Свет проклятых звёзд

Черноволосая девочка, которую, если бы не круглые ушки, можно было принять за эльфийское дитя, быстро бежала в сторону высокого холма, где росли её любимые цветы. Малышка торопилась, взбиралась ловко, хоть и уставала. Однако, достигнув цели, девочка замерла в недоумении, а потом заплакала — на вершине холма, где раньше зверобой и ромашка качались на ветру, привлекая бабочек и шмелей, теперь лежал огромный плоский камень. *** Север тонул во тьме, полыхающем подземным пламенем дыму, озарялся ветвистыми молниями. Земля вздрагивала, словно умирающий воин, терзаемый приступами боли в ранах, и жар уничтожал на своём пути всё, захватывая вязкими потоками новые и новые земли, убивая в них жизнь, словно агония — в теле человека. Сумев отправить и получить несколько посланий с птицами, король Финдарато Инголдо быстро понял — сейчас доверять можно только гонцам-Эльдар, однако отправленный в Химринг посланник вернулся сразу, сообщив, что путь перегородили вражеские воины. — Это месть? — пряча за улыбкой страх, владыка обернулся на слугу. — Скажи, Эдрахиль, если Моргот действительно осадил крепость лорда Маэдроса, если это действительно произошло, а не показалось нашему другу от усталости и едкого дыма, можем ли мы считать такой поворот событий местью Моргота лично Маэдросу? Значит ли это, что осада Химринга продлится четыреста лет? — Допускаю такое развитие событий, мой король, — поклонился слуга. Финдарато отпустил гонца, посмотрел на опустевший зал, который привык делить с родичами. Когда стало ясно, что поток лавы направленно уничтожает Дортонион, Эльдалотэ поспешила поднять всех, кого смогла, чтобы вывезти на юг ценности Соснового Края. Население в списках не числилось — леди заявила, что лорды Ангарато и Айканаро позаботятся о подданных сами. Король только кивал и улыбался. Неизвестность удручала, путала мысли. Если в осадном лагере не осталось живых, если Поющая Долина уничтожена, Химлад оставлен, а Химринг осаждён, то единственный верный путь — отступать, пытаться объединить силы и ударить вместе. Но вместе с кем? Крепость Исток вроде бы цела и пока не атакована, но от неё Дортонион отрезал всё ещё текучий поток огня, да и Барад Эйтель в первую очередь будет защищать Хитлум, даже если это пойдёт в ущерб войне в целом. Командовал бы там Финдекано… А что с Тол-Сирионом? Про сына Финдарато старался не думать, размышляя о Минас-Тирите исключительно как о стратегической точке на карте, однако получалось плохо. Тол-Сирион — важный рубеж, который теперь беззащитен. Как и Химринг, но лорд Маэдрос справится сам. Или не справится, но сейчас важно отстоять то, что ещё не захвачено. Чтобы не пала островная крепость, необходима помощь с суши, а осадный лагерь уничтожен. Разумеется, помочь Тол-Сириону важнее, чем Химрингу, и дело не в том, что Артаресто — сын. Маэдрос — тоже родственник, хоть и «полу». — Налей мне вина, — тяжело вздохнув, Инголдо посмотрел на слугу. — Я должен принять решение, но пока слишком трезв для этого. Эдрахиль повиновался, король выпил, покачал головой. — Свет правил умами, — стал он тихо напевать, обернувшись дым над лесом, — цвели ивы, вербы, По-разному ветви их были ласковы. Но розы, как пламя, и розы, как небо, Кололи одинаково. Во тьме, средь метели и льда, на морозе Цветы стали шёлком, отличия знаками. Живые ж бутоны и пышные розы Увяли одинаково. Смешались оттенки: свои где? Чужие? Любовь не честна, чувства — лишь на словах, Забылось, кому и зачем мы служили, Забыли о символах, скрытых в цветах. Тьму видим, но больше не чуем угрозы. Мы знаем: оплачено всё и оплакано. Но чёрная роза и белая роза Сгорают одинаково. Воцарилось молчание. Среди серой пелены метались крылатые