Свет проклятых звёзд

Индис ещё никогда не видела брата таким, поэтому в первый момент не поверила своим глазам. Среди дивных садов, цветущих на теневом склоне священной горы Таникветиль, где витали чарующе-пьянящие ароматы, порхали сияющие бабочки, пели волшебными голосами красивые ручные птахи, а в тёплом ласковом воздухе кружилась искрящаяся пыльца, король Ингвэ сидел на ажурной, будто хрустальной скамье совершенно пьяный и едва не плакал. — Два невиданных Древа Дивные Валар создали, Чтоб первозданным светом Мир они озаряли, — запел вдруг владыка песню ушедшей в Сады Вала Ирмо девы-менестреля Элеммирэ. — Ввысь возносятся гордо Два сияющих Древа. Кажется или правда, Что листва потемнела?.. Посмотрев на сестру, Ингвэ отмахнулся: — Древа! Телперион и Лаурелин — символы благодетели Валар. Но чем они были на самом деле, Индис? Что творилось в их покровительственном сиянии? — Полагаю, лучше пойти в покои, — бывшая королева Нолдор осмотрелась. — Не стоит подданным видеть правителя таким. — А что подданные? Сидеть мне на троне или нет, решать не им. Выпей со мной, я знаю — ты любишь вино. Решив, что лучше согласиться, а потом уже попытаться повлиять на брата, вдова нолдорана Финвэ села на скамью и терпеливо дождалась, когда слуги принесут хмельной напиток и сладости. — За лучшие воспоминания! — поднял тост Ингвэ и осмотрелся. — Мы ничем не рискуем, Индис, наши помыслы и так известны Валар. Я знаю, Илмариэ может появиться в любой момент, и очень хотел бы этого. Мысли и слова всё же по-разному выражают чувства. В голове обычно всё не так красиво. Там, — король тронул висок, — словно черновик поэта. Но ведь ни один поэт не хочет показывать неотредактированные наброски. Как бы случайно Илмариэ действительно появилась из зелёно-розовой пелены благоухающих кустов. — Если для меня найдётся вино, я буду рада послушать исправленную и доработанную поэму, — Айну, сияя звёздами глаз, волос и платья, села на что-то невидимое, и воздух под ней заискрился. — Для тебя всегда найдётся что угодно и в достатке, прекрасная госпожа, — не очень чётко проговорил Ингвэ, прерывисто вздыхая. — А поэма моя без рифмы и ритма, скучная и унылая, построенная на одной лишь Теме Сожаления. Но ведь именно она сейчас главная, я прав? Тема Сожаления… Язык не повернётся назвать её прекрасной, только молчать нет сил, благая Илмариэ. Мне жаль дней искренней радости эльфов помощи Валар. Да, мы боялись и не верили, мы любили родную землю даже опасной и враждебной для нас, ведь там сияли звёзды… Майэ заинтересованно прищурила прекрасные глаза-бездны, будто пытаясь понять, лесть это для её госпожи Варды, или эльф искренен. Хотя, честность и ваньярский король — трудно совместимые понятия. — Мы не знали Владычицу Элентари, но её творения были для нас святыней, — продолжал Ингвэ, больше не прикасаясь к вину, — и когда выпала возможность не просто познакомиться с Вардой, но и жить с ней рядом, иметь возможность встретить во время прогулки… О, Илмариэ, это было волшебное ощущение! Когда мы трое, избранники Валар, убедились, что наши народы не пытаются загнать в ловушку, что Владыки действительно светлые и благие, мы были по-настоящему счастливы. Мы все — все Эльдар были от всего сердца благодарны за помощь! Это было непередаваемо! Ты не представляешь, Илмариэ, как сильно мне не хватает тех дней! Тогда не было бессмысленно злых речей и равнодушных к покровителям глаз не знающих, что такое потеря. Эти эльфы никогда не искали беспомощно во тьме своих близких, не находили растерзанные трупы любимых, не знали голода и страшных мгновений, когда эльф становится готовым есть, что угодно, неизвестное и, вероятно, смертельно опасное! Но страждущему уже всё равно! Да, Илмариэ, мне жаль тех дней, когда поколение, не видевшее тьму, ещё не родилось. Майэ хмыкнула, внимательно посмотрела на Индис, которая демонстративно любовалась переливавшимся радугой цветком на бирюзовом кусте с листьями-сердечками. — Моргот