У счастья зелёные глаза.

Всë оказалось хуже, чем он, Витя, себе представлял. Ему грезилось, что эти ребята вскоре забудут про них, что они с Ленкой начнут нормальную и адекватную жизнь, как раньше. На деле было не так. После первого разговора с этими подонками он ясно понял, что так просто их никто и никуда не отпустит. Был контракт, который хоть и нелегально, но обязывал Лену биться на ринге. И исправить этого было уже никак нельзя. Или платишь неустойку, или бейся. Впрочем, ребята оказались сговорчивые. — Раз твоя мадама на ринг выйти не сможет, выходи за неё ты, — предложил один из дельцов, противно улыбаясь. — За мужские бои платят больше, так что вместо восьми отработаешь пять и пойдешь на волю. Или будем по-другому разговаривать. Думай, папаша. Пришлось согласиться. Конечно всë это было не просто глупо, но безрассудно, Витя понимал. Получалось так, что он сам загонял себя в ту ловушку, из которой недавно вытащил Ленку. Получалось, что теперь он будет получать синяки и ссадины, разбивать чужие лица, рискуя собственным. Но лучше так, чем лицезреть любимую девочку в том состоянии, в котором он видел ее раньше. И только эта мысль приятно трепетала в груди, согревая, словно костер в холодную ночь. Он делал это ради Ленки, ради нее он мог бы горы свернуть, моря осушить, да и вообще очень и очень многое мог. А уж пару раз вмазать кому-то на ринге проблемой не было. Однако оказалось, что никто более его энтузиазма не разделял. — Ты СДУРЕЛ? — Настя готова была рвать и метать. Ее голос гадрывно звучал в трубке, и Витя готов был поклясться, что подруга детства прямо сейчас сжимает в руках ручку или вцепилась пальцами в край подоконника, как она обычно делала во время стресса. — Витя, что опять за бредовые идеи? Ты только что утверждал Лене, какая это глупость, а теперь сам на этот ринг полезешь? У тебя с головой вообще всë в порядке? Ты бывал хоть раз на этих боях? Да это же чистая подстава! Туда выпускают таких, как ты, а потом следом кого-то профессионального, который в итоге разгромит в пух и прах, да так, что от соперника мокрого места не останется! Нет, не смей туда идти. О маме подумай, об отце, обо мне. О Лене в конце-концов! — Уже подумал, — вздохнул Виктор, — и другого выхода нет. От Лены не отстанут, если не получат замену. Мама с папой ничего не узнают, потому что ни я, ни ты им об этом не скажем. А тебе я буду звонить каждый раз после боя, чтобы ты была свидетелем того, что у меня всë хорошо. — Вить, это идиотизм, — уже шепотом говорила та, облизывая пересохшие от волнения губы. — Тебе нельзя туда идти. Против тебя выставят какого-нибудь амбала, который тебя прибьет одним ударом, ты не понимаешь? Одумайся, пожалуйста, и не ходи. У вас же Лерин папа в милиции работает, почему вы ему не позвоните? — Да потому что, Насть. Мы это уже обсуждали, не помнишь разве? — от безысходности он опустился на лавочку и закрыл глаза. Мысли плыли, как и картинка перед глазами, думать было всë тяжелее и тяжелее. — Первый бой сегодня. Ночью. Мне сказали, что я буду биться не восемь раз, а всего пять, потому что мужские бои оцениваются выше. В них больше жестокости. — А я о чëм! — не унималась Светлова. — Не смей туда ходить! — Уже посмел, Настëн, прости, — он положил трубку и уставился в небо. Чистое, голубое, безоблачное. И красивое до чертиков. Ему бы сейчас крылья, ему бы сейчас взлететь вверх и раствориться в той манящей высоте, не думая ни о чëм. Ни о боях, ни о проблемах, ни о школе, ни о… Нет, пожалуй о Лене он хотел бы помнить и думать всегда. Это было важным для него, и это же позволяло ему существовать и идти дальше. День неумолимо близился к концу, и Витя думал, что хуже уже не будет. Если он все-таки справится на боях, если