Свет проклятых звёзд

Впитавшая аромат цветов и пряных трав влага поднялась с земли лёгкой дымкой, засверкала в воздухе золотыми искорками, уплотнилась, став подобной молоку. — С туманом мы играем в прятки, Скрываясь в белой пелене. Беги быстрее без оглядки И замирай в притворном сне! Индис неспешно перебирала изящными пальцами в ажурных кольцах струны золотой арфы и пела. Каждая тончайшая нить, будто невидимая, сотканная из дуновений едва ощутимого ветра, покорно отзывалась звенящей трепетной мелодией. Дети и внуки её дочери Иримэ весело хихикали, убегали за кусты, притворялись статуями и украшениями садовых колонн. — Ты можешь поиграть словами, И эхо гор их повторит. Здесь нет секретов между нами, Здесь каждый правду говорит. Лауренис наблюдала за родичами с балкона, видно становилось всё меньше, и всё веселее визжали малыши. Дочь бунтаря Лауранаро печально вздохнула: Валимар! Прекрасный Новый Валимар! Как здесь все счастливы! Все! Кроме неё. Или видимая благодать — это такая же правда, как в песне сродницы? — Туман вокруг, а под ногами — Ковёр из шёлковых вьюнов. Туман и эхо! Поиграем? Закрыв глаза, не молвя слов. Всё — пелена и отраженье От гор звучанья голосов. Где явь? И где здесь наважденье? Понять здесь кто-нибудь готов? Белая благоухающая дымка превращала яркие образы в безликие силуэты и тени себя прежних. Выглядывая из окон дворца, Ваньяр видели только туман, из которого то и дело проступали знакомые, но размытые фигуры. Иримэ вынырнула из сумрака, села к матери. Лауренис с трудом видела лица, но одно было ясно: обе эльфийки улыбаются. Если бы не разная одежда, их оказалось бы крайне сложно различить. — Я очень жалею, что отпустила Нолофинвэ в Эндорэ, — тихо заговорила Индис, и голос её звучал вроде бы искренне, однако дочь Лауранаро не могла с уверенностью сказать что-либо — ароматный туман отвлекал от неприятных мыслей. Всё, что заставляло грустить или злиться, сейчас вызывало лишь отстранённую печаль, побуждающую только молча жалеть о случившемся и вздыхать о невозможности исправить прошлое. — Мама! — выбежала из посвёркивающей пелены девочка с золотыми кудряшками. — Мы играем в угадайку! Надо угадать, кто следующий появится из тумана, а кто в нём исчезнет! Иримэ что-то шепнула дочке, и та прыгнула обратно в белую завесу. — В Сирионе теперь тишина, — продолжала бывшая королева Нолдор, — и с ней невозможно смириться. И в том, что она наступила, моя вина тоже есть. Всё-таки мы, эльфы с берегов Куивиэнэн, не такие, как вы, родившиеся в Амане. Мы умели решать за других и считали это правильным. Мы защищали свой мирок и не выбирали методы. Знаешь, однажды собрат ушёл на поиски новой еды и принёс орехи. Мы тогда пользовались речью гораздо меньше, чем сейчас, в основном общались с помощью осанвэ, понимали друг друга без слов. Нам достаточно было захотеть оказаться понятыми и услышанными. Этот собрат, мешая мысленную речь и слова вслух, пояснил, что ему помог найти новую еду случайно встреченный в лесу не-эльф-но-вроде-эльф. Несколько наших заинтересовались, решив, что где-то есть ещё озеро и поселение, ушли искать. А мы попробовали те орехи, и потом не могли выйти из кустиков, потому что нам скрутило животы, и всё съеденное спешило наружу всеми возможными путями, — Индис печально улыбнулась. — И мы решили, что собрат нарочно над нами пошутил, потому что с ним самим всё было хорошо. Уже потом, много времени спустя, нам объяснили, что это были проделки Моргота. Злодей сначала травил нас насмерть, а потом решил, что веселее заставлять нас сидеть в кустах. Так или иначе, мы решили, что тот собрат вредит нашему мирку и прогнали его. Мы это решали. Я лично это решала. Я готова была всеми силами защищать то, что мне дорого, и безжалостно изгонять из своей и нашей общей жизни всех, кто не вписывался в гармоничную картину, консонансную мелодию. Дети снова показались из тумана, но быстро со смехом убежали, лишь прихватив с собой яблоки, персики и сливы. — Я думала, это в прошлом, когда пришла в Аман, — бывшая королева Нолдор