыми. Поэтому я считаю, что право взять её за вами. – А вам она зачем нужна? – поинтересовался Ксендрик. – А это уже, уважаемый, моё дело. – Ну что ж, предложение ваше в любом случае крайне любезно. – Я могу вам вот что предложить. Я уступлю эту душу вам: в конце концов, насколько понимаю, у тебя, чародей, нет фляжки. А для нас, умертвий, это вещь весьма ценная. – Верно. – Так вот, я согласен уступить её вам. Впоследствии же, если у вас будет на то возможность, я просил бы вас помочь мне добыть другую душу хранительницы – уже для себя. Я знаю, что ещё одна такая же есть в Чумном городе, внизу. Где точно – не могу быть уверен. Но я точно знаю, что один из путеводных костров, как тот, который счас горит в Святилище, был когда-то и в Чумном городе. Где-то там же должна быть и тамошняя мёртвая хранительница. Чуется мне, что судьба рано или поздно вас туда занесёт, так что ваша помощь мне весьма бы пригодилась. – Мне кажется, идея неплохая, – кивнул Ксендрик. – Так что, если никто не против, я бы дал наше общее согласие. – Да, я готов буду вам помочь, сир Лотрек, – кивнул Солер. – Не знаю, зачем бы вам оно могло понадобиться… но не буду настаивать на ответе. – А откуда ты знаешь, что тамошняя хранительница тоже мертва? – спросила Рами, слегка сощурившись. – Просто знаю, – зыркнул на неё Лотрек. – Чумной город на порядок опаснее и злее этого места. Думаешь, когда тамошние обитатели окончательно двинулись крышей, остался ли хоть один, кто позаботился бы об её драгоценной жизни? В любом случае… её тело гниёт где-то там, равно как и душа. – В таком случае, мы поможем, когда придёт время. Но нужно ещё спросить двух наших спутников. – Конечно, – кивнул Лотрек. – Давайте так.

***

Оба – и Рю, и Самерсет – обнаружились сидящими у едва теплившегося костра. Когда Рами, поднявшись по лестнице, заметила их фигуры, то поначалу не убрала руки с эфеса: обыкновенная предосторожность никогда не была излишней. – Рю? – произнесла она. – Ты в порядке? – Вполне, – ответил самурай, повернув голову. Кожа у него на лице стала бледнее и покрылась болезненными пятнами. – Кажется, слишком давно не умирал. Она облегчённо вздохнула, отпустив рукоять, и проследовала внутрь помещения. – Самерсет? – В порядке, сестра. Мне… не хуже, чем было. – Какова обстановка? – спросил Рю. – Мы дорасчистили собор. Попутно встретили нежданного помощника, – она указала на рыцаря с шотелами, зашедшего следом. – Сир Лотрек, рыцарь Фины. Он нам рассказал, что ждёт нас наверху, и обещался помочь. Так что мы сначала пошли вас проведать. Кацумото, встав, поклонился Лотреку, и тот возвратил жест, приложив кулак к сердцу. Затем самурай стоически оглядел всех – он, казалось, собирался сказать нечто серьёзное, но за непроницаемым, бесстрастным лицом невозможно было угадать его эмоции. – Мне очень жаль, – произнёс он – буднично, но вкладывая заметный вес в эти слова. – Я вас подвёл. Надеюсь, больше такого не повторится. Он наклонил голову и немного задержал её в такой позиции. – Всякое случается, – сказал Ксендрик. – Мы все постараемся быть осторожнее. – Да, – прибавила Рами. – Мы тоже виноваты – не смогли вовремя прикрыть тебя или снять тех арбалетчиков. Ошибки есть ошибки – постараемся их не повторить. – Отлично, – кивнул Рю. – Как запасы эстуса? – Почти полные, благодаря Габи. Немного потратились, но на горгулий хватит. – Горгульи? Это те, что охраняют колокол? – Да. Думаю, самое время тебя посвятить во всё то, что узнали. Отдохнём здесь или сразу двинем к собору? – Идём. Не стоит оставлять его без присмотра. Самерсет, ты в состоянии идти? – Да, – рыцарь энергично поднялся и встряхнулся. – Я тоже допустил промашку, но готов отплатить за неё сполна. – Хорошо. На месте передохнём немного – нам всем пригодятся силы для битвы за колокол, но расслабляться не следует. – Да, перед этим, – Рами кивнула на Лотрека. – Тут образовалось кое-какое дело. Видишь ли, мы в соборе нашли мёртвую хранительницу огня и её душу. Мы можем из неё сделать фляжку для Ксендрика, если Анастасия нам в этом поможет. Так вышло, что сир Лотрек тоже пришёл за этой душой, но он согласился уступить её нам. Сказал, правда, что другая такая же есть внизу, в Чумном городе, и ему пригодилась бы наша помощь, чтобы её достать. Он сам, в свою очередь, поможет нам расправиться с горгульями. – Да и вообще оказался весьма полезен, – Ксендрик характерно потряс склянкой с карминовой водой. – Особенно в бою. – Одним словом, мы пришли к мнению, что ему стоит помочь в дальнейшем. Если, конечно, та хранительница уже мертва, как и здешняя. Что скажете? – Если вы ему доверяете… – произнёс Самерсет. – Что ж, раз этот рыцарь нам помог, то я доверюсь вашему слову. Лотрек глухо посмеялся. – Смотри не пожалей, – ухмыльнулся он. – Что заставляет вас так говорить? – сдвинул брови асторец. – И, раз уж на то пошло, для чего вам потребовалась душа хранительницы? – Лучше тебе не знать, мальчик. Для твоего же блага. Он пристально посмотрел Лейтону в глаза, и тот ничего не ответил. – И вы, значит, готовы помочь нам справиться с горгульями? – спросил Рю. – Да. – Совершенно бескорыстно, прошу заметить, – вступил Солер. – Я уже рассказывал остальным: мы с сиром Лотреком однажды встретились и помогли друг другу, так что ему я обязан жизнью и готов поручиться, что он из тех, кто держит своё слово. – Не стоит, солнечный. В конце концов, ты тоже мне помог. – Тогда я не имею возражений, – согласно кивнул Кацумото. – Замечательно, – констатировал Лотрек. – Насколько я вижу, у вас в отряде большая часть – рыцари. Если никто не против, я предлагаю принести клятву о взаимных обязательствах – я безвозмездно помогу вам здесь, а вы поможете мне там. Я, хоть и служу малоизвестной богине, всё равно рыцарь. И не подумайте, что я вам не доверяю, – он снова улыбнулся своей странной и жутковатой улыбкой. – Просто здесь, в этой земле, никогда не помешает быть… осторожным. Члены отряда переглянулись и обменялись кивками. Лотрек достал из-за пояса шотел, воздел его кверху и размеренно заговорил: – Я, Лотрек из Карима, клянусь помогать вам в битве с горгульями до последнего вздоха и сражаться против любой другой опасности в этом приходе. Следующим поднял оружие Экберт. – Я, Экберт из Бальдера, клянусь помочь вам достать душу хранительницы огня, в случае если она погибла. Рамильда, Солер и Самерсет повторили те же самые слова. Самурай, в свою очередь, кивнул: – Мне не пристало встревать в чужеземный обычай. Но я обещаю вам, что помогу с этой задачей. Слово самурая твёрдо и без клятв. – Равно как и моё, – улыбнулся Ксендрик с поклоном. – В конце концов, это наше общее обещание. – Что ж, если с этим покончено, предлагаю идти, – сказал Лотрек. – Немного передохнём в соборе и наверх? – Ещё одно, если позволите, – произнёс чародей. – Вы, наверное, помните того мага, который стрелял в нас с галереи. Так вот, когда мы его прижали, оказалось, что он эмиссар герцога Сита. Если вы, Рю, вдруг не знаете, это последний дракон, оставшийся в мире – тот самый, что некогда помог Гвину победить своих сородичей. – Слышал о нём. И что эмиссар? – Он запросил мира и предложил заключить сделку, – тут Ксендрик продемонстрировал кольцо, полученное от заклинателя. – Мы позволили ему уйти, а он взамен дал нам вот это колечко – если показать его другим эмиссарам, они нас не тронут – по меньшей мере, пока. Как он сказал, он позаботится об этом, а кольцо оставил в качестве гарантии, попутно пообещал не чинить нам никаких препятствий здесь. – И вы вот просто так ему поверили и дали уйти? – спросил Самерсет. – Этому негодяю, который пытался нас убить? – А что нам, с вашего позволения, нужно было делать? – Ксендрик саркастически наклонил голову. – Убить? И навлечь на себя ещё большие беды? – Он слуга древнего дракона, Самерсет, – вмешалась Рамильда. – У него было своё задание, и мы неудачно подвернулись под руку. Было бы глупо злить Сита без весомой причины. – Если бы не он, Рю мог бы остаться жив, – гневно ответил Лейтон. – И если бы не толпа опустошённых, – парировала Рамильда. – Мы сами допустили промашку. – Нельзя было его отпускать! Ксендрик раздражённо вздохнул, возведя очи горе. – Ваше мнение, юноша, мне, конечно, очень интересно, но если вы подумаете о будущем, то, во-первых, наш товарищ всё ещё не опустошённый, а во-вторых, услуга этого господина нам ещё понадобится. Если вы собираетесь выжить, конечно. – Я не верю его гарантиям. Чего стоит это его кольцо? – Посмотрим, – с нажимом сказал Ксендрик. – Всё зависит от решения дракона, – заметил Экберт. – Чёрт… – Самерсет перевёл взгляд в сторону. – Могли хотя бы отобрать у него посох. – Я думаю, отбирать посох у мага – это крайне невежливо, – ответил чародей. – А отпускать убийцу – глупо и бесчестно. – Самерсет! – повысила голос Рамильда. – Довольно! – приказал Кацумото. – Поздно обсуждать. Рыцарь глянул на сестру по ордену исподлобья, и та с выражением запрета на лице покачала головой. Лотрек, стоявший в стороне, скрестив руки, посмеялся и покачал головой. – Прекрасно. Вы закончили? – Да, – кивнул Кацумото. – Идём. Оно торопливо покинули башню и вскоре уже были в соборе. Казалось, нежити вокруг не осталось совсем, и какое-то время они просто сидели у стен и по редким сохранившимся скамьям в зале, приводя в порядок оружие. Рамильде достаточно было лишь немного поводить оселком по кромке лезвий – отцовский клинок был выкован на славу, и из первоклассной стали. Она всё ещё косилась на меч Леофрика, подаренный ей Экбертом, и мучительно прикидывала у себя в голове, что ей делать с ним: менять оружие своего отца на какое-либо другое она не собиралась, но было бы чрезвычайно жалко не найти хорошего применения старому мечу, в который было вложено столько души. Попутно она слушала разговор Самерсета с Лотреком: последний решил поспрашивать её брата по ордену о том, что он ищет в этой проклятой земле, и тот ответил уже знакомыми фразами про «лекарство от проклятия» и про то, что он готов пожертвовать собой ради этой цели. Лотрек лишь посмеялся. – Вот так, значит. Все хотят найти волшебную панацею. Выходит, мир ты у нас спасёшь, а сам что? Сгинешь в неравной борьбе? Интересно, как именно это поможет тебе найти лекарство. – Себя и своё спасение я отринул давным-давно. И я готов пойти на эту жертву, если это позволит мне избавить людей от проклятия. – Лжец, – усмехнулся Лотрек. – Все хотят спасти себя. Или это, по-твоему, «не по-рыцарски?» – Ты говоришь странные вещи. Разве рыцарю не пристало идти на смерть ради других? – Быть может. Но доля эгоизма, здорового или нет, есть у всех, в том числе и у тебя. Просто некоторые готовы шагнуть дальше, чем прочие. Или хочешь сказать, что ты весь мир любишь больше, чем самого себя? – Честно говоря, ты, Лотрек, точно не похож на человека, чьё сердце наполнено любовью. Тебе меня, должно быть, не понять. – Гм. Отчего же ты так считаешь? Это всё моя физиономия, да? – он ощерился в ухмылке. – Думаю, нам, рыцарям не пристало судить друг друга по внешности, а уж тем более по словам. Я привык жить тем, что человек проверяется делом. Так что с выводами насчёт любви и жертвенности… нам обоим можно не торопиться. И что, хочешь сказать, помимо желания найти панацею, у тебя ничего нет? – Нет. Как я и сказал, ты едва ли меня поймёшь. Лотрек фыркнул и махнул рукой. Неспешной походкой он приблизился к Рамильде, и их взгляды пересеклись. – Ну а что ты? – обратился он к ней. – Что для