Свет проклятых звёзд

Андрет встретила вошедшую в дом младшую сестру молчаливым всепонимающим взглядом. Бериль только кивнула, мол, да, снова письмо о смерти сына. На этот раз, к счастью, только одного. Но многое ли это меняет для родительницы? — Надо уходить на юг, — сказала жутким голосом аданет, которую Андрет помнила шевелящимся челночком с бьющимся сердечком в животе у мамы, потом — новорожденной страшненькой куклой, мерзко ревущей по любому поводу, после — игрушкой для нянек и бабушек, потом — пчелиной царицей, если не сказать грубее… И вот теперь здесь дряхлая старуха с мутным взглядом скорбящей матери, чьи сыновья гибнут один за одним. Ради этого ли она жила? Ради такого конца терпела измены мужа, болезни детей, муки бесконечных родов? Ради этого?! — Нет, — ответила Андрет и кивнула куда-то вглубь дома. — Я остаюсь. — Ты погибнешь здесь, — Бериль принялась вытирать слёзы, побеждавшие по сморщенным щекам. — Погибнешь, сестрёнка! Ты слышала, что… — Я остаюсь. Я прожила долгую жизнь, прожила её здесь. Здесь меня и похоронят. — Тебя не похоронят! Тебя… — Бериль. Я всё сказала. Если уезжаешь — уезжай. А мне надо собрать вещи. Белет помогает как раз. Мы отправимся в её дом — он ближе к дороге, нам привезут раненых, кому не хватило места в других госпиталях. — Андрет! — Нет. Я всё сказала. За младшей сестрой закрылась дверь, из кухни на террасу вышла Белет — высокая, статная, с гордым холодным взглядом разочарованной красавицы. — Пусть уходит, ба, — сказала дочь Бреголаса и Соловушки, качая головой. Роскошные чёрные волосы змеями зашевелились на ветру. — Если ей мила её судьба, пусть и дальше мирно живёт, хороня детей. А мы поможем тем, кто готов защищать нас. Погибнем — что ж, зато это будет чего-то стоить. — Я слишком много отдала этой земле, чтобы бросать её, — прохрипела Андрет. — И за это тебе огромное спасибо, ба. Белет положила руку на плечо родственницы, обернулась на дым, который теперь виднелся уже со всех сторон и на севере, и на западе, и на востоке. В огне брода нет, и если кольцо замкнётся… — Мы сделаем всё, что сможем, девочка. — Да, ба. Всё, что сможем. *** Ощущение прогулки по краю пропасти усиливалось с каждым ударом сердца, с каждым поворотом дороги. Эмельдир понимала, как сильно рискует, но север, затянутый полыхающей огненным заревом и вспышками молний пеленой, а теперь и погибающий в лесном пожаре Дортонион, не оставляли выбора. Ответ от Гильдис пришёл очень быстро и на первый взгляд показался подарком судьбы, но когда супруга Барахира задумалась, радости значительно поубавилось. «Мне не нужно фиримарское золото, — говорилось в письме с дор-ломинской печатью, — поскольку наш король не жалует его. Я всем сердцем желаю помочь тебе, однако ты должна понимать: я не вправе забирать народ короля Финрода в земли верховного короля Финвэ Финголфина, поскольку первый может расценить это как воровство, а второй — как расточительство. С другой стороны, я всегда и без оглядки могу принять у себя семьи жён двух моих юных внуков, а также их слуг, свиту охрану, их семьи, какими бы многочисленными ни были. Я прекрасно понимаю, что у леди непременно есть любимые швейные, ювелирные мастерские, повара, иные ремесленные дворы, и расставаться с ними даже на короткое время леди не согласны». Да, Гильдис не согласилась принять золото, зато потребовала за помощь отдать ей двух незамужних дев и ладросские мастерские. Эмельдир понимала, что лучше спасти всех, кого получится, и не думать о том, что по сути дарит Дор-Ломину одни из важнейших ресурсов. Люди, в конце концов, смогут вернуться на родную землю, когда война закончится. Такое легко пообещать и невозможно