Свет проклятых звёзд

— Слушай, муж, я тут подумала… — Харет закуталась в шкуры, села ближе к огню. Каждый раз, когда она так делала, Галдор холодел от ужаса, представляя, что мех может вспыхнуть, однако жена и слушать ничего не хотела — так теплее, и всё тут. — Ты ведь здесь многим хотел бы не только рожу набить, но и плюнуть туда же, да? Просто воспитание не позволяет, так? Сын дор-ломинского вождя удивлённо поднял брови: — Ты к чему это? — Да так, — аданет вздрогнула от холода с характерным «Бр-р-р-р», подвинулась к огню совсем вплотную. — Я просто подумала: ты в своём Туманном Королевстве тоже всех ненавидишь? Галдор продолжил изумляться, не зная, что ответить. Горячее вино не способствовало мыслительной деятельности, отвлекая совсем на другое, поэтому сын Хадора пожал плечами и пошёл отлить. Вернувшись, он застал жену всё ещё не загоревшейся, по-прежнему сидящей опасно близко к пламени. — Я просто вспомнила, как мы в детстве за псами охотничьими наблюдали, — начала пояснять Харет. — Был один пёс, большой такой, чёрно-рыжий, мы его Дружком в шутку звали, потому что злобный был до жути. И вот он всех остальных вечно драл. Потом осмелел слишком, укусил деда. Ну и всё, вождя же нельзя кусать. На ужин съели Дружка. Каждый, кто ел, сказал, что мясо гадкое на вкус, хотя это было не так. А ещё, поймали однажды наши охотники молодого медведя ради потехи, — мысль аданет, похоже, ушла от изначальной идеи, однако Галдор почему-то до сих пор замечал в речи жены намёки. — Посадили зверя этого в клеть и давай тыкать его палками, копьями, факелами, хохотать и дальше тыкать, потому что ревел зверь смешно. Поделом ему, разбойнику! Отпив ещё вина, сын Хадора вдруг подумал, что его новая жена станет в Дор-Ломине именно таким вот несчастным медведем в клетке. Осознание удивило, но ещё больше поразило другое: Галдор понял — ему не всё равно, и дело не в собственном статусе супруга дикарки. — Золовка говорила, что мы ближе к середине зимы поедем, — снова сменила тему аданет. — Мне надоело ждать непонятно чего, муж. — Мы не поедем, — смотря в кружку, отозвался Галдор. — Мы останемся здесь. Харет сделала совершенно круглые глаза, а потом одобрительно кивнула. — Халадинам нужен вождь, — сказала она. — И им стану я. На улице засвистела метель. *** Собирая вещи, Глорэдэль снова заплакала. Хотелось поскорее пролить все слёзы, чтобы с ними из сердца вышла горечь утраты, словно зараза из раны, но пока наступало лишь временное облегчение, чтобы опять смениться рыданием. Везти назад одежду супруга аданет не видела смысла: лучше отдать халадинам, им точно пригодится. Отдельная сумка в дальнем углу шатра заполнялась тяжело, каждый раз, когда приходилось нагибаться, кружилась голова, и темнело в глазах. Можно было бы попросить слуг, но Глорэдэль твёрдо решила для себя самостоятельно сложить вещи Кабора и передать их нуждающимся. Это стало бы окончательным прощанием. В ближайший день-вечер предстоял последний совет перед отъездом домой. Знахарка понимала — придётся подводить страшные итоги, что-то решать с приказом короля Нолофинвэ, ещё какие-нибудь дела вспомнятся. Вроде бы, из Дориата кто-то прибыл… Полог шатра откинулся, и на пороге появился Халдир, весь в снегу, одетый не по погоде и неуместно счастливый. Более того, Глорэдэль чётко видела во взгляде юноши самый неуместный сейчас интерес. Почему его не смогли остановить и не предупредили о приходе столь важного гостя, женщина тоже понимала — не успели. Халдир мог быть слишком прытким, когда этого хотел. Видимо, юный халадин знал — его не впустят, если попросит разрешения. — На совете я объявлю, что еду с тобой, что ты — моя жена, — сказал он совершенно спокойно, будто ничего особенного не происходило. Мне здесь всё равно оставаться нельзя. Глорэдэль было совершено всё равно, что говорит этот человек, она слушала молча лишь с одной целью: так Халдир скажет всё быстрее и уйдёт. Тем временем, юноша сел за стол и, наблюдая, как женщина занимается сбором вещей, продолжил говорить: — Ты просто не знаешь, почему мой дядя — дурак. Когда отец стал подрастать, когда стало понятно, что он после отца вождём стать сможет, его брата попытались утопить. Причём, знаешь, кто? Друзья вождя! Мол, ни к чему ещё один сын. Вдруг старшего брата того? Дядю спасли, но он в воде долго пробыл, и дураком стал. А людей тех высекли и отпустили. Я так не хочу! Я же слышал, что твой брат остаётся править, значит, я уже опасен тут. Не, ты как хочешь, но я с тобой уезжаю. Кстати, известно, что