тебя в том, чтобы исполнить пророчество? Не хочешь же ты сказать, что твоя личная цель – спасти целый свет? Рамильда несколько мгновений глядела на него молча. – А чем не цель? Я не герой, и было бы глупо и лицемерно отрицать, что я хочу спасти и саму себя тоже. Но я не успокоюсь, пока не развею проклятие целиком. Пока не доберусь до сути вещей. Лотрек хмыкнул, улыбнувшись. – Ну хотя бы в чём-то не типично «геройский» ответ. Хотя вы все говорите похожим образом, – он присел по соседству и снова заглянул ей в глаза. – А я вот честно скажу, что мне нет дела до остального мира. Я считаю, что проклятие не развеять. Нам теперь жить с этим – тебе, мне и всем прочим, как бы они ни надеялись. – Ты не первый, от кого я подобное слышу. Здесь многие считают, что пророчество – это просто сказка. – Сказка или нет, проклятие не развеется от звона каких-то там колоколов, в этом я уверен. Но если в пророчестве хоть что-то есть, то это надо проверить и идти до конца. – А не ты ли только что говорил, что в этом нет смысла? – усмехнулась Рами, недоверчиво глянув на собеседника. – Говорил. Только что для тебя чужие слова? Да, я считаю, что проклятие никогда не уйдёт, но это ещё не делает моё мнение истиной. Правду можно только найти, узнать, но не определить заранее. И если найти её – твоя цель, то кто я такой, чтобы диктовать тебе свой взгляд на вещи? Он характерно ухмыльнулся, пожав плечами. Сванн, подумав, кивнула. – Да, верно говоришь. А тебе, выходит, правда не нужна? – Не важна, – поправил её Лотрек. – Узнать её было бы интересно, но для меня она вряд ли что-то изменит. У меня уже есть своя правда – моя богиня хранит и поддерживает меня, а остальное имеет мало значения. Да и вообще… должна быть какая-то цель, помимо «спасения мира». Жизнь показывает, что те, кто ищет всеобщего избавления, сдаются первыми. А всё почему? – он характерно улыбнулся. – Потому что они обманывают себя и думают, что жертвуют собой ради призвания, ради высшего блага и прочей дребедени. И они спешат геройски сдохнуть в какой-нибудь канаве во имя «спасения мира», даже не задумываясь, так ли уж праведна их миссия. Раз за разом. Как мотыльки, летящие на пламя. А когда призвание оказывается непосильным или, хуже того, когда они разочаровываются в нём, вот тогда-то и подбирается пустота. Хе-хе-хе-хе. Жутко, да? – Жутко, не могу отрицать, – кивнула Рами, стараясь сохранять бесстрастное лицо и не отрывая взгляда. – Особенно когда видишь, что стало с теми, кто пытался до тебя. Ведь где-то, в чём-то они совершили ошибку. Но это не повод отступать. – Не повод. Отвагу я могу уважить. – Ну а какая же цель у тебя, раз так говоришь? – Я служу своей богине. Проклятие или нет – мне в сущности всё равно, это не изменит моей… работы. И моего, как бы это… сердечного веления. – И что же тебе это даёт? Это служение твою жизнь наполняет каким-то смыслом? – Богиня отвечает мне взаимной любовью. А вдобавок, это помогает мне и моим клинкам не заржаветь, хе-хе. – Это и есть твоя правда, я так понимаю? – Да. Видишь это кольцо? – он продемонстрировал ей латунный перстень с плоской ромбовидной печаткой, украшенной растительной гравировкой. – Это символ её любви. Её милостью я могу так резво двигаться в доспехах и даже игнорировать раны. И эта милость моя и только моя. Попробуй снять кольцо с моего пальца – и оно рассыпется. Можно подумать, что это просто магический трюк, верно? Хе-хе, многие так говорят. Но это кольцо не получают просто так. Я проходил обряд посвящения – и Фина являлась мне, как и прочим рыцарям. И я знаю, что я не погибну, пока её милость со мной. – Почему же? – Это уже не раз подтверждалось делом, а другого подтверждения мне и не нужно. – Так в чём всё-таки твоя цель? Я понимаю, что твою жизнь определяет преданность Фине, но, как ты говоришь, есть же в этом что-то личное? – Оно всегда есть. Желание жить, стать лучше, быстрее, сильнее, и просто наслаждаться тем, что подбросит судьба – так ли уж важно? Я живу ради богини, а значит, и ради себя. В этом и есть, если хочешь, моя цель. Мой смысл. А конкретика зависит от обстоятельств. Ну а ты? Мечтаешь вернуться к прошлой жизни? Рамильда кивнула. – Если получится. Если вдруг я сумею снять проклятие… – она вздохнула. – Но не могу загадывать наперёд. Не знаю, будет ли возврат к тому, что было. Думаю, многие… не смогут на меня смотреть, как прежде. Даже если я добьюсь своего. Нельзя знать правду наперёд, так ведь? – рыцарша слегка улыбнулась. – Но я очень хочу вернуться. – Да. Вернуться… Значит, ты ещё живёшь надеждой? – Только ей. Иного не остаётся. – Они тоже ей жили, – Лотрек кивнул в сторону упокоенных умертвий и пристально посмотрел ей в глаза. – Мой тебе совет. Если тебя что-то удерживает там, в прошлом, и ты ещё надеешься вернуться – оставь эти мысли. Это бесполезно. Ты можешь стремиться развеять проклятие – чёрт, быть может, тебе это даже удастся. Но твои надежды могут не оправдаться и рассыпаться – вот тогда-то жизнь и ударит тебя в спину. А воспоминания и сожаления – они отягощают. Чем больше ими живёшь, тем быстрее сломаешься. И твой наилучший шанс добиться успеха – это принять тот факт, что ты уже мертва. Что пути назад больше никогда не будет. И когда ты смиришься со своим жребием, когда примешь тот факт, что тебе не выиграть у судьбы, только тогда ты сможешь действовать, как настоящий воин. Без сожалений, тревог и пустых надежд. Потому что когда тебе нечего больше терять, тогда-то и можно по-настоящему плюнуть в лицо судьбе и сломать ей зубы. И выиграть там, где слегли другие. Рамильда не ответила. Она не отводила взгляда, но понимала, что на её лице без труда можно разглядеть волнение. По спине пробежал знакомый холод. Слова про то, чтобы оставить всякую надежду, казались ей странными – почти крамольными. Но она чувствовала, что в них, как бы ей ни хотелось это признавать, была своя жестокая правда. И глубинный ужас, который уже подступал к ней сегодня, снова был где-то близко. Оставить надежду – то, чем она всегда привыкла жить, представлялось ей совершенно немыслимым. – Звучит жутко, я знаю, – улыбнулся Лотрек. – Я вижу по твоему взгляду. Но ты и сама ведь понимаешь, что это правда. – Нет, – покачала головой Рами. – Не для меня. Любой человек всегда живёт какой-то надеждой. Не ты ли лжёшь себе, когда говоришь, что лучше оставить надежду? Разве ты не живёшь ей хотя бы отчасти? Твоя богиня, её милость – ты ведь тоже привык на неё надеяться и верить в то, что она тебя не оставит, разве нет? – Ошибаешься, – рыцарь продолжал улыбаться. – Мне не нужно верить в любовь своей богини или надеяться на неё: она есть, и это объективный факт, который ничто не изменит. Это мой якорь. И ради него следует отбросить всё лишнее – в том числе и надежду. Ведь об этом я и говорю: найди нечто непреложное, даже если это тот обыкновенный факт, что ты – нежить. Изгой, прокажённая, проклятая. Тебе нечего терять, а со дна единственный путь – наверх. А смириться и сдаться – это не одно и то же. Тебе выбирать. Подумай над этим. – Подумаю, – Рами подавила вздох и несколько через силу добавила. – Спасибо за совет. – Не за что, – скривил губы Лотрек. Сванн отвела задумчивый взгляд в сторону, теребя пальцами рукоять меча. Сказанное не лезло из головы, и ей ещё предстояло подумать над этим – позже. Она некоторое время смотрела на Солера, который, стоя пред алтарём, неотрывно созерцал статую женщины с младенцем. Казалось, солнечный рыцарь полностью ушёл в себя. – Давно вы с Солером… повстречались? – спросила Рами негромко. – Около месяца тому, не больше. Она кивнула, вдруг поймав себя на мысли, что, возможно, ей не следует продолжать. – Ты хочешь задать вопрос? – Лотрек улыбнулся одними губами, повернув к ней голову. – Задавай. Я же вижу. – Как ты считаешь, он хороший человек? Лотрек хохотнул, видимо, удивлённый постановкой вопроса. А в следующий миг отвёл глаза, всерьёз задумавшись над ответом. Рамильда впервые увидела такую перемену на его лице – и взгляд, устремлённый в никуда. – Да, – сказал он серьёзно. – Возможно, даже слишком хороший. Через некоторое время Кацумото, уже во всеоружии, пошёл обходить остальных, собирая отряд вместе. Пора было идти к колокольне. – Все готовы? – спросил самурай, оглядывая товарищей. – Да, – кивнула Рами. – Покончим с этим. – Отлично, – вздохнул Лотрек, надевая шлем. Рю повёл в воздухе рукой, и отряд двинулся. Они быстрым шагом прошли по лестнице, проследовали в то помещение, где говорили с эмиссаром, и поднялись ещё выше, пока не оказались в помещении, выходившем прямиком на крышу собора. Как только отряд вышел наружу, в лицо им ударил свежий ветер. Колокольня, увенчанная куполом, предстала перед ними на другой стороне. Далеко справа, за гущей леса, произраставшего под отвесными стенами Прихода, возносилась уже знакомая им огромная скала – и там, на её вершине, слегка подёрнутые голубоватой дымкой, виднелись стены Анор-Лондо. Там же, на той стороне, в тени горы расположилась внушительная крепость. Они медленно шагали по чешуйкам тёмной черепицы, пробуя поверхность: крыша была широкая и достаточно пологая, чтобы не скатиться по ней к самому краю в случае падения. На нескольких постаментах по её краям стояли местами осыпавшиеся изваяния горгулий, заставлявшие постоянно быть настороже: если верить словам Лотрека, любая из этих статуй могла ожить в любой момент. – Кто же из них?.. – со страхом в голосе спросила Габи. – Смотрите по сторонам, – произнёс Рю и тут резко остановился. – Стойте… вверху, смотрите. У них оружие. Он указал на колокольню: там, на парапете у смотровой площадки, в согбенных позах сидели две крылатые статуи. Издалека сложно было различить детали, но в руках у них отчётливо виднелись огромные алебарды. – Это они. Габи немедля принялась читать слова чуда, приблизившись к Солеру – его она всегда стремилась благословить первым. В следующий миг раздался скрежет по камню, и статуи пришли в движение. Их головы одновременно повернулись к незваным гостям. Расправив крылья, одна из горгулий громогласно взревела и, оттолкнувшись от постамента, взмыла в воздух. Со страшным грохотом она приземлилась на крышу, разбрызгивая всюду куски черепицы и каменную крошку. Ещё в полёте стал заметен длинный хвост, увенчанный массивным навершием двухлезвийной секиры. Звериную морду горгульи прикрывал шлем с ветвистыми рогами, в левой руке она держала круглый щит, а плечи, спину и даже изгиб крыльев прикрывали доспешные пластины. Всё оружие и доспехи, казалось, было из бронзы, покрывшейся густым зелёным слоем патины, но за счёт своей массивности навершие огромной алебарды было ничуть не менее опасным, чем стальное. Горгулья заревела в очередной раз, и из-за колокольни появился третий страж колокола, вооружённый копьём – оба оставшихся чудища слетели вниз, готовясь уничтожить отряд. Началось. – Вы трое – на левую! – приказал Рю, указав рукой на Самерсета, Солера и Лотрека, оказавшихся слева, после чего хлопнул по плечу Экберта. – Держи переднюю! Рами, за мной! Габи, закончившая читать слова благословения, коснулась плеча самурая. Они с Рами сорвались на бег, забирая вправо, пока Ксендрик принялся кастовать воронку, а Экберт двинулся навстречу первой горгулье. Та встретила его выпадом, и бальдерец, уверенно приняв удар на щит, вступил в поединок с громадным чудищем. Трое рыцарей слева накинулись на своего противника, и Рамильда успела заметить, как Самерсет пошатнулся