Свет проклятых звёзд

Прочитав письмо отца, Линдиэль попыталась понять, что хотел сказать родитель, просто перечислив совсем незначимые события и не задав ни одного вопроса. Создавалось впечатление, будто послание можно было не писать вовсе, лорд лишь поддерживал видимости семьи. Или он соскучился? Однако, о поездке в Невраст не могло быть и речи: отправиться в одиночку не выйдет — принц Финдекано не отпустит любимую от себя ни на день, а везти потерявшего разум эльфа к родне дочь лорда Новэ Кирдана опасалась. Крепость Стрела стала для леди, королевы и просто совершившей страшную ошибку влюблённой эльфийки даже не тюрьмой, а чем-то страшнее и безнадёжнее — вспоминались отдельные здания для опасных неизлечимых больных в окрестностях Барад Эйтель, куда отправляли медленно умирать, либо жить, не представляя угрозы здоровым. Там находились те, чьи родственники не захотели прекратить мучения близких, даже если надежды не оставалось. Может быть, это была изощрённая месть детей или супругов за загубленную судьбу? Линдиэль не знала и не спрашивала, ведь кто ответит честно, что желает члену семьи подохнуть в муках или долгие годы терзаться жуткими мороками? Думать о своих желаниях и вероятном благе избавления от страданий посредством лишения жизни леди боялась — вдруг Финдекано что-то почувствует? Он ведь потребует объяснений… Убегать от Астальдо, пока он спит, и размышлять о чём угодно, лишь бы глотнуть каплю свободы, стало привычным делом, Линдиэль просто выходила на балкон или в укрытый сумраком ночи сад и молча сидела. Лето проскользнуло сквозь цветение и раннее созревание, поспешило к первому увяданию, и от этого почему-то стало особенно грустно, словно скорое наступление осени что-то изменит в худшую сторону. — Я оступилась на главном пути, — прошептала Линдиэль, попробовав сложить свою боль в мелодию. Вдруг станет легче? — Кажется мне — Все закрылись двери. Стены тюрьмы моей — толща льда, И каждый миг прибывает в ней через щели Вода — слёзы души, что ей не выплакать никогда. И в этом моя вина! Оступилась И падаю вниз, А за мной целый мир Разлетелся в осколки Изо льда. Дорого обошёлся каприз — У мечты у моей Оказалась жестокой цена. Жестока желаний цена. Линдиэль вспоминала Астальдо до удара чарами и после, и ужасалась всё сильнее. — Каждый вскрик, — шёпотом произносила она, уже не сдерживая слёзы, — моё сердце ранит. Каждая боль — это моя боль. Там, за морем, Все мечты Финьо потерялись, Но и здесь не нашёл он покой! И в этом моя вина! Оступилась И падаю вниз, А за мной целый мир Разлетелся в осколки Изо льда. Дорого обошёлся каприз — У желаний моих Оказалась жестокой цена. Крылья надежды над головой Прошуршали эхом из сна. Путь по обломкам Передо мной — Всё, что я исправить должна. Ведь это моя вина! Линдиэль понимала: если что-то менять, придётся во всём признаться. Это будет стоить жизни. Поэтому, нет. Никогда. Или… Однажды это произойдёт, но не раньше, чем жизнь станет совсем невыносимой. — Леди Линдиэль, — вдруг возник рядом слуга-Нолдо. В предрассветном сумраке черноволосая фигура в тёмно-лиловом пугала, словно это был морготов раб или кто-то из предателей-Майяр. — Принц Финдекано тебя зовёт. Сердце упало. Астальдо проснулся и не нашёл рядом любимую? Испугался, что его бросили? Но… Когда такое случалось ранее, потерявший разум эльф сам бежал искать околдовавшую его женщину, а не посылал за ней. Что… Произошло?! Чары ослабли?! Он всё понял?! Линдиэль ещё глубже ощутила отчаяние слабой девочки, которой не чувствовала себя даже в детстве. — Принц… Астальдо, — осторожно, еле держа равновесие, поднимаясь со скамьи, Линдиэль тщетно постаралась говорить твёрдо, — он… позвал к себе? — Да, — голос слуги прозвучал бесстрастно. Это могло означать что угодно. — Принц Финдекано Нолофинвион требовал привести тебя немедленно. «Он не спросил, где я, не случилось ли что-то?» — эльфийка ощутила панику. От страха закружилась голова, перед глазами всё поплыло, сердце отчаянно забилось. Он всё понял. Всё понял! Захотелось, чтобы короткие лестницы-пролёты оказались бесконечными, а коридоры вели не в привычные покои, но в бездну. Чем ближе становилась спальня — тюрьма и камера пыток одновременно, тем сложнее давался каждый шаг. И ведь некому спасти, некому защитить. Некуда бежать… Или, может, развернуться и пуститься наутёк? Линдиэль посмотрела на слугу. Нет, он не позволит. Остановит, свяжет, доложит