все вдовы, да и вообще все женщины поначалу мужей не хотят, а потом как оценят, так сами ещё просят! Глорэдэль с силой засунула рубахи в сумку, выпрямилась. Гнев пересилил все остальные чувства, аданет всплеснула руками. — Мне не нужно, чтобы ты был здесь! — выкрикнула она. — Уходи! — Сначала я всё скажу! — повторил её движения халадин. — Я влюбился в тебя сразу, как увидел! А тот день, когда мои ребята принесли дрова, а ты вышла к нам из дома Алдана, такая усталая и счастливая, сказала, что сегодня никто не заболел, этот день стал для меня лучшим в жизни! Это была добрая весть, что ночь прошла. И её принесла ты! Знахарка невольно улыбнулась. Тот миг, когда поняла — хворь начала отступать, она хотела бы разделить с мужем, но, увы, рядом были совершенно чужие люди. И всё равно Глорэдэль ощутила себя счастливой, несмотря ни на что. — В детстве мне иногда снился огонь, — снова заговорил Халдир, — небо горело, пламя падало вниз и двигалось стеной, как будто горел невидимый лес. Но мне было не страшно, потому что рядом была возлюбленная. И теперь я знаю, кто это. — Я уже ответила — нет, — вдова попыталась снова заняться сбором вещей. — Ты желаешь мне одинокой смерти в огне, — вздохнул совсем не грустно юноша. — Ладно, тогда я умру, повторяя твоё имя. Когда ты пела на том Дне Скорби, я окончательно пал к твоим ногам. Глорэдэль обречённо покачала головой, понимая: сейчас, что бы она ни делала, всё неминуемо подогревает пыл молодого халадина. Да, возможно, это выход — Галдор отказался ехать домой, значит, вся ответственность за приказ короля Голфина теперь на дочери дор-ломинского вождя, поэтому брак с Халдиром решил бы проблему, но женщина чётко осознавала — с этим юношей не договориться о свадьбе ради милости владыки, с ним придётся делить постель. При мысли об этом передёргивало. Нет, Халдир не был слишком юн для женитьбы, выглядел весьма привлекательно, в нём ощущалась мужская сила, но… Нет! — Мне хотелось бы жить, — Халдир начал напевать прощальную песню, исполненную Глорэдэль на Дне Скорби, — желтоглазую осень, смеясь, целовать. Любить и мечтать. А ещё — наслаждаться любовью твоей. — Там другие слова, — вздохнула аданет. — Пожалуйста, не пой, если не знаешь, как правильно. Юный халадин должен был обидеться, но Халдир продолжал влюблённо улыбаться. «С мужчинами не бывает гармонии, — вспомнились слова матери, — они поначалу позволяют всё, а потом не позволяют ничего. Успей получить как можно больше, пока можно». Да, этот адан пока готов стерпеть, что угодно, дать, что угодно… Но нет! — Я хочу знать, как правильно, — развёл он руками. — Научи меня. От воспоминаний о том дне снова стало очень горько. *** Из берёзовых поленьев сложили огромный шалаш, внутрь которого собрали все тела, что ещё не успели похоронить или закопали недостаточно глубоко. Туда же принесли вещи умерших, игрушки, постельное бельё. Холод первых морозов не давал огню разгореться быстро, но халадины с особой яростью швыряли факелы и лили масло, поэтому всё же поленья поддались. Старуха, полностью седая и лысеющая, зачем-то выпустившая жидкие белёсые патлы из-под шерстяного платка, который не до конца скрывал свежий шрам на горле, руководила действием с видом знатока: — У кого цветы засушенные есть? Несите! Ничего не растёт уже — нарежьте ёлок! Счас развоняем тут мертвечиной! Не жалейте, у кого какая трава пахучая есть, всё несите. Пусть горящими цветами пахнет. Глорэдэль стояла чуть поодаль, так как её мужа в огне не было. Галдор, ещё не объявивший себя вождём, однако уже всем распоряжавшийся, потребовал допустить на День Скорби эльфов, заявив: отныне Старшие и Младшие Дети Эру в этой части Белерианда должны быть дружны. Говорил это Галдор без особой радости, однако возражать ему пока никто не осмеливался. Пламя взвилось высоко к серому небу, ветер сдувал дым то в одну, то в другую сторону, никогда, однако, не клоня его в направлении Дориата. — Мне хотелось бы жить, — запела Глорэдэль нередко звучавшую на похоронах в Барад Эйтель песню, — свежесть нового утра всем сердцем вдыхать. Мне хотелось бы жить, Одеялом души этот мир согревать. Мне хотелось бы жить, Улыбаться и видеть улыбки друзей, И, конечно, любить; А ещё — наслаждаться любовью твоей. Аклариквет удивлённо посмотрел на знахарку, не ожидав услышать от людей что-то, не относящееся к почитанию короля. Неужели и то, что сочинялось с душой, кто-то знает? — Мне хотелось бы жить, Желтоглазую осень, смеясь, целовать! Мне хотелось бы жить, С белоснежной