от удара бронзовой алебарды. На бегу самурай раскрыл свёрток с угольной смолой: резким движением он провёл им по клинку, и катану охватило магическое пламя. Правая горгулья вырастала перед ними. Остановившись и вздымаясь всем согбенным силуэтом, она шумно вобрала в грудь воздуха, и рыцарше стало понятно, что сейчас произойдёт. Рами не знала, что в них прилетит, но характерное движение вызвало в памяти безошибочно узнаваемый образ чудища, готового плюнуть во врага чем-то смертоносным. – В сторону! – крикнул Рю, тоже догадавшийся. – Ложись! – бросила Сванн в ответ. Она отскочила в сторону с левой стопы, расходясь с самураем, и горгулья изрыгнула на них поток яростного пламени. Сгруппировавшись, Рамильда упала на черепицу, накрывшись щитом, и огонь прошёл поверху, обдав её жаром. Оттолкнувшись локтём от крыши, она вскочила, как только горгулья закрыла пасть, и они с Рю снова пошли в атаку. Горгулья, сместившись вправо, быстрее молнии выбросила копьё в сторону самурая: тот махнул катаной влево, и бронзовый наконечник соскочил вбок с его нагрудника. Они вдвоём накинулись на чудовище, осыпая его ударами, но горгулья, то подставляя щит, то резво контратакуя копьём, не давала им себя пронять, отступая и лавируя. Она то и дело прыгала в сторону, помогая себе крыльями, и пару раз клинки атаковавших даже задевали её, но плоть горгульи оказалась на удивление твёрдой, и лёгкие касания были ей нипочём, а волшебное пламя словно не причиняло вреда. В какой-то момент она взмахнула крыльями, прыгнула вверх и, поворачиваясь всем корпусом, резко ударила хвостом по кругу. Рю и Рамильда пригнулись синхронно, и обоюдоострая секира ухнула у них над головами. В тот же миг слева, примерно на одном расстоянии от двух горгулий, завихрилась стрелами воронка душ. На мгновение глянув через плечо, рыцарша увидела, как первая горгулья, перелетев через Экберта, обрушилась с воздуха на Ксендрика, и тот еле ушёл от удара алебарды. Следующим же движением горгулья пронзила Габи острым наконечником, и сердце Рами на мгновение замерло. Она повернулась, чтобы принять на щит выпад чудища, и они с Кацумото отступили на пару шагов, чтобы отдышаться. Снова оглянувшись, Сванн увидела, как Габи отшатнулась в сторону, хватаясь за раненый бок. Экберт уже нёсся на злосчастную горгулью, замахиваясь булавой. – Надо им помочь! – крикнула рыцарша, прикрывая Рю от копья горгульи. – Я пошёл, отвлеки её! Самурай бросился бежать, копьё устремилось ему вслед и соскользнуло по кромке щита Рамильды, высекая искры. Подавшись вперёд, Рами навязала ей бой, не позволив преследовать товарища, и сумела болезненно рубануть чудище по ноге. Покрытый патиной щит полетел ей в лицо, и она еле сумела увернуться. – На меня, уродец! – выпалила разгорячённая рыцарша. – Давай, покажи, чего стоишь! Отражая один удар копья за другим, она планомерно отступала, оттягивая горгулью на себя. Край воронки наконец достал чудовище, одна из стрел врезалась в неё, но горгулья лишь коротко рыкнула от боли. Она снова хватила воздуха, и Рамильда спешно разорвала дистанцию, спасаясь от гибельного пламени. Пользуясь моментом, она оценила обстановку: Ксендрик только что задел их горгулью копьём души, а Габи, судя по всему, дотянулась до эстуса и пришла в норму. Рю поднырнул под широкий взмах алебарды, и в следующий миг Экберт, который всё это время обходил чудище по флангу, разбежался с места и врезался прямо в горгулью. После удара та оказалась в шатком положении, и столь огромной была сила бальдерца, что он потеснил её и вытолкнул прямо под край расширявшейся воронки: две стрелы пронзили стража колокольни, и тот взревел. Экберт замахнулся булавой, и могло показаться, что он размозжит чудищу голову этим ударом, однако горгулья ловко парировала его взмах щитом, отступила и сделала молниеносный выпад. Соскользнув по полю щита, наконечник нашёл щель между кирасой и наплечником Экберта и впился в его тело. Рами пошла на своего противника: горгулья снова сыграла на задержку, изрыгая пламя. Сванн не могла к ней приблизиться, не могла и ринуться на помощь остальным: она понимала, что, стоит ей это сделать, как второй страж немедленно воспользуется шансом и накроет огнём их всех. Ей оставалось только держать щит и смотреть, как первая горгулья, выдернув алебарду, шибанула подбежавшего Рю, повалив его. Стрела души, прилетевшая в следующий миг, угодила чудищу в морду, на миг ошеломив, и вот тут-то его и настиг удар Экберта: бальдерец обрушил шестопёр ей на голову, вминая шлем, и один из фигурных рогов завертелся в воздухе. Поток огня снова кончился, и Рамильда побежала вперёд, навязывая бой. Краем глаза она успела заметить, как первая горгулья, оправившись от удара, взмыла в воздух, снова пытаясь налететь на Ксендрика с Габи, и бойцы ринулись следом за ней. Вторая же, с силой ударив копьём на упреждение, оттолкнулась от кровли и тоже взлетела. Она направлялась туда же, готовясь поливать всех четверых огнём. – Берегись! – заорала Рамильда. Шумный поток огня накрыл её товарищей. Ксендрик бросился в сторону в последний момент, остальные на пару мгновений исчезли в ярком сполохе пламени. Когда оно развеялось, Рю катился по крыше, серьёзно опалённый, Габи оказалась невредимой, а плащ Экберта вовсю полыхал. Приземляясь, горгулья всадила копьё в Кацумото, и Габи тут же бросилась к нему. Ксендрик меж тем лихорадочно хватался за бутыль с карминовой водой: судя по всему, он был практически пуст. Рамильда больше не медлила. Закинув щит через плечо, она сорвалась на бег, выхватывая из поясной сумки свёрток со смазкой, приготовленной из золотой смолы – запасливость и находчивость Рю снова сыграли на руку. Развернув свёрток одним движением, она резко провела им по клинку, раздался гулкий звон, и вокруг меча заплясали золотистые молнии. Снова сорвав с плеча щит, Рамильда с громким криком набежала на проклятую горгулью, парировала её копьё и с размаху всадила клинок ей в корпус. Сполохи маленьких молний растеклись в стороны, поражая тело, и чудовище заревело от боли. Рыцарша успела заметить, как там, впереди, Лотрек запрыгнул на третью горгулью, пользуясь своевременным перуном Солера, и замахнулся шотелами. Выдернув клинок, Сванн обрушила на противника град ударов, кружась вокруг и не позволяя разорвать дистанцию. Один раз она задела стража по ноге, и тот болезненно отдёрнулся в сторону: молниевая смазка оказалась спасительной. В пылу схватки взгляд рыцарши снова зацепился за Экберта: сорвав с себя полыхающий плащ, он прорвался к горгулье и с размаху засадил его прямо в разинутую пасть чудовища, после чего врезал ему щитом и резким движением намотал плащ вокруг головы супостата. Спасительный свет Габи исцелил Кацумото, и тот уже спешил на помощь. Отразив очередной неуклюжий удар, Рами размахнулась в ответ, но её клинок нашёл лишь пустоту: горгулья снова взлетела. А в следующий момент в неё прилетел сильнейший удар хвостом. Щит смягчил столкновение, но это не помогло рыцарше: она отлетела назад, воздух вышибло из груди, и она больно ударилась об кровлю. Её снова подбросило в воздух, и она прокувыркалась к самому краю крыши от силы удара, не удержав оружия. Сердце колотилось, как бешеное: она поняла, что сейчас произойдёт. Кувыркание замедлилось, но опасный порог был уже пройден, и Рамильда перевалилась за край. Она еле успела уцепиться руками за низкий парапет и повисла на самом краю, зажмурившись от страха. Пальцы держались прочно, но она понимала, что это продлится недолго. Раскрыв глаза, она успокоила дыхание, лихорадочно соображая, как ей уцелеть. Она боялась даже глянуть вниз: между ней и боковым двором собора было несколько десятков метров. Поймав момент, Рамильда чуть подтянулась и упёрлась ступнями в стену. Изо всех сил она цеплялась за парапет, чувствуя, как руки наливаются свинцом. Едва удерживая дыхание, она готовилась рискнуть и подтянуться ещё выше, когда над ней возник силуэт Ксендрика, ухватившего её за руку. – Я держу! – Спасибо!.. – выдохнула Рамильда, чувствуя, как у неё отлегло от сердца. – Держи крепко!.. Тяни! Волшебник, стиснув зубы, потянул на себя, и Рами подалась следом. Втянув руку по локоть, она упёрлась в кладку, поднатужилась и наконец перевалилась через парапет. Хотелось просто упасть и отдышаться, но боевые инстинкты взяли своё, и она потянулась за мечом. Она успела лишь улыбнуться чародею, и в следующий миг его насквозь пронзил наконечник копья: горгулья спикировала со спины. – Нет! – крикнула рыцарь в ужасе. Ксендрик лишь сдавленно простонал, схватившись за рану. Горгулья выдернула копьё, и чародей, обливаясь кровью, рухнул ниц. К ним уже торопились Экберт и Кацумото, и чудище, отскочив в сторону, решило разобраться с Рамильдой позже и пыхнуло огнём в сторону остальных. Не медля ни секунды, Сванн кинулась к умиравшему Ксендрику, срывая с пояса спасительную фляжку, и влила живое пламя ему в рот без остатка. Она успела. Раны чародея стремительно затягивались, и он жадно хватал ртом воздух. – Держись! – выпалила Рамильда. – Держись! – Спасибо… – прохрипел Ксендрик, поднимаясь. Сванн глянула через плечо: одной из горгулий больше нигде не было видно. Габи подбегала к ним, а Экберт творил нечто невообразимое: отбросив булаву, он швырнул щит прямо в морду горгулье-копьеносцу, после чего накинулся на неё и мощным захватом обхватил ей шею. Прочно сцепив руки, он придавливал чудище своим весом – горгулья не могла достать его копьём на такой близкой дистанции, а удары её когтистой лапы лишь гулко звенели об доспех бальдерца. Удостоверившись, что Ксендрик встаёт, Рамильда кинулась к мечу: молнии всё ещё плясали на его клинке. – Рубите ей крылья! – выкрикнул Экберт. Они снова неслись в атаку вдвоём с Кацумото. Горгулья попыталась вырваться, но у неё ничего не вышло. Пока Габи читала слова целительного чуда над чародеем, тот, схватив посох, выпустил копьё души, пронзившее чудище насквозь и осыпавшееся голубой пылью. Оно было сильно ранено, и несколько верных ударов могли решить всё. Пинком ноги наугад горгулья отпихнула самурая. Подбежавшая Рамильда размахнулась и рубанула ей по основанию крыла – клинок наполовину прорубил кость и соскользнул вниз, после чего молнии погасли. Подоспевший Рю сильным взмахом разрезал ей сухожилие. Размахнувшись ещё раз, Рами ударила снова и отрубила крыло целиком, рассекая и кость, и мембрану, словно натянутое полотно. Горгулья заревела от боли. Экберт, напирая на неё изо всех сил, взял чудище в охапку, словно герой древних легенд, и попросту вытолкнул его за парапет. Все, кто находился у края, поражённо уставились на это падение. Испуская истошный визг, горгулья рухнула с крыши на внутренний двор, грохнулась оземь и распласталась на брусчатке. Больше она не двигалась. Развернувшись, Рамильда увидела лишь, как Лотрек спрыгивал с последней горгульи, пронзив ей шею шотелом. Солер довершил дело, вонзив клинок в пасть упавшего стража. Бой был окончен. Несколько мгновений Рамильда даже не верила: они сделали это. Они бросили вызов колоколу пробуждения и победили. Где-то внутри, где-то в самом сердце, медленно размывая азарт, гнев и ярость схватки, просыпалось тихое торжество. Теперь оставалось только одно. Она пронаблюдала, как Солер, добив горгулью, выдернул клинок и медленно зашагал к Лотреку. Посмеявшись, два рыцаря от души хлопнули друг другу по рукам. При виде этого зрелища Рами не могла не усмехнуться. Габи первым делом бросилась на