Королева. Возрождение Луны

Анабесс знал, что при коронации имена-титулы даются не просто так. Его отец величался Справедливым, мать ― Чарующей, тетя Сьюзен ― Великодушной, Люси ― Отважной, а дядя Питер ― Великолепным. И Анабесс знал, что на это есть свои основания, есть причины давать Королям и Королевам такие титулы. И были основания давать новые титул им ― ему и его сестрам с братом. Поэтому, когда Ваана ― Милосердная ― появляется в его кабинете, Верховный Король знает, о чем пойдет разговор. И все же он тепло улыбается сестре и указывает на диван. Они садятся рядом. Сегодня с утра привезли пленницу из Орландии. Ведьма Тхарма обвинялась в уничтожении целого поселения. Оно было небольшим, люди там разводили животных, занимались земледелием и понятия не имели, за что на них обрушился гнев ведьмы. Тхарма была дочерью обычного крестьянина и дочери графа, поэтому её матери пришлось оставить роскошную жизнь, но она явно была счастлива ― а потом Тхарму забрала старая ведьма. Ее бабушка. За что ― непонятно. Король Орландии ― Лум ― не был уверен в том, что катастрофу устроила именно Тхарма. Он знал ее мать и хотел верить в то, что дочь графини не могла убить столько людей. Он сослал девушку в Нарнию, прося три месяца назад вошедшего на престол Короля Анабесса как-нибудь решить столь щекотливую проблему. Народ требовал казнить преступницу, поэтому Лум пустил слух, что Тхарму отправят в царство Великанов, которые бедную уж точно не пожалеет. Но в письме указал, что если Анабесс найдет доказательства тому, что Тхарма невиновна, Лум будет ему весьма признателен. Поэтому Анабесс был уверен, что сестра захочет обсудить с ним возможную невиновность этой Тхармы. ― Все, что я могу сказать уже приходило тебе в голову, ― спокойно говорит Ваана. Анабесс кивает. ― Я, разумеется, займусь этим делом, ― ровно произносит Король, ― Но не думаю, что Тхарма окажется невиновной. ― Может быть, ― согласно кивает Милосердная, ― Но Лум попросил тебя разобраться в этом деле, а не исполнить приговор. Ссылка в царство Великанов была суровым наказанием. Еще их родители боролись с великанами и смогли добиться более-менее стабильного соглашения, так что если Тхарма окажется там по велению Анабесса, Верховного Короля, пощады ей не будет. Как человек, Анабесс сочувствовал Тхарме, но чего он терпеть не мог ― так это жестоких ведьм. Его мама была примером Колдуньи, которая делала все во благо своего народа, как сейчас это делает Мелестина. Но ведьмы, использующий свой дар во вред обычным людям… этого Король понять не мог. Ему было известно, что Орландия использует в своей армии колдунов, чтобы с помощью магии одолевать противника, но в Нарнии он считал такое недопустимым. Фридрих знал всех ведьм и колдунов Нарнии, внимательно следя за их действиями и отчитываясь брату, поэтому за подобные происшествия Анабесс не волновался. Но, вероятно, будет справедливым разобраться в этой ситуации. Тхарма отстаивала свою невинность, может быть, ее кто-то подставил? ― Я займусь этим в ближайшее время, ― пообещал Анабесс. Ваана улыбнулась и кивнула головой. ― Что тебе понадобится, брат? ― Узнай у Лума все произошедшее до мельчайших подробностей, а Фридрих пусть отправляется в Орландию и разбирается на месте, ― младший Король все равно должен был отправиться в Орландию, так пусть и этим делом займется, ― Тхарма пока пусть будет услужении у Мелестины. Сестра сможет ее приструнить, если что. Ваана согласно закивала. Тхарма столкнулась с ним этим вечером. Причем ― буквально. Одна из старших служанок что-то выговаривала молодой девушке, несущей какие-то свертки. Вероятно, что Тархистан прислал какие-то подарки в честь коронации царевича Рабадаша. Анабесс часто писал ему, желая получить совет, а Рабадаш был частым и желанным гостем в Нарнии. Спустя много времени Тархистан и Нарния установили крепкий и долгий мир между собой. В Тархистане делалось множество украшений и производились ткани из необычного материала. Царевич ― простите, нынче уже Правитель ― Рабадаш часто отправлял их в подарок Королевам, а Короли получали неплохое оружие. Взамен Тархистан получал редкие семена растений и большие запасы продовольствия. Анабесс и Фридрих всегда с умилением наблюдали пристрастие сестер к украшениям. Элодия уже не позволял себе такого открытого восторга, но имела огромное имущество. Но что наперерез пресекала вся царствующая семья ― взятки. Так было еще при Великих Королях и Королевах, так будет и впредь. Перлита и Анабесс до сих пор помнили, как Питер Великолепный и Сьюзен Великодушная скинули в море со скалы золото, что Тельмары прислали, надеясь на умягчения закона на счет работорговли. Это было прямое оскорбление, и всем послам пришлось понять, что договориться с Нарнийскими правителями посредством взяток не получится. Королевы первыми видели новые товары, привезенные в столицу. После их выбора, оставшиеся украшения отправлялись в сокровищницу. Да, драгоценности были предметом отличия между женщинами. Не то чтобы все эти тяжелые короны и браслеты нравились Мелестине, Перлит или Ваане, но многочисленные приезды послов, гостей из других стран требовали выглядеть соответствующе. Королевы носили больше украшений на шеях, запястьях и пальцах. Да и кроме того, молодые Королевы любили наряжаться