Свет проклятых звёзд

Эта дверь всегда была закрыта. Никто вроде бы не запрещал в неё стучаться и проситься зайти; возможно, там вовсе не существовало замка, или он не запирался, однако девочка боялась проверять. Она никогда не видела эту комнату открытой, даже щёлочки не замечала, ни разу не встречала таинственного жильца, поэтому представляла себе нечто очень опасное и страшное. Ей порой говорили: «Не шуми рядом — здесь живёт старый больной человек», но поверить в это не получалось. Даже самые дряхлые деды и бабки то и дело выбираются из своих жилищ и ругаются на всех, кого встретят. А это чудище, наверное, выползает только в полночь, когда нет ни луны, ни звёзд. И тогда… Малышка остановилась перед жуткой дверью и впервые услышала за ней голоса. Узнав один из них, девочка испугалась куда больше, нежели если бы из ужасного логова донёсся рёв чудовища. Решив не испытывать судьбу, юная аданет поспешила спрятаться в выделенной для неё комнате. И лучше — под одеяло, которое способно защитить от самых жутких монстров надёжнее любых эльфийских или гномьих доспехов. *** — Ты очень давно не заходила, — не слишком внятно произнёс Гундор, лишь слегка повернув к матери голову. Калека сидел в кресле, укутанный тремя шерстяными одеялами, но Гильдис знала — если тронуть руку сына, уродливая конечность будет ледяной. — Я принимала трудные решения, — ответила супруга вождя, садясь так, чтобы выродку было сложно смотреть на неё. — Например? — голос калеки дрогнул. — Перестать оплачивать моих лекарей, чтобы сохранить казну в трудное время? — Нет, — твёрдо сказала Гильдис, поскольку готовилась к такому вопросу. — Мне пришлось отправить лучших знахарей на войну, и это затронуло не только твои интересы, сын. — Но ты ведь понимаешь разницу между моими «интересами» и «интересами» того, кто просто промочил ноги и простудился. — Понимаю, — жена вождя вздохнула. — И мне очень тяжело далось это решение. Но я обязана думать в первую очередь о народе. — Ты пришла извиниться передо мной за мою скорую мучительную смерть? — Гундор то ли усмехнулся, то ли всхлипнул. — Нет, — Гильдис с трудом сохранила спокойный тон. — Я ни в чём перед тобой не виновата. И пришла, чтобы рассказать о переменах в нашей семье. — Переменах? — лицо калеки жутко сморщилось — без привычных снадобий, которые оказалось нечем заменить, больной адан страдал от болей и уже не пытался выглядеть мужественно. — Почему ты решила, что мне позарез нужно про них знать? — Потому что ты — часть семьи. *** — Теперь ты — часть нашей семьи, Морвен. Эти слова заставили юную аданет встряхнуться. За последнее время случилось слишком многое, и девочка перестала понимать, что происходит. Сначала все заговорили о войне и пожарах, потом стали исчезать подруги, а когда улицы совсем опустели, и гулять стало не с кем, пришли какие-то люди и заставили собираться в дорогу. Папа давно не появлялся дома, но Морвен это не пугало — обычно родитель был груб, игры с ним всегда заканчивались слезами, поэтому аданет в тайне от мамы радовалась исчезновению отца. Но тут стало страшно: если он узнает, что семья без него куда-то поехала, он будет очень зол! — Твоему папе обо всём известно, он дал согласие, — так сказала по приезду в Дор-Ломин старуха Гильдис, которую приказали слушаться. — Не переживай, — сменила тон эта жуткая женщина, — здесь много девочек твоего возраста, тебе будет, с кем играть. А завтра я познакомлю тебя с твоим будущим мужем. Привыкшей бояться лишний раз напоминать о себе дочке Барагунда оказалось легко привыкнуть к новому дому: она быстро запомнила, где находится комната, кухня, столовая и куда ведёт большая лестница, на все обращения к себе отвечала кратко и покорно, а потом просто села у окна и стала рисовать. Линия, штрих, точка, линия, штрих, точка. Взрослые суетились, раскладывали вещи, приносили странные лакомства, а Морвен кивала, улыбалась и рисовала. Линия, штрих, точка. Вот река и мост через