опровергнуть. Однако, проблемы на этом не заканчивались. Сложность составил возраст внуков Гильдис, которым предлагалось подобрать жён: четырнадцать и восемь лет. К тому же, жили юноши не в Дор-Ломине, а в Бретиле, и территория эта считалась частью владений Элу Тингола, хотя женатый на королеве-Айну владыка всячески давал понять, что люди существуют сами по себе. Никому не нужны? Что ж, Гильдис преуспела и здесь, создав две семьи с родом местного вождя. Эмельдир была наслышана о цене такого союза, знала немало историй о нравах халадинов и совершенно не хотела бросать кого-то из семьи в тёмный омут средь глухой чащи. Не хотела. Но разве остался выбор? Пожалуй, да, правда, только один: кому по воле Эмельдир придётся стать размерным мирианом. Решение нашлось почти сразу, только сомнений вызвало много. Платой за безопасность хотя бы части беорингов могло бы стать печально известное соловьиное гнездо. Род Беора? Да. Богатые? Да. Красивые? О, несомненно! Здоровые? Конечно! В них ведь эльфийская кровь. Вот только нравы этой семьи не понравятся Гильдис. Эмельдир нервно рассмеялась, вспомнив свадьбу Барагунда. Супруга вождя беорингов надеялась: никто не донёс в Дор-Ломин вести о давнем веселье, а теперь у всех хватит ума не вспоминать тот солнечный весенний день, когда соловьиное семейство внезапно превратилось в воронье гнездо. *** Раньше обычного распустившийся пышным цветом и согревшийся после зимы Ладрос пел и танцевал, украсившись свадебным убранством. — За невестой приезжали На гнедой кобыле, Всё приданное собрали, А её забыли! Танцуя вокруг высокого костра, разведённого прямо во дворе богатого дома, гости торжества то и дело возвращались к столам за выпивкой и закуской, чтобы потом снова продолжить веселиться. — Я беззубого люблю Так, что сердце мается! А чего тут не любить? Он же не кусается! Делая вид, что поддерживает общую радость за вновь обретшего семейное счастье вдовца, Эмельдир вымученно улыбнулась мужу и всем гостям по очереди. Думала супруга вождя беорингов только о том, сколько золотых мирианов потратил Барагунд на свою вторую женитьбу и, главное, зачем?! Убранство выглядело откровенно абсурдно! За без малого два десятка лет на троне Алого Простора Эмельдир повидала немало торжеств разного размаха, и заметила, что наиболее пышные праздники закатывали в основном неуверенные в собственной значимости ладросцы. С этой точки зрения многое в убранстве становилось понятнее и… Смешнее. Огромный навес из чёрной ткани, расшитой звёздами, похожими на ежей — это не защита от жаркого солнца, это попытка показать себя древним эльфом предначальных дней. Выкрашенные в белый стволы яблонь и слив — подражание легендарной белой роще, которую Валар пустили на корабельную древесину. Статуи… О! Это главная деталь праздника! — Смотрю, ты развеселилась, наконец, — обратился к жене Барахир, заметив её улыбку. — Что-то случилось? — Да, — понизила голос Эмельдир. — Смотри: все скульптуры мужчин обнажены ниже пояса. На плечах есть доспехи, плащи, украшения разные, но члены у всех открыты, и, видишь, какие они крошечные? Аданет захихикала, супруг немного смутился, однако тоже просиял. — Ты же помнишь, — совсем шёпотом произнесла Эмельдир, — что Барагунд никогда не купается голышом? Видимо, у всех статуй здесь стручки меньше, чем у хозяина. Как думаешь, намного? — Давай не будем это обсуждать, — Барахир покраснел. — А у женщин — грудь точно под размер его ладоней, — подытожила аданет. — Как над полем, чистым полем Расстилался белый пух, Коль невесту ты не щупал, Не жених ты, а лопух! — очень вовремя пропел пьянющий в стельку брат жениха. — Меня мил бревном назвал — Вот