Свет проклятых звёзд

Снаружи пылало лето, бушевали пожары зорь, пламенели алыми и жёлтыми цветами луга и поля, а в подземном городе сохранялись неизменные полумрак и прохлада. — Пусть Менегрот веселится! — неожиданно сказала королева Мелиан. — Пусть грянет пышный пир! Радуйся, любовь моя, а я присоединюсь к тебе и торжеству позже. «Чёрное с белым смотрится. Чёрное с белым сходятся, Словно с картины сводится Краска ушедших лет. Все наши фразы сложные Все недомолвки тошные, Будто бы память прошлого Смотрит печально вслед». У Эльвэ не возникло вопросов к супруге, лишь сердце привычно тронула напоминающая о подзвёздной юности мелодия, прозвучавшая только для двоих. «Радуйся, любовь моя!» Однако настроение жены передалось тенью то ли тревоги, то ли сожаления о безвозвратно ушедшем, вспомнилось опасное, но беззаботное время кружения в оказавшемся не бесконечным танце на берегу озера Куивиэнэн. Что-то трепетало в застывшем воздухе Тысячи Пещер, вино словно изменило вкус, и даже Даэрон исполнял старую песню как-то иначе. — Лебединое дивное озеро Память цепко, незримо хранит. Ночью тихою зимнею позднею Взмахом крыльев беззвучно манит. В окружении белого облака Хоровод стройных лип и берёз. Заворожено призрачный колокол Ветер памяти к звёздам вознёс. И звенит, и звучит перезвонами, Лебединую верность храня. Несказанною радостью, волнами Возвращает в былое меня. Восхитительны встречи мгновения! Не забыть лебединый твой клик, Лебединое чистое пение, Счастья призрачно-сладкого миг. Нас зовёт лебединое озеро, Танец видится призрачных птиц. Ночью тихою, зимнею, позднею Я лечу к нему светом зарниц. Однако за безмятежными словами и нотами грозной тенью вставала совсем иная Песня, и Лутиэн, похоже, тоже это заметила. Король Эльвэ посмотрел в глаза дочери. Звёздные бездны глядели в душу с сомнением, с обращённым не к отцу вопросом, а за спиной принцессы зал словно смазывался, смеющиеся и танцующие хмельные гости превращались в тени на фоне катастрофы. Прошлое пело не про озеро и лебедей, а про брошенный на грань гибели юный мир: «Гроза накрыла Алмарен и правит им В звучащей Теме Разрушения. Во всплесках плети молний чёрный лик земли Не спит, и с ним не сплю и я. Я поднимусь на горы, к ледяным ветрам, Омою скалы в тучах грозовых. Я слышу голос неба — он зовёт меня. Внимаю я раскатам громовым. И зовёт меня голос неба, И влечёт меня молний блеск. В прах обратятся вновь быль и небыль, Мне укажет путь глас небес». «Веселись!» — голос Мелиан прозвучал громче, в одном только слове прозвенели целые мелодии колокольчиков, покрытых росой досолнечных цветов: «Всё хорошо, здесь безопасно. Ты — лучший владыка! Все восхищаются тобой!» *** Мелиан осталась одна. Одна — плотской одеждой, красивой утончённой хроа, но дух — мысль, мелодия и сама суть Айну устремилась к тем, кого так мечтала покинуть навсегда. Сначала избравшая, а позже отврегнувшая служение Валиэ Эстэ Майэ знала, что услышит, но отчаяние оказалось сильнее гордости. Мелиан ощутила, что совершил Мелькор-Чёрный Враг и спомнила погибающий Алмарен. Разум кричал: «Нет! Моргот не уничтожит Эндорэ и Белерианд! Он ведь правит здесь!» Но безжалостно вывернутая наизнанку земная твердь рыдала о смертельных муках. «У него не хватит сил уничтожить созданный Песней Эру мир!» — попыталась успокоить себя Мелиан, но ничего не выходило. Что помешает пустить лавовый поток не только поверху, но и понизу? Что, если мощи пламени Утумно окажется достаточно, чтобы пролить смертоносный жар в Менегрот? Мелиан как наяву видела корчащихся в огне подданных и самых любимых, и слёзы лились на платье платья, ручьями стекая из переполненных отчаянием звёздных бездн. — В решето… — прошептала Майэ, устремляясь мыслью к братьям и сёстрам. — Я расстреляна пустыми надеждами! Я никто! Я ветрами продута, и солнцем отвержена! «Видите? Я больше не возгордившаяся прислуга!» — Поздно ль что-то менять? Это ль