тени, и не всегда было ясно: птицы это или морготовы шпионы. Хотя, что мешает обычным пернатым переметнуться к врагу ради спасения гнёзд? Что помешает Морготу соврать птахам, будто их деревья не тронет пламя? Вот именно, ничто. — Мы выезжаем, Эдрахиль, — сказал Финдарато Инголдо, ставая. Мы обязательно вернёмся в Нарготронд живыми, только это не будет ещё одним бегством Нолдор. Мы вернёмся с честью. *** В Фиримаре царил хаос. Эльфийский король вспомнил землю Младших во времена различных бедствий: пожаров, мятежей, болезней, и ощутил значительную разницу между поведением атани тогда и сейчас. «Брегор бы уже организовал оборону и наступление, — с долей сожаления подумал о давно почившем при странных обстоятельствах вожде король. — Почему он не родился перед извержением? Сейчас Фиримару нужен именно такой вождь!» Люди паниковали и не скрывали этого. В осадном лагере погибло не так много подданных Дортониона, при правлении Брегора потери бы оказались значительнее, однако и этого хватило, чтобы атани растерялись. Правда, появление Финдарато заставляло загораться в глазах Фирьяр надежду. Конечно, эльфийский король ведь во всём разберётся. Доехав до дома вождя Барахира, невольно вспомнив всех, чьи имена носило это разросшееся с годами строение, владыка пошёл к калитке, и вдруг, к своему несказанному удивлению, встретил Андрет, только далеко не сразу её узнал. Казалось бы, последний раз виделись совсем недавно даже по меркам Младших, но сестра Брегора сильно сдала за этот короткий период: волосы побелели и поредели, спина сгорбилась, лицо сморщилось. Лишь взгляд чёрных глаз остался прежним, по нему Финдарато и узнал ту женщину, что лишила дортонионского лорда права считаться благородным. — Барахира нет дома, — сказала Андрет по-настоящему старческим голосом, и король ощутил ту самую тоску, которая скребла его сердце во время общения с угасающим под гнётом лет Беором. — Тогда, — Финдарато вымученно улыбнулся, кивнул Эдрахилю позаботиться обо всём необходимом, — предлагаю подождать его вместе. — Или ты собиралась уходить? — Я передумала, — аданет отступила во двор, поторопилась к крыльцу. Шла она в спешке, но получалось медленно, только суетливо. «Её время ушло», — с горечью подумал Инголдо. — Что происходит, король? — прямо спросила Андрет, зайдя на веранду. Лето давно перевалило за середину, жара уже не изматывала, однако в человеческих домах днём по-прежнему сохранялась духота. — Ты-то наверняка знаешь. Нам конец? — На нас напал Вала, — с деланным равнодушием пожал плечами Финдарато. — На вас? — скрыв за язвительностью страх, перепросила аданет, ёрзая за столом. Эдрахиль поставил воду, вино и угощение, распоряжаясь в доме человеческого вождя, словно в собственном. — Этому Вала претит ваше бессмертие? — Похоже, наша прошлая беседа не исчерпала всех волнующих тем, — с досадой произнёс Инголдо Артафиндэ, поздоровался с Эмельдир, которая — поистине мудрая женщина! — к разговору не присоединилась, а, лишь появившись на веранде, исчезла в доме и увела Эдрахиля. — У нас бессмертие отняли, теперь ваша очередь, — вроде бы беззлобно произнесла Андрет. Финдарато подавил вспышку злости. Вероятно, старая аданет выжила из ума, поэтому разделяет беду на свою и чужую, захотел промолчать или перевести тему, но вдруг неожиданно даже для себя спросил: — В прошлый раз мы говорили о преданиях далёких лет, когда люди были бессмертными. За это время мне не удалось найти ни текстов, ни песен об этом, которые были бы действительно древними, а не написанными современниками Брегора или Барахира. А знают ли Валар о тех временах, когда люди были бессмертными? По взгляду Андрет стало понятно: из ума она не выжила. В потемневших глазах женщины