такое дело, Может быть пилу менять Времечко поспело? — подыграла его супруга. — Подарил тебе я ситца Синего, в горошину! — Белегунд растянул улыбку так, что стали видны все зубы. — Что ты смотришь на меня Так не по-хорошему? — Потому что синий — цвет упыря хитлумского! — вдруг заорал кто-то со стороны калитки. Украшенной золотом, естественно. — Ну что, батя, нашёл шлюху себе? Женой сделал? И сколько у неё до тебя было? Заразу со всего Фиримара собрал? Или и с других земель тоже прихватил? Все, кто услышали оскорбления в адрес новой жены Барагунда, разом обернулись на вошедших пятерых молодых атани, многие собрались начинать драку, но оказались слишком пьяны, чтобы отреагировать быстро, поэтому всех опередила старшая сестра жениха, танцевавшая ближе других к калитке. — Значит так, Гуньо, — встала перед озлобленными юношами Белет, сверкая бриллиантами в ушах, на шее и вплетёнными в роскошные волосы, — я не убью тебя только в память о твоей матери, с которой была дружна. А вот твоих дружков пощадить не обещаю. — Моя Мир невинна! — заорал вдруг Барагунд, выпрыгнув из-за стола, словно разъярённый хищник. — Заткни пасть, выродок! Бросившись на сына, виновник торжества внезапно упал, разумеется, не поняв, что сестра подставила ему подножку. Пятёрка атани расхохоталась, Гуньо подбоченился, наблюдая, как отец пытается встать и сохранить лицо. — Вон отсюда, — прошипела Белет. Разумеется, её не послушали. Племянник заметно занервничал, однако отступать не захотел. Вдруг один из его дружков вздрогнул, остальные дёрнулись в его сторону, но замерли, увидев, что Белет приставила к виску молодого парня длинную шпильку. — Вон. Гуньо кивнул, ребята удалились за забор, хлопнула калитка. — А любовь — такое зелье, Что вдвоем лишь варится! — вдруг вполголоса пропел Барахир, подмигнул жене. — Помирайте молодыми, Чтобы не состариться! Эмельдир удивлённо посмотрела на мужа, на сердце стало тоскливо — невольно подумалось, что нечто подобное мог бы спеть сын. Где он? Как он? Может, голодает? — Моя жена не шлюха! — заорал, подагровев, Барагунд, опомнившись после перепалки с отпрыском от первой супруги. — Я вам докажу! — Мы тебе верим, не надо, — попытался успокоить родича Барахир. Эмельдир посмотрела на невесту впервые за всё торжество. Аданет была намного младше мужа, милая лицом, с длинной косой, вся в цветах и лентах. Не оставалось сомнений — её выдали замуж за богатого вдовца, не разобравшись, что это за человек, и теперь скромная Мирет вынуждена терпеть его выходки. Зато из нищеты, видимо, выбрались. Вспомнив юность и похождения в Таргелионе, Эмельдир подумала, что в бедности, но свободе есть свои плюсы, и, оказавшись перед выбором: бродяжничать и попрошайничать или выйти за такого вот богатого вдовца, она вряд ли согласилась бы на роскошное рабство. Да и не такое уж роскошное, если разобраться… Супруга вождя беорингов прекрасно знала, насколько расточительный напоказ Барагунд на самом деле жадный. Первая жена родича одевалась крайне скромно, не носила украшений, у неё не прибавлялось шуб и меховых шапок, а когда несчастная аданет заболела, муж и не подумал позаботиться о дорогом лечении. Возможно, оно бы не помогло, но не думать об этом у Эмельдир не получалось. Да, Барахир тоже не был безгранично щедр, но по крайней мере не мешал жене обогащаться так, как ей казалось удобным. И, что самое главное, не спрашивал, куда она тратит своё золото. Барагунд же, по словам первой жены и Белет, имел привычку считать не только свои мирианы, но и всех, кому не повезло оказаться рядом. Снова бросив взгляд на Мирет, супруга вождя вдруг заметила, как девушка смотрит на одного из гостей. Вроде