The changeling can change

Впервые за долгое время она чувствовала удовольствие. Ни с чем несравнимое удовольствие от сладкого вкуса жеребячьей любви. В животе заиграло то прекрасное чувство, которое она не испытывала много месяцев — сытость. Кризалис довольно облизнула клыки, слизывая с них последние остатки бирюзовой дымки. Но улыбка бесследно исчезла с морды чейнджлинга, когда та увидела обездвиженное тело жеребёнка. Королева моргнула, когда в её голове наметилась жуткая догадка, и замерла, боясь спугнуть распутывающийся клубок мыслей. «Я убила жеребёнка?» — неуверенно спросила она у себя, оглядывая тело. Кризалис телекинезом подхватила первую попавшуюся в поле магии деревянную ветвь и осторожным движением ткнула Петунию. Ничего. Она резко отбросила ветку в сторону и на шатающихся ногах отползла к стене. «Я убила жеребёнка». Всё удовольствие вмиг растворилось в воздухе, и Кризалис едва смогла подавить рвотные рефлексы. За свои тысячелетия королеве приходилось убивать: во время сражений за своё королевство не обходилось без жертв, во время бунтов ей необходимо было наказывать предателей, во времена голода ей нужно было отнимать жизни, спасая своих подданых. Но ни одна из её жертв не являлась жеребёнком. В голове королевы прорисовывались события, произошедшие пару минут назад. Она стояла, оцепеневшая от страха, взглядом пронзая тело. Однако страхи кобылы были вскоре рассеяны слабым, едва слышным дыханием. Петуния откашлялась, убирая с мордашки мешающиеся пряди волнистых волос и осторожно взглянула на королеву. Её взгляд казался непривычно тусклым и серым на фоне яркой гривы. Сглотнув, кобылка попыталась подняться, но тщетно: непослушные ноги заставили её плюхнуться на круп. Она отчаянно вздохнула, вновь направив взгляд на королеву. В бледных фиолетовых глазах засветился испуг, но кобылка тихо, без малейшего признака паники слабым голосом обратилась к Кризалис: — Что случилось? Чейнджлинг быстро среагировала и, осознав всю нелепость ситуации, натянула на себя маску полной безразличности, коротко дав ответ: — Ты поскользнулась и упала без сознания. — Поскользнулась? — недоверчиво повторила Петуния, оглядывая сухую землю и камни. — Именно, — фыркнула в ответ Кризалис. — Если можешь — иди домой. — Не могу, голова очень болит. М-можно я останусь? Брови королевы резко нахмурились от такой наглости. Но на смену злости пришло чувство вины, когда Кризалис поняла отчего у девочки появилась головная боль. Она набрала в грудь воздуха, однако лишь тихонько выдохнула: — Можно. Но к закату тебя здесь быть не должно. — Спасибо, — глаза Петунии сплылись в кучку, и она зевнула. Облачко пыли залетело ей в рот и в нос, и кобылка издала тихий чих. — Здесь холодно… — Привыкай, — цокнула ей в ответ Кризалис, возвращаясь к работе над «жижой». Петуния наклонила голову набок, подобно любопытному щенку, и, прищурив глазки, старалась понять чем занимается кобыла. Кривой рог плавно зажёгся зелёным светом, окутывая магией слизь. Она с лёгкостью поддалась заклинанию, принимая различные формы. Кризалис принялась за создание чего-то, что по виду напоминало Петунии яйцо. Но оно было больше, гораздо больше. Свечение вокруг рога то исчезало, то появлялось. А слизистая жидкость с каждым новым слоем становилась всё толще и плотнее, обретая более насыщенный оттенок. Наконец, когда Кризалис закончила с её созданием, до Петунии дошло: — Коконы, — прошептала она себе под нос. Черили рассказывала о них на уроках биологии. Юный палеонтолог мало чего запоминал из школьной программы, но она точно знала — коконы плетут насекомые, а делаются они из жидкости, находящейся в специальном отверстии. Каком именно учительница не уточнила, сказав, что жеребята узнают когда станут чуть старше. Но зачем Кризалис коконы? Разве пони умеют их плести? — Затем, что я — не пони, — мысли жеребёнка заглушились голосом королевы. — Откуда… — Мыслить нужно в голове, а не вслух, — усмехнулась Кризалис, но тут же сменила выражение лица, стараясь не выходить из роли злой королевы. Петуния виновато прижала уши, заводив ногой по полу. — А кто вы? — Это очень долгая история, — Кризалис подняла голову, словно задумавшись о чём-то, но резко покачала головой, прогоняя лишние мысли. — Не отвлекай меня. Она левитировала к себе склизкие яйца размера чуть больше чем новорожденный пони, в которых находились, по всей видимости, личинки. Половина их тела была белёсой и мягкой, как у гусеницы, и имелась только пара передних копыт. Петуния с трудом разглядела в них очертания, схожие с понячьими. Кризалис бережно подняла их при помощи телекинеза и аккуратно, не спеша, начала раскладывать в просторный кокон. Когда рог вновь засветился, яйца обволокла зелёная плотная оболочка, наполнившаяся густой жидкостью. — Теперь вы в безопасности, — ласковым, совершенно расходящимся с прежним образом гордого сноба тоном обратилась она к личинкам. Петуния ещё раз взглянула на крылья, острые клыки и длинный язык королевы, а затем на окруженные оболочкой личинки, и сделала важный для себя вывод: она — насекомое. Но ещё важнее ей показался факт, что холодное поведение Кризалис — лишь безобидная маска. И забота по отношению к личинкам это подтвердила. Петуния расположилась в самом уголке, на холодном полу, и, свернувшись клубочком, стала наблюдать за королевой полузакрытыми глазами, пока сонливость не взяла вверх и кобылка не уснула.