тоже всегда был против перемен, что не мог контролировать, инициатором которых не выступал, — помощница Варды ловким движением изящных пальцев создала иллюзорную звёздочку над ладонью. — Однако перемены неизбежны и необходимы, благородный эльф. — Истина, — словно испугавшись, что разговор потёк не по тому руслу, Ингвэ стал выглядеть практически трезвым. — Я не об этом, госпожа Илмариэ. В сердцах Народа Звёзд, что пробудился и родился на тёмных берегах Куивиэнэн, сиял собственный дивный и чистый свет. Это был тот животворящий свет, и его не успело затронуть искажение, поэтому первые Эльдар умели без оглядки любить, дружить, доверять, восхищаться, не зная зависти и подлости. Индис захотелось напомнить брату, что Айнур знают, как дела обстояли на самом деле, и не стоит слишком уж приукрашивать себя, однако Майэ слушала без иронии — видимо, учитывала, что ваньярский король пьян. — В нас, Илмариэ, — Ингвэ тяжело вздохнул и вдруг заулыбался, — был свет — наш собственный свет! Но потом… Потом свет Валинора — свет Древ Валар начал вытеснять его. Сначала незаметно, незначительно, ни на что вроде бы не влияя. Мы, влюблённые и восторженные, восхищённые красотой и безопасностью, не заметили, как утратили себя прежних. А наши потомки, при рождении не имевшие своего собственного света, и вовсе стали просто сосудами, наполненными росой Телпериона и Лаурэлин. Бездушными, неблагодарными, глупыми. — Но теперь Древа мертвы, — Майэ с интересом взглянула на полного печали и надежд короля. — Уверен, — сказал Ингвэ, просияв, — новые поколения будут лучше тех, что видели Древа и несли в себе их сияние. Новые аманэльдар, Илмариэ, видят изначальный свет — свет звёзд Элентари. Помощница Варды довольно хмыкнула: этот эльф умеет говорить правильные вещи и очень искусно этим пользуется. Он такой забавный! *** Появление Фириэль было настолько беззвучным и неожиданным, что Нерданель вздрогнула и едва не уронила кисть, которой смахивала каменную крошку с равнодушного лица скульптуры. Уверенная, что в гости должна прийти маленькая внучка Куруфинвэ Атаринкэ, увы, никогда не видевшая ни дедушку, ни прадедушку, Нолдиэ застыла в изумлении, чуть не забыв поприветствовать свекровь. Свекровь. Мать Феанаро Куруфинвэ, кем бы та теперь ни была. — И на дне души не найти сейчас правильный ответ, — зазвучала вдруг жуткая, но в то же время красивая мелодия. Фириэль пела, хотя лицо её практически не двигалось. — Я-то всё пойму, но и ни с кого не сниму вины. Там каждый виноват, а твоего дня не было и нет. Глаза вернувшейся из Мандоса эльфийки вдруг ожили, и Нерданель показалось, будто на неё смотрит Валиэ Вайрэ. Несколько фигурок на столе, наскоро слепленных из гипса и глины, неожиданно засияли изнутри, стали красивыми и… законченными: юноша, похожий на Карнистира, держащий меч, девушка с длинными прекрасными волосами, фигурка младенца… Тонкие, словно прозрачные руки Фириэль протянули алую ткань с золотой и чёрной росписью, похожей на тэнгвы, однако почему-то нечитаемой. — Не плачь, доченька, не плачь, — мать Феанаро или то существо, что не до конца приняло её обличие, будто ухмыльнулось, — и всё как есть оставь. Послушай папу — папа ведь, как прежде, прав. Никто тебя не любит так, как он, никто! Никто не пожалеет и простит тебя за всё. Доченька моя, что же ты молчишь? Надо говорить. Надо понимать: за чужую боль тяжело платить. Доченька, возьми за руку отца, доченька, держись И не отпускай — тяжело любить, легче потерять. И на дне души не найти сейчас правильный ответ. Да, я-то всё пойму, но я ни с кого не сниму вины. Ведь каждый виноват, а твоего дня не было и нет. Оставив расписанную ткань и взяв внезапно похорошевшие фигурки, Фириэль покачала головой, отказываясь от угощения, и молча ушла. С тяжёлым сердцем, боясь задумываться о внезапном визите, Нерданель умылась ледяной водой подземного источника и поняла, что не желает знать, кого именно и почему снова забрала смерть.