загорелось злое пламя загнанного зверя. Что она будет делать? Врать, будто Валар знают, но молчат, или наречёт тайну настолько тайной, что даже творцы мира о ней не ведают? Подумав об этом король одновременно разозлился ещё больше и развеселился. — Валар? — сестра Брегора откашлялась, выпила воды. — А откуда мне это знать? Мне, не прожившей и сотни лет! Откуда это знать людям моего поколения? Откуда это знать людям с начала времён, если ваши Валар не тревожили нас ни заботами, ни просвещением? Нам они призыва не посылали. Не звали в Валинор. Может быть, кроме Моргота, других Валар и нет вовсе? Откуда нам знать? Нас с начала времён ваши Валар мнили недостойными внимания великих. Может быть, завидовали нам? Поэтому прокляли? Знаю я таких владык, которым претит чужое счастье! Люди их немало видели. — Да что вы знаете о них? — воскликнул эльфийский король, сам удивившись своему рвению защитить честь Творцов Арды. — Я видел их, я жил рядом с ними, я видел лица Манвэ и Варды, озарённые светом Древ! Не говорите так о них, и ни о чём, что выше вас, атани! Такие речи идут из тьмы невежества и гордыни непосвящённых! Мне странно слышать такое от мудрой женщины! Финдарато выдохнул, успокаиваясь. Похоже, собеседнице нравилось его злить, и король, прекрасно понимая причину, мысленно желал кузену много счастья, весьма разнообразного. Однако, Инголдо понимал: нельзя оставлять разговор сейчас, поскольку Андрет, несмотря на возраст, всё ещё способна писать книги и учить детей, поэтому не должна держать в голове исключительно плохое. — Приходило ли тебе или народу Барахира на ум, Андрет, что, быть может, в те незапамятные времена вы сами лишили себя забот и помощи Валар? — задал вопрос Финдарато Артафиндэ, выстроив примерный план дальнейшей беседы. — А может быть даже, что они не могли править вами, детьми людей, ибо вы были выше этого? — постаравшись не улыбаться ехидно, король посмотрел в чёрные, горящие злым вызовом глаза. — Нет! Я вовсе не льщу вашей гордыне, я говорю, что думаю: вы были выше этого. Хозяева своей судьбы в Арде, свободные под рукой Единого! — в голосе невольно звучало ехидство, пришлось делать паузы. — А потому, думайте, что говорите! И если вы не хотите поведать другим о своём горе, и как это вышло, берегитесь, как бы вам не ошибиться в природе недуга, подобно неискусным лекарям, и в гордыне своей не свалить вашу вину на других. Из-за стены послышался смех Эмельдир, Эдрахиль предложил ей приготовить нечто особенное из яблок, и жена вождя охотно согласилась. Андрет зло посмотрела в их сторону, потом попыталась заговорить, однако Финдарато не позволил. — Но раз вы не желаете рассказывать нам об этом, поговорим о другом, — невинно произнёс он. — Мне хотелось бы знать, какими вы были до того, как это случилось? Я не понимаю многого из того, о чём мы говорили. Было сказано: «Мы созданы не для смерти, мы рождены не затем, чтобы умирать». Что имелось в виду: что вы, люди, были такими же, как мы, или что-то другое? Я ведь абсолютно согласен с тем, что смысл жизни любого существа не в смерти тела, соответственно, не в превращении из думающего и чувствующего творения Эру или Айну в еду для хищника или червя. Ведь если бы это было так, зачем нам разум и стремление к чему-то, кроме воспроизведения себе подобных? — В преданиях о вас ничего не говорится, — ответила Андрет. «Вот как! — Инголдо изумлённо поднял брови. — Значит, предания всё же есть, да? Но если сказать об этом вслух, она обозлится, поскольку никто не хочет быть пойманным на лжи, особенно, если ложь уже наслоилась одна на другую, словно пласты почвы. И, похоже, Андрет усердно вычёркивает сородичей обидчика из истории Арды! В её версии событий эльфов нет. Все