ту сторону крыши, к Солеру и остальным. Рамильда же, подойдя к чародею, улыбнулась ему: – Спасибо, что вытащил. – Я думаю, мы все молодцы. Тебе тоже моя благодарность. – Не пугай меня так больше, – нервно хохотнула рыцарь, похлопав по середине груди – там, где уже Ксендрика пронзил наконечник. – Ну, будь моя воля, я бы не стал протыкать себя копьём, – улыбнулся чародей. – Счас бы полетала я следом за этой горгульей – в лепёшку бы расшиблась. Спасибо ещё раз. – Стоит двинуться дальше, я полагаю? – Ну надо же, – произнёс Лотрек, подойдя ближе, – кажется, нам это удалось. Пора звонить в колокол? – Для начала предлагаю здесь всё осмотреть, – сказал Ксендрик. – Души забрать, думаю, успеем, а вот четвёртой горгульи, выпрыгивающей из-за угла, не хотелось бы. Но четвёртого стража нигде не оказалось. Когда отряд зашёл внутрь колокольни, только пыль веков встретила их на голом каменном полу. Высоко наверх вдоль стены уходила узкая лестница, и у Рамильды на мгновение закружилась голова, когда она задрала голову. Шагнув было к лестнице, она остановилась, переглянулась с Солером, и солнечный рыцарь молчаливым жестом указал на ступени, предлагая пройти вперёд. Долгое восхождение сквозь несколько этажей завершилось на смотровой площадке. Перед ними предстал массивный колокол, подвешенный меж двух опор на широком фигурном хомуте из металла, напоминавшем оголовье ключа. Поначалу не было видно верёвок, которыми мог бы управляться язычок колокола, однако затем Рамильда обратила внимание на большой рычаг – видимо, он и приводил в движение цепи, связанные с колоколом. – Вот и колокол, – прогудел голос Экберта из-под шлема. – Снова… – Уступаю вам честь, – улыбнулся Ксендрик. – Теперь настала очередь других. Мои руки уже касались этого рычага. – Наслаждайся победой, пока есть возможность, – произнёс Лотрек, легко хлопнув Рамильду по плечу и отойдя в сторону. – И отложи это чувство подальше. Оно ещё пригодится тебе, когда станет хуже. Сванн несколько помедлила с ответом. – Спасибо, что помог. Мы не забудем. Лотрек молча вскинул ладонь. – Ну что, знаменательный момент? – сказал Кацумото, подходя к рычагу. Он улыбался – само по себе знаменательное событие. – Рами. Давай? Рыцарша кивнула. Радость наконец дала о себе знать, и сердце забилось быстрее в предчувствии победного звона. Вместе взявшись за рычаг, они поднажали и потянули его на себя. Послышался скрежет шестерней, и цепи сложного механизма пришли в движение. Колокол качнулся, язык ударил по его внутренней поверхности, и над всем Приходом, над всей скалой, казалось – надо всем Лордраном разлился звучный, мощный, невероятно сладостный звон. Удар за ударом, он уносился к городу за мостом, к Святилищу огня – к самим недосягаемым стенам Анор-Лондо, и как никогда ясно перед пилигримами предстал весь тот путь, что они прошли. Отсюда, с заветной колокольни, зрелище было поистине завораживающим – и тем сильнее разливалось в груди чувство торжества от того, что они совершили. Теперь их дорога лежала к колоколу нижнему. В таинственный Чумной город, ждавший из далеко под скалой Святилища. Расслабляться им совершенно не стоило. Особенно теперь. Но этот радостный момент торжества, пусть и короткий, окрылял душу. Ведь теперь, после ста лет молчания, колокол пробуждения снова заговорил. И вместе с ним обретали голос все проклятые носители тёмной метки. По всему телу Рамильды пробежал холод. Она улыбалась: ей очень хотелось, чтобы где-то там, за дальними горами, капитан де Планси и её друзья тоже услышали этот звон. Колокол снова качнулся.

***

Тревога вернулась потом. Лёгкая эйфория от победы быстро спала. И не спасали мысли о том, что они преуспели там, где сгинуло целое войско: ведь Экберт и Таркус тоже были на этой колокольне тогда, сто утраченных лет назад. Ведь и они, хоть и смогли прозвонить в оба колокола, в конце концов оступились. Цитадель Шена, грозные очертания которой виднелись с крыши собора, сожрала их, одного за другим. И вчерашние победители расшиблись об её стены и таинственного великана-голема, которого Рами опасалась даже вообразить. Таркус, Железный Таркус, ставший для Лордрана живой легендой своего времени, не смог преодолеть этого испытания – и девять рыцарей Бальдера не помогли ему. Она видела их в той крипте – великих воинов ушедших дней, от которых остались лишь кости. Кто она была такая, чтобы сравниться с ними? И так ли уж силён был их отряд? Если десять сильнейших рыцарей своей эпохи подошли так близко к разгадке тайны, и всё равно потерпели фиаско, то какие шансы были у них? Да, им везло – пока. И они весьма неплохо сработались. Но Рамильду не отпускала мысль о том, что в сравнении с героями прошлого их отряд, должно быть, смотрелся весьма невзрачно. Она не привыкла унывать. Война научила её тому, что поражения и промашки случаются, и всегда будет новый день, чтобы их исправить. И чтобы вытянуть, выиграть, вырвать победу, нужно было зарубить себе на носу все ошибки и ответить своим ударом. И ни в коем случае нельзя было думать, что всё потеряно, и заранее записывать себя в проигравшие. Рамильда не попадалась в эту ловушку и раньше, не намеревалась угождать в неё и здесь. И всё же… Всё же и ставки были высоки. И реальность была совсем иная. Испытание всей её жизни вставало перед ней неумолимым колоссом, в тени которого их отряд казался крохотным мотыльком, летящим на пламя навстречу собственной погибели. Слова Лотрека не лезли из головы. На любой войне, в любой битве всегда существовало пространство допустимой погрешности – ошибки, после которой всё равно можно отыграться и победить. Но если цена ошибки оказывалась слишком высока, она выходила за пределы этого пространства и обрекала допустивших её на поражение. Здесь, в Лордране, цена любой ошибки была высока. И каждый неосторожный шаг мог стать снежным комом, который отправит их отряд по спирали вниз, к погибели. До сей поры удача им благоволила, но каким окажется пространство погрешности в следующий раз? Десять могучих, опытных рыцарей не уложились в него, ошибившись где-то в судьбоносном штурме. У их же отряда шанс на ошибку несомненно был больше. И последствия этой ошибки представлялись крайне мрачными. Они забрали души горгулий, забрали душу хранительницы, и Лотрек распрощался с ними, пожелав удачи на прощание. Рыцарь Фины сказал, что будет обретаться недалеко от Святилища Огня. По себе он оставил странное впечатление: его мотивы и цели всё ещё оставались туманными, а слова порой были пугающи, при этом он вполне бескорыстно помог отряду справиться с горгульями, хотя имел полное право уйти своей дорогой. От душ он и вовсе отказался. Он мог, конечно, пойти на риск ради выгоды в будущем, но слова всё того же Солера говорили в его пользу. Цинизм Лотрека, оттолкнувший Рами поначалу, всё глубже пробирался ей в сердце теперь: он не был показным, и Сванн отчётливо понимала, что Лотрек не просто так пришёл к подобным взглядам. За его словами были и опыт, и резон, и как Рамильда ни старалась, она не могла не признать, что всерьёз задумалась над сказанным. И чем глубже этот червь сомнения буравил её сердце, чем больше она возвращалась мыслями ко всем, кто погиб на пути пророчества, тем больше просыпалось чувство необъяснимого, глубинного ужаса, которое она испытала ещё в крипте. А потом они собирали павших. В дальнем конце трансепта, напротив входа, обнаружился лифт – тот самый, который вёл в Святилище. Две платформы работали противовесно, и лифт не работал из-за отсутствия цепи в критическом месте, которая связывала бы одну из платформ с нужными шестернями. И пока Рю возился с механизмом, пытаясь понять, как его можно починить, Рамильда, Солер и Самерсет помогали Экберту с телами его опустевших товарищей. Они укладывали их в ряды вдоль стен собора – им негде и нечем было их хоронить. И единственная почесть, которую они могли отдать бальдерским солдатам и рыцарям, заключалась в том, чтобы уложить их в положение с оружием в руках. Собор становился их братской могилой. Все они были теперь равны под его старыми сводами. Экберт рассказал ей о том рыцаре с рапирой, которому он подарил последнюю милость. Его имя было Дагоберт. Лучший клинок бальдерского рыцарства и непревзойдённый фехтовальщик, он нашёл свой конец, позволяя братьям уйти от преследования. Из головы всё ещё не лез этот пламенем выжженный образ: опустелый рыцарь, дающий добить себя. Рамильда не знала, что и думать: мысль о том, что даже теперь, сквозь пелену угасшего разума, он мог узнать своего старого друга, была в равной степени поразительна и ужасна. Но точного ответа быть не могло. И Рами не знала, на что она больше хотела надеяться. Ведь могло запросто статься, что на пару мгновений глазами Дагоберта на неё посмотрело её собственное будущее. Рыцарь с трудом возвращалась мыслями к насущным проблемам. Оставалось ещё одно дело, которым следовало озаботиться, пока они были в приходе. Ещё минувшим днём, когда Рю и Рамильда чинили свои доспехи, самурай отправился разыскать кузнеца. В квартале у Дориана нашлась лишь пара мастеровых, которые могли сковать разве что гвозди и простейшие клинки, а с доспехами не работали. Заглянув к их знакомому торговцу, Кацумото разжился набором инструментов, с помощью которого они худо-бедно привели доспехи в порядок, а попутно узнал, что до недавнего времени в городе обретался кузнец по имени Андрэ, но исчез, уйдя в сторону моста. Он, по слухам, был первоклассным оружейником, и, по выражению торговца, «Весь город таскался к нему за железяками, ковырялками, каркалыгами и прочими мирными орудиями убийства». Если кто и мог по-настоящему починить чьи-то доспехи, то это был он. И предстояло понять, не потерялся ли кузнец где-нибудь в Приходе, хотя и сложно было понять, что могло потащить его туда, кроме злой шутки разума, затмившегося от опустошения. – Тяжело вам, должно быть, сир Экберт, видеть людей, которых вы знали когда-то, – сказал Солер, когда они закончили. – Знайте, что я вам искренне сочувствую. – Это в самом деле непросто, – ответил тот, помедлив. – Но мой последний долг перед ними – в том, чтобы их упокоить. Они не хотели бы такой участи. – Всё это так. Мне думается, если бы их души могли помнить, они были бы вам очень благодарны. – Скажите, что случилось за этот век с Бальдером? Уцелело ли что-нибудь или страна окончательно пала жертвой проклятия? Тут Рамильда больше не могла молчать. – Боюсь вам сообщать дурные вести, сир Экберт, но на месте Бальдера и Беренике ничего не осталось, кроме руин. Сейчас там даже солнца не видно. – Да, вечная ночь и пыль былых веков, – покивал Солер. – Я бывал там мимоходом. Бессолнечное место во всех смыслах. – Прискорбно это слышать. Может быть, кто-то из жителей смог спастись и убежать в другие страны? – Смогли, – заверила рыцаря Рами. – У нас в Асторе до сих пор живёт бальдерская диаспора в кое-каких северных городах. Но их очень мало. Спаслись немногие, насколько знаю. Там была скверная история… очень многие не смогли дойти. А иных попросту не пускали. Из-за проклятия. Остальные либо осели общинами, либо растворились. – Что ж, хотя бы что-то хорошее в судьбе моего дома, – вздохнул бальдерец. Он поднял потёртые ножны с рапирой Дагоберта и поднёс их к лицу. – Есть ещё одно, прежде чем мы пойдём искать кузнеца. Хочу вернуть оружие тому, кто… подарил его Дагоберту. Его величество Рэндалл похоронен в башне с костром. – Если вы не против, я