Свет проклятых звёзд

Сшитые выцветшей лентой записи пугающе хрустели и шуршали в руках, напоминая увядающий осенний ковёр под ногами. Танец жёлтых листьев на ветру, каким бы красивым и долгим ни был, всегда заканчивается в грязи, а невесомые яркие плясуны истлевают, чернея и скукоживаясь. Так был ли смысл в пёстром кружении на фоне выцветающей синевы неба? Неужели он — в кратковременном любовании случайными прохожими с последующим растаптыванием? Похоже, да. Андрет быстро перелистала записи, устыдилась нескольких из них, однако убирать отдельные страницы не решилась — можно случайно повредить и то, что вызывает гордость. Взгляд медленно перешёл с самого ценного к… — Ты не ранен, — напоказ холодно произнесла старая аданет. — Зачем ты здесь? — Отец послал, — Берен пожал плечами. Он изменился. Ещё больше похудел, хотя, казалось бы, уже некуда, блеск выпуклых «мамкиных» глаз стал ещё более безумным и, вопреки всему, радостным. Конечно, молодость — повод веселиться даже без причины. Андрет снова посмотрела на свои записи. Дело всей жизни! И последнее здесь — пересказ беседы с королём Номом, растянувшейся на несколько десятилетий. Оковыли плоть? Оковы ли Арда? Могли бы люди спасти эльфов от их судьбы? Столько вопросов, на которые так и не нашлось ответов даже у мудрого владыки! — Ты хоть знаешь, с какой целью тебя сюда послал отец? — с горькой насмешкой спросила аданет. — Мне запретили задавать вопросы, — опять пожал плечами Берен, рассматривая окружающую обстановку. — И обсуждать дела. Под страхом изгнания из отряда. Вот я и молчу. Просто делаю, что сказали. Андрет вздохнула. Если бы не начавшаяся война, она могла бы ещё долго жить и быть здоровой для своих лет! Но сейчас порой не достать в нужном количестве даже обычной еды! Что уж говорить об изысках, позволяющих сохранять молодость тела… Значит, срок близок. При мысли об этом становилось страшно и жаль трудов, которые отнимали силы и сон, заставляли дрожать и ругаться. Неужели все попытки создать правильную историю росто рассыпятся прахом в пламени Моргота?! — Знаешь, — Андрет покачала головой, попыталась не заплакать, — насколько был умён твой дед, в честь которого тебя назвали, насколько глуп получился ты. Но мне больше некому отдать свои записи. Не потеряй их и не продай. И не просто сохрани, а пусть они прорастут могучим деревом, даже если пока это просто семя. Деревом, Берен, не цветком. Пусть его корни рушат камень, а ветви падают на головы недругов. Пусть разрастутся рощей! Великим лесом! Словно багрянник — прекрасным, растущим на скалах вопреки всему! Пусть рушит своими корнями камни никому не нужных устоев… Женщина замолчала, ощутив странное смятение. Среди её записей много лжи. Стоит ли проращивать такие семена? Да! Это труды всей жизни, и, даже если это искажение истины, оно делалось исключительно во благо! Во благо народа! — Бери, — вручила она Берену сокровище и села, ощутив головокружение. — Скажи отцу, что к нам мало привозят тех, кому мы успеваем помочь. Но привозят много. Нам говорят… — аданет хотела пересказать слова воинов, утверждавших, будто орки уже почти повержены, потерь, конечно, много, но со стороны врага в разы больше, только вдруг осознала: это может быть ложью, ведь проверить истинность болтовни дортонионских и ладросских защитников трое знахарок не способны. — Потерь много, — выбрав главное, произнесла севшим голосом женщина. — Обожжённых к нам не везут — далеко, а вот тех, что с орками бьются на подступах к лесам, да, бывает. Орки, видимо, теснят наших в пламя. За десять дней к нам три десятка доставили. Выжили восемь. Взгляд Берена стал вдохновлённо отсутствующим, словно плохие вести его только радовали. Убрав в мешок записи сродницы, сын вождя беорингов слишком театрально поклонился и исчез в увядающем саду. Андрет с болью в сердце посмотрела на оставленные глупым родичем бинты и травы. Спасибо ему, конечно, только поможет ли это? Кому-то, возможно. Однако сейчас она не могла думать ни о чём, кроме расставания с записями. Всё, жизнь кончена. Почему же пришлось отдать их такому бесполезному человеку?! Что за несправедливость? — Ба! — позвала Белет. — Помоги со стиркой! Андрет, всхлипнув, сгребла нарезанные широкими лентами тряпки и заторопилась к сроднице. Смена бинтов. Кому-то, возможно, это спасёт жизнь. Наверное, это благо. *** Утро ворвалось в дом ледяным ветром и ярким солнечным светом, презрев и ставни, и стекло окон, и плотные шторы. Вестей с севера давно не было, а с юга и запада прилетали одни и те же слова — течении, потерь много, но у Моргота больше, скоро отобьёмся. Подумав, что давно не просыпалась с более приятными мыслями, Андрет встала с постели, закуталась во всё, что попалось под руку и посмотрела на улицу. Сердце сначала сжалось от непонятной тоски, но потом пришло понимание, что именно заставило ощутить боль: золотая осень и зима снова встретились. На фоне синего неба ещё желтела последняя редкая листва, сад пестрел прощальным ковром, но на ветках, дороге и крыльце лежал снег. «Мир твой создан иными творцами. И, свою жизнь, как книгу листая, Я увидела бездну меж нами: Я — зима, а ты — осень златая». Воспоминание о трагических стихах заставило впиться ногтями в ладони, однако проклинать кого-либо уже не осталось ни сил, ни желания. Поспешив к раненым, чтобы дать Белет и её подруге отдохнуть, Андрет вдруг услышала ржание лошади. — Быстрее! — крикнул кто-то на улице, и голос явно принадлежал эльфу. — Быстрее! Несмотря на ночное бдение с ранеными, Белет в один миг выбежала во двор, подхватила вместе с мужчинами носилки и потащила в дом. Одни, вторые, третьи… Андрет с горечью подумала, что за это время успела дойти только в одну сторону, но вдруг все мысли разом рассыпались разбитым оконным стеклом, в которое попал камень. Взгляд старой женщины, сначала равнодушный, устремился к раненым воинам, и тут же переменился: в нём задрожали слезами страх, ненависть, неверие и… Кое-что, гораздо более важное. Аданет покачнулась, схватилась тощей морщинистой рукой за стену и беззвучно проговорила только одно слово — только одно имя.