неё, вот — озеро и солнечные блики на воде, а это — птичка на дереве. Дятел! У него красивые пёрышки. Вот — вход в пещеру и ещё такой же, только поменьше. А тут — кисть руки. Эх, опять не получилась, зачеркну. Это девушка с длинными волосами. Пока без одежды, потому что платье не придумала. А вот — младенец. Не получился. Жалко! Миленькая была бы девочка! О, попробую красиво писать буквы! Линия, штрих, точка. Обведё-ом! Как будто камень с текстом. Ой, на могилу похож! Зарисую! Вспомнилось, как утром приехали в чей-то дом, а там умер кто-то… Жуть! Наверное, тоже от страха из-за войны. Многие так умирают, мама говорит. «Неужели я тоже умру, потому что меня война напугает?!» На глаза навернулись слёзы. Захлюпав носом, Морвен продолжила рисовать. Среди множества не связанных между собой изображений — ожерелья, дороги, шлема, горы с троном на вершине и фигурок людей появилось длинное тело ящера. Интересно, чем занята Риан? Её поселили в другое крыло дома… — Пора спать, малышка! — прозвучал строгий голос служанки госпожи Гильдис, и рука девочки дрогнула — дракон получился словно перечёркнутый в районе пуза. Впрочем, какая разница? Главное — вовремя лечь, чтобы утром успеть стать красивой. Аданет аккуратно убрала в ящик под столом всё, во что играла, и побежала переодеваться ко сну. *** — Часть семьи, — прохрипел Гундор, снова морщась. — Ты ненавидишь меня! Лучше бы отравила, чем оставила без лекарств! Себя-то не обделила! Даже трость не продала! А я ведь только добро делал! Я ведь помогал! Я ни в чём тебя не обвинял! Я не сжигал твоих детей и внуков! Скорее всего, калека продолжил бы обвинять мать, если бы остались силы, но, вместо этого, он просто завыл, по морщинистому лицу потекли слёзы. Гильдис молча смотрела, не двигаясь. Сейчас она не испытывала жалости, только ненависть — жалкий урод страдает сам и старается причинить боль матери! Матери! Которая сделала для него всё. В прошлый раз она не сдержалась и высказалась, но теперь всё иначе. — Что же ты молчишь? — всхлипнул Гундор. Его старческое лицо выглядело иссохщимся, словно у залежавшегося в покинутом доме трупа. — Я слушаю тебя, — спокойно произнесла Гильдис. — Не делай вид, что тебе есть дело! — калека страдал, и боль начала хлестать через край. — Ты рассказала мне о скорой свадьбе внука! Думаешь, мне это радостно? Думаешь, я не хочу любви? Да я бы всё отдал за жену, детей и внуков! Я бы хотел стать таким же безмозглым неудачником, как брат! У него есть всё! Почему? Почему ему не больно?! «Мне жаль, что сгорел не ты», — на этот раз мать произнесла про себя сказанные сыну вслух во время прошлого разговора слова. — Ты всё сказал? — задала она вопрос. — Нет! «Очень жаль». *** — Мне немного жаль, что столь торжественное событие происходит в таких обстоятельствах, — Гильдис вошла в комнату Морвен, когда служанки наряжали и причёсывали девочку. Старая женщина залюбовалась красотой аданет, искренне заулыбалась. — Ты прекрасна, дитя. И заслуживаешь самую пышную свадьбу в Арде. Обещаю, несмотря ни на что, праздник тебе понравится. Это ведь будет твой день, леди. А пока нам надо поговорить. Супруге вождя даже не пришлось приказывать оставить её с невестой внука — прислуга очень быстро и тихо покинула комнату. — Ты мне сразу понравилась, Морвен, — Гильдис села напротив девочки, наклонилась вперёд. — В тебе чувствуется сила, и тебе ещё предстоит её осознать. Знаешь, когда я вот так доверительно говорила со свекровью, она начала разговор со слов «Всё в прошлом». Тогда мне показались эти слова страшными, но сейчас я бы многое отдала за такое чувство, когда можно просто отпустить жизнь в полёт, а самой остаться на земле. Но я не могу. Не то время, Морвен. Старуха вздохнула, девочка испуганно сжалась. — Ты должна быть храброй, — ласково произнесла Гильдис. — Так случилось, что я совсем не знаю жену моего старшего сына, почти не знаю его детей. Но в одном я уверена — именно ты, Морвен, моя