Свет проклятых звёзд

День с самого утра начался отвратительно, поэтому Андрет не ждала ничего хорошего от его продолжения. Фаранор обмочился и испражнился на рассвете особенно зловонно, проветрить комнату не получалось, а во рту сохранялось ощущение съеденного дерьма. Аданет утешала себя рассказами сестёр по несчастью, которые говорили, будто подобные мерзкие перемены означают скорую смерть — начали отказывать органы. Надеясь, что это действительно так, и всё ещё мечтая сжечь дом вместе с мужем, Андрет пошла к младшей сестре, заглянув для начала на задний двор. Будучи юной, а потом — молодой, женщина не обращала внимания, куда выбрасывается мусор из дома, но, чем старше становилась, тем важнее это для неё казалось. К богатым домам нередко тайком пробирались нищие покопаться в мусоре, тщетно надеясь, что не все объедки отдали свиньям. Раньше Андрет не замечала подобных визитёров, а, может, брат требовал от охраны никого не подпускать не только к своему дому, но и к жилищам родни. Однако, Брегор давно пропал, поэтому уклад жизни Ладроса изменился. Тётя нынешнего вождя не решила для себя, кого считает лучшим правителем: брата или племянника, однако при Барахире Алый Простор не казался грозным. Теперь это было просто мирное подэльфийское поселение, медленно, но верно сворачивавшее все начатые Брегором военные дела, больше и больше ведя дела с эльфами. Дружбы не ощущалось, но взаимопомощь присутствовала, вроде бы, в достатке. «Старшие решат» — стало уже поговоркой на все случаи жизни и смерти. В своих записях аданет называла собратьев «ограждане» — жители ограждённой от мира земли. Разумеется, невидимой, но ощутимой стеной была навязчивая эльфийская опека, вроде бы незаметная и полезная, но… Андрет не могла для себя принять тот факт, что благодетели могут поступать подло. В голове рождалось сравнение с приютом Бериль: какое бы доверие осталось у народа к нянечкам и знахарям, если бы они позволяли себе соблазнять сирот, а потом делать вид, будто ничего не было?! Нищих на заднем дворе не оказалось, и Андрет подумала, что зря приказывала слугам выбрасывать мусор так, чтобы он становился непригодным для бродяг. Похоже, старания оказались излишними — и так никто не приходит. Летний день шелестел листвой, шумел далёкой хвоей, пел голосами птиц, и в душе зарождалось вдохновение. Снова задумавшись про ограждан, тётя вождя невольно вспомнила свои самые приятные мечты, которые тоже порой находили место на бумаге. Андрет иногда отчаянно хотелось, чтобы её добивались, чтобы мужчины готовы были умереть ради её улыбки, а не воротили нос, как проклятый Пушок, и не оказывались преподнесены на свадебном блюде, словно праздничный пирог, как Фаранор. В юности аданет, будучи дочкой вождя, легко получала внимание любого мужчины, но теперь рядом был только овощеподобный муж и парочка пожилых нахлебников, то и дело намекавших, мол, любви все возрасты покорны. Это было, конечно, приятно, однако, представляя, что придётся делить постель со стариком, Андрет внутренне содрогалась. Нет, лучше мечтать о прекрасном, чем позволять совать в себя дряблые тычки. Горечь от осознания, что больше не заинтересует Пушка отравляла душу, и в груди вскипала злоба. Воображение начинало услужливо рисовать картины отмщения: гадкий эльф скачет по лесу, изображая из себя сияющего Айну, но тут со всех сторон нападают орки и жестоко насилуют его всем, что попадается под руку: ветками, ножнами, рукоятями мечей и топоров, суют руки по локоть, ноги… Захотелось прикоснуться к себе, доставить наслаждение, но Андрет решила, что отложит самое приятное на вечер, когда слуги подготовят ванну. Главное, хоть чем-то перебить в жилище тошнотворную вонь. Тропа повернула, на обочине попался деревянный солдатик. Цель близка. Дом Бериль, как и всегда, полнился непрекращающимся шумом, состоящим из голосов детей всех возрастов, смехом, плачем, ссорами из-за игрушек и попытками взрослых это прекратить. Сюда же добавлялся топот, хлопанье дверей, стук бросаемых вещей, дребезжание кастрюль и многое, многое другое, подбирать к чему