принцу, что его преступница-возлюбленная своим поступком признала вину. Да, если сделать вид, будто не понимает, в чём её обвиняют, останется шанс выжить. Нолдо-стражник и палач открыл дверь. Леди поняла, что нет сил сделать шаг через порог. Финдекано поднял голову, посмотрел на Линдиэль прямо, испытующе. «Это конец», — чуть не заплакала эльфийка. Она уже почти не видела стоявшего над расстеленной на столе картой Астальдо, только представляла его руки на своём горле. — Ты ушла, не предупредив меня, — произнёс когда-то любимый голос, который теперь пугал до потери сознания. — Если бы я так поступил, тебе бы понравилось? — Прости меня, — прошептала Линдиэль, вздрогнув от накопившегося в сердце отчаяния. — За что? — с вызовом поинтересовался Финдекано. — За свободолюбие? Если бы в моём понимании это было зазорно, я не пошёл бы в Эндорэ, не вдохновился бы идеями Феанаро Куруфинвэ. Лицо нолдорского принца изменилось, стало удивлённым. В сочетании с пустым опьянённым взглядом это выглядело чудовищно. — Заходи, не стой на пороге, — произнёс Финдекано, переводя глаза с карты на эльфийку и обратно. — Посмотри. Он указал на схему на столе. Ард-Гален. Осадный лагерь и Железные Горы. Барад Эйтель, Химринг, Поющая Долина, Аглон… Астальдо… Снова Астальдо? Нет, по взгляду видно обратное. Но… Не понимая, что происходит, с ужасом всматриваясь в серо-голубые льдины глаз, которые то казались слишком ясными, то успокаивающе пьяными, Линдиэль подошла вплотную. — Узнаёшь? — спросил Финдекано, указывая на линии на карте. Сейчас леди Новиэль была не в состоянии вспоминать и думать, но страх не узнать оказался сильнее честности, и эльфийка согласно кивнула. — Мы проиграли ту битву вместе, — неожиданно чётко произнёс Астальдо. — Это и объединило нас навсегда. Линдиэль сглотнула, сморгнула слёзы, присмотрелась. Да, на карте был изображён ход сражения с морготовым червём. — Здесь было твоё войско, — указал на серую стрелку принц. — А это, — палец провёл по красной линии, — химрингские воины. Здесь, — он очертил овал, — были мои братья. Знаешь, именно тогда я осознал, что храбрость не решает всего. Точнее, она вообще ничего не решает. Храбрецы проиграли, понимаешь? И ты, и я, мы были там. Это наше совместное поражение, наша общая судьба. Я проиграл бой, но обрёл тебя. Именно тогда я осознал, как важна для меня честность. Ты знаешь, я ведь не писал песен о валинорской жене. Я сочинял не о ней и не для неё, даже не замечая в этом что-то неправильное. Догадываешься, почему так получалось? Линдиэль не догадывалась, однако, ей начинало казаться, будто пришло иное понимание: чары действительно слабеют, и Астальдо начинает искать объяснения своей влюблённости. Или это просто нашёптывания страха, и на самом деле магия ничуть не меньше, чем раньше, туманит рассудок сына короля. — Я постоянно боялся, что сделаю что-нибудь не так, но именно из-за этой боязни и допускал ошибки! На кого я оглядывался? Разве эти Эльдар заслуживали почитания?! — Финдекано всплеснул руками. — Никто из них не видел во мне достойного брата или друга! — пальцы снова упёрлись в карту. — Скажи, ты понимаешь, что фигурки, линии и круги на бумаге — это не просто рисунок? Скажи, тебе нравится ими распоряжаться и посылать на смерть? Тебе нравилось, решать, кому вечно жить искалеченными? Ответь мне, Линдэ. — Я просто хотела быть с тобой, — всё-таки заплакав, выдохнула эльфийка. — А им нравится, — ткнул в красные штрихи и стрелки принц. — Им нравится двигать фигурки! Нравится решать, чья жизнь продолжится, а чья — нет! Я пытался подражать тем, кого теперь презираю. Взгляд мутно-ледяных глаз устремился на Линдиэль, в терзаемой страхом и чувством вины душе затрепетала бессильная ненависть к себе, отчаяние поднялось ростками желания всё исправить, но боязнь наказания пересилила. — Мы должны быть настоящей семьёй, — вдруг сказал Финдекано, резко притянув к себе любимую. — Почему у недостойных рождаются наследники, а у нас нет? Линдиэль задрожала, не в силах отказать. Она понимала — не так нужно дарить новую жизнь, не такие чувства должны давать начало мелодии юной души, не это всё мать обязана вложить в судьбу ребёнка, но… Страх победил разум, эльфийка покорно заняла место на супружеском ложе и закрыла глаза. Отказать сейчас — верная смерть. И, нота за нотой, начала складываться тема ещё одного пути, первый шаг на котором оказался сделан против воли. Оступилась…