женщины действуют одинаково, независимо от происхождения?» Не вспомнить угрозы Эльдалотэ в адрес супруга, оказалось невозможно. Ангарато долго делился страхами оказаться вычеркнутым со страниц дортонионской летописи. — Мы тогда ещё ничего не знали об Эльдар, — Андрет уловила настроение собеседника и слегка смягчила тон. — Эльдар? — уточнил Инголдо. — А Квэнди? Мориквэнди? Может быть, в тех сказаниях фигурируют эти слова? Ведь Народ Звёзд — это Квэнди, принявшие помощь Валар, а вы, не знавшие о Валар, их точно не видели и понятно, почему ничего об этих Говорящих не слышали. — Мы знали только о смерти и бессмертии, — твёрдо сказала сестра Брегора. — О жизни долгой, как мир, но не дольше существования мира! Мы никогда не думали о жизни после жизни Арды, и от тебя, владыка, на самом деле, я впервые услышала об этом. Финдарато улыбнулся. — По правде говоря, — сказал он, — я решил, что ваше поверье, будто вы не созданы для смерти — всего лишь мечты, порождённые гордыней, завистью к Квэнди и стремлением сравняться с ними и превзойти их. Но вы говорите, что это не так. Да, но ведь вы же встречали Квэнди задолго до того, как пришли в эти земли, и со многими подружились, если верить народу Аданэль. Разве тогда вы ещё не были смертны? И разве вы не беседовали с эльфами о жизни и смерти? Ведь Квэнди и без объяснений узнали, что вы смертны — а вы обнаружили, что они не умирают. «Зачем я всё это говорю? — эльфийский король вздохнул, с завистью услышав опять прозвучавший смех Эмельдир и замечание Эдрахиля о том, что черви в яблоках — самый ценный ингредиент в любом блюде. — Зачем я разговариваю с ней? Нарьо… Счастья тебе до конца мира!» — Это и в самом деле не так, — ответила Андрет. — Может быть, мы были смертны, когда впервые повстречались с эльфами, а может, и нет. В преданиях об этом не говорится, по крайней мере, в тех, что известны мне. «Но ведь их нет, этих преданий! Их нет!» — Но у нас были свои предания, нам не было нужды учиться у Эльдар: мы знали, что изначально были рождены, чтобы никогда не умирать. А это, государь мой, означает: рождены для вечной жизни, жизни без конца. Снова вспомнив племя Беора, их «предания», музыкальные инструменты и тех, кто на них играл, Финдарато с огромным трудом промолчал об отсутствии необходимости чему-то учиться у эльфов. Неважно, валинорских или нет, принявших помощь Валар или отвергнувших. — А задумывались ли ваши мудрецы над тем, какую странную природу приписывают они атани? — сам собой задался вопрос, которому удивился даже Инголдо. Теперь ведь придётся объяснять, что имелось в виду. А что имелось в виду? — Странную? — ожидаемо переспросила Андрет. — Разве? Многие из Мудрых полагают, что по природе ничему живому не свойственно умирать. Разве это не нормально? — На это эльдар сказали бы, что мудрецы заблуждаются. Нам ваши верования кажутся странными, и принять их трудно по двум причинам. Вы утверждаете… — Финдарато вдруг подумал, что Андрет — всего лишь смертная женщина, какой бы умной ни была, и она, с большой вероятностью, не помнит и половины прежней беседы, поэтому можно весьма по-человечески забыть и переписать всё, как надо. — Вы утверждаете — если только сами вполне понимаете, что сказали, — у вас были бессмертные тела, не скованные пределами Арды, хотя созданные из её вещества и питающиеся им же. И ещё вы, Мудрые, утверждаете, хотя этого сами могли и не заметить, что ваши хроа и феа с самого начала не были в согласии меж собой. А мы считаем, что согласие хроа и феа присуще истинной, неискаженной природе всех Воплощённых — Мирроанви, как зовём мы Детей Эру. — Первое я вижу, — сказала Андрет с отсутствующим взглядом. — На это у наших мудрецов есть ответ. Но второго я и в