преемница. Какая бы судьба ни была уготована моему народу, тебе вести людей за собой. Возможно, ты привыкла к иному положению дел, тебя иначе воспитали, но ты должна понимать: народ Мараха — воины. Мужчины не сидят дома, занимаясь торговлей, хозяйством и ремёслами, всё это на плечах женщин. И правят тоже женщины. Да, мы говорим от лица мужей, братьев, сыновей или отцов, но принимаем решения сами, поскольку письму слишком долго лететь до севера и назад. Твой будущий супруг Хурин — хороший мальчик, смелый юноша, он вырос не в роскоши, но в лесу. Он знает жизнь и цену добру. Но он тоже воин, и ты будешь редко видеть его. В эти короткие встречи он будет делать тебе детей, отдыхать душой от тягот войны, а потом — исчезать. Ты должна уметь жить замужем за воином, быть верной ему и его памяти, если он погибнет или сгинет без вести. Ты должна понимать… Внезапно речь старой женщины прервалась. За окном тоже было пугающе тихо. Обычно про такую безветренную давящую погоду, когда прячутся зверьки и птицы, говорят — затишье перед бурей. Но сейчас не было этого самого спокойствия, просто ураганы бушевали далеко. Но неминуемо приближались. — Ты должна стараться, Морвен, — заговорила Гильдис, подумав, — стараться быть правительницей, сколько бы тебе ни было лет. Породнить марахлингов и беорингов пытались давно, ещё Брегор хотел этого, но никому не удавалось вырастить из таких союзов вождей. Ты должна сделать то, что не удалось никому ранее — создать новый род людских вождей. Ты и твоя кузина, разумеется, но Риан пока мала, да и Хуор тоже. Боюсь, я не успею поговорить с ними вот так. Поэтому ты должна сохранить сказанное мной и передать дальше. Так вышло, Морвен, что и ты, и Хурин — чужаки в Дор-Ломине, ведь он рос далеко отсюда, а ты и вовсе другого племени. Упустишь поводья — даже осёл ускачет жеребцом. Морвен кивала, улыбалась, слушала очень внимательно, тревога всё больше завладевала сердцем, но всё же радость затмевала волнение — все девочки мечтают выйти замуж за прекрасных мужчин, и вот она — сбывшаяся мечта. Да, женой получится стать ещё нескоро, очень нескоро, но можно будет хвалиться подружкам, говоря: «Я замужем за вождём!» У них такого счастья никогда не будет! А у неё уже есть! Однако всё испортил один-единственный взгляд. Когда Морвен, разодетая, изысканно причёсанная и блистающая украшениями, пришла в полный гостей зал, кивнула маме и гордо задрала носик, видя, как поражены её красотой знакомые и незнакомые люди, будущий муж — высокий светловолосый парень, не по сезону смуглый и очень худой, просто одетый, зато с необычным сундучком в руках, обернулся на открывающуюся дверь, и… Он посмотрел куда-то на уровень головы Гильдис, потом медленно опустил глаза и с недоумением остановился на Морвен. Да, Хурин думал, что невеста старше. Во взгляде прочиталось разочарование. Он, конечно, улыбался и был вежлив, а подарком оказалось украшение на шею из черепа перепёлки — необычное и красивое, но Морвен уже обиделась. *** — Ты всё сказал? — спросила Гильдис сына, когда снова повисла тишина. За окном завыла метель. — Нет, — отозвался Гундор. — Просто убей меня и уйди. — Что ещё я должна сделать? — Тебе скучно без мужа? — опять перешёл в наступление калека. — Он погиб, — теперь голос аданет дрогнул. — Надо сообщить всем. И Галдору. И передать ему шлем. Гундор замер, потом задрожал всем телом. — Хорошо, — прошептал он. Мутные красные глаза ожили. — Хорошо. Я… Я всё сделаю! Позови писца! Гильдис печально улыбнулась. «Желания сбываются, сын, — подумала она, смотря на калеку. — И твоё тоже однажды сбудется». *** В лесу, под густыми кронами ветра не было, но наверху шумело и завывало, то и дело вниз летели ветви и снег, люди старались не покидать утеплённые на зиму жилища. Галдор с сомнением посмотрел на гонца, потом — в сумку, снова на гонца, задрожавшими руками развернул письмо и, тяжело задышав, вдруг расхохотался: — Наконец-то! Эру всесильный! Наконец-то!