в наряды, сшитые из вельветовых, шелковых и расшитых золотом тканей, а также надевать ювелирные изделия, украшенные жемчугом и драгоценными камнями. Они заказывали себе колье и браслеты, пестрящие изумрудами, гранатами, жемчугами и алмазами. Присланные вещи из Тархистана были простым жестом доброй воли. Старая служанка ― по имени Нина ― приехала вместе с Элодией, когда Элизабет изъявила желание забрать ту. Родных родителей у Элодии не было, поэтому Нина заменила девушке мать, и Королева Чарующая милостиво предложила им вместе отправится в чудесный край. Сейчас Нина в основном и занималась тем, что была наставницей для служанок. Короли и Королевы предлагали ей купить домик, завести хозяйство, но Нина лишь отмахивалась ― она была уже не молода, а детей у нее нет. Поэтому она оставалась в замке, где ее любили и где у нее было много дочерей ― служанки то и дело обращались к ней за советом. Чувство нужности, как это когда-то назвал Эдмунд. Нина коротко предупредительно вскрикнула, но ни Анабесс, ни Тхарма не успели среагировать и столкнулись. Хотя в следующем они среагировали оба и мгновенно ― темно-синий и красный всполох магии метнулись к сверткам, придерживая хрупкие вещи от соприкосновения с каменным полом. Тхарма облегченно выдохнула и подхватила вещи. ― Простите, Ваше Величество. ― учтиво произнесла Нина. Тхарма опустила голову. Она напоминала цыганку с пышными чёрными волосами. Глаза у нее были черными, да и вся девушка была очень миленькой. Можно, даже сказать, красивой. ― Ничего страшного, ― произнес Анабесс, смерив ведьму строгим взглядом. ― Ты объяснила ей правила? ― Конечно, ― кивнула Нина. ― Не беспокойтесь, она не доставит вам проблем. ― Надеюсь, ― величественно кивнул Анабесс и направился дальше, но внезапно был остановлен робким голосом: ― Ваше Величество? ― Тхарма запнулась, стоило Королю глянуть на нее. ― Я хочу поблагодарить вас за то, что вы для меня делаете. Анабесс кивнул и направился дальше. Нина кивнула Тхарме: ― Молодец. Ты должна проявлять уважение. ― Я знаю. ― кинула Тхарма, и они направились дальше. Ведьма из Орландии не могла не признать, что старший Король был очень хорош собой. *** Глаза Элиз светятся голубым светом. Как тогда, в башне, где она раздавила сердце Джадис. Она моргает и свечение пропадает, а Алетиометр девушка продолжает сжимать в руке. Она смотрит на Льва, что стоит перед ней и смотрит на Королеву. Вокруг все спят. ― Что это? ― Это прошлое. ― говорит Аслан, и Элизабет буквально подпрыгивает от знакомого, мягкого голоса. Луна светила так ярко, что лес был виден как днем, но выглядел более диким. Позади был ельник, направо – зубчатые вершины скал на дальней стороне оврага, прямо впереди – полянка, за ней на расстоянии полета стрелы росли деревья. ― Ты растешь, дитя. Растут и твои способности. Открывая свое сознание Компасу, ты способна видеть то, что хочешь даже не задавая вопроса. ― Разве это возможно? ― спросила Элиз. ― Я спала так долго. ― Но ты же продолжала видеть, верно? ― спрашивает Аслан. ― Вспомни. Твои сны в том мире. Ты спала глубоко, засыпая под тиканье Компаса, и мечтала лишь о своих детях. И ты их видела. ― Я не помню. ― говорит Элизабет. Она действительны в Лондоне спала очень крепко, часто засыпая под боком у Эдмунда и слушая мирное тиканье золотых часов. И ей действительны что-то снилось, а что ― вспомнить она не могла. ― Открывая свое сознание Алетиометру, ты переносилась в Нарнию своих детей, являясь им. ― пояснил Аслан и направился в лес. Сердце Элизабет забилось быстрее, она встала и пошла за ним. На поляне отчетливо слышался шум, издаваемый деревьями при сильном ветре, однако самого ветра не было. Все же это был не обычный шум листвы. Лиззи чувствовала в нем какую-то мелодию, но не могла ухватить мотив, как не могла уловить слов, которые говорили деревья прошлой ночью. Это была ритмичная веселая мелодия, и, подойдя ближе, она почувствовала, что ноги ее уже танцуют. Теперь не было сомнения в том, что деревья двигались – туда и обратно, одно к другому, как в сложном деревенском танце. ― Ты помнишь, что сказал ваш дядя, когда ему рассказали о Нарнии? ― Что время здесь течет иначе. ― вспомнила она. «Если в доме действительно есть дверь, ведущая в другой неведомый нам мир, (а я должен вас предупредить, что это очень странный дом, и даже я не всё о нем знаю) если, повторяю, они попали в другой мир, нет ничего удивительного, — во всяком случае для меня — что в этом мире существует своё измерение времени. И каким бы долгим вам не показалось то время, которое вы там пробыли, на это может уйти всего несколько секунд нашего времени. С другой стороны, вряд ли девочки, по крайней мере милая Люси, знают о таких явлениях физики. Если бы они притворялись, они додумались бы просидеть в шкафу куда дольше, прежде чем вылезти оттуда и рассказать вам свою историю.» ― Верно. ― кивнул Аслан. ― Пока вы были Королями и Королевами здесь, в вашем мире не прошло и минуты. А несколько лет в вашем мире были тысячелетиями здесь. И сейчас Нарния такова, какой ты ее видишь. ― он оглянулся на лес вокруг, и Элизабет зябко повела плечами. ― Но стоит вам вернуться обратно, здесь тоже многое изменится. Ваш мир идет в ногу с миром, где в Нарнии до сих пор правят ваши дети. И так будет