The changeling can change

Несколько стражников вывели Кризалис из главного зала под возмущённый гомон негодующих пони, чей гам успокоить не смогли даже принцессы. Суд был сорван, и у них не оставалось другого выбора, кроме как приказать отвезти виновницу шума в маленькую комнату, где прежде на неё надевали блокатор. Жеребцы оставили чейнджлинга одну и, предусмотрительно заперев, экранировав комнату и оставив двух единорогов охранять её, поспешили обратно к принцессам. Негодование пони могло закончиться копытоприкладством, не выведи они королеву прочь из зала. Впрочем, у суда могло бы быть и более благополучное завершение, ответь она одно лишь «нет» на вопрос Флаттершай. Поскольку, вероятнее всего, у Кризалис был бы шанс обосновать свой ответ или как-то оправдаться. Однако к своему отрицательному ответу она, не постеснявшись полного зала и без того недовольных пони, решила высказать своё мнение о каждом из них, не опуская обилие мелких деталей. Принцесса Селестия не позволила ей закончить свою тираду, приказав стражникам вывести чейнджлинга из зала. За ними же зал покинули семеро кобылок в сопровождении гвардейцев. — … столько хлопот, столько возни, и всё напрасно! — возмутилась белоснежная единорожка, недовольно цокнув языком. — И это я молчу про приглашение принцессы Кейденс и короля Торакса в столицу. — Н-д-а-а уж, — протянула Дэш. — Спитфаер теперь как минимум месяц будет отыгрываться на мне во время тренировок. — Торакс, как и остальные, за изгнание, — безнадежно выдохнула Старлайт. — Почему вы вообще были так уверены в том, что она сожалеет о случившемся? Рэйнбоу Дэш и Эпплджек синхронно покосились на виновато прижавшую уши Флаттершай, отчаянно искавшую спасение от укоризненного взгляда за густой розовой гривой. — Это всё из-за меня, — вздохнула она, осознав, что косых взглядов ей всё же не избежать. — Я заверила вас в этом, но я не знала, что всё так выйдет. П-простите… — Ох, дорогуша, — сочувствующе произнесла Рэрити, — никто из нас не знал. — Может с ней кто-нибудь поговорит? — ненавязчиво поинтересовалась Пинки Пай, прыгая на ходу из стороны в сторону. Дэш в ответ фыркнула, скрестив копыта на груди. — Ну уж нет. Время разговоров окончено. Эта ситуация с Кризалис и так чересчур затянулась. Рэрити одобрительно кивнула в поддержку радужной пегаски. — Жаль. Она бы могла подружиться с Дискордом, — пожала плечами Пинки, перестав контролировать своё тело в середине прыжка, однако благополучно была поймана малиновым телекинезом, как тёплой и вязкой подушкой. — Не думаю, что теперь это когда-нибудь произойдёт, — ответила аликорнша, аккуратно вернув подругу на землю. — Зато теперь у неё будет шанс подружиться с Тиреком, — усмехнулась Рэйнбоу, но остальные пони не разделили её радости, ответив косым взглядом. — Что? — Извините, — за двумя гвардейцами послышался голосок Петунии, стремительно пытавшейся протиснуться сквозь жеребцов. Заметив маленького жеребёнка, они, виновато извинившись, пропустили кобылку вперёд. — М-можно мне с ней поговорить? — У этой пони просто талант незаметно подкрадываться, — шепнула Дэш на ухо светлогривой земнопони. Все глаза устремились на Твайлайт, ожидая ответа: — Я… эм, — кашлянула принцесса, замешкавшись. — Думаю, что не стоит. Сейчас начнётся такая возня среди взрослых пони. Может тебе лучше пойти к родителям? А завтра мы все вместе вернёмся в Понивилль. — Пожалуйста, принцесса Твайлайт, — умоляюще протянула Петуния, поджав губы. И у Флаттершай, кажется, сердце сжалось от этого взгляда. — Это, возможно, мой последний шанс поговорить с Кризалис. Пурпурная аликорнша несколько секунд пыталась не поддаваться на жалостливый взгляд жеребёнка, что так отчаянно боролся с желанием принцессы возразить. Однако битва была