Свет проклятых звёзд

— У меня моя соперница Хочет милого отбить, Только зря она надеется — Ей меня не погубить! Я сама — хмельная ягода, Я сама — дурман-трава, Знаю я, какие надобны Приворотные слова. Я сама — беда, я сама — огонь, До утра по мне слёзы льёт гармонь, Зря, соперница, ты подводишь бровь, Не отнять тебе у меня любовь! Развесёлая песня звучала на площади перед дворцом, гости праздника, устроенного в честь дочери короля, развлекались вдоволь, зная, что лучше как следует напеться, наплясаться и насмеяться сейчас, пока принцесса не появилась на торжестве. Как придёт — начнутся глупые капризы, и станет не до развлечения. Три молодые гномихи пели по очереди под аккомпанемент губной гармоники, лютни и бубна. Одна из выступавших была без бороды, с крашенными в синевато-чёрный цвет волосами, гладко выпрямленными и аккуратно уложенными. На время празднования было решено приостановить торговый совет, затянувшийся из-за крайне странной ситуации с лесозаготовкой. Требовалось, во-первых, разобраться со стоимостью берёзы, которая встречалась всё чаще, а во-вторых, решить, насколько поднимать цены на древесину, если часть леса сгорела. Но главным оставался вопрос: что делать с выяснением причин пожара и как поступить в случае доказанного поджога. Спор о поиске виновных и мер наказания для них, выплатах по взносам за пострадавшее имущество и доброе имя смотрителей леса разгорелся жарче самого стихийного бедствия, и свёл на нет несколько лет выстраивания системы накоплений налогов на случай «страшных внезапных бед». — Ты не жди его, красавица, — низким красивым голосом пела пепельноволосая бородачка, — и не стой ты у ворот, Если кто уж мне понравится, От меня он не уйдёт! Облетит листва беспечная, Лишь наступят холода, А любовь моя сердечная Не увянет никогда. Молодой Нолдо, один из смотрителей Гномьего Тракта, облачёный в парадные доспехи, под которыми скрывалась настоящая лёгкая кольчуга, весело разговарил с юной девой из Синдар, волосы которой были выкрашены переливами в красно-бордовый. — Не нравится безопасная хорошая дорога — пусть попробуют воспротивиться платить за пользование, — хвастался воин, — наши мечи острее их топоров, и стрелы более меткие. Любой долгий путь может неожиданно стать опасным, и это всем давно известно. — Кто же воспротивится? — спросила эльфийка, кокетливо опуская пышные ресницы. — Теперь уже точно никто. — Загляну в глаза я милому, — пели гномихи, — сброшу шубу с плеч долой, По серебряному инею Конь умчит нас удалой. Заметёт следы метелица, В бубенцах растает звон, А тебя, моя соперница, С глаз долой, из сердца вон! Танцующая толпа не сразу заметила, как по пути к площади торжественно зазвучали трубы и рога. — Я сама — беда, я сама — огонь, До утра по мне слёзы льёт гармонь, Зря, соперница, ты подводишь бровь, Не отнять тебе у меня любовь! Как только карета из золота, бархата и драгоценных камней выехала из-за поворота, сопровождаемая целым войском конной охраны, веселье сразу же стало наигранным и фальшивым. Гномихи откланялись, забрали собранные монетки и смешались с простыми гуляющими. — Прекраснейшая принцесса Митриэль! — донеслось со всех сторон. — Слава принцессе! Всеобщее восхищение дивной красотой! О, принцесса! Прекрасная! Дивная Митриэль! Ты навеки покорила наши сердца! Дева с красно-бордовыми волосами скосила взгляд на воина: — Скажи, Серндор, ты тоже считаешь дочь короля Карантира самой красивой? — Есть темы, которые обсуждать запрещено, — напрягся Нолдо. — Да, считаю. И ты тоже. Митриэль выглянула из окна кареты, и доносившиеся со всех сторон восхищённые слова стали громче, а когда принцесса вышла на площадь, выкрики буквально оглушили, однако по лицу дочери нолдорана Морифинвэ было ясно — подданные хвалят как-то неправильно. Вероятно, Митриэль ждала более предметного восторга, например, стихов и песен о своих роскошных волосах, спускавшихся почти до пят, сиявших практически, как у валинорских Тэлери. Может быть, принцессе хотелось услышать вздохи о дивно подобранных украшениях или платье, фасон которого продумывала целая армия швей. Ничего подобного раньше никто не шил! А сказать или выкрикнуть обычные, ничего не значащие фразы о красоте можно и вовсе кому угодно, даже если такие слова совсем не соответствуют действительности. Подумав, что именно так дело и обстоит, эльфийские менестрели начали судорожно импровизировать на темы причёски и наряда Митриэль, и дочь короля снисходительно улыбнулась. — Я не потому печалюсь, — вздохнула принцесса, — что никто не воспел новое колье работы ногродских мастеров, — грусть моя оттого, что мой брат так и не приехал на праздник, хотя мы звали его, отослав множество писем. Подданные моментально прониклись несчастьем Митриэль и семьи нолдорана. Стоявшая рядом с воином Серндором дева сделала недовольное лицо. — Не понимаю, как может нравиться фальшивое сочувствие и восхищение, — сказала она, взяв Нолдо под руку. — Тебе не всё ли равно? — спросил смотритель Тракта. В этот момент Митриэль, пышный подол которой несли две