поприсутствую? – спросила Рамильда, откашлявшись. – Я… хотела бы взглянуть на короля-рыцаря. На его последнее пристанище. – Вы все можете пройти со мной. Я думаю, сегодняшними действиями вы это заслужили сполна. Они заходили со снятыми шлемами – все. В тёмном помещении в основании башни, освещаемом мерклым светом сквозь немногочисленные бойницы, их шаги отдавались гулким эхом. Казалось, не только от стен и ступеней, но и от самой тьмы, витавшей вокруг. Большой саркофаг – грубый, лишённый украшений – стоял по центру. Он не делался на заказ именитым мастером, не украшал собой гробницу королевского рода, не нёс на себе застывшего изваяния покойного монарха. Это был самый обыкновенный каменный гроб – единственный, который проигравшее, гибнущее воинство было способно сделать для своего предводителя. Воинский гроб для того, кто оставался воином до самого конца. Гладкая, голая каменная крышка с парой трещин по краям. Запылённый пурпурный плащ с золотистым кантом, покрывавший её в изголовье. И королевский шлем с откинутым забралом и зиявшей дырой в тулье. Подойдя ближе к саркофагу, Рамильда разглядела высеченную на крышке надпись: «Здесь покоится Рэндалл, король-рыцарь Бальдера». А потом её взгляд приковал шлем – и она не сумела отвести от него глаз. Она словно наяву могла видеть этот удар. Тот, что покончил с живой легендой своего времени. Сванн читала о Рэндалле с детства, и его последний поход часто будоражил её воображение. Но она никогда не могла подумать, что увидит следы тех событий своими собственными глазами. И никакие книжки, никакие фантазии и романы о смерти короля-рыцаря, которые она читала, не могли сравниться с холодной, жестокой, пронзительно ясной реальностью, глянувшей на неё из пустого шлема. Из оцепенения её вывел Экберт, преклонивший колено перед саркофагом. Он почтительно возложил на крышку гроба ножны с рапирой, и позолоченный эфес тускло заблестел на слабом свету. – Ваше величество, – прозвучали в тяжёлой тишине слова бальдерца. – Путь сира Дагоберта закончен. Сим я возвращаю вам клинок, который вы ему подарили. Башню окутало молчание. Никто из собравшихся не смел проронить ни слова. Рамильда чувствовала, как её сердце заходится от неясной тревоги, подступившей так близко, что стало невыносимо. А потом поток образов неудержимым потоком хлынул в сознание. Она была не здесь. Она снова видела тот медальон с портретом девушки, найденный в бывших казармах. Память о человеке, чьё имя безжалостная история наверняка стёрла в пыль, как и имя того, кто берёг этот медальон до последнего вздоха. Она снова видела опустевших солдат, собиравшихся на клич своего командира. Видела их лица – всё ещё живые лица, хоть и не могла их вообразить. Леофрик. Гунтрам. Дагоберт. Сердце рвалось на части от осознания того, что от них остались лишь имена. И блекнущие воспоминания того единственного человека, кто знал их живыми. А сколько оставалось таких же, чьи имена навеки канули в безвестие? Сколько неизвестных солдат, чья судьба никого не интересовала? Сколько тех, о ком никто и не вспомнил бы? И некому было спасти их из цепких когтей забвения. Некому высечь их имена на гранитном памятнике, увековечивая их бессмысленный, но исполненный отваги и жертвенности подвиг. Навсегда сохранить хотя бы звук их имени, хотя бы то единственное, что останется в память о них. Их улыбки, их смех, их песни – их страдания и горечь, все любимые лица и все воспоминания – всё это, даже канув в бездну, могло найти отзвук хотя бы в именах, но даже их теперь не осталось. Напрасная или нет, их жертва оставалась жертвой. И никто на свете не заслуживал полного забвения – особенно те, кто шёл на смерть, спасая свой дом. Рамильда очень живо представила себе другие лица вместо них. Лица её товарищей – рыцарей Асторы. Фридо. Леонора. Сигеберт. Кенвульф. Конрад де Планси. Магистр Гийом де Реден. Отец Турмод и матушка Авелин. Ведь как легко её собственная страна могла оказаться на месте Бальдера, если бы слепой случай избрал её первой жертвой проклятия. Рами видела всё это, как наяву. Поход её собственного ордена, обернувшийся таким же фиаско. Синее с золотом, вместо пурпура – отданное на милость безжалостного времени. Её друзья и товарищи – опустелые и всеми забытые. Астора, лежащая в руинах. Золотые колосья, обратившиеся в пыль. Пустынная земля и небо без солнца. Развалины замков, городов – и её дома, сокровенного, милого дома, оставшегося в глубинах памяти. Дома над синей рекой, канувшего в вечную тьму. Чувства захлестнули её. Только теперь она осознала всю глубину того ужаса, который сидел в ней, дожидаясь своего часа. Перемешавшись с дурными предчувствиями об их походе, этот ужас грозил поглотить Рами целиком. Судорожно вздохнув и зажмурившись, она попыталась стряхнуть наваждение. Последними остатками воли, последней ниточкой надежды, которая удерживала её от падения. Ей вдруг захотелось заплакать, но какой-то острый импульс, родившийся в сердце, заставил Рамильду сдержаться. Этот последний бастион она не собиралась сдавать. В борьбе с собственными чувствами она проиграла, уступила все возможные позиции, кроме одной. Она не могла избавиться от этих тревожных мыслей и образов, понимая, что они будут мучить её ещё долго – как минимум, весь оставшийся день, а возможно, значительно дольше. А самые страшные из них навсегда останутся выжженными в памяти, и только время усыпит их до нового срока. Но она оставалась собой. Рыцарем, который дрался до конца. И, как бы ни было тяжело, эта нерушимая башня оставалась за ней.

***

Когда они снова вышли на боковой двор собора, их встретило вышедшее из-за туч солнце, падавшее в закат. Подбрюшье тёмных, рваных облаков окрасилось в яркую, нежнейшую палитру золотого и розового. Солер, подставляясь косым лучам, весь приподнялся и вытянул руки вверх и в стороны, словно приветствуя светило. Повернувшись к остальным с широкой улыбкой, он произнёс: – Ну? Разве не славно? Отчего такие грустные лица? – он усмехнулся. – Сегодня мы победили. И всё благодаря нашей сплочённости и взаимовыручке. – Ну, впереди ещё много работы, – отметил Ксендрик. – Совершенно верно, но после больших свершений радоваться тоже нужно. Иначе ведь можно и свихнуться! – он как-то быстро посерьёзнел, подняв ладони, и примирительно кивнул. – Я понимаю, о тяжёлом прошлом непросто забыть, и есть время скорбеть о павших. Но это я таким неуклюжим способом пытаюсь сказать, что вы сегодня совершили подвиг, и я рад был в этом вам посодействовать. Уж тем более что вы куда больше помогли мне! – Эта победа и твоя тоже, – Рами попыталась выдавить из себя улыбку. – Так что и тебе спасибо. – Эх, за неимением других слов, чертовски рад, что вы меня приняли. – Раз уж мы завели разговор, вы же не против задержаться на дворике, прежде чем мы двинемся на ту сторону? – спросил Ксендрик. – Разумеется, нет. – А вы, Солер, давно уже здесь обретаетесь? Рамильда была рада, что он подхватил инициативу. Она и сама хотела порасспрашивать Солера, но чувствовала себя настолько подавленно, что с трудом нашла бы силы поддерживать разговор. Солнечный рыцарь характерно глянул в сторону, чуть сощурившись. – Да нет. Признаться, я пришёл в Лордран в поисках ответов – не только затем, чтобы развеять проклятие, хотя и этого тоже страстно желаю. Но, видите ли, я мало того, что принадлежу к малоизвестному и малочисленному ордену – история этого ордена имеет свои белые пятна. Или, должен выразиться, тёмными пятнами, которых свет нашего Отца не достигает? – он улыбнулся и вздохнул. – Ах, дело в том, что мы, солнечные рыцари, поклоняемся не только Гвину, но и Солнцеликому богу, нашему легендарному основателю. А о нём осталось крайне мало сведений. В нашем ордене только высшие иерархи обладают определённым тайным знанием – и то, как мне кажется, даже они не знают, кто в точности такой этот Солнечный бог, – он принялся активно жестикулировать. – Мне всегда жутко хотелось проникнуть в суть этой загадки: понимаете, это ведь очень странно – быть частью ордена, который посвятил себя борьбе с исчадиями зла, и при этом не знать о своих корнях, о своих истоках. И меня это всегда очень беспокоило. К тому же, у меня есть чувство, что здесь, на этой древней земле, я смогу найти какие-то ответы на эту загадку. Может быть, что-то мне подскажет… кому мы действительно возносим свои молитвы. В конце концов, он всё ещё смотрит за нами с неба… пристальным взглядом. – Научные изыскания – достойная цель, – улыбнулся Ксендрик. – Но вы так и не ответили на мой вопрос. Солер непонимающе сощурился, а потом рассмеялся. – Ах, да, простите! Ха-ха-ха, меня уносит временами, такие уж мои странности, прошу простить. Я здесь, наверное… всего лишь несколько недель. Недели три, должно быть. Я какое-то время провёл ещё в предгорьях и тамошних городах, пытаясь попасть к Святилищу. Далеко не везде, конечно, встречал тёплый приём, ну да чего уж… Людям здесь тяжело. Да и обычных бандитов немало, так что с доверием проблемы. – А вы бывали в общине у Дориана Энгельберта? – Нет, – покачал головой Солер. – К своему стыду, даже не знаю, кто это и где он живёт. – Это наш, скажем так, добрый знакомый. Мы помогли ему, он помог нам. Весьма старый и опытный чародей, живущий в Нижнем городе. – Ах, так вот где! Тогда понятно. Я прошёлся только по Верхнему, а вот вниз не ходил. – А не слышали, случаем, про отряд Брайса Фергюсона? – Нет, – Солер пожал плечами. – Здесь, полагаю, таких отрядов немало, в предгорьях так тем более. Мало кто отваживается пробиваться наверх. А что, стоит его опасаться? – Стоит, – кивнул чародей. – Они оставили весьма вредоносный след в Нижнем городе. Думаю, эту историю расскажем вам на привале. Тут он повернулся и посмотрел в сторону. От бокового двора, почти от самого входа, через который они врывались в собор, прямо через заросшую лощину вёл некогда крытый узкий мост. Теперь же кровля над переходом обвалилась в половине мест, и колонны по бокам торчали сиротливо. На той стороне, за кронами деревьев, высилась большая часовня, казавшаяся даже скромной в сравнении с кафедральным собором напротив. Указав ладонью в её направлении, Ксендрик произнёс: – Я предлагаю сначала сходить на ту сторону и посмотреть, не затерялся ли наш кузнец там. Я эту часовню видел на гравюрах в атласе Лордрана – и то, что за ней. К слову, тоже место, которого стоит опасаться – сад Тёмных корней. – Тёмных корней? – сощурился Рю. – Ничего про него не слышал. – Не так уж удивительно. Весьма опасное место, где можно встретить существ, которые не водятся больше нигде в мире. Когда-то совсем рядом с этим лесом стоял город Улачиль – тот самый, где пять с половиной веков назад образовался разлом Бездны и случился локальный катаклизм, как раз-таки город и погубивший. И туда же, к вашему сведению, ходил Арториас Бездноходец с прочими рыцарями Гвина. – Это имя мне незнакомо, – покачал головой самурай, скрестив руки. – О рыцарях Гвина я слышал очень мало – только что среди прочих у него было, кажется, четверо избранных. Должен признать, даже не знаю их имён. На востоке о них практически не говорят. – О, ну в таком случае нам стоит восполнить пробел в ваших знаниях, раз уж мы всё равно остановились для созерцания пейзажа, – улыбнулся Ксендрик. – Быть может, Рамильда вас просветит? Рыцарша только теперь вырвалась из прострации и подняла взгляд на мага. Чародей ненавязчиво улыбался ей и смотрел в глаза, словно бы видел – понимал