проиграна, и Твайлайт, устало выдохнув, отвела Петунию в комнату с чейнджлингом, заранее приказав гвардейцам глаз с неё не спускать и использовать любые меры против королевы, если та станет угрозой для жеребёнка. Когда тяжёлые двери захлопнулись, до бирюзовой кобылки вдруг дошло, что она совершенно не знает, о чём говорить. Она беспокойно оглядела комнату и, выдохнув для успокоения, осторожно позвала чейнджлинга по имени. — Ты пришла, — безрадостно констатировала Кризалис, тёмно-зелёным взглядом оглядев жеребёнка, словно убеждаясь в том, что перед ней действительно стоит Петуния. — Д-да, — с секундной задержкой кивнула она, приблизившись на пару шагов. — Для чего? Синегривая кобылка вдруг остановилась посреди комнаты. — Для… чего? — вполголоса повторила кобылка, словно боясь быть услышанной кем-то другим. Её волнистый хвост опустился настолько низко от потрясения, что кончиками волокся по полу. — Кризалис, ты мой друг. Я бы не бросила тебя. — И зря, — выдохнула чейнджлинг, наконец повернув голову. И Петуния смогла разглядеть эмоции на её лице. Или их подобие — пустые глаза, наполовину скрывшиеся под слегка опущенными веками и сомкнутые в тонкую линию губы трудно назвать эмоцией. Петуния решилась сделать ещё пару шагов, окончательно сократив расстояние между ними. — Зачем ты всё это наговорила им? Я думала… думала, что ты желаешь нормальной жизни. — Ния… — Кризалис вновь отвернула голову. — Затем, что я — зло. Я никогда не смогу жить нормальной жизнью. — Не смей так говорить! — решительно топнула передней ногой синегривая пони. — Несколько дней назад ты думала иначе. — Несколько недель назад меня не преследовали королевские гвардейцы, несколько месяцев назад у меня не было друга, а несколько лет назад у меня была армия и улей. Какая разница? Петуния сжала губы, борясь с желанием поспорить, и лишь мрачно выдохнула: — Значит, ты смирилась с этим? — Я не хотела, честно не хотела, — с плохо скрываемой дрожью в голосе начала королева. — Но после того, что сказала Кейденс… Я правда была ужасна, нет, даже хуже. Однако не найдётся такого слова, способного описать мои поступки. Но знаешь, что самое страшное? Мне не стыдно. Я даже скучаю по тем временам, — она виновато прижала уши. — Да, я пыталась с этим бороться, пыталась заверить себя в том, что это неправильно, но всё было тщетно. Я не могу изменить себя, не могу перечить своей истинной натуре. И если бы на вопрос Флаттершай я солгала, ответив «да», меня наверняка бы отпустили безнаказанной. А так, может, из-за этого мне и придётся малость помучиться, я была с ними честна. Петуния сглотнула, борясь со слезами. — Мне всё равно на честность, — бессильно осела она на круп, слабо всхлипнув. — Я не хочу, чтобы тебя туда отправляли. Это неправильно! Это несправедливо! Ты не можешь просто оставить меня. — Петуния, мне очень жаль, однако… — Не жаль! — топнув копытом, перебила юная кобылка чейнджлинга, и вторая от удивления расширила глаза. — Вы всегда так говорите. Но на самом деле Вам, взрослым, всё равно. Вы лишь делаете вид, что это так. Говорите, что всё будет хорошо, что не надо волноваться. Но всё не будет хорошо! Уже не будет. Тебя отправляют в тюрьму, и, возможно, навсегда. А я даже не могу ничего сделать, не могу ничем помочь. И лишь потому, что я не какая-нибудь там принцесса или королева, а обыкновенный земной жеребёнок. И всё, что мне остаётся — это смотреть, как ты медленно сгораешь… Я просто… — тихо прошептала Петуния, закрывая глаза от непреодолимой внутренней боли. — Просто хочу, чтобы всё было как раньше. — Прости меня. Но ничего уже не будет как раньше, — мрачно произнесла в ответ Кризалис, протянув к ней копыта, желая обнять, утешить жеребёнка, но она вырвалась, не глядя на