определения казалось ниже достоинства. Не представляя, как можно так жить и при этом думать о чём-то, кроме бесконечной суеты с пелёнками и котлами с супом, старшая из сестёр Брегора выдохнула, сказала себе не обращать внимания на творящееся вокруг безумие и сделала шаг в сторону калитки. Приятные мысли, навеянные летней зеленью и щебетанием птиц, смешались с горами мусора и тряпья, которое не всегда успевали убирать вовремя. Мечтать больше не тянуло. Открыла неумело разрисованную и облепленную фигурками из глины дверь жена то ли второго, то ли третьего сына Бериль, Андрет не помнила, чья конкретно, как и её имя. Большинство родни аданет давно мысленно назвала «никем на страницах истории» и не собиралась забивать голову растущим списком племянников, внучатых племянников и их сродников со стороны матерей. Никто на страницах истории. Всё. Лишь кивая на приветствия детей и взрослых, Андрет важно прошла в дом, оставила лёгкие туфельки у порога, заранее подготовив проклятья для каждого, кто посмеет их тронуть, и направилась в комнату сестры. То, что Бериль не вышла встречать сама, тревожило, поскольку здоровье давно подводило мать огромного семейства, и годы лишь добавляли болячек. Решив не делать выводов заранее, Андрет ступила на лестницу. Из кухни раздался смех, и, если бы не была уверена в обратном, аданет подумала бы, что здесь гостит Берен, однако он не слишком жаловал общество малявок, поэтому редко приходил к младшей тёте. Да и голоса у многих похожи, тут вообще никого не отличить друг от друга. Мало ли, кто ещё подрос и стал говорить похоже на сына Барахира? Навстречу попалась Аданель, снова изображающая эльфийку. Располневшая и подурневшая с годами, она выглядела откровенно смешно в открытом лёгком платье с украшениями-подделкой под нолдорские. Возможно, если бы она не делала при этом напряжённо-задумчивое лицо, высоко задирая оба подбородка, образ не становился бы столь нелепым, но приёмная дочь Бериль считала, что все эльфийки обязаны казаться невоспитанными гордячками. Андрет, не стесняясь, усмехнулась. Видимо, сочтя недостойным фальшивой полуэльфийки реагировать на простых смертных, Аданель проследовала мимо утиной походкой и демонстративно хлопнула дверью. Андрет было не слишком интересно, зачем это недоразумение приходило к приёмной матери, однако, зайдя к сестре, спросила именно про появление главной эльфийки Ладроса. — Ой, — совсем по-старушачьи отмахнулась суетившаяся с глажкой горы простыней хозяйка дома. — Аданель мне сегодня поможет по хозяйству, потому что мне придётся уйти. Ты же знаешь про Берена? — Что именно? — не стала скрывать пренебрежения Андрет. Гладить бельё она не любила, хоть и умела. Однако сейчас всё же решила подсобить и, взявшись помогать любимой сестричке, с радостью представляла, что под раскалённой от углей стальной пластиной совсем не ткань. — Берен с отцом поссорился и пришёл ко мне. Со слугой. — Значит, не показалось… — Что? — Что он здесь. — Да, здесь. Сказал, что ненадолго. Я попыталась помирить Барахира с отпрыском, тем более, что я-то уже проходила эти побеги детей, знаю, как и что сказать. Но Барахир неприклонен, и сегодня вечером собирает совет. Хочет выбрать нового наследника ладросского трона. — Эм ему не позволит, — фыркнула Андрет. — Пусть не старается. — Да все это понимают! — Бериль, крякнув, переложила огромную стопку белья на кровать, взяла новую и со вздохом потёрла поясницу. Старшая сестра покачала головой, продолжила медленно, с нажимом разглаживать сложенную вчетверо огромную простынь. Ткань от прикосновений раскалённой стали становится гладкой, приятно пахнущей, а живая плоть бы превратилась в отвратительное сморщенное мясо, воняющее так, что даже голодающего вывернет. — Барахир сказал, — Бериль замерла с поднятым над столом утюгом, — что хотел бы тебя тоже видеть на совете, но если ты занята книгами, то отвлекать не станет. — Я занята книгами, — мрачно отозвалась Андрет. — Где то, что ты мне обещала? — А вон! — утюг указал на подоконник: рядом с прорастающими желудями, посаженными детьми, лежала стопка небрежно