продолжаться, пока там не появятся ваши дети. ― То есть, существует несколько реальностей? ― Да, и они сейчас не перекликаются. Но стоит вам вернуться, вы окажитесь параллельны с этим развитием событий. Понять это было сложно. Но Элизабет знала, что если Аслан начал о чем-то говорить, то у этого должен быть смысл. ― Конкретно ты здесь не только для того, чтобы помочь Каспиану. ― внезапно проронил Аслан. В свете луны он был похож на каменное изваяние. ― Ты выйдешь на новую ступень собственной силы, сможешь получать ответы, находясь вдали от Алетиометра. Но самое главное, ты научишься переступать грани реальности. ― Но зачем это надо? Великий Лев строго глянул на Королеву, и девушка пожалела, что спросила. У всего есть какая-то цель, и если Аслан говорит ей это сейчас, то цель более чем важная. ― Без тебя кое-что не сможет произойти, Элизабет. ― проникновенно произнес Лев. Откуда-то из глубины Аслана возник слабый намек на рычание. ―Когда ты вернешься, ты должна будешь вернуться в тот дом, где впервые пришла в этот мир. И тогда ты узнаешь, что тебе требуется сделать, милая. ― Но что мне делать сейчас? ― Сейчас? Сейчас сделай то, что ты сделала самой первой. Поверь. И проснись. ― Проснись! Проснись! Элизабет кто-то бесцеремонно тряс, причем расцепив ее с Эдмундом. Тот тоже ничего не понимал. А вот тормошившая их Люси была полна какого-то энтузиазма и воодушевления. Ужасно будить шестерых людей, которые старше тебя и очень устали, чтобы сказать им то, чему они, возможно, не поверят, и заставить их сделать то, что они наверняка не захотят. «Я не должна раздумывать, я просто должна делать», – сказала себе Люси. ― Аслан здесь! ― Я знаю. ― машинально выпалила Грейс. Она потерла глаза и вправду увидела за деревьями золотую шкуру Льва. Она широко улыбнулась и, понимая, что это не сон, воскликнула. ― Аслан! Разбудить Эда оказалось сложнее. Он, потеряв источник тепла в моем виде, в самом деле проснулся и сел. ― Что, – спросил он сердито. ― О чем ты говоришь? Люси повторила все снова. Это было очень трудно, потому что с каждым разом слова звучали все менее убедительно. ― Аслан! ― подпрыгнул Эдмунд, ― Ура! Где? Люси повернулась туда, где видела ждущего льва, чьи терпеливые глаза пристально глядели на нее. И она видела, что Элиз тоже смотрит на него. Не просто в том направление, что она указывает, а именно на него. ― Здесь. ― показала Пэванси. – Где? ― снова повторил Эдмунд. – Вот. Вот. Разве ты не видишь? Прямо перед деревьями. Эдмунд некоторое время упорно смотрел, а потом сказал: ― Там ничего нет. Тебя ослепил и спутал лунный свет. Знаешь, так бывает. И мне показалось на минуту, что я что-то вижу. Это оптический обман. В поисках поддержки он обернулся на Элизабет, но та смотрела на него с явным непониманием и удивлением. Потом, внезапно, с раздражением: ― Ты прикалываешься, Эд? ― Но я действительно ничего не вижу! ― с обидой воскликнул Эдмунд. Ему не нравилось то, в какую сторону повернулась ситуация, зато он отлично помнил, как два года назад Элиз влепила ему подщечену в подобной ситуации. И да, тогда он поступил как настоящий урод, даже не скрывает этого, но сейчас он действительно ничего не видит! Грейс, вероятно, поняв это, смягчилась, но потом перевела взгляд в ту сторону, куда показывала Люси. Лев ждал, терпеливо наблюдая за маленькой Королевой. ― Я вижу его все время. – сказала Люси. – Он, кажется, сердится на нас. ― Тогда почему я не могу его увидеть? ― не унимался Эдмунд. ― Он сказал, что, может быть, вы не сможете. ― Почему? ― Не знаю. Он так сказал. ― Вы просто не хотите увидеть. ― задумчиво пробормотала Элизабет. – Ну вот, опять! ― вздохнул Эдмунд. ― Моя девушка и моя сестра видят общие галлюцинации. В любом случая, я думаю, надо разбудить остальных. Когда вся компания была наконец разбужена, Люси рассказала свою историю в четвертый раз. Последовало глухое обескураживающее молчание. ― Я ничего не вижу. ― сказал Питер, вглядываясь до боли в глазах. – А вы? ― Нет, конечно. ― огрызнулся Рабадаш. Если он не высыпался, то становился до нельзя раздраженным и подходить к нему не стоило. ― Потому что там нечего видеть. Ей все это приснилось. Ложись и спи, Люси. ― Я все же надеюсь. ― сказала Люси дрожащим голосом. ― Что вы пойдете со мной. Потому что… потому что я все равно должна идти с ним. ― Не говори чепухи. ― ответила Сьюзен. ― Конечно, ты никуда не пойдешь одна. Не позволяй ей, Питер. Она же не сможет бродить по этим лесам в одиночку. ― Ну, уж не в одиночку. ― вставила Элизабет. ― Я пойду за Асланом и за Люси в любом случае. Потому что так правильно. ― И я с ними. ― сказал Эдмунд. ― Раньше ведь они была правы. ― Я знаю, что это так. ― спокойно согласился Питер, стараясь быть рассудительным и здраво взвесить все возможности. ― И, возможно, она была права сегодня утром, когда предложила пойти другим путем. А мы явно неудачно выбрали путь. Но посреди ночи… И почему мы не видим Аслана? Такого никогда не было. Это не похоже на него. А что скажет Д.М.