метелью над миром летать. Мне хотелось бы жить, Ни часов, ни мгновений судьбы не считать; Ни разлук, ни падений не ведать, не знать — Любить и дышать, хотеть и мечтать; Скучая прощаться, До звёзд долетать, Но всегда возвращаться. Знавшие песню люди подпевали, а кто слышал впервые — угадывали незамысловатые строки; запах погребального костра смешался с ароматами вина, сидра, мёда. — Мне хотелось бы жить, Оставляя горячий, уверенный след. Мне хотелось бы жить, И идти на любовь и на солнечный свет. Мне хотелось бы жить, По натянутым нервам, той песней звеня, Чтобы вам подарить этот мир, Что останется после меня. Мне хотелось бы жить, Желтоглазую осень, смеясь, целовать! Мне хотелось бы жить, С белоснежной метелью над миром летать. Мне хотелось бы жить, Ни часов, ни мгновений судьбы не считать; Ни разлук, ни падений не ведать, не знать — Любить и дышать, хотеть и мечтать; Скучая прощаться, до звёзд долетать, Но всегда возвращаться. Уставшие от утрат и борьбы с хворью люди быстро пьянели, Зеленоглазка придвинулась к Глорэдэль, молча обняла за плечи. — Спасибо вам! — вдруг подошли две женщины с крынками и сумками. — Всем вам! Спасибо! Вы спасли нас! Протянув дары, они поклонились, отступили от опешивших знахарок, но не успели те опомниться, к ним поспешили другие халадины. Все благодарили, кланялись, дарили что-то, обнимали и рыдали, не стесняясь. Глорэдэль тоже заплакала, Аклариквет приблизился к собравшейся толпе, стараясь быть со стороны, противоположной той, где находилась Лайхениэ. — Добро и зло всегда борются между собой, и добро неизменно побеждает, — заговорил менестрель, стоя на фоне пылающего костра. Ветер резко дунул в лицо Нолдо, ветви бука, словно стрелы, устремились к нему, ударили по груди, и пришлось отойти в сторону. — Моргот наслал на вас несчастье, но Вала Манвэ вовремя узнал о столь кошмарном деянии и прислал помощь. Зная правду, Глорэдэль разрыдалась пуще прежнего, Зеленоглазка принялась её успокаивать. — Всё хорошо, — сказала лысеющая старушка со шрамом на горле, — всё будет хорошо. *** Халдир выжидающе посмотрел на непокорную и оттого ещё более желанную возлюбленную. «С некоторыми мужчинами нужно перепихнуться, чтобы они отстали», — вспомнился ещё один мамин совет, и Глорэдэль улыбнулась сквозь слёзы. Юный халадин, возможно, был подарком судьбы, шансом снова ощутить вседозволенность любимой женщины, почувствовать себя молодой, а заодно — не краснеть перед королём, но представить себя в объятиях кого-то, кроме мужа… «Время лечит лучше, чем ты!» — однажды упрекнула зачем-то мать, но сейчас именно эти обидные слова были как нельзя кстати. Время вылечит. Возможно. — Мы поедем вместе, Халдир, — сказала Глорэдэль, запихнув последние вещи Кабора в сумку. — Но череп перепёлки мне дарить не надо. *** — Не думала, что мне снова придётся это делать, — Зеленоглазка расшнуровала длинный кожаный футляр, из которого показались исписанные листы. — Что именно? — серьёзно спросил юный халадин, державшийся рядом со старшим братом. — Считать потери среди тех, кто не может толком назвать год и день рождения, — колдунья вздохнула, посмотрела на собравшихся в шалаше людей и эльфов. — В прошлый раз мы всех записали первым днём года 1255-го от восхода Анар. Как поступим теперь? — Какая разница, сколько лет умершим?! — возмутился Халмир. Он сидел поодаль, руки и ноги нервно дёргались. — Для тебя уже никакой, — серьёзно произнёс Галдор, свысока покосившись на тестя. — А лекарям это важно. — Вчера был трон, сегодня — это вот, — вздохнул сын Халдана, так и не ставший вождём. — Трона не было, — марахлинг опасно сузил глаза. — Я решил так: каждая семья, где больше двух взрослых мужчин, должна выделить одного воина для отправки на север. Вы видели чудовищную злую мощь Моргота своими глазами, теперь ни у кого не может быть сомнений в том, что его необходимо уничтожить. Госпожа Лайхениэ, записывай то, что посчитаешь нужным, и так, как считаешь правильным. Можешь указать всех родившимися в 1400-м году, и это устроит большинство, уверен. Составьте мне списки будущих воинов, а я пока отлучусь. Халмир понимающе кивнул и отлучился тоже, только в другую сторону. Галдор вышел на свежий белый снег, направился к ближайшим кустам. Почему-то зимний покров напоминал пепел, но о плохом сейчас думать не хотелось. Худшее позади. Осталось поговорить с посланниками Дориата, не вызвать гнев короля Тингола и королевы Мелиан, а потом — просто жить. Подальше от тех, кому давно не получалось желать добра.