самом деле не заметила. — В самом деле? Значит, вы, люди, плохо себя знаете! — слишком радостно заключил эльфийский король. — Впрочем, часто бывает, что друзья и родичи видят в тебе многое, чего ты сам не замечаешь. Ведь мы, Эльдар — ваши родичи и друзья тоже, верите вы этому или нет! Мы знаем уже не одно поколение людей, и всегда неизменно познавали вас с любовью и вниманием, и мы много думаем о вас. «Будь счастлив, Нарьо! Пусть у тебя всё будет прекрасно. Как у меня сейчас, по твоей милости!» — И в одном мы все сходимся и уверены, — король очень пытался выглядеть дружелюбно, — или вся мудрость наша тщетна: феа людей похожи, очень похожи на феа Квэнди, но всё же они иные. Нам это кажется странным, но мы ясно видим, что феа людей, в отличие от наших, не привязаны к Арде, и не Арда — их дом. В чёрных глазах Андрет зародился пока невысказанный вопрос, и Финдарато стало не по себе: он снова ощутил, что ведёт себя, как Валар с эльфами в Валиноре, напоминая особо зазнавшимся, что Аман — это не родина Детей Эру, а Земля Творцов Арды; здесь, конечно, можно чувствовать себя, как дома, но забывать о статусе гостя всё же не стоит. — Можете ли вы оспаривать это? — продолжил говорить король Инголдо, решив, что ещё успеет исправить положение. — Нет, мы, эльфы, знаем, что вы, поскольку вы свободны от Арды и, вероятно, от её искажения, тоже любите Арду и всё, что в ней, и любите, быть может, не меньше нашего. Но по-иному! Наши народы видят Арду каждый по-своему, и неодинаково ценят её красоту. Как же это объяснить? Представьте себе двоих людей. Один из них приехал в чужую землю и поселился там, но в любой день может покинуть её, а другой всю жизнь живет в этой земле и не имеет права уехать оттуда. Для первого всё вокруг ново, необычно и потому желанно и привлекательно. А для второго всё здесь знакомое, единственное, своё — и оттого… Нет, не наскучившее, Андрет! Драгоценное! Разницу в отношении видно? Желать и ценить — не одно и то же, и гости часто не понимают чувств хозяев. — То есть Эльдар хотят сказать, что люди здесь гости, — всё-таки констатировала Андрет. — Вы сами это сказали, — невинно развёл руками Инголдо, — вы назвались — мы приняли и зовём вас так, как вам это угодно. — Высокомерно, как всегда, — очень гордо отрезала сестра Брегора. — Но если мы, как вы говорите, всего лишь гости в земле, что принадлежит вам, господа мои, скажите мне, какие же иные земли мы знаем? — Это мудрая женщина у меня спрашивает? — воскликнул король. — Откуда же нам это знать, раз вы сами того не ведаете? Но известно ли вам, что Эльдар говорят о людях? «Аданы — гаданы», — вдруг очень смешно исказились слова в уме Финдарато, и он еле сдержал неуместную сейчас улыбку. — Они говорят, — король Артафиндэ Инголдо снова напомнил себе, с кем говорит, отбросил часть из того, что собирался сказать, — что Младшим не нужны вещи как таковые, что, если Младшие изучают что-нибудь, то лишь ради познания чего-то ещё, столь же не нужного в глубине души. Это словно бесконечная лестница, Андрет, только не рассчитанная на то, чтобы по ней ходили. Старшие считают, что если Младшие любят что-нибудь, то лишь потому, что эта вещь словно напоминает им о чём-то другом, что было им ещё дороже. С чем же вы сравниваете? Где всё это? По лицу Андрет стало похоже — она потеряла нить разговора, перестала понимать суть. Сын валинорского короля, урождённый аманэльда ощутил знакомое состояние, возникавшее при общении с теми, кто пытался его использовать. А что нужно ему самому от этой женщины сейчас? Чтобы она просто согласилась и оставила в покое? Пожалуй. С другой стороны, словесный поединок, неравный и нечестный, отвлекал от такого же нечестного и неравного нападения Айну