Д.? ― Я ничего не скажу. ― ответил Трам. ― Если вы все пойдете, то я, конечно, пойду с вами; если ваша компания расколется, я пойду с Верховным Королем. Это мой долг перед ним и перед королем Каспианом. Но если вы спросите мое частное мнение, я ― обыкновенный гном, который не думает, что легче найти дорогу ночью там, где ее не нашли днем. Я не вижу пользы в волшебных львах, которые умеют говорить, но не говорят, в дружелюбных львах, которые не делают ничего хорошего, в огромных львах, которых никто не видит. Насколько я могу судить, это все чепуха и пустяки. Рабадаш поморщился. Ему этот Трам совершенно не нравился, хотя бы потому, что по-прежнему считал их детьми. Говорил с ними, как с детьми. ― Ребят. ― вставила Элизабет, поразительно точно копируя тон Эдмунда, который заставлял замолчать всех и всегда. ― Он бьет лапой по земле, призывая нас поторопиться. Мы должны идти сейчас же. По крайней мере я и Люси. ― Пойдемте же. ― рявкнул Эдмунд. – Мы должны идти. Мира не будет, пока мы не пойдем. ― он был полностью согласен с Люси, привык во всем поддерживать Элизабет, но раздражен тем, что его разбудили, и поэтому говорил очень сердито. ― Тогда пошли. ― скомандовал Питер, устало просовывая руку под ремень щита и надевая шлем. В другое время он обязательно сказал бы что-нибудь приятное Люси, своей любимой сестре, ведь он знал, как тоскливо ей сейчас, и понимал, что ее вины в происходящем нет. Но совсем избавиться от досады он не мог. Наконец они двинулись. Люси шла первая, потом Элизабет, рядом с ней ― Эдмунд и четыре недовольных разбуженных человека с гномом. Рабадаш выглядел немного не в себе. Вероятно, тархистанский царевич слегка боялся перспективы встретиться с Великим Львом. Но, взглянув на Сьюзен, он, как обычно, забыл обо всем. Аслан повернулся и пошел медленным шагом ярдах в тридцати впереди них. Остальные могли идти только вслед за Люси и Элизабет, потому что не видели Аслана и не слышали его шагов. Его большие, похожие на кошачьи, лапы бесшумно ступали по траве. Они пошли правее танцующих деревьев (но никто не узнал, танцевали ли они, потому что девушки смотрели только на Льва, а остальные – на девушек) и ближе к краю оврага. «Булки и булыжники, – подумал Трам, – я надеюсь, что сумасшествие не кончится сломанными шеями на склоне, залитом лунным светом». Долгое время Аслан шел у самого обрыва. Потом подошел туда, где прямо на краю росло несколько маленьких деревьев, повернул и оказался среди них. Люси затаила дыхание: казалось, лев нырнул со скалы, но она слишком боялась упустить его из виду, чтобы остановиться и подумать. Она ускорила шаги, и сама очутилась среди деревьев. Посмотрев вниз, она заметила крутую узкую тропинку, которая косо шла между камнями, и Аслана, спускавшегося по ней. Он повернулся и весело взглянул на нее. Она захлопала в ладоши и начала сползать вниз. Сьюзен не выдержала первой, обеспокоенно делая шаг к сестре: ― Эй! Люси! Осторожней, ради Бога. Ты прямо на краю оврага. Вернись… Но через мгновение голос Эдмунда перебил ее: ― Нет, она идет правильно. Здесь есть спуск вниз. Эдмунд спустился первым, перехватив Элиз и помог спустившись ей. Потом на спуск аккуратно ступил Рабадаш, помогая спуститься Сьюзен, после ― Трам и Питер. Им пришлось поторопиться, чтобы догнать троицу. Где-то на середине тропы Эдмунд сжал пальцы Элиз и сказал: ― Смотри! ― сказал он в страшном возбуждении. ― Смотри! Что за тень медленно движется перед нами? ― Это его тень. ― с улыбкой ответила Лиз. ― Теперь я верю, что вы правы. Я не понимаю, как я не видел ее раньше. Но где он? ― Со своей тенью, конечно. Видишь его? – Сейчас показалось, что вижу. Здесь такой странный свет. – Подождите, король Эдмунд, подождите. – раздался над ними голос Трама. Через несколько минут они были внизу, и рев воды наполнил уши. Ступая мягко, как кошка, Аслан шел через поток, перешагивал с камня на камень. Посредине он остановился, и нагнулся, чтобы попить, а потом, подняв голову с намокшей от воды гривой, снова повернулся лицом к ним. И тут Эдмунд увидел его. «О, Аслан!» – крикнул он, бросаясь вперед. Но Лев отвернулся и начал подниматься по склону другого берега Стремнинки. ― Питер! Питер! – воскликнул Эдмунд. ― Ты видел? ― Что-то я видел. ― сказал Питер. ― Но в лунном свете так трудно разобрать. Все-таки мы идем, и трижды ура Люси. Я теперь и вполовину не чувствую усталости. Аслан без колебаний вел их налево, вверх по оврагу. Путешествие было странным, похожим на сон ― ревущий поток, мокрая серая трава, тусклые скалы, к которым они приближались, и величественная, молчаливая поступь Зверя, идущего во главе. Все, кроме Трама, уже увидели его, даже Рабадаш. Внезапно они подошли к другой крутой тропинке, ведущей вверх по обрыву. Она была куда длиннее, чем та, по которой они спустились, и путь наверх шел долгим и утомительным зигзагом. К счастью, луна стояла над оврагом и освещала его. Люси совсем запыхалась, но когда хвост и задние лапы Аслана скрылись за верхним краем оврага, она последним усилием устремилась за ним, хотя ноги у нее заплетались и дыхание перехватывало, и увидела холм, к которому они стремились с тех пор, как покинули Зеркальный залив. Длинный пологий склон (вереск, трава и несколько больших камней, казавшихся белыми в лунном свете) исчезал за кромкой тускло поблескивающих деревьев в полумиле от них. Она узнала это место. Это был холм Каменного Стола. Позвякивая кольчугами, позади карабкались остальные. Аслан скользил впереди, и они шли за ним. Скоро вся процессия достигла деревьев и сквозь них увидели Великий