её состояние и как бы исподволь подсовывал ей тему, чтобы она могла хотя бы на что-то отвлечься – на что-то хорошо знакомое. Она действительно многое знала о рыцарях Гвина – четверо избранников были её героями детства наравне с отцом, и Рамильда знала о них множество разных историй – как правдивых, так и выдуманных. Кацумото теперь тоже глядел на неё, и выбора почти не оставалось. По большому счёту, она была даже благодарна за эту возможность. – Охотно, – сказала она на выдохе, переведя взгляд на Кацумото. – У короля Гвина была гвардия Серебряных рыцарей и несколько меньших отрядов, но вообще, самые знаменитые – это так называемые «Четыре рыцаря Гвина». У нас на западе про них каждый слышал. Орнштейн, Гох, Арториас и Киран, – Рами облизнула губы и вздохнула, пытаясь собраться с мыслями. – Они были первыми среди первых. И каждый из них чем-то крайне выделялся в глазах Гвина, за что он и возвёл их в такой высокий ранг. Они все были… непосредственные участники Великой войны – у нас так называют войну с драконами, и возвысились как раз во время неё. Каждому из рыцарей ещё соответствует их животный символ – так их легко запомнить. Первым был Орнштейн Драконоборец, «лев». Он прославился тем, что почти в одиночку убил молодого дракона при помощи своего молниевого копья, а потом стал капитаном гвардии Гвина и его самым доверенным сподвижником. Из всех рыцарей ему принадлежит больше всего решающих ударов и убийств в боях с драконами. Второй был Гох Соколиный глаз – «сокол», как несложно догадаться, – Рами улыбнулась одними губами. – Он единственный из всех рыцарей был гигантом – буквально, настоящим гигантом, а не человеком. – Гигантом, – хмыкнул Кацумото. – Необычно, никогда бы не подумал. Каким же оружием он владел? Могу представить, что такой мог махать целым деревом, как тецубо. Дубиной, прошу прощения. – Если бы! Его оружием был лук – огромный композитный лук из дерева и кости, со стрелами, как у баллисты. Он добровольно вызвался поддержать Гвина в этой войне, и многие поначалу сомневались, сможет ли гигант оказаться метким стрелком. И в первом же своём бою на глазах у Гвина Гох положил дракона с одного выстрела! А потом Гвин даже создал для него отдельный отряд лучников из числа Серебряных, которые пользовались такими же большими луками – для себя большими, конечно. – Ясно. А что за Арториас? – Арториас Бездноходец, он носил символ волка. Непревзойдённый мастер меча. Сначала был обычный Серебряный рыцарь, который сильно пострадал во время драконьего налёта, но выжил единственный из своего отряда. Он решил искать силу – такую, которая поможет ему одолеть драконов и отомстить. Он совершил путешествие на далёкий север, в страну гигантских волков, и так впечатлил их своей силой воли и мужеством, что те позволили ему испить волчьей крови, а она даровала ему огромную силу. Так гласит легенда, по крайней мере, но есть… все основания полагать, что это правда. Мир был более тесным тогда. Гиганты, драконы, волки, гирмы, люди – к этой войне все были причастны. Уже много сотен лет спустя после войны, когда по миру тут и там начала распространяться Бездна, Арториас стал первым из тех, кто сражался с ней. Он заключил ковенант с тварями Бездны и создал магическое кольцо, которое позволяло ему пережить хождение по Абиссу – оттого его и назвали Бездноходцем. Такие же были у рыцарей из его отряда. Они охотились за самыми опасными порождениями Бездны, а когда случился кризис Улачиля, они отправились туда и погибли все до одного, включая Арториаса, но смогли остановить разрастание Абисса. Где-то здесь же, в саду Тёмных корней, есть и могила Арториаса. – Теперь понимаю, – кивнул самурай, осмысливая сказанное и почёсывая подбородок. – А четвёртый? – Четвёртой была Киран, «оса». Она была из особого, чисто женского рыцарского отряда – Клинков Владыки, как их называли. Это были по сути разведчики и диверсанты Гвина, но и на поле боя они были крайне страшны. Киран была самой выдающейся из них и стяжала самые большие почести, да и вообще на её счету несколько самых опасных врагов Гвина. Когда она стала одной из четырёх, Клинки перешли в её подчинение и вообще во всём стали равняться на неё. А что до избранного оружия, то тут всё просто – как раз два клинка: Золотое жало и Серебристое жало. Ещё она носила фарфоровую маску – своего рода символ того, что она всегда была в тени, появлялась неожиданно, жалила противника в самое уязвимое место и так далее. Переведя дух, Рами собралась с силами для последней детали рассказа: – Когда эти четверо были вместе, они были самой страшной силой на поле боя. Очень много драконов как раз на их счету. Самый известный бой у них был с Калидором – одним из драконьих тиранов, которого они победили в финальной битве с драконами, на Пепельном озере. Схватка в том числе помогла переломить ход сражения. Про этот бой очень много написано, но, если можно, я лучше… в следующий раз расскажу, – она вымученно усмехнулась, почувствовав, как усталость снова наваливает на неё. – Как скажешь, – кивнул Кацумото. – Спасибо, было интересно послушать. А что с этими рыцарями стало потом? Не считая Арториаса. Рамильда закусила губу. – Неизвестно. Когда лорд Гвин пожертвовал собой, а Лордран скатился в хаос… все следы потерялись. Ни про них, ни про то, что случилось в Анор-Лондо, неизвестно ничего, к сожалению. Я бы и сама… очень хотела знать. – Что ж, ясно. Тогда пошли? Рами кивнула, и отряд направился через мостик. Переглянувшись с Кседнриком, Сванн одними губами прошептала «Спасибо». Всё это не спасло её от подавленности, но, по крайней мере, ей стало чуточку легче. Перейдя длинный мост над лощиной, они оказались под сводами часовни. В дальнем конце небольшого помещения представала апсида со скромным алтарём, через обвалившийся сегмент крыши справа виднелось темнеющее сиреневое небо. Вдоль левой стены куда-то вниз спускалась лестница, и именно из того проёма до их ушей доносился звук, который ни с чем нельзя было спутать – звон кузнечного молота. Ксендрик и Рю переглянулись. – Кажется, кузнец нашёлся, – констатировал самурай. Спустившись на этаж ниже, отряд обнаружил костёр с витым мечом прямо посреди комнаты, а за проходом из неё – мост, похожий на тот, что они пересекли, только ведущий к высоким стенам из бурого камня. Судя по всему, это и была цитадель Шена – та самая, которую они видели с крыши собора. И только ещё одним этажом ниже нашёлся сам кузнец. Он сидел за наковальней в углу, выстукивая молотом по хвостовику клинка, нагретому до жёлтого цвета. На столике рядом с ним валялись различные инструменты, сбоку виднелась стойка с различным оружием и щитами, под рукой была высокая кадка с водой, а у стены неподалёку горел кузнечный горн с мехами, приводившимися в движение хитроумным ножным устройством. Фигура кузнеца была огромна – не ниже Экберта. Широченные плечи и мощная грудь, испещрённая шрамами, были оголены, а волосатые руки выглядели так, будто могли пополам сломать тех самых горгулий, с которыми они сражались в соборе. Невероятно пышная шевелюра седых волос была собрана в толстый хвост, а столь же густая борода обрамляла рот. Никаких признаков опустошения у него не было. Когда отряд спускался к кузнецу, он поднял на них голову и пророкотал низким, хриплым голосом: – Мм! Вижу, у меня гости! И даже не опустелые. Рамильда поклонилась кузнецу, убирая руку с эфеса. – Приветствую. – Добрый вечер, – произнёс Ксендрик с лёгким поклоном. – Добрый, добрый, – оружейник расплылся в улыбке. – Приятно видеть гостей в моей скромной кузнице. Проходите, располагайтесь! – он небрежно повёл рукой. – Если хотите, привяжитесь к костру там, наверху. – Ох, спасибо, вы очень любезны, – улыбнулся чародей. – Позвольте представиться: я Ксендрик, а вы… Андрэ? – Ха! Андрэ, всё верно. Что, имечко уже на слуху? – Да, нам о вас уже рассказывали. – Ох, только не говорите, что меня уже хватились там, в Нижнем городе. Они начинают паниковать всякий раз, когда я ухожу на прогулку, ха-ха! – Да нет. В смысле, они, конечно, переживают. Но один наш знакомый вас упомянул, сказал, что вы – весьма примечательная личность. – Нееет-нет, я всего лишь кузнец, который сводит концы с концами. – Ну, это весьма примечательно, как по мне. В таком-то месте! – А что поделать? – Андрэ с улыбкой пожал плечами. – Кто-то же должен работать, пока все остальные бьют баклуши или разбойничают? Он встал из-за наковальни, неся клинок в щипцах, засунул хвостовик в горн, чтобы не дать ему остыть, и чуть поддал жару. – Счас-счас, вы простите, мне нужно закончить с этим – придать ему нужную толщину. Но я вас внимательно слушаю! Если вам что-нибудь нужно починить… сковать… или что-нибудь ещё, можете смело ко мне обращаться. Либо историями поделиться, это дело я тоже люблю! – он вытащил заготовку и пошёл обратно к наковальне. – Знаете, у нас есть, пожалуй, к вам просьба. Не очень, наверное, тривиальная. Вы же знаете про сломанный лифт? – Лифт? Хм-м, когда это я в последний раз пользовался лифтом?.. А! Вы, наверно, про лифт в соборе, да? – Да, всё верно. – Давненько меня там не было… Что, сломался? – Да, верхняя платформа, – пояснил Рю. – Детали не хватает. Нужна хорошая цепь, чтобы связать шестерни с переключателем, без этого механизм не заработает. – Вот оно что. Хорошо! Думаю, я смогу с этим справиться. Как скоро вам нужно? – Думаю, что чем скорее, тем лучше, – сказал Ксендрик. – Да, пожалуй, – присоединилась Рамильда. – Нам здесь задерживаться слишком долго не след – мы всё-таки дали обещание ребятам Дориана. А возвращаться через виверну было бы слишком опасно. – Да, так себе идея, – скривился маг. – О, так вы через мост с виверной шли? – усмехнулся кузнец. – Ну молодцы. Знатная зверушка, да? – Так ведь и вы тоже наверняка шли по этому мосту, – заметила Рами. – Разве нет? – Ну да, – Андрэ продолжал невозмутимо стучать по клинку. – И это для вас «уйти на прогулку?» – Да-а, я сюда то и дело хаживаю, – он поднял взгляд на рыцаршу. – Здесь тихо, красиво, птицы поют, никто не мешает. Работай себе всласть. – А как же виверна, опустелые? – Ну ведь вы-то пробились? Вот и у меня свои подходы есть. Сила, как говорится, есть, а ума палата тоже не помешает. – Ну и ну, – Рамильда не смогла не усмехнуться. – Должна признать, восхищена. – Ааа, пустое, – кузнец тряхнул головой. – Будет вам цепь для лифта. Что же вы можете предложить старому Андрэ? – Души, например, – предложил Ксендрик. – Души эт можно, – оружейник комично выпятил губу. – Души эт всегда хорошо. Как выражался этот досточтимый клирик, которого я видал в Святилище, «Только души в этих краях могут согреть человека». – Уверен, что он так и сказал, – усмехнулся чародей. – Не очень я люблю этих типов, признаться, – Андрэ покосился на Габи. – Не в обиду вам, барышня. Вы, вижу, смелая девушка. Это я не про вас, клириков, а вообще. Мне, в сущности, всё равно, кто мне делает заказ. Но человек, который так любит души, слишком уж скользкий на мой вкус. Но этого я вам не говорил, хе-хе! Вы-то куда путь держите? – Обратно в Святилище Огня. Для начала. – Скажите-ка… я тут слышал звон недавно. Это случайно не вы были? – Это у вас скорее в ушах звенело, – посмеялся Ксендрик. – В смысле, это, конечно же, были мы. – Ха-ха-ха! Выше предположение ничуть не менее вероятно! – Это правда! Но я был свидетелем того, что колокол звонил. – Я-асно всё с вами, – ухмыльнулся Андрэ. – В последний раз… давненько я это