на Белерианд. Не получив ответа, Финдарато продолжил речь: — Мы, эльфы и люди, происходим от Арды и из Арды, и людям, казалось бы, может быть известно лишь то, что есть в Арде. Откуда же эти воспоминания, которыми вы обладаете, ещё не успев ничего познать? Это не потому, что вы пришли с другого края Арды, Андрет. Мы тоже много странствовали, многое повидали. Но, если бы мы с вами отправились на восток и достигли тех мест, откуда родом люди и эльфы, я всё равно знал бы, что нахожусь у себя дома, а любой человек продолжил бы дивиться и сравнивать всё с чем-то иным, как те люди, которые родились здесь, в Белерианде. — Странные вещи говорятся сейчас, король Ном, — задумчиво произнесла Андрет, и эльфийский владыка был с ней абсолютно согласен, только отступать давно стало поздно. — Я никогда не слышала ничего подобного. Однако сердце у меня встрепенулось, словно мне напомнили какую-то истину, знакомую, хотя и непонятную. Такие воспоминания являются и исчезают прежде, чем успеешь уловить их — и вот мы снова слепы. Но те из нас, кто знает Эльдар и, наверно, любит их, говорят: «В глазах эльфов нет усталости». Мы заметили, что эльфы не понимают людской поговорки: «Что часто видишь, того не замечаешь». Эльфам кажется странным, что в языке людей одно и то же слово может означать «давно знакомый» и «надоевший». «Вот ещё одно доказательство разных феа, Андрет», — подумал Инголдо, однако перебивать не стал. — Мы думали, — продолжала аданет, — что это лишь потому, что эльфы долго живут и не теряют сил. Мы, гости, часто зовём вас «большими детьми», государь мой. И всё же — и всё же! — если всё в Арде приедается нам, и всё прекрасное тускнеет, что из того? Разве это не от искажения, что поразило наши души? Или эльфы скажут, что это не так, что это было свойственно нам от природы, ещё до того, как нас покалечили? — Скажу, — подтвердил король. — Быть может, искажение бросило тень на ваше светлое беспокойство, испортив его усталостью и обратив в пренебрежение, но беспокойство это, по-моему, владело вами с самого начала. А если это так, разве вы не видите здесь противоречия, о котором я говорил? Если, конечно, ваши мудрецы согласны с тем, что каждый из Мирроанви — есть союз тела и души, хроа и феа или, образно выражаясь, Дома и Жильца. Ибо что такое ужасная для вас смерть, если не разлука хроа и феа? И что такое утраченное вами бессмертие, если не неразрывность этого союза? «А Эдрахилю весело, — с ещё большей завистью подумал Финдарато. — Но он прав: черви — самое ценное в блюде из яблок». — Что же такое Человек? — начав говорить очень восторженно и торжественно, Инголдо понадеялся закончить беседу и просто посидеть в тишине, не выглядя при этом проигравшим неравно слабой противнице. — Союз Жильца, что лишь гость здесь, в Арде, и предназначен не для неё, и Дома, созданного из вещества Арды и потому, надо полагать, неразрывно связанного с ней. Можно ли надеяться, что Дом просуществует дольше Арды, которой он принадлежит? Но ведь вы утверждаете, что и Дом был бессмертен, не так ли? Мне проще было бы поверить, что такая феа в свое время по доброй воле и естественным образом оставляла бы дом, хотя, наверное, жила бы здесь дольше, чем ей дозволено теперь. Тогда и «смерть», как я и говорил, казалась бы вам чем-то другим: освобождением. Нет, возвращением — возвращением домой! Но вы, похоже, не верите в это? — Нет, не верю, — ответила Андрет. — Это презрение к телу. Такое идёт от искажения. Это противоестественно для неискажённых Воплощённых, ибо их жизнь — союз души и тела, союз по любви. Тело — не постоялый двор, где проезжий ночует, чтобы утром уступить его другому и отправиться дальше. Взгляд аданет был столь многозначительным и