неё. — Значит, ты просто сдалась? — Ния, я здесь бессильна. — Не надо оправдываться, — ответила кобылка, уже не сдерживая набежавшие слёзы. — Ты сдалась. Я ведь… я не верила принцессам, отрицала всё, что они говорили, защищала тебя перед ними, заверяла, какая ты на самом деле хорошая. Я прощала всё, что ты делала, потому что была уверена в том, что ты можешь исправиться, что ты можешь жить нормальной жизнью. Я думала, что ты выберешь сторону добра. Думала, что мы будем отмечать День Согревающего Очага каждый год, вместе. Мы… мы могли бы играть в снежки каждую зиму, и для этого не нужно было бы скрываться в ущелье. Но я… я ошибалась. Кризалис замолчала, нервно сглатывая и глядя в непроницаемое лицо Петунии. — Ты даже не пытаешься изменить себя, — севшим голосом продолжила кобылка. — Если ты действительно так скучаешь по старым временам, для чего это всё было? Или ты… — она вдруг подняла ошарашенный взгляд на королеву, когда мысль неожиданно ударила ей в голову. — Ты и вправду делала это ради того, чтобы не мучаться от голода? А может принцессы были правы, говоря… — Перестань! — вдруг рыком перебила её Кризалис, когда раздражение внутри стало нестерпимым. Гневный удар передними копытами и распахнувшиеся крылья оставили за собой волну ветра, снесшую маленького жеребёнка, и дав ей ясно понять, что, несмотря на кажущуюся мягкость, Кризалис в первую очередь королева чейнджлингов. Наклонившись к Петунии и не отводя тёмно-зелёного взгляда, из-за которого кобылка ощущала мириады крупных мурашек на спине, она прошипела: — Ты ничего не знаешь о том, каково быть мной. Ты ничего не знаешь обо мне. Ты не знаешь, что такое быть изгоем на протяжении долгих лет. Ты понятия не имеешь, что я чувствую. Как маленький жеребёнок, всю жизнь проживший в окружении любящей семьи, друзей, может понять меня, чейнджлинга, чья душа насквозь прогнила злостью, яростью и неистовым желанием отомстить каждому пони? Ты не имеешь права меня осуждать. Думаешь, что я делала это всё, потому что была голодна? Потому что терзающая пустота внутри с каждым днём убивала меня всё больше и больше? Считаешь меня яростной, злобной королевой? Хочешь узнать, на что способна моя истинная ярость? — на её роге волнами закипели электрические искры, и Петуния, испуганно пискнув и сжавшись в комок, копытами прикрыла глаза. Готовая в любой момент выпустить заклинание, Кризалис вдруг растерянно оглядела до смерти напуганного жеребёнка и на шатающихся ногах отползла назад, уперевшись в стену. «Я чуть не убила её» — словно спала пелена с разума чейнджлинга, однако эта мысль почти сразу же заглушилась лихорадочным стуком сердца, и от душевного потрясения Кризалис рухнула на ноги. Умоляюще она взглянула на Петунию, чтобы убедиться в том, что жеребёнок действительно не пострадал. Когда пульсирующее зелёное свечение вокруг рога Кризалис резко погасло из-за барьера, что создавал блокатор, адреналин внутри бирюзовой кобылки, ударивший в кровь и разнёсшийся по венам под гулкий стук сердца, утих, а глаза её медленно начали наполняться слезами. — Петуния, прости меня… — только и успела меланхолично выдать королева прежде, чем двери распахнулись, и в комнату вбежали привлечённые странным шумом гвардейцы. — В чём дело? — незамедлительно спросил единорог у жеребёнка, укоризненно поглядывая на Кризалис. Петуния издала плачущий писк и подняла на жеребца наполнившиеся слезами фиолетовые глаза: — Отведите меня к маме, пожалуйста… Кризалис смотрела вслед уходящей кобылки до тех пор, пока с тихим скрипом закрывшиеся двери не лишили её этой возможности. После чего она усилием воли подавила в себе желание разнести всё вокруг и лишь до крови прикусила нижнюю губу для того, чтобы акустикой своих рыданий не всполошить всех в замке.