слышал. Н-да. Лет эдак… да, давно. Лет сто назад, пожалуй, не меньше, – тут он глянул на Экберта и кивнул в его сторону. – Доспехи у тебя, мой друг, знакомые. – Возможно, мы виделись и до этого. – А-а, кто знает, кто знает. Я видел не одного из вашего войска, если, конечно, это именно твои доспехи. Судя по тому, как сидят – твои. Экберт, расстегнув ремешок топфхельма, снял его с головы. – Я был одним из последних из бальдерского войска. Ходил к цитадели вместе с Таркусом. – А, старина Железный Таркус! Хе-хе, помню этого сорванца! Часто заходил ко мне починить доспехи или просто поболтать, когда ещё был один. Славный был рыцарь. Крепкий, что кремень, это точно, – он внимательно посмотрел на бальдерца, отвлекаясь от работы. – Я, кажется, и тебя припоминаю. Экберт, верно? Рыцарь молча кивнул. – Да-а, король-рыцарь Рэндалл… помнится, большую бурю в нашем маленьком пруду вызвал ваш король, когда явился сюда с войском. Я уж грешным делом подумал, что всё, скоро проклятие развеется, ну да чего уж. Неудача есть неудача. Бывает. Таркус, правда, далеко пошёл! Этот голем знатно падал – отсюда было слышно. – Странно, – проговорил Экберт. – Когда я столкнулся с големом… Таркуса там не было. И из нас двоих упал я, а не голем. – М-м, даже так. А я, мой друг, слышал другую историю. Я слышал, что Таркус этого голема одолел – да ещё и как! Проходил мимо меня в те дни один тип в чёрном. Исповедник Велки. Доводил до меня сведения, что Таркус, когда потерял всех товарищей, поначалу не очень знал, как быть и как к этому голему подступиться. Так они вдвоём эту цитадель дожали. И голема. Он мне говорил, что Таркус, считай, в одиночку его одолел: оттеснил к обрыву и просто спихнул вниз! Ха-ха, скала, чего и говорить! – кузнец обвёл взглядом остальных. – Вы представляете? Махина из железа метров в шесть ростом! С таким оружием, которое даже мне не снилось выковать! Экберт характерно провёл рукой по вмятине на доспехе – не иначе, оставшейся от его схватки с големом. – Так этот Таркус, – продолжал Андрэ, – сам большущий, как я, сумел эту махину запинать, все удары её выдержать и с обрыва столкнуть! И кто из них по-настоящему железный, я вас спрашиваю? То-то было зрелище, думается мне. Тот исповедник рассказал мне потом, что, когда это случилось, он Таркусу помахал на прощание, а его какие-то крылатые твари подхватили под руки и понесли к Анор-Лондо. Вот так-то. С той поры от Таркуса и не слышно ничего было. А потом через какое-то время этого голема снова поставили – я уж не уверен, кто его чинил и как у них это получилось. А потом и на колокольне горгульи появились – в общем, паршиво. Сто лет, ты подумай, а. По лицу Экберта нельзя было сказать, какие эмоции он сейчас переживал, но сведения о Таркусе и големе определённо не оставили его безучастным. – Эх, как неудачно, – посетовал Ксендрик. – Вот если бы мы успели до того, как его снова поставили… – А давно вы здесь, Андрэ? – спросила Рамильда. – Вы, наверно, очень много видели. – Я здесь с самого начала, – растянул губы кузнец, характерно двинув густыми бровями. – Ещё с той поры, когда не было проклятия. Эх, как будто было вчера, чёрт возьми, – он устроился поудобнее и глянул поражённой Рамильде в глаза. – Был у меня приятель в Анор-Лондо – кузнец-гигант, с которым мы проводили время частенько, соревновались и спорили о нашем кузнечном ремесле. Он, конечно, был тот ещё чертяка. В волшебной ковке смыслил. Утверждал, что для Гоха может сделать лук из композита получше его собственного! Но с тех пор, как вся эта дрянь произошла, и Гвин исчез, всё здесь пошло под гору. – Вы были в самом Анор-Лондо?.. – выдавила Сванн. – Да, приходилось, конечно. – А вы… видели, что там произошло? Когда на землю легло проклятие? Вы знаете, что стало… с остальными? Кузнец как-то лукаво усмехнулся и снова взялся за молот. – Не знаю. Меня в городе не было, когда началось. Всё, что знаю – они как раз незадолго до этого отгрохали цитадель. А потом взорвали большие ворота, и с тех пор из Анор-Лондо не слыхать ни-че-го. Чует сердце моё, что-то страшное происходит там. Но этого уж я не знаю. Видели солнце ведь? Всё ещё светит! Значит, и надежда есть. Рамильда не нашлась, что сказать. Она только что очутилась в присутствии ещё одной живой легенды, и никакие слова не могли бы выразить её трепета. – Так что с тех пор приятеля я своего не видел, – подытожил Андрэ. – Надеюсь, он ещё дёргается где-то там. Я бы с ним потискался в кузнеческих объятиях, если б снова увидел. – Ну, если мы его найдём – обязательно вас воссоединим, – сказал Ксендрик. – Ха-ха, буду на это рассчитывать. Да-а, деньки здесь текут медленно. Так что поговорить с кем-нибудь я люблю. Видать, доля у меня такая! Смотреть, как мимо меня проходят герои и говорят: «Дедушка Андрэ, поточи-ка мне клинок, а то зазубрился что-то!». Что ж делать? Сначала был Арториас, потом Таркус, теперь вот вы. Ну что ж, посмотрим, что будет дальше. – Посмотрим, безусловно. Так сколько вы хотите за свою работу? – Гм… Ну давайте так: вы ребята, вижу, славные, старика обижать не будете, – он снова лукаво улыбнулся. – Нравитесь вы мне. Давайте я с вас… ну, душу одной из горгулий возьму – она как раз большая. А вам за это не только цепь будет, но и можете туда же что-нибудь ещё вбросить. Например, вот, доспехи починить – вижу, вас потрепало. – Отличное предложение! Думаю, что со всеобщего согласия нашего отряда мы вам эту душу отдадим. – Мастер Андрэ, а сколько будет стоить починить мой доспех? – спросил Экберт. – Да кидай туда же! Что мне – цену, что ли, заламывать? Вы располагайтесь пока. Доспехи снимайте. – Насколько здесь безопасно? – спросила Сванн. – Не волнуйся: опустелые сюда не забредают. Старик Андрэ уж точно проследит, хе-хе-хе. Так что зажигайте костёр и не беспокойтесь. Рамильда кивнула и с усталым вздохом направилась наверх, к костру. Вскоре почти весь отряд уже расположился в комнате, оставив повреждённые доспехи у кузнеца и наполняя бутыли эстусом. Кацумото пошёл о чём-то с разговаривать с Андрэ: тот заинтересовался его доспехами и попросил оставить хотя бы на день, чтобы тщательно осмотреть конструкцию. Сказал, что уже видел пришельцев с востока много лет назад, но их доспехи были чуть иными, а кузнечное дело на месте не стояло. Рамильда пыталась развеять тоску, пройдясь оселком по лезвию клинка, но отцовский меч был быстро приведён в порядок, и отвлечься от тревожных мыслей ей было нечем. Подавленная и заметно погрустневшая, она сидела поодаль от остальных, уставившись на волшебное пламя совершенно отсутствующим взглядом. – Тебе нехорошо? – совершенно внезапно раздался над ухом голос чародея. Рамильда, моргнув, подняла голову. – Да нет, я буду в порядке. Ксендрик усмехнулся. – Будешь – верю, а сейчас? Рамильда протяжно вздохнула, пытаясь дать вменяемый ответ, но так и не смогла подобрать слов. – Ну хоть скажи, где болит, – произнёс каримец, присаживаясь рядом. – Нет, – Рами нехотя усмехнулась. – Раны у меня не болят. Мне просто как-то… не по себе стало от всего этого. – Думаю, что понять могу. Но если расскажешь подробнее, может, я смогу тебе чем-нибудь помочь. Она в очередной раз задумалась над ответом и серьёзно посмотрела на чародея. – Ты видел, сколько их здесь? Бальдерских солдат и рыцарей. – Да, количество жуткое. Они ведь привели сюда фактически всё ядро армии – всю элиту. – Да. Знаешь, это всё были люди со своими мечтами, своими семьями, со страстным желанием покончить с проклятием. И спасти свой дом. Это было лучшее войско на севере. И король-рыцарь Рэндалл – это не кто-нибудь. Это человек, сумевший отбить все нападения на своё королевство и поставить на колени саму Аварну, которая держала весь север в страхе. Это человек, который… среди всех претендентов на то, чтобы чего-то добиться в Лордране, был первым. И вот они пришли сюда всем этим войском. Элита бальдерской армии и цвет их рыцарства. Пурпурные плащи… И они все полегли здесь. Все, – добавила она шёпотом. – И назревает вопрос: чего стоили лучшие мужи Бальдера, если всё, чего они добились – это превратиться в пустые оболочки?.. – Знаешь, как можно ещё этот вопрос задать? «Как так случилось?» – Об этом я и говорю. – Здесь вопрос не в их силе. Вопрос в том, какие ошибки они допустили. Если мы поймём, в чём они ошиблись, мы сможем избежать этого сами. Было бы приятно этого избежать, правда? – Должно быть… – Только не говори, что тебе захотелось стать опустелой. – Нет, – покачала головой Сванн. – Это не моё. – Отлично. Значит, ты со мной согласна. – Да, просто… Знаешь, я подумала: они были лучшими из лучших. И они знали, на что шли. И если они допустили смертельную ошибку, то ты волей-неволей ловишь себя на мысли: «А какие шансы есть у меня?» – Я мог бы с тобой поспорить. Может, ты даже сочтёшь мой аргумент достаточно убедительным. Знаешь, что порой подводит лучших из лучших? Я уверен, что ты знаешь. Если ты ответишь на этот вопрос, то сможешь сама произнести то же самое. – Самонадеянность? – Именно. Когда ты думаешь, что всё предусмотрел, всё можешь, и ничто на свете тебе не помеха, это губит и лучших из лучших, к сожалению. Мне кажется – я, конечно, не могу утверждать точно – но мне кажется, что после стольких побед начинаешь очень сильно верить в свои силы и недооценивать окружающую обстановку. – Может быть. Но разве не вера в собственные силы – это первое из того, что защищает тебя от проклятия? – Вера – это одно, а самонадеянность – совершенно другое. Они разучились проигрывать. Вот о чём я говорю. Ты знаешь, это как две стороны одной медали: чуть-чуть подумаешь, что можно перестать быть осторожным – и всё катится под откос. Как-то так я, наверно, и погиб. – Может быть… – сдавленно произнесла Рами. – Мне-то казалось, что у меня всё под контролем. Но оказалось, что не всё! – он характерно растянул губы в улыбке. – Те враги при дворе, которые у тебя были. За что они вообще хотели тебя убить? – Ну, хе-хе, скажем так: я им не нравился. Так как я был первым советником герцога, многим это не нравилось, ведь им хотелось оказывать на него своё влияние. Ну и вот группа таких людей сплела свою сеть интриг, и я, знаешь, неоднократно предотвратив на себя покушения, решил, что ничего нового они уже не придумают. Но они оказались изобретательнее, чем я думал. Потому что я попросту не ожидал, что они будут действовать такими грубыми – почти топорными методами. – Мгм, – кивнула Рами со слабой улыбкой. – Нож в тёмном переулке? – Примерно так, – повертел рукой Ксендрик. – Тебе удалось что-нибудь вспомнить, к слову? – Ну, среди прочего я примерно вспомнил, как меня убили. Не то чтобы очень приятные воспоминания. Не в переулке, но близко – в конюшне, когда я отправлялся в дорогу. А потом, когда я обратился, мне пришлось выбираться из колодца. То ещё развлечение, скажу я тебе. – Жестоко, – сочувственно покивала Сванн. – Они всё предусмотрели – надо же было хорошенько спрятать тело. И совершенно не подумали о том, что я буду делать, если окажусь нежитью – вот как так вообще можно было? – Как ты и сказал, их методы были топорными, – слабо улыбнулась Рамильда. – Всё так и есть. – Должно быть, просто они решили, что не надо думать на шаг вперёд. – Я думаю, они просто этого не ожидали. А может, и ожидали – но были уверены, что я оттуда никогда не выберусь. В общем, хочу подвести мораль нашей маленькой истории: самонадеянность – это убийца. Мне кажется, что это было как минимум