красноречивым, что королю снова стало стыдно за кузена. В очередной раз пожелав лорду Айканаро счастья и любви и никогда не оказаться должным родичу по имени Морифинвэ Карнистир Феанарион золота, Финдарато серьёзно покивал. — Это дом, он построен для одного хозяина! — сурово заявила Андрет. — Это не только дом, это и одежда — и не только одежда сшита по хозяину, но и хозяин подогнан по одежде. Догадываясь, что речь зашла уже совсем не о высоких материях, а про любимого кузена и подходящие размеры «хозяина» и «платья», король постарался не покраснеть. — И потому я считаю, что разлука души и тела не может быть свойственна истинной природе человека, — заключила сестра Брегора. — Вот если бы для тела было «естественно» оставаться пустым и умирать, а для феа — продолжать жить без тела, это в самом деле было бы противоречием, и природа человека не была бы основана на взаимной любви его частей. Тело было бы в лучшем случае помехой, или даже оковами, а отнюдь не даром. Но ведь есть лишь один творец, кто создает оковы и помехи, и если бы наша природа была такой изначально, это значило бы, что это он создал нас такими, а эльфы говорили, что такого даже произносить нельзя и сотворил нас тот же Создатель, что и вас. Инголдо невольно подумал, что сам бы согласился с таким умозаключением, однако, да, увы, произносить это нельзя. Такие слова, сказанные вслух королём или вождём, записанные учителем, разрушат всё, что столько лет усердно строили Эльдар. — Увы! Люди, живущие во тьме, именно это и говорят, полагаю, — Андрет посмотрела на север, — но не атани, как тебе известно. Я считаю, что в этом мы подобны вам, истинно Воплощённым, и что нашим истинным и полным бытием можно назвать лишь любовь и согласие между Домом и Жильцом. И оттого смерть, разлучающая их, — катастрофа для обоих. «Только вряд ли твоя смерть станет катастрофой для Айканаро, и ты понимаешь это, оттого и злишься», — со смешанным чувством подумал Финдарато. — Чем дальше, тем больше вы, атани, удивляете меня, Андрет, — сказал король Инголдо. — Ведь если этому верить, тогда… Тогда феа, что лишь странница здесь, в Арде, связана нерасторжимым браком с хроа из Арды, и разлука для них мучительна, но при этом оба должны следовать своему естеству, не подавляя друг друга. А это значит, что феа, уходя отсюда, должна забрать с собой хроа. А ведь это означает, не больше-не меньше, что феа сможет вознести хроа, своего вечного супруга и спутника, к вечной жизни за пределами Эа, за пределами Времени! А через это Арда или хотя бы часть её могла бы не только исцелиться от порчи Моргота, но даже освободиться от пределов, положенных ей в «Видении Эру», о котором говорят Валар! Понимаешь? Люди могут быть сильнее Песни Айнур и Замысла Творца! «Она ведь понимает, что я не всерьёз? — вздохнул про себя Инголдо. — Если же нет, надеюсь, просто забудет». — Если этому верить, воистину великими были люди под рукой Эру, и падение их — ужаснейшее из всех преступлений, — Финдарато встал из-за стола, прошёлся вдоль перил. — Вот, с чем людские феа сравнивают всё, что видят — видение замысла Завершённой Арды, где все живые твари, и даже земли и моря, бессмертны и нерушимы, вечно прекрасны и вечно новы? А, может, есть где-то иной мир, а всё, что видим и знаем мы, эльфы и люди, лишь знаки, напоминания о нём? — Думается мне, что если он есть, то лишь в замыслах Эру, — ответила Андрет. — Но откуда знать ответы на такие вопросы нам, блуждающим во мгле Арды Искаженной? Не изменись мы — быть может, всё было бы иначе. Но оттого, что мы стали такими, как есть, даже наши мудрецы мало думают о самой Арде и о прочих её жителях. Мы думаем прежде всего о себе: о том, что хроа и феа могли бы вечно жить вместе в