Холм, курган Аслана, который поднялся над Столом с тех пор, как они были здесь. И потом Аслан повернулся к ним, в лунном свете сверкнула его золотистая шкура, и он исчез. Освещение изменилось. Низко на востоке Аравир, утренняя звезда Нарнии, мерцала как маленькая луна. ― И что теперь? ― неуверенно спросил царевич. Питер посмотрел вперед. ― Думаю, мы должны войти и представиться! ― Тихо. ― внезапно зашипела Элизабет. Как у Колдуньи у нее был весьма обострены слух, зренин и обоняние. Поэтому, когда она шикнула, все замолчали. Девушка слегка склонила голову, чтобы лучше слышать. Спустя минуту она сказала. ― Здесь кто-то есть. Все, повинуясь чутью Чарующей, прячутся за высокими камнями. Этот звук… Элизабет его уже слышала. Неизвестный ходил на копытах, но не на четырех ногах, а на двух. Не лошадь и не кентавр, однако для сатира или фавна походка слишком тяжелая. Остается только минотавр. О, этих тварей Элизабет не любила, хотя в свое правящие время знала некоторых хороших минотавров, хотя те были представлены Ореусом, а в его верности Короли и Королевы никогда не сомневались. Но минотавры никогда им не нравились, потому что они все ― за исключением единиц ― в битве против Белой Колдуньи были на ее стороне, пришли к Каменному столу, откликнувшись на её призыв. Они стали свидетелями смерти Аслана. ― Это минотавр. ― тихо шепнула Элиз Траму. Если он из армии Каспиана, то должен знать таких представителей. Трам несколько минут подумал, а потом кивнул: ― Воин в армии принца Каспиана ― Астериус. ― Здорово, теперь мы дружим с минотаврами? ― с сарказмом протянул Эдмунд. ― Нарнийцы изменились. ― Общий враг объединяет даже злейших врагов. ― произнес Трам, и никто не смог ему возразить. Но поняв, что угрозы от минотавра нет, все решили встать и представиться. Особенно интересно было Рабадашу, который никогда минотавров не видел ― в Тархистане не было ничего из того, что было в Нарнии, и когда у царевича появилась база для сравнения он искренне об этом пожалел. Элизабет кивнула Питеру и тот выпрямился, первым направляясь к минотавру на правах Верховного короля. Он вытащил меч из ножен, чтобы приветствовать Астериуса как брата по оружию и союзника, потому что так было в их время. Даже в свое первое появление в военном лагере Аслана, Питер сначала показал Ореусу свой меч и лишь потом заговорил. Но кто-то, вероятно, мог растолковать его действие неправильно. ― Берегись! ― взвизгнула Элизабет, и Питер отскочил за секунду до того, как лезвие чужого меча разрезало воздух в том месте, где ранее было его плечо. Тут же сверкнули оба меча, все остальные вскочили и стали поодаль. Эдмунд и Рабадаш ринулись к Питеру, но Элизабет сжала плечо каждого и не позволила приблизиться. ― Это бой Питера. Это было стоящее дело, совсем не похожее на нелепый бой мечами на сцене (или даже бой на шпагах, который лучше удается в театре). Это был настоящий бой на мечах. Вы стараетесь ударить противника по ногам, потому что это единственная незащищенная часть тела. А когда бьет противник, нужно подпрыгнуть так, чтобы удар пришелся под ногами. У Питера не было бы никаких шансов, бейся он с Каспианом ― а это совершенно точно был он ― два или три дня назад. Но с тех пор, как они вернулись в Нарнию, он дышал воздухом Нарнии, и весь опыт старых битв вернулся к нему, и руки вспомнили прежние навыки. Теперь он был действительно Верховный Король Питер Великолепный. Оба бойца кружились и кружились, удар следовал за ударом, и Сьюзен (которая так и не научилась любить эти забавы) воскликнула: «Будь внимательней!» И затем так быстро, что никто (кроме Эдмунда, конечно) не понял, что произошло, Питер особым приемом повернул свой меч и выбил меч из руки Каспиана. Питер замахнулся, чтобы окончательно обездвижить противника, но лезвие вошло в ствол дерева. Каспиан со всей силой лягнул Пэванси в живот. ― Хватит! ― внезапно воскликнула Элизабет. Питер, привыкший прислушиваться к советам своей экс-невестки остановился, тяжело дыша и смотря на своего противника. Рабадашу захотелось указать Траму на то, что Каспиан не выглядит старше их даже на год, но в итоге он ничего не сказал. Послышался оглушительный звук рога и Элизабет, Рабадаш и Пэванси поняли, что теперь не только минотавр наблюдает за происходящем. Их окружили и кентавры, и фавны, гномы и лесные разумные существа. Жители старой Нарнии. ― Каспиан! ― сказала Элизабет. Парень обернулся на девушку с недоумением. ― Ты звал ― мы пришли. Но кто будет бороться с Миразом, если вы с Питером сейчас убьете друг друга. Опусти оружие. В дипломатии Королева Элизабет была непобедима. Эдмунд с какой-то гордостью глянул на свою девушку, в то время как остальные существа на поляне перешёптывались в волнение. Каспиан взглянул на всю шестерку, заметил Алетиометр и оружие, но окончательно его убедило лишь одно ― меч Питера. Такого больше никто и никогда не имел. ― Элизабет права. Ты звал нас. ― вступил в разговор Питер. ― Да, но… ― Каспиан замялся. ― Я думал вы старше. ― Пошли, ребят. ― хмыкнул Рабадаш. ― Вернемся через пару лет! ― Нет! ―тут же пошел на попетую новоявленный король. ― Нет, не надо. Просто… вы совсем не такие, какими я Вас себе представлял. ― Да и вы тоже. ― вставил Эдмунд, бросая многозначительный взгляд на минотавра Астериуса. ― Простите, что