Свет проклятых звёзд

— Главное, ребята, сердцем не стареть! Гилмарах в этот раз приехал один. Он больше не злился, когда младшие родичи называли его дядей, и сам соглашался с тем, что страшно постарел. Хурин рассмеялся перемене, хотя на душе было тревожно. С сыном тёти Глорэдэль от первого мужа у него была разница в десяток лет, однако раньше высокий широкоплечий марахлинг казался чудовищно взрослым и древним. Не как отец, конечно, но примерно. Теперь пропасть ощущалась значительно меньше. Гилмарах приезжал на могилу своего родителя — знахаря Кабора почти каждый год, обычно с сёстрами и с новым мужем матери. Хурин помнил, как первый раз в сознательном возрасте пошёл вместе с роднёй к священному холму. Разумеется, это было лишь ставшее памятным местом возвышение, куда закопали сожжённые останки жертв страшной хвори, причём никто не разбирался, где чьи родичи, да и нашли не всех. Однако это не имело значения для детей героя-лекаря, они каждый раз украшали холм цветами, раздавали угощения и вино, плакали вместе с товарищами по несчастью. Потом Хадис и Гилмирель уезжали домой, а Гилмарах иногда оставался вместе с Халдиром до самой осени. «Ты кого дядькой назвал?!» — обижался он на младших кузенов сначала всерьёз, потом, по мере взросления, в шутку. А в один из годов после очередного обидно-почтительного обращения к себе позвал Хурина и только-только начавшего складно говорить Хуора погулять и начал рассказывать историю, показавшуюся юным сыновьям Галдора сказкой. А замечания дяди Халдира добавляли ещё большей таинственности. — Дети Эру, и Старшие, и Младшие, — поучительно говорил древний дед Гилмарах, которому только недавно миновал второй десяток лет, — пробудились на востоке, но нас оттуда изгнал Моргот, а позже — его безумный слуга, вторящий злодеяниям хозяина. — Чрезмерная преданность, — жуя ветку лиственницы, вставил Халдир, — признак вора. Уверен, Моргот не досчитается многих сокровищ, если проверит казну. Пасынок и племянники удивлённо посмотрели на него, но пояснений не дождались, и Гилмарах продолжил рассказ: — Вор или нет, но выгнал не своего обворованного хозяина, а наших предков. Племя Мараха, из которого и происходит ваш отец, подружилось с эльфами и долгое время воевало за свою восточную землю, но потом пришли вести, мол, настоящая война совсем не там, а на западе и севере. Там и нужна помощь доблестных воинов. — С хитрецом веди себя по-хитрому! — усмехнулся Халдир. — Не поняли? Моргот делал вид, будто главные его силы на востоке, и нам надо так же. Главные силы прятать! А войско воеводой крепко. — Да! — согласился сын знахарей. — И Марах был очень храбрым вождём. Он смекнул, кто силён, кто в борьбе поможет, туда своих и повёл. — Самая дальняя дорога — это ближайший путь домой, — снова прозвучало замечание, сопровождаемое пережёвыванием лиственницы. Хурин с интересом кивал, а маленький Хуор не слушал вовсе — собирал ягоды в рот, а грибы — в корзинку. Заодно, как учили старшие, оставлял за собой отметины, чтобы обратная дорога непременно нашлась, куда бы эти старики ни забрели. Уж младший сын Галдора — совсем взрослый! — их непременно выведет. И награду за подвиг получит! — Долго шёл Марах, но в конце концов пришёл. И помог эльфам в их давней борьбе, — Гилмарах увидел, как малыш Хуор надламывает очередную ветку и соскребает мох и заулыбался: — Осторожного коня и зверь не берёт. Молодец, брат. — Только состарился Марах в пути, поэтому не одолел Моргота, — продолжил за пасынка Халдир. — Старый конь, как