служанки, а волосы — третья, положив их на шёлковую подушку, прошла мимо и печальные глаза остановились на Серндоре. — Ты верно служишь моему отцу, — заулыбалась принцесса, скользя взглядом по лицу, волосам, доспехам и рукам воина, — значит, охраняешь и мой покой тоже. Спасибо тебе, герой. Полагаю, после пира ты разделишь веселье со своей владычицей, пригласив её танцевать? — Я буду счастлив это сделать, — поклонился ещё ниже, чем при приветствии, Нолдо, — моя прекрасная госпожа. Дева побледнела и скрыла эмоции, опустив голову. Хотелось надеяться, что танец останется просто танцем, однако что-то подсказывало — вряд ли. *** Пилинэль боялась заговорить первой, хоть и понимала — молчать не сможет. Гости праздника пели и веселились, вина выпивалось всё больше, наугрим, намешавшие эльфийские и свои напитки, давно забыли, кого и как прославлять, поэтому снова вспомнили сочинённую торговцами историю про Башню Морской Звезды: «У пруда сидел художник, Тосковал о чём-то своём, По воде водил ладонью, Наблюдал, как солнце встаёт. Вдруг лицо в воде прозрачной Тот художник увидал. «Кто ты?» — несколько смутившись, Он тихонько прошептал. Но он в ответ не услышал слов, Лишь заиграла его душа: В этом лице он узнал её, Ту, что так сильно ему нужна. Лишь она ему нужна, Та, что смотрит из пруда. Из пруда. И художника русалка Нежно за руку взяла, Одурманив его взглядом, Вдруг под воду увела. И упал на дно художник, Погрузившись в вечный сон. И заплакала русалка: «Ах, зачем же умер он?» — Почему Алмарил не приехал? — спросила, наконец, Пилинэль, когда какой-то пьяный гном заголосил ещё одну песню из тех, что эльфийке слышать не хотелось: «Прочь! Уходи! Не смотри мне в глаза! Свет позади, нет дороги назад! Да, это месть, это страшная месть! Я — тот, кто есть, да, я тот, кто я есть!» — Ты знаешь его ответ, — мрачно и устало отозвался Морифинвэ, всё ещё думая о нерешённых на совете вопросах. — Знаю. Пилинэль замолчала, посмотрела на гостей. Да, у них тоже есть печали и утраты, однако они находят силы веселиться. В конце концов, на празднике нет не только сына… Обоих сыновей… Но и королевы Оэруиль, которую, кажется, даже не звали. Это очень хорошо. — Папа! — Митриэль, уже успевшая переодеться и сменить причёску для танцев, впорхнула в зал и ласково взглянула на отца, положив ладони ему на плечо. — У меня есть мечта, которую ты можешь исполнить. — Правда? — просиял Морифинвэ. — Да, — принцесса нагнулась к уху родителя и зашептала: — Тот воин, Серндор, с которым я только что танцевала в саду, он… Владыка Таргелиона посмотрел дочери в глаза, по взгляду короля было видно, что он уже готов учинить расправу над тем, кто посмел сделать что-то не так по отношению к Митриэль. — Я хочу за него замуж. Пилинэль ахнула. Да, пожалуй, не стоило говорить, что простой воин не пара для принцессы, ведь сама возлюбленная короля была вовсе не высокородной, однако скрыть эмоции не вышло, Морифинвэ рассмеялся. — Хорошо, — кивнул владыка Таргелиона дочери, — можешь начинать готовиться к свадьбе. Сама найдёшь мастериц для платьев? «Я — тот, кто есть! Да, я тот, кто я есть!» *** Никогда не бывав в этой части дворца, Серндор шёл и озирался, рассматривая роспись на стенах. Здесь было изображено очень много боевых сцен, в основном — битва среди белоснежных кораблей-лебедей, страшно-прекрасное лицо в небе, огромные волны, молнии и звёзды. Очень много восьмилучевых звёзд. Небольшой кабинет короля, куда крайне вежливо пригласили воина, был в красно-чёрных цветах, вроде бы ничего необычного, однако пол… Делая шаг за шагом, Серндор чувствовал, как ступает по пустоте. Здесь ловушки? Если неугодный визитёр поведёт себя неправильно, провалится вниз? Что там? Колья? Или просто очень высоко? Поклонившись нолдорану, смотритель Гномьего Тракта на всякий случай начал докладывать о делах, но жест короля дал понять, что всё это давно известно и в повторении не нуждается. — Ты женишься на моей дочери, — констатировал факт Карнистир. — Поэтому тебе больше не подходит занимаемая должность. Я понимаю, ты привык жить за счёт торговцев, получая с них дополнительную прибыль разными способами, но, к сожалению, на Тракте нет нужды в командирах. Поэтому ты займёшься южными границами. Следить за странным племенем смертных мало кому нравится, работа непростая, да ещё и связана с риском излишнего общения с Семиречьем, поэтому оплачивается такой труд лучше, чем большинство другого. Тебе не нужно будет постоянно находиться далеко от жены — достаточно найти себе хороших расторопных гонцов и ответственных помощников, которые станут следить за порядком и вовремя отсылать вести. Ты же будешь жить во дворце с Митриэль, пока она этого хочет. Воин благодарно поклонился. Растерявшись и не зная, что говорить в таких случаях, Серндор подумал о своей невесте. Да, она всё поймёт, потому что не захочет внезапно исчезнуть, как некоторые особо несогласные с ценами на пользование Трактом торговцы. Она поймёт. И будет счастлива с другим, кому повезло не оказаться в поле зрения принцессы Митриэль.