не явились в блеске, с громом и молниями, или чего вы ожидали. ― уже не выдержав, громко сказала Элизабет: она устала и ей хотелось отдохнуть. ― Но так или иначе мы пришли, и будем рады вновь освободить Нарнию от деспота. На поляне на некоторое время повисла тишина, а потом минотавр издал боевой клич, поднимая оружие и признавая слова юной Колдуньи правдой. И этот радостный, практически победный вой поддержали все остальные, радуясь просвету надежды и появлению Древних Королей и Королев. *** ― И мы отказались от участия ведьм и великанов в этой священной войне, моя Королева! ― торжественно закончил самый милый и самый воинственный мышь, которого Элизабет только доводилось видеть. Рипичип, впрочем, тут же виновато глянул на Элизабет и добавил. ― Однако пришествие знаменитой Королевы-Колдуньи так же честь для нас. И мы смеем надеяться, что вы, своей силой, не посчитаете зазорным помочь нам в более простых делах нежели сражение. Элизабет улыбнулась Рипичипу. Этот смелый мышонок носящий клинок ей до жути нравился. Он был, разумеется, гораздо больше обычной мыши - с добрый фут, если стоял на задних лапах, с ушами почти такой же длины, как у кролика (хотя гораздо шире). Он был весёлый и воинственный мышь. Он носил на боку тоненькую маленькую шпагу и подкручивал свои усишки, словно это были взаправдашние усы. ― Если у вас есть плантации или что-то подобное, я смогу вырастить столько еды, сколько пожелаете. ― кивнула девушка. ― Но нам надо уже сейчас начинать действовать. Мираз ждать не будет. Что мы будем делать? ― Сражаться! ― Ждать! Все перевели взгляд на двух Королей ― Каспиана и Питера. Рабадаш, Элизабет и остальные Пэванси переглянулись между собой. Эдмунд посмотрел на Элиз как-то странно, словно что-то мысленно у нее спрашивая. Не известно, могла ли Элизабет читать мысли, но на невысказанный вопрос парня она легко кивнула. Светлые глаза Питера вперлись в темные Каспиана, причем с такой гаммой эмоций, что тельмаринец стушевался. Было ясно, что некого немого противостояния между Каспианом и ними будет избежать сложно ― «холодная война». Вероятно, Каспиан, призывая их, не ожидал своего смещение с поста главного Короля. Каспиан был очень похож на Питера, но не так хорошо выражал свои мысли. И ему было куда более странно встретиться с Великими Королями из старых историй, чем им встретиться с ним. ― Если сделать запасы, здесь можно продержаться вечно. ― вступила в разговор Сьюзен, которая до этого стояла рядом с Рабадашем и Люси, не принимая участия в обсуждениях. ― Но это не крепость, а склеп. Кроме того, нас звали на битву, а не на простое обсуждение проблем. Некоторые согласно кивнули. До сих пор ни сам Каспиан, ни остальные ― кроме прибившей шестерки ―не думали всерьез о войне, они планировали набеги на фермы и нападения на охотников, забредших слишком далеко на дикий юг. В основном они думали только о том, чтобы просуществовать самим в лесах и пещерах и постепенно возродить в укрытии старую Нарнию. Но после слов Сьюзен все задумались. ― Верно. ― тут же поддержал сестру Эдмунд. Он сидел, опираясь на какую-то стену, а Элизабет пристроилась рядом, опираясь спиной ему на плечо. Пальцы его правой руки и ее левой были крепко переплетены, и многие жители Старой Нарнии, которым доводилось слышать о невероятной истории любви Короля Справедливого и Королевы Чарующей кидали на них заинтересованный взгляды. Теперь они могли лицезреть эту любовь вооючию. ― Если тельмаринцам хватит ума ― они возьмут нас измором. ― Мы соберем орехи! ― тут же подал идею Белка. Он был добрым малым, однако сообразительностью не отличался. Рипичип устало вздохнул. ― Да! Чтобы бросать их в тельмаринов. Замолчи уж! ― и потом обратился непосредственно к Питеру. ― Я на вашей стороне, сир. Питер кивнул. Он осмотрел зал еще раз, а потом заговорил с кентавром, которого звали Гленсторм. ― А ты сможешь справиться с гарнизоном? Кентавру понадобилось пару минут на размышления. С одной стороны ― он принес клятву верности Каспиану и обязывался служить только ему. А с другой ― великие Короли и Королевы, пойти против которых значит пойти против всей Нарнии. О предательстве речь не шла, однако сохранять нейтралитет между двумя королями, которые придерживались абсолютно различных взглядов, было невозможным. Но Королям и Королевам служил еще далекий прадед Гленсторма ― Ореус, да и у кого прав больше? У мальчишки-тельмаринца, которому если они не помогут выбраться из ловушки, в которой он сидит, перестанет быть чьим-либо королем через неделю; либо у тех, кто освободил Нарнию от гнета Белой Колдуньи уже давним давно и чей век правления называют «Золотым»? Выбор был очевиден. ― Или паду в бою, сир. ― Вот это мне и не нравится. ― Что-что? ― уточнил Питер, обращаясь к Люси, которая эти слова и произнесла. Она глубоко вздохнула. ― Можно подумать, что есть только два пути: здесь умереть или там. ― Ты нас не слушала, Лу! ― Нет, ты не понимаешь, Питер! ― воскликнула младшая Королева. ― Или ты забыл, кто победил Белую Колдунью? ― В приданиях говорится. ― вступил в разговор Рипичип, с каким-то благовонием глядя на прижавшуюся к Эдмунду Элизабет. ― Что Королева Элизабет нашла сердце Злой Колдуньи и сожгла его. ― Вообще-то Аслан убил ее раньше. ― уточнила девушка, которую ощутимо