сшитых записей. — Я случайно нашла. Там как раз много интересного про Брегора. — Эор из рода Беора, — прочитала, оставив глажку, Андрет. — Не знаю такого родича. — Уже и не узнаешь. Повесился он прошлым летом из-за несчастной любви. Немолодой был уже, а захотел на юной жениться, ну а та отказала. И вот. — Спасибо, — сказала, начав листать записи, старшая сестра. — Ты же понимаешь, что Барахир старается не идти заданным отцом курсом? Ему это удаётся уже полтора десятка лет, но я считаю, надо почаще напоминать детям о великом вожде Брегоре, говоря, что Барахир — его преемник и продолжатель всех дел. Для общего блага пусть думают, будто Ладрос всегда жил одинаково. Бериль пожала плечами. — «Великий могучий Брегор удалой! — заулыбавшись, начала читать вслух Андрет. — Врагов раскидает умелой рукой! Из лука стрелою пробьет вражий щит! Любая девица по Брегору пищит». Ха, это очень мило. Но потом приписка: «Только жёнка — вот дела! — От другого родила!» Придётся проверять записи, вдруг ещё что лишнее увижу. — Да, я не хочу, чтобы над бедняжкой Мельдир так насмехались, — помрачнела Бериль. — А вот «Песнь Брегору»: «О, доблестный Брегор, возьми же свой лук! Враги обступают любимый Ладрос. Время приходит узнать кто нам друг, В чьём сердце верность ещё осталась, А кто променял на богатство и власть Род Беора, честное имя — Им суждено от руки твоей пасть. Ты, Брегор, расправишься с ними! И слава о битвах великих твоих Молвой разнесётся по Арде. Атани запомнят из тысячи книг Любимца сиятельной Варды. И будет над родиной солнце светить, И будет к нам рок благосклонен. Пусть знают враги, что им нас не сломить, Покуда ты, Брегор, на троне». Обе женщины замолчали. Эту песню ни одна из них не слышала при жизни брата, значит, в своё время в народ она не пошла. Что ж, придётся сказать юным ладроссцам, будто все старики знали «Песнь Брегору», пели, вместо свадебных стихов возлюбленным, только забыли с годами. Старость — не радость, ум не тот уже. — Я слышала и раньше, и продолжаю то и дело слышать, будто в осадном лагере беорингов считают трусами, — разочаровавшись, что сестра не спросила, почему так важно прошлое, Андрет заговорила сама. Конечно, Бериль не до книг уже! Жаль… — Но ведь мы не трусы! Просто те, кто ехали на север по приказу Брегора, не понимали, зачем это делают. — Брегор не любил объяснять словами, — усмехнулась младшая сестра. — В этом была его сила и слабость. — А Барахир, наоборот, больше говорит, чем делает, тратит уйму времени на уговоры, хотя мог бы тихо и незаметно решать вопросы отцовскими методами, только не на публике. — Может быть, — Бериль многозначительно погладила утюг ладонью, словно домашнего любимца, — следующий вождь беорингов дорастёт до этого. Обе женщины одновременно посмотрели на проросшие жёлуди, словно именно там, в большом деревянном ящике с землёй должен был вызреть идеальный правитель Легендарного Ладроса. Напротив ростков красовались имена посадивших, и можно было заметить, кто хорошо заботится о своём крошечном деревце, а кто совсем о нём забыл. Взяв несшитые листы записей Эора из рода Беора, Андрет сразу отложила несколько, а на одном взгляд невольно замер, лицо пугающе изменилось. — Что с тобой? — заволновалась Бериль, бросив работу и поковыляв к сестре. — Мир твой создан иными творцами, — вместо ответа, начала читать старшая. — И, свою жизнь, как книгу листая, Я увидел лишь бездну меж нами: Я — зима, а ты — осень златая. Мне исчезнуть пора наступает, А тебе — продолжать путь средь света. Звёзды, солнце, луна ли сияет? Ты мелькнёшь ярким отблеском где-то. Холод выпал на долю мне, видно. Мёртвый снег, обжигающий руки. Твой мир создан творцами иными, Вечно полнят его арфы звуки. Андрет отложила листок, с огромным трудом сдержала слёзы, и, откашлявшись нервно улыбнулась: — Нет, Бериль, Эор из рода Беора любил не просто деву моложе себя. Он любил эльфийку, и это чувство к бессмертной привело его к гибели. — Что ж, — пожала плечами Бериль, возвращаясь к глажке, — хорошо, что только его одного, а не весь Алый Простор. Любовь — опасная штука.