бы это смотритель лесной дороги, Эмельдир точно не знала. Вот, значит, за кого новая родственница хотела замуж! Что ж, если дети Барагунда не вырастут на него похожими, будет ясно, от кого они. — Я докажу! — голос виновника торжества заставил вздрогнуть. — Несите сюда кровать! — Брат, — Белет оказалась рядом с Барагундом поразительно быстро, — не верю, что ты снимешь при всех штаны. — Мы! — заорал жених не своим голосом, начал бить себя в грудь, разорвал рубашку, стоившую целое состояние. — Мы! Потомки древнего эльфийского рода! Мы должны жить во тьме под звёздным куполом! Нам не нужен свет! Не нужна одежда! Наши предки не стеснялись тел! Они жили и любили свободно! Кто сказал, что нужны оковы приличия? Валар! Кто сказал, что нужен свет? Валар! Мы отречёмся от них, как они отреклись от нас, и будем славить владыку чёрного мрака! Мы будет его воронами, которых презирают Валар! Они травят этих мудрых птиц орлами, но мы выживаем! Внезапно Белегунд и двое братьев его жены начали ритмично хлопать в ладоши, и Эмельдир сделала для себя вывод: эту часть праздника соловьиное семейство репетировало. Зачем только? Схватив невесту на руки, Барагунд отнёс её к костру и начал с ней танцевать, крайне немелодично подпевая: — Ветра холодные Мне греют сердце свободное, Душа бездомная Звездой горит путеводной, Её не понять, её не прочесть, Её не сломать, пламенем не сжечь! Я среди своих, но для всех чужой, другой… Ворон! Мир одиночества полон, Я белый, как снег, В поисках судьбы я беру разбег! Волен я выбирать свои роли, Но как отыскать, Земли, где желают меня принять? Судьба жестокая Мне так мила и любима, Пусть одинокая, С течением непримирима, Я себя найду и мой путь домой, Среди чёрных туч я везде изгой, Но душа бежать за мечтой велит, летит… Мир сломать желанья полон, Волю в клетку заточить, Но взлетает белый ворон, Его крылья не сломить, Не разбить. Он будет жить. Слуги, притащившие кровать, принялись всячески демонстрировать восхищение песней хозяина, Барагунд снова подхватил невесту и потащил её на ложе. — Я докажу! Вы все увидите кровь на простынях! Либо девственную, либо из шлюшьего горла! К радости большинства гостей, постель от посторонних глаз всё же закрыли ажурным балдахином. Белет, покачав головой, села за стол ближе к Эмельдир, взяла вино, выпила и тихо запела, то и дело посматривая в сторону ритмично заскрипевшей кровати: — Волки рычат, и вулканы поют. Реки стоят, воду больше не пьют. Ты — как они, я же — как ворона. Стёкла не бьют, потому что их нет. Сказка — о том, где был солнечный свет. Я же пою, где поёт ворона. Кто-то стрелял и хотел напугать. Я же сижу и не буду стоять. Я не они — я же, как ворона! Птицы от них улетают совсем. Город затих, повинуется всем. Я же лечу, как летит ворона. *** Эмельдир вздохнула. Супруга вождя беорингов всегда была уверена — Барагунд, да и его младший брат никогда не станут помощниками Барахиру, однако, как только запылал север, и люди увидели истинное творящееся на их глазах зло, многие изменили мнение про Моргота. И Барагунд извинился. До сих пор удивляясь такой перемене, Эмельдир посмотрела из окна кареты на дорогу. Почти приехали. Смешанные чувства заставили сердце биться быстрее, аданет снова вздохнула. Только бы Гильдис не узнала лишнего! Только бы не пришлось платить золотом втридорога! Соловьиное семейство не имеет такой ценности, как сундуки мирианов! Лучше ими пожертвовать, чем казной! Почему-то вдруг вспомнились слова матери, в очередной раз упрекавшей дочь без веской причины: «Ты не аданет, Эмельдир, дочь Берена! Только мужчины думают о богатстве в такой момент! Нет, ты не женщина! Ты — Эмельдир-мужское серце!»