бросило в дрожь после воспоминаний о том дне. ― Я лишь ослабила. ― Мы знаем, что Аслан здесь. ― внезапно сказал Рабадаш. Многие оглядывались на тархистанца с недоумением, потому что, как им было известно, Тархистан никогда не принимал участие в битве без выгоды для себя. Рабадаш сделал вид, что подобных взглядов не заметил: ему хватало поддержки его семьи, а главное ― Сьюзен. ― Мы не знаем, что он предпримет. Не сомневаюсь, что случится это, когда захочет он, а не мы. Но ему нравится, чтобы мы делали то, что в наших силах. ― Тогда тем более мы должны вступить в бой. ― воодушевленно сказал Питер. Не то чтобы Верховный король любил кровопролития, но всегда считал за честь руководить и участвовать в праведной войне. И Питер не сомневался, что его родные поддерживают его. И хотя лицо Сьюзен выражала большое сомнение, она, сжав пальцы Рабадаша своими, кивнула. ― Хорошо. ― кивнул Верховный Король. ― Тогда мы начинаем готовиться к битве. Выступаем этой ночью. *** На поляне отчетливо слышался шум, какой деревья издают при сильном ветре, но ветра не было. Все же это был не обычный шум листвы. Элизабет чувствовала в нем какую-то мелодию, но не могла ухватить мотив, как не могла уловить слов, которые говорили деревья этой ночью. Это была ритмичная веселая мелодия, и, подойдя ближе, она почувствовала, что ей уже самой хочется танцевать. Теперь не было сомнения в том, что деревья двигались ― туда и обратно, одно к другому, как в сложном деревенском танце. «Я уверена, – подумала Королева. – Что танец деревьев действительно должен быть очень деревенским танцем». Она увидела дерево, показавшееся ей сначала не деревом, а высоким человеком с косматой бородой и зарослями волос. Элизабет не испугалась: такое она видела и раньше. Но когда она опять взглянула на него, он уже снова казался деревом, хотя и двигался. Никто не смог бы, конечно, разобрать ноги у него, или корни, потому что, когда деревья движутся, они перемещаются не по поверхности земли, они пробираются в земле, как люди по воде, когда идем вброд. С каждым деревом, на которое она бросала взгляд, случалось то же самое. Сперва они выглядели как дружелюбные, славные великаны и великанши ― таким лесной народ становится, когда добрая магия призывает его к полной жизни ― потом снова становились деревьями. Когда они казались деревьями – это были странно очеловеченные деревья, а когда выглядели людьми – это были ветвистые, покрытые листвой люди. И все время продолжался странный, ритмичный, шелестящий, прохладный, веселый шум. ― Они без сомнения почти проснулись. ―сказала Элизабет. Она-то совсем проснулась, даже больше, чем проснулась. Как будто в ней самой пробудилось что-то новое. Эдмунд осмотрелся и согласно кивнул. Они двое были на плантациях и, Элизабет даже не пришлось сильно напрягаться. Едва она оказалась здесь, растения и плоды сами начали назревать, тянуться к солнцу. Вырастить тут было что-то сложно только из-за плохой земли, непригодной для этого, но для Колдуньи не было ничего невозможного. Все, что мятежники посадили в надежде получить провизию стало расти прямо на глазах, причем в лучшем виде. Эдмунд ходил по плантациям и собирал крупные фрукты, в то время как мыши ― не воинственное племя Рипичипа, которым предложить подобное Лиззи посчитала за оскорбление ― и белки собирали орехи, ягоды и прочие маленькие вкусности. И никто из них не считал лишним упомянуть свою благодарность Королеве. ― Эх, сейчас бы кофе. ― мечтательно протянул Эдмунд, потягиваясь. Кольчуга лежала чуть в стороне, а длинные волосы Элизабет были собраны в толстую косу, потому что для плантации выбрали самое теплое место, но теперь здесь было жарко. ― Если здесь есть семена, я могу прорастить их. А потом обжарить их и сворить не составит труда. ― не глядя сказала девушка, внимательно смотря на прорастающий цветок. Больших деревьев здесь практически не было, зато барвинок, нарцисс и ирис цвели просто в огромных количествах. Были еще ярко-розовые, оранжевые и желтые цветы, но их Элизабет не знала. Они растут в течение всего летнего периода и не нуждаются в хорошо освещенном месте. ― Я же шучу, Элиз. ― воскликнул Эдмунд, подходя к девушке и садясь рядом с ней. Она вздрогнула и перевал на него взгляд сиреневых глаз. ― Прости, перетрудилась. ― Или задумалась. ― Эдмунд встал, побуждая встать за собой и Элизабет. Они не спеша пошли в глубь плантаций, миновав ожившие деревья и практически не обращая внимание на суетящихся туда-сюда нимф и дриад. Когда они отошли на приличное расстояние от кургана, Эдмунд устроился в теньке большого дерева, а Элиз села рядом, прислонив голову к его плечу. ― Кто такая Тхарма? Цветущие яблони укрывали их нежными розовыми лепестками, на их ветвях сверкало множество ослепительно-блестящих серебряных побрякушек, отражающих солнечный свет. ― Я не уверена. ― пробормотала Элизабет. ― Но, кажется, она была нашей невесткой. ― Женой Анабесса? ― присвистнул Эдмунд. ― Гном сказал, что она была осужденной ведьмой? ― Вроде бы, ее подставили. ― сказала Элизабет. ― Я странно себя чувствую. Будто знакома с ней. Только не думай, что я спятила. Эдмунд, конечно, так не думал. Он положил руку на плечо Элиз, слегка сжав в ободряющем жесте. Впервые они были настолько близки к друг другу ― в момент тишины, когда