одной из причин падения армии Бальдера. И нам стоит этого опасаться очень сильно. Как только мы подумаем, что нам всё по плечу, нас тут же ждёт неминуемое падение. Но в остальном нам не нужно быть лучшими. Нам нужно быть разумными. – Вполне возможно, – тут она бросила взгляд в сторону Солера, латавшего сюрко, и после недолгого молчания спросила. – Что думаешь про этого солнечного рыцаря, м? – Надо бы с ним поплотнее пообщаться. Пока сложно думать что-то определённое. Он выглядит хорошим парнем, но это ни-че-го не значит. – Да. Мне показалось, какой-то уж он больно оптимистичный. – Ну, может, он, конечно, дурачок. А может быть, и что-то скрывает за этим оптимизмом. – А что же, по-твоему, все должны обязательно что-то скрывать? – Да нет. Я обычно предпочитаю, когда люди ничего не скрывают, – улыбнулся маг. – Так проще. Рамильда, вздохнув, покивала. – Ты-то сам что думаешь? Вот то, куда мы сейчас идём – ты готов идти до конца? – А какой есть выбор? Гнить здесь дальше? – Но ведь ты хотел прежде всего, насколько понимаю, восстановить память. А дальше? Ксендрик усмехнулся. – Я думаю, что путь, который мы избрали – лучшее из всего, что можно придумать. Потому что больше ничего в голову попросту не приходит. Можно, конечно, было бы заниматься кое-какими исследованиями… – он отвёл взгляд куда-то в сторону. – Исследованиями? – Ну, я люблю исследовать магию. Всякую разную, необычную. – А ты… ты при дворе этим занимался? – В том числе. В том числе, я много чем занимался. Не всё, к сожалению, удаётся вспомнить. – М-м. Про герцога Арстора множество разных слухов ходило. Он оставил после себя якобы множество каких-то артефактов, но половина из них едва ли… едва ли правда существуют. Но мне просто интересно, насколько это правда. Ты ведь был его приближённым. – Что-то мы с ним определённо создавали. Но не могу утверждать, что всё так, как по слухам, – улыбнулся чародей. – Да, мы занимались разными исследованиями, опытами. В том числе связанными с проклятием. И проекты артефактов у нас точно были. Некоторые я даже сам разрабатывал. – Для чего он это делал? – По многим причинам. Любопытство исследователя – как одна из них. Ну и, конечно, куда деться от проклятия нежити? Всем интересно, как его можно победить. – Он пытался найти способ его преодолеть? – Ну, у него было много помощников. Среди которых я постарался стать первым. – И какого-то успеха вы… достигли, не помнишь? – Увы. Я точно помню, что мы старались что-то делать. Но что конкретно, и что получилось в итоге – нет. У Сванн появилось чувство, что Ксендрик чего-то не договаривал, но она решила не давить на него – не было сил. Да и потом, он пришёл поддержать её в трудный момент, и за это она была ему благодарна. – Было бы славно, наверное, если бы получилось. Знаешь, это… мне кажется, во многом из-за этого его пытались осудить. Потому что, как известно, с нежитью разговора нет, а значит, и проклятие нельзя трогать. – Конечно, – в тон иронично отозвался Ксендрик. – Широта взглядов не везде приветствуется. А герцог был человеком весьма широких взглядов. – Могу поверить. Знаешь, если человек действительно пытался найти способ бороться с проклятием и помочь нежити, даже если в этом и были свои, личные… я не хочу сказать «корыстные» устремления… просто не очень верю в людей, облечённых властью, которые делают что-то из чисто альтруистичных побуждений. – Чисто альтруистичные побуждения, строго говоря, мало у кого можно обнаружить. Не говорю, что ни у кого, конечно, но, если копнуть, то альтруизма окажется не так много, как хочется думать. – Я думала об этом иногда. Знаешь, будучи рыцарем, тебе по-хорошему полагается стремиться к этому. Но это очень сложно порой – жертвовать чем-то своим ради других. Иногда это получается без задней мысли, а иногда что-то личное порой очень сильно тебе мешает. Даже мелочное, – на губах у неё появилась усмешка. – В духе того, что в холодную ночь слишком уж не хочется отдавать одеяло кому-нибудь другому, когда у самой дрожат пальцы. – Да, это не так просто. Думаю, что я бы, наверное, своё одеяло не отдал, – чародей хохотнул. – Думаю, по крайней мере, честно признаваться в том, что тобой движут в том числе эгоистические порывы. – Да. Знаешь, отец и Конрад, мой капитан – они именно этому меня и учили. Что для того, чтобы по-настоящему уметь отрывать от себя, нужно честно признаваться себе в своих собственных желаниях и слабостях. И своих собственных… демонов знать наперечёт. Ксендрик посмеялся. – Даже так? Демонов? Интересная формулировка. – Ну, это ведь фигурально, сам понимаешь. – Конечно. Просто… занятно, когда кто-то таким вещам придаёт такой демонический флёр. – Хм. Ну а что же в этом такого? Слабости есть слабости. – Да, но тебе правда кажется, что человека так легко разделить на хорошее и плохое? Наградить его отрицательные черты статусом «демонов» – и вроде как всё легко и понятно. Мне кажется, такая картина мира простовата. – Почему же? – Я думаю, что это беседа для какого-нибудь… более расслабленного вечера. Ну, знаешь, когда у нас будет меньше неприятных мыслей. Можно будет пофилософствовать. Не уверен, что я сейчас настроен на такой лад. – Да, должно быть. Я сейчас сама не очень в духе. – Ну, надеюсь, я тебя хотя бы развлёк. Ничто не развлекает, как беседы о том, как ты умер. Рами негромко прыснула. – Это точно. Спасибо. Вообще, я хотела сказать, что из каких бы побуждений герцог ни хотел найти «средство» от проклятия, это была достойная цель. Да, и ты… не беспокойся за меня. Знаешь, может показаться, что мне сейчас тяжко, и вообще у меня лицо кислое, и вообще я стану похожей на того типа из Святилища, но… нет. – Не-ет, для этого ему нужно процентов эдак на восемьдесят похорошеть, ха-ха-ха-ха! Ну или тебе подурнеть. Рамильда беззвучно посмеялась. – Да уж! Но я к тому, что просто… не думай. Это не моё. Я не привыкла сдаваться. – Я это учту, – улыбнулся маг. – Ну ладно. Пока оставлю тебя в покое. Если что – обращайся, я всегда рад помочь. – Благодарю, – кивнула рыцарша. Она проводила Ксендрика взглядом. Вместо него практически сразу к ней подошёл Экберт. Поблёкшая одежда рыцаря казалась ветхой, а вид нездоровой кожи, плотно обтягивавшей мышцы на лице и руках, производил жутковатое впечатление. – Леди Рамильда, – пробасил он. – Всё в порядке? Вы выглядите подавленной. Она слабо улыбнулась бальдерцу: что-то подспудно приятное было в мысли о том, что её соратники не остались безучастными, даже при том что она не делилась своими переживаниями сразу. – Да, сир Экберт, не могу отрицать, что это всё… впечатлило меня больше, чем я ожидала. – Что именно? – Да, меня тут уже спросили, из-за чего мне «взгрустнулось». Мне просто стало не по себе от того, что стало с войском Бальдера. Что оно потерпело такое поражение. Ведь вы были лучшими из лучших. И вот я вижу всё это и не могу не задавать себе вопрос: «А если они потерпели поражение, то какие шансы есть у нас?». – Леди Рамильда, вы ведь слышали, что сказал мастер Андрэ? Насчёт Таркуса. Когда мы шли вместе с Таркусом, нас было гораздо меньше – всего десять. Тем не менее, вместе с ним мы преуспели гораздо больше, нежели экспедиционные силы Беренике или Бальдера. Когда сюда приходит большая рыцарская хоругвь, а тем более целое войско, потери сказываются слишком болезненно. Практически все погибшие пустеют после первой смерти и обращают свой меч на живых. И постепенно войско начинает пожирать само себя – это как снежный ком, который катится по наклонной. А небольшому отряду гораздо проще. Особенно отряду умертвий, которые чувствуют себя здесь, как дома. – Да, в этом есть смысл, – покивала Рамильда. – Но мне всё же жалко было на них смотреть. И просто… было пронзительно больно оттого, что столько хороших людей погибло здесь. А их мечты, стремления, надежды, просто рассыпались. Я поймала себя на мысли, что, если бы по какой-то прихоти судьбы рыцари Асторы пошли сюда, и я наблюдала бы, как то же самое происходит с моими друзьями… – она, зажмурившись, покачала головой и взглянула в глаза Экберту. – Я не представляю, как вам было тяжело. – Случилось, что случилось. И сейчас мой долг – подарить им покой, которого они заслуживают. – Это достойно. Сир Экберт, а… зачем вы пошли с нами? По-настоящему? Не поймите превратно – я бесконечно благодарна за то, что вы помогли нам в битве. Но мне хочется знать, что движет вами теперь. – Это хороший вопрос. Тогда, сто лет назад, после окончательного провала, я пытался обрести покой и умереть по правде, не превращаясь в опустелого. И каким-то образом даже сумел погрузиться в этот летаргический сон. Но когда вы проходили над нашей гробницей, всё изменилось. – Погрузиться в сон… Как же это у вас вышло? – Сложно описать. Концентрация воли, я полагаю. Даже опустошённые бродят по каким-то знакомым коридорам и движимы знакомым желанием, хоть и не осознают себя. Я же счёл, что окончательно можно умереть, лишь отринув все чаяния, все мысли, цели. Опустев по-настоящему, а не так, как они. Но, очевидно, мне не удалось достигнуть такого состояния в идеале, учитывая, что звуки битвы пробудили меня. А раз так, то я решил, что мой долг всё ещё не отпускает меня. И лучшая возможность его исполнить – пойти вместе с вами и посмотреть, чем закончится ваша экспедиция. – Удивительно. Вы сумели настолько очистить свою голову от всех помыслов и стремлений?.. – Не до конца, как видите. Иначе бы я здесь не стоял. – Всё равно впечатляет. Столько лет… И в итоге, мы вас разбудили, – она нервно усмехнулась. – Если вы верите в судьбу, то это можно считать её знаком. – Вы хорошо знали этого человека? Таркуса. – Настолько, насколько успел. Он был рыцарь с невероятной силой воли и с завидным упрямством. Даже погибнув множество раз, он не сдался, когда его соратники погибли. И этим он вдохновлял тех, кто шёл рядом с ним. Сколько бы мы ни оступались, он всё время шёл дальше и заставлял нас идти следом. Он действительно был лучшим воином Беренике. – У него действительно было прозвище «Железный?» – Да. Он был настоящим гигантом, как и все рыцари Беренике. Но прозвище ему дали как раз за несгибаемую волю. Рамильда многозначительно покивала. Взяв ножны с мечом Леофрика, она чуть повертела их в руке и снова заговорила: – Сир Экберт… Знаете, вы вот вручили мне этот меч. Мне нужно кое-что вам сказать. Дело в том, что… как бы я ни была благодарна, я не могу им владеть. У меня есть собственный клинок, который достался мне от отца, Турмода Сванна. И он не только идеально подходит под мою руку, но и очень дорог мне как память, поэтому ему я не изменю. Но такой подарок – это не даётся просто так. И я не могу… не могу позволить себе просто избавиться от него. Продавать этот меч кому-то было бы кощунственным. Как вы думаете, что мне стоит с ним сделать? – Поступите с ним, как считаете нужным. Но я бы на вашем месте поговорил с Андрэ, чтобы он привёл его в порядок. А потом можете вручить его кому-нибудь достойному. А даже если нет, в этих местах не помешает иметь запасное оружие. – Пожалуй. Хорошую сталь обидно тратить попусту. Спасибо. – Будьте сильной, леди Рамильда. Учтиво наклонив голову, Экберт отошёл, и Сванн кивнула ему в ответ. Снаружи было уже почти темно, а пламя костра приковывало взгляд всё больше. Усталость и переживания наваливались слишком тяжким грузом, и хотелось спать. Посидев ещё некоторое время, Рами кивнула сама себе и, укрывшись плащом, провалилась в сон.