рубеж, окончание и плата? Бездна смотрит в меня Тысячью глаз сомнений И страха. Бездна, бездна моя Необозрима, беспечна, Угрюма и бесконечна! И в моих слезах Она будет вечно. Мелиан знала — её слышат, а Вайрэ, вероятно, даже помогла сплести нужную нить пути для мольбы, но вместе с таким пониманием приходило и иное знание, которое Айну посмела забыть. «Поздно что-то менять: Вот она суть, отпечаток, мгновение! Чтоб пустоту осознать, Не нужно провидцем быть И быть гением», — Эстэ всё же отозвалась. Всегда милосердная и понимающая с Детьми Эру, Валиэ-создательница надежды умела быть чудовищно жестокой с непокорными слугами — её особый дар чувствовать других легко превращался в орудие пыток, и Мелиан сейчас в полной мере ощутила это на себе. — Бездна, бездна моя! — попыталась ухватиться Майэ за внимание бывшей госпожи. — Безмерна в своем молчании! В него я навек впечатана. И в моих слезах Она будет литься Отчаянно, Биться отчаянно! «Ты смешна, — без иронии прервала её Эстэ. — Собрала всё, что можно в свободной воле, И пришла!» — Я прошу не любви — освобождения от боли! — взмолилась Мелиан. Пусть насмехаются, только помогут. — Боли вокруг, как гнилья: Сколько ни лечишь — она нарастает. Бездна, бездна моя! Позволь же взмолиться у самого края! Айнур! Вы — заступники! Только слишком далеки. Я ждала, но обожглась, И, увы, не дождалась. На окраине, средь тьмы Теплится ещё чуть-чуть — Я оставила свечу, Чтобы вы меня нашли. Валиэ ответила не сразу. Она понимала, о чём на самом деле просила бывшая помощница, и подбирала правильные слова, чтобы раз и навсегда поставить точку в бессмысленной беседе. «Все мы — Дети Творца, — тьма расцвела голосом создательницы надежды, зазвучала идеально правильно и красиво. Совершенно. Как надо. — Долей равною на всех — Милосердие на всех! — Ты запомни, делится. Все — Его творения. Все — Его создания. Всем дано с рожденья Наше сострадание». Нить зазвенела струной, и Мелиан снова увидела себя глазами из плоти. Красивые слова передала Валиэ, правильные. Истинная гармония! Именно такая, как должна быть в Арде. Но ведь всё на самом деле иначе, и Эстэ прекрасно это знает! Королева Дориата окончательно осознала сказанное. «Мы простили Мелькора и не пойдём на него войной — это его доля милосердия и сострадания». Мелиан глубоко вдохнула. Хватит ли сил защитить свой клочок Арды от безумств брата? — Мама? — Лутиэн появилась внезапно, словно воплотившись из неподвижного холодного воздуха Тысячи Пещер. — Что мы можем сделать? Что я могу сделать? В глазах королевы отразилась круговерть звёзд среди пламени. Сказать дочери оказалось просто нечего. — Мы ведь хозяева в Арде, — тихо произнесла Лутиэн, опускаясь перед матерью на колено, осторожно беря за руки. — Мы можем делать здесь всё, что хотим, и это ничем нам не грозит. Ткань мира — полотно для нашей вышивки и рисунков. Это арфа, на которой хватит струн для всех, чтобы каждый сыграл свою мелодию. Что бы ни случилось, мама, мы можем на это повлиять. Мелиан посмотрела на дочь. Зачем? Зачем она задаёт эти вопросы? — Что ты знаешь о земле? — продолжая уже начатую песню, произнесла королева, отходя от Лутиэн. — Безопасен, тих твой дом. Между нами — пропасть лет. Мы друг друга не поймём. Мы — творцы-заступники. Ты же судишь мелочно! Ничего не знаешь ты О несчастьях, девочка. И ничего не сделаешь. Принцесса промолчала, не желая говорить о том, что видела. — Ты не знала настоящих катастроф, — отрезала Мелиан, указывая взглядом на двери. — Ты не знаешь ценности братства и сестричества. Считаешь, что тебе подвластно в Арде всё? Твоё право. Моё же право не делить с тобой корону Дориата. Я всё сказала. Лутиэн покинула покои матери с привычным уже чувством разочарования. Да, Арду, похоже, не спасти, но на то воля не Рока, но самих её создателей. «Лебединое дивное озеро Память цепко, незримо хранит. Ночью тихою, зимнею позднею Взмахом крыльев беззвучно манит».