нет никого и ничего, кроме них двоих. При остальных было сложно проявлять те чувства, которые не притупились и совершенно точно никуда не делись. Эдмунду даже подумалось, что его сердце может не выдержать напора этого чувства. Теперь, оставшись наедине, Эдмунд мог, наконец, протянуть руки и обнять свою любимую девушку. Не то, чтобы боялся делать это при их родных. Просто всегда был уверен в том, что такие моменты должны принадлежать только двоим людям. Насколько бы не были близкими окружающие, в делах, касающихся любви, они — посторонние. Элизабет с радостью подалась навстречу, прильнула, потерлась щекой о грудь молодого человека и подняла глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Улыбнулась, как всегда открыто, но немного смущенно. Он улыбнулся в ответ. Наклонившись подарил короткий, но очень нежный поцелуй. Элизабет довольно улыбнулась. ― Ты знаешь, что я люблю тебя? ― Конечно. ― самодовольно произносит парень. Яркие лучи, озарив ее сиреневые глаза, придали им еще более необычный оттенок. Эдмунд назвал ее очаровательной. ― Ты не сходишь с ума, Лиз. Ты просто устала. Ты самая сильная девушка из всех, кого я знаю, но всему есть предел. До нашего штурма замка еще много часов. Отдохни. Элизабет хотела отказаться, но перспектива заснуть прямо здесь была весьма и весьма заманчива. Она кивнула и, склонив голову на колени парня, заснула очень быстро. Эдмунд откинулся на шершавую, но неожиданно мягкую кору дерева и тоже прикрыл глаза. *** ― Что ты здесь делаешь? Тхарма вздрагивает от того, насколько громко и даже яростно прозвучал голос в помещение. Она оборачивается, готовая в любой момент защищаться, но видит лишь раздраженного Верховного Короля Анабесса. Его темно-сиреневые глаза сверкают злостью и недовольством, а центром этих эмоций сейчас была она. Тхарма склонила голову и поклонилась, из-за чего пышные волосы практически скрыли бледное красивое лицо орландки. ― Простите, Ваше Величество. ― произнесла девушка. ― Я не смогла сдержать любопытство, а дверь была открыта. ― Обычно эта комната закрыта. ― твердо произнёс Анабесс, делая шаг вперед. ― Ты же не применяла силу, чтобы открыть ее? ― Конечно, нет. ― тем же тоном произнесла Тхарма, невольно скинув голову, словно искренне оскорбившись на такое обвинение. ― Я не использую магию, чтобы проникать туда, куда меня не хотят пускать, Ваше Величество. ― Я надеюсь. ― Король мысленно сделал пометку, что эта дверь должна плотнее закрываться. Нечего посторонним сюда заходить. ― Выходи. Я закрою дверь. ― Простите, Ваше Величество. ― внезапно неуверенно подала голос ведьма, заставляя парня обернуться и тщательно скрыть раздражение. Отношение к этой ведьме он не собирался менять, пока не будет точно уверен, что уничтожение всей деревни не ее рук дела. Тогда, возможно, он будет относиться к ней добрее. Но все-таки Анабесс вопросительно смотрит на девушку, которая поворачивается и еще раз осматривает портрет за ее спиной. ― Это ваша матушка? Королева Элизабет? Имя матери так или иначе успокаивает Короля, в его глазах Тхарма замечает тепло и любовь. Он с какой-то болезненной полуулыбкой подходит к ней и смотрит на портрет. Вся эта комната была ими увешена ― мама, папа, Питер, Люси и Сьюзен, молодые и уже взрослые, в самом начале своего правления и за несколько дней до своего исчезновения. Зал портретов, так называла его Перлит. Она не заходила сюда уже много лет, но Фридрих и Ваана часто здесь бывали, внимательно смотря на своих родных, которых видели только на картинах. Самая большая картина была выполнена в стране Великанов, когда Питер женился на Элодии. Несмотря на явную тупость ее жителей, картина получилась просто прекрасная, и на ней было изображено все взрослое поколение ― родители, дядя с женой и тетушки. Тхарма смотрела на портрет, который был преподнесён матери в подарок от отца, когда она родила ему дочь. ― Да, это моя мама. ― подтвердил Анабесс, и Тхарма поразилась, какая нежность и любовь звучали в голосе этого, с виду, очень холодного и твердого человека. ― Она очень красивая. ― призналась Тхарма, смотря на темноволосую женщину. Она была изображена в ослепительном красивом темно-красного наряде, расшитого изображениями черных дроздов и украшенного сверкающими на свету дымчато-черными кристаллами. Истинная Королева. ― Вы знаете, Ваше Величество, я всегда восхищалась вашей матушкой. Моя бабушка со стороны отца была ведьмой, а мать так и не смогла до конца смериться с тем, что я такая же. ― Тхарма тяжело вздохнула. ― А слава вашей матушки, как единственной Королевы-Колдуньи, которая своей магией защищает народ, дает им все благо и творит бескорыстные добрые дела не обошла меня стороной. Я мечтала, чтобы и мои силы пошли на благо людям. Тхарма посмотрела на свои руки. А потом до нее дошло что и кому она сказала. Она посмотрела на Короля, ожидая приступ злости или то, что Анабесс отругает ее за сказанные слова, но Король молчал. Потом тяжело вздохнул. ― Мама бы оценила твои слова. ― заметил он, а потом добавил, уже немного мягче. ― Пойдем. Он дождался, пока Тхарма выйдет из комнаты, поклонится ему и бесшумно растворится в коридорах Кэр-Параваля, после чего кинул последний взгляд на портрет матери и отца, висевший рядом с изображением матушки, и закрыл дверь.