обернулась к дочери, и Лауренис почувствовала, что многое отдала бы за возможность видеть лица и читать мысли, — не хотела к этому возвращаться, но мой старший сын… Понимаешь, он… — Нолофинвэ не вписывался в гармоничную картину? — И консонансную мелодию. Да, Иримэ. Феанаро тоже не выглядел дивным аманэльда, но он был творцом, в чём-то подобным Айнур, и поэтому воспринимался мной, как штрих на общем портрете, который не нравится лично мне, но от этого не становится менее нужным. А Нолофинвэ… — голос матери дрогнул. — Он казался мне той самой нотой в общей теме, которая звучит невпопад. Мне казалось, без него будет проще и лучше. Постепенно я вновь ощутила то забытое стремление стать защитницей и оберегать покой, что дали нам Валар. И теперь наступила тишина, с которой не смириться. В Сирионе всё заросло прекрасным плющом, поют сладкоголосые птицы, по улицам гуляют грациозные лани, но такая красота не даёт чувство счастья. — А папа? — Иримэ задала вопрос с вызовом. — Я не решала его судьбу, — быстро ответила Индис, — он никогда меня не слушал. Знаешь, когда на берега Куивиэнэн пришёл Вала Оромэ, — фальшь добрых воспоминаний проступила даже сквозь искрящийся ароматный туман, — он сразу же предложил нам еду. Лауренис невольно подумала: «Вала Оромэ — охотник, приручает зверей, это делается вкусным кормом». Юная Эльдиэ была уверена: так же рассуждали многие, просто молчали. И она тоже ничего не сказала вслух. — Это было мясо с ягодами и овощами, приправленное пряностями. Мы никогда не ели ничего подобного, и впечатлились настолько, что не могли считать неожиданного сияющего гостя злом. — Я слышала, не все приняли дары, — напомнила Иримэ. — И даже те, кто приняли, сделали это не сразу. — Да, милая, — искренне улыбнулась Индис, — мы были запуганы проделками Моргота, но запах доносился слишком манящий. *** После валинорского многоцветного, средиземский мрачный лес казался таинственным и полным одичавшего волшебства. Здесь давно не было никого из выбравших свет Айнур, поэтому возникало неприятное ощущение нахождения на чужой территории. Как звери метят своё место обитания, давая понять непрошеным гостям, что здесь их не ждут, так и оставшиеся во мраке творцы словно развеяли над подзвёздной землёй неприветливые чары. Оромэ знал со слов Манвэ, орлы-глаза которого видели в Арде всё, что юные Дети Эру вынуждены добывать еду, как и созданные Йаванной животные, поэтому решил расположить к себе эльфов при помощи угощения. К сожалению, эти юные создания понятия не имели, кто и как создавал мир, в котором они пробудились, поэтому Вала-охотнику ещё только предстояло объяснить, кого необходимо любить и почитать, и за что. Оромэ верил в наивные чистые сердца эльфов, не сомневался в способности вложить в ничем не заполненные доверчивые умы всё необходимое. Однако, его ждала неприятная неожиданность. Черноволосые мужчины, женщины и даже совсем маленькие дети, лишь заметив появление чужака, похватали неплохо отёсанные палки с каменными острыми наконечниками, встали полукольцом на пути Вала и мелодично, но неразборчиво дали понять, что гостей не ждут. Высокий рыжеволосый эльф вышел вперёд и угрожающе потряс насаженной на жердь волчьей головой. Оромэ обернулся на сопровождавших Майяр и супругу, зазвучало убаюкивающее пение, оружие в руках Детей Эру внезапно расцвело и начало благоухать. Дети Эру притихли. Вала-охотник подумал, что не зря взял с собой помощников Ирмо и Эстэ — они быстро придумали, как успокоить буйные сердца! Тема хроа эльфов читалась легко, подобрать нужные ароматы для творцов сновидений не составило труда. *** — Знаешь, что немного расстраивает меня? — Индис заговорила ещё добрее. — Больше никогда приготовленное Владыками мясо не казалось мне таким вкусным, как тогда, в самый первый раз. — А морготовы орехи какими были на вкус? — спросила Иримэ, и Лауренис не смогла понять, с какой целью задан вопрос. — Отвратительны, — фыркнула бывшая королева. — Такое можно есть только очень сильно проголодавшись. И то, сразу выплюнешь, лишь надкусив.