известно, борозды не портит, но и глубоко не вспашет. — Э, нет, бать, ты зря! — сын Кабора и Глорэдэль поднял палец. — Как в той песне поётся, главное — сердцем не стареть! Тогда и новая прекрасная земля найдётся, и принцесса эльфийская женой станет, и орлы владыки Манвэ куда угодно подвезут на своих могучих крылах! — Где песня льётся, там легче живётся, — выплюнул пережёванные иголки Халдир. — Только поёт их бедняк, а богатый — слушает. — Неправда, бать! — возразил пасынок. — Мои предки не были бедняками! Поёт тот, кто сердцем юн. Я вот, хоть и старик — да, Хурин? — но в душе — в душе-то! — молодой! «Главное, ребята, сердцем не стареть! Песню, что придумали, до конца допеть. В дальний путь собрались мы, А в этот край далёкий Только на орлах и можно долететь». Так пелось марахлингами! Мне это дядя Гундор говорил. «С выси поднебесной путь орёл найдёт, Прямо на поляне закончит свой полёт. Выйдет в незнакомый мир, Ступая по-хозяйски, В общем-то зелёный, молодой народ. Где веками ветры да снега мели, Там совсем недавно марахлинги прошли. Будем жить в селении Пока что небогатом, Чтобы все богатства с новой взять земли. Мчатся утки-гуси выше облаков, Мчатся, чуть похожие на больших орлов, Мчатся над тобой они, А знаешь, мой соратник, Лёту в новый мир лишь несколько часов. Друзей, улетающих в дальний полёт, В сердце своём сбереги. Лес под крыльями птиц песню ветру поёт, А ты вслед беги-не беги». Хурин невольно начал подпевать, Хуор хмуро положил в корзину очередной гриб. — Стервятник взлетает высоко, но только чтобы высматривать трупы, — вдруг очень мрачно прокомментировал Халдир. — Сила, не оказывающая помощи, либо есть зло, либо силой не является. Это как умудрённый знаниями знахарь, который сидит дома и никого не лечит. Так же отвратительно. *** — А почему ты один? — Хурин долго не задавал этого вопроса, ждал, пока Гилмарах молча поговорит с умершим отцом. — Я стал горевестником, — вздохнул марахлинг. — Против воли. Он снова взглянул на безмолвный холм в лучах летнего солнца, на встревоженных людей вокруг, на пьяного дядю-вождя и его понурую супругу и пристально посмотрел в глаза Хурина. — Хадис и Гилмирель, когда на севере полыхнуло, были со мной. Мы только выехали из города, и тут… Бахнуло. Хадис… Ты помнишь её, она может иногда разрыдаться ни с того, ни с сего, вот и опять. Гильдис ей даже сказала, что не видит в ней преемницу. Что тут началось… Крики, слёзы, проклятья… До трясучки. Пришлось лекарей звать. В общем. А Гилмирель муж не отпустил, она ж дитя ждёт. Ну и я один поехал. Я же не собираюсь на север, Хурин. Я всю жизнь слушал о славе Мараха, о том, что меня в его честь назвали, но я не хочу сгинуть где-то среди врагов, как он. Я всю жизнь пёк хлеб, варил похлёбки и кормил работяг, да гонцов с почтой. Я не вижу себя с оружием в руках против стены огня и орочьего войска. Только мух да крыс убивать обучен. У меня дети маленькие дома, жена молодая. Как я их оставлю? Галдор согласно закивал, Хурин услышал вновь повторяющиеся слова, мол, Дориат не пускает никого со своих границ, приказ Тингола… — Я забираю Хуора, — твёрдо сказал старший сын вождя халадинов, и все голоса разом смолкли. — Мы едем с Гилмарахом в Дор-Ломин. — Что? — больше удивлённо, чем испуганно, выдохнула Харет, округлив глаза. — Да, мама, — Хурин остался непреклонен. — Что слышала. «Сынов, улетающих в дальний полёт, В сердце своём сбереги. Лес под крыльями птиц песню ветру поёт, А ты вслед беги-не беги». Главное, ребята, сердцем не стареть.