***

Проснулась она от осознания того, что спать больше не может. Петуния Палео разлепила полностью отдохнувшие глаза, сонно осмотрелась и моментально подскочила, вспомнив, что к закату должна была вернуться домой. Мысленно надеясь, что Селестия ещё не опустила солнце, кобылка поднялась на ноги, тут же пошатнувшись от черноты в глазах. Когда темнота прошла, кобылка отряхнулась от остатков сна и сосредоточила взгляд на выходе из пещеры. И каково было её удивление, когда его там не оказалось. — Я точно помню, что уснула напротив входа… — не успела Петуния закончить одну мысль, как её перебила другая — она стоит на соломе. Под копытами точно ощущались сухие стебли. Сон как копытом сняло, и Петуния, оглядевшись, испуганно обратилась к пустоте: — Г-где я? — В пещере, где же ещё, — послышался за спиной знакомый голос. Петуния радостно подскочила к Кризалис, накинувшись ей на шею. Уткнувшись мордашкой в бирюзовую гриву, кобылка что-то пропищала, но чейнджлинг не смогла разобрать ни слова. — Что ты творишь? — возмутилась королева, телекинезом отцепив её от себя. — Я очень боюсь оставаться одна, — испуганно проговорила кобылка. И новым рывком вцепилась копытами в шею Кризалис, дрожа от страха. Всем своим видом демонстрируя брезгливость к происходящему, Кризалис вновь левитировала хлюпающую носом Петунию и раздражено ответила: — Прекрати эти сопли. Меня это раздражает. — Но я боюсь… Неужели ты никогда не боялась? — Петуния разговорилась, даже не заметив, что перешла на «ты». — Нет. Единственное, чего я боюсь — это то, что ты меня вымажешь своими соплями и слезами. Кобылка виновато шагнула назад, шмыгнув носом и копытом вытерев остатки слёз. — Так лучше, — согласно кивнула Кризалис. — Скоро закат, голова прошла? — Прошла. — В таком случае, можешь уходить сейчас. Незачем ждать темноты. Синегривая пони замялась, думая о том, стоит ли расспрашивать чейнджлинга о её перемещении из одного места в другое, или же нет? Но она всё же решила остановиться на первом варианте, поскольку жеребячье любопытство всегда одерживало победу. Последовав вперёд за Кризалис, ведущей её к выходу, Петуния отвела взгляд в сторону и неуверенно спросила: — А как я очутилась здесь, на соломе? — Я тебя перенесла, — не поворачивая головы, ответила она. — А почему? — Ты мешала мне работать своим… — была короткая пауза, и Кризалис замешкалась, но после, добавила, — храпом. Глупая отмазка на уровне жеребят, но больше вариантов не было. Хотя на самом деле, ей было просто жалко смотреть на трясущийся от холода комочек, крепко прижавшийся к сырой стене. — Я не храплю, — обиженно надула губы пони, и в этот же момент врезалась мордашкой в неожиданно выросшую перед носом каменную стену. Кризалис едва смогла подавить в себе хихиканье. Петунья же, что-то недовольно пробурчала себе под нос, поспешив за королевой. — Могу я ещё спросить? В ответ последовал короткий кивок. — Ты насекомое? — Что? — вдруг скривилась Кризалис. — Не смей называть меня этим жалким прозвищем. Я — чейнджлинг. — Ченй… чежд… чен… Кто? — Чейнджлинг, — вздохнула королева. — И как можно ходить с таким именем? — снова мыслила вслух пони. — Язык можно сломать! Кризалис прикрыла глаза, борясь с желанием накрыть лицо копытом. Сохраняя спокойный вид, она ответила: — Чейнджлинг — название моей расы. Мы его получили благодаря нашей способности использовать мимикрию. Земной пони не были известны такие сложные слова, но боясь показаться глупой в глазах королевы, Петуния сделала максимально умный вид, продолжив слушать. — Мимикрия — способность принимать внешний вид той пони, которой мы захотим, — закатила глаза Кризалис, поняв, что жеребёнок ещё маленький для таких объяснений. — О, это как ты приняла облик того булыжника? — Да. Петуния задумалась над новым вопросом. Мысленно проговорив сложное название, чтобы снова не ошибиться, она поинтересовалась у королевы: — Если чейнджлинг название твоей расы, то какое твоё имя? — Корол… — пару секунд она стояла в ступоре. — Кризалис. Просто Кризалис. — Значит, коротко — Кризи? — хихикнула Петуния. — Что? Нет! — возмутилась чейнджлинг. Остаток пути до выхода они прошли почти впритык друг с другом. Петуния не переставала задавать ей вопросы, а Кризалис, на своё удивление, с интересом отвечала на них. Они могли ещё долго продолжать свой разговор, но шум лесной суеты заставил их остановиться. В нескольких метрах от кобыл уже виднелись красно-розовые лучи, что означало одно: Селестия опускает солнце. — Вот и всё, — без энтузиазма произнесла Кризалис, глядя на выход из пещеры. — Я буду скучать, Кризалис! — запищала Петуния, снова накинувшись королеве на шею. — Хватит так делать, — поморщилась королева, легонько оттолкнув от себя жеребёнка. Петуния напоследок улыбнулась своему новому приятелю, и уже собиралась выходить, как вдруг, остановившись, произнесла: — Если хочешь, завтра я могу вернуться. — Не хочу, — отрицательно фыркнула Кризалис, едва подавив в себе желание ответить согласным кивком. Но Петуния лишь захихикала и, выйдя из пещеры, едва слышно выдала: — Я вернусь.