радости, и о непроницаемой тьме, что ожидает нас теперь. — А, значит, не одни Высшие эльфы пренебрегают своими родичами! — не удержался от злорадства король. — Но — о, чудо! — теперь и у меня, как у тебя только что, сердце встрепенулось, словно радуясь благим вестям. Так вот, зачем пришли люди — не последыши, а наследники, завершающие начатое! Вы пришли выправить Искажение Арды, предвиденное прежде, нежели были задуманы сами, и более того — явить величие Эру, возвысить Песнь и превзойти Видение Мира, каким его узрели Валар! «Ты не повторишь это, поскольку не запомнишь, — подумал Финдарато, видя реакцию собеседницы. — Зато будешь гордиться собой и оставишь в покое историю. И меня. Надеюсь!» — Ибо Арда Исцелённая будет выше Арды Неискажённой, — король начал ускорять речь. — Причина проста: Арда Неискажённая — есть дитя без опыта боли, зла и ошибок, а, значит, дитя, которому всё это ещё предстоит совершить и пережить. Арда Исцелённая же — это мир, навсегда избавившийся от недуга-искажения, обретший мудрость, а с ним — сострадание и умение ценить всё, что в нём есть. И всё же это будет именно Арда Неискажённая! Зло не искалечит её необратимо. Мне доводилось беседовать с Валар о создании Песни, что была прежде бытия Мира. И вот я думаю: расслышали ли они конец Песни? Быть может, Айнур, оглушённые последним аккордом Эру, упустили нечто, прозвучавшее в нём или вслед за ним? Примерно так же, судя по смятению во взгляде, себя ощущала аданет — оглушённая вопросами, посыпавшимися один за другим, женщина упускала всё больше, как ни пыталась понять. Финдарато знал: если бы всё сказанное оказалось в книге, сестра Брегора перечитала бы несколько раз и в конце концов смогла разобраться, что к чему, однако такую цель эльфийский король не преследовал. — Более того, — продолжал он, — Эру Илуватар свободен. Следовательно, быть может, он не довёл Песнь и Видение до конца? А что потом — этого никто: ни Валар, ни Эльдар, ни люди, не увидит и не узнает, пока не достигнет того мига. Ведь часто бывает, что хороший рассказчик скрывает самое важное в своей повести, пока дело не дойдёт до него. Конечно, те, кто внимательно слушал и всей душой сочувствовал истории, могут догадаться, но такому рассказчик только рад: это не портит новизны и изумления — ведь так мы словно сами участвуем в создании повести. А если бы заранее знать, чем кончится, это бы всё испортило! — Так что же, по-вашему, самое главное, что Эру сокрыл от нас? — спросила Андрет. — Ах, моя мудрая госпожа! — воскликнул король, всплеснув руками. — Я ведь Эльда, я снова думал о своём народе. Хотя нет, не только — обо всех Детях Эру. Я думал, что Вторые Дети могли бы избавить нас всех от смерти. Мы говорили о смерти как о расторжении союза, а я всё время думал о другой смерти, когда гибнут и душа, и тело. Ибо разум говорит, что нас ожидает именно это: когда Арда завершится, ей придет конец, а с нею — и всем нам, детям Арды. Конец — это мгновение, после которого все долгие жизни эльфов останутся в прошлом. Это опечалило меня, но вдруг мне явилось видение Арды Возрождённой: вечное настоящее, где могли бы жить Эльдар: совершенные, но не завершённые, жить и бродить по земле, рука об руку с Детьми Людей —своими избавителями, и петь им такие песни, от которых звенели бы зелёные долы, и вечные горные вершины пели бы, словно струны арфы, в Блаженстве, превысшем всех блаженств. — Но нельзя же всё время петь, — с сомнением произнесла Андрет, и король Инголдо захотел просто провалиться в погреб, желательно, винный. «Творец скрыл простую истину, — промолчал Финдарато, чтобы не выглядеть слишком злым и высокомерным, — что самое главное в блюде из яблок — вовсе не сами плоды, а их обитатели».