вся эта история закончится, то все будут жить в комфорте и безопасности. И дед Ленкин, и сама Ленка, и Витя тоже. Не будет больше потрëпанных нервов, вздрагивания от любого постороннего шума в квартире или телефонного звонка, побитой Лены не будет и грустных глаз ее тоже. А видеть улыбку на лице возлюбленной было лучшей из наград, Витя был в этом убежден. — Лена? — он зашел в квартиру, оглядываясь. Да, так и есть. Уже дома, куртка висит на вешалка, кроссовки примерно стоят в углу. А сама успела переодеться и лежит на кровати. — Добрый вечер, Виктор Михайлович, — она показалась в дверях. — Ну вы где так долго были? Я уже голодная, без вас не хотела садиться ужинать. — Ты мне зубы-то не заговаривай! — он нахмурился. — Я знаю, что ты с Ранетками была. Лена, ну мы о чëм договаривались? Еще и недели не прошло, а ты уже на сцену мчишь. А о себе подумала? Что было бы, если бы эти гады тебя у подъезда караулили? Ленка виновато потупила взор. Ну да, не подумала. На тот момент хотелось только на сцену, спеть новую песню, увидеть девочек, получить кайф от выступления, несмотря на болящее тело и синяки на лице. А про безопасность она как-то и забыла совсем. Даже в голову не пришло, что ее действительно могут ждать. — Простите, Виктор Михайлович. Я не подумала, — тихо произносит она. И вправду стыдно. Виктор вот так вот о ней заботится, а она чуть было снова не попалась на удочку дельцов. — Не подумала она, — ворчит Витя, но уже беззлобно, как с нашкодившим котëнком. Он стаскивает с себя кроссовки, куртку, старается успокоиться. «Ну, она ведь дома, а значит всë хорошо. Да и чего это я? Не можем же мы вечно трястись и прятаться от них.» — А вы что, переживали? — интересуется Ленка, смотрит испытывающе и с хитринкой. Взгляд лисий, Витя такой уже давно у нее приметил. Когда хочет что-то узнать и ловит каждое движение мышц, чтобы подловить собеседника. — Глупые вопросы задаешь, Ленок. Конечно переживал, — говорит это, проходя на кухню. И пока он готовит тарелки, раскладывает по ним еду, Лена лишь улыбается довольно, стоя в коридоре. Переживал. Правда переживал за неё, волновался. Возможно даже искал. И становится снова стыдно за себя, потому что заставила Виктора беспокоиться. Не позвонила, даже SMS не кинула ему. Ушла из дома, и дело с концом. Стыд захлестывает ее до такой степени, что мозг совсем отключается, и она на одних инстинктах заходит на кухню, следит за каждым движением Виктора, а потом вдруг порывисто обнимает того, жмуря глаза. Страшно, а вдруг оттолкнет? Но между тем так необходимо, что она вскоре уже и не думает о каких-либо рамках приличия. Обнимает покрепче, прижимаясь к чужой сильной груди. — Ленок, ты чего это? — его «Ленок» приятно греет сердце, хриплый полушепот раздается где-то над ухом, и по телу бегут мурашки. А Лена упрямо не хочет придавать этому значения. Только обнимает мужчину, улыбается и легко, почти невесомо гладит его по спине, так, что это едва чувствуется. — Простите, Виктор Михайлович, — так же тихо произносит она и чувствует, как тот обнимает в ответ, опускает руки на хрупкие плечи. Этого более, чем достаточно, чтобы успокоиться окончательно. И сбить собственный пульс, заставляя его скакать то туда, то сюда. — Я правда не хотела, чтобы вы беспокоились. Думала, что успею на концерт и обратно до того, как вы вернëтесь. — Ничего, Ленок, не переживай. Я уже не сержусь, — честно признался он, легко проводя ладонью по её спине и обратно к плечам. В обътиях друг-друга они пробыли еще какое-то время, а потом отстранились с легким смущением и сели за стол, чтобы отужинать. Всë это время оба молчали: Лена смущенно, а Витя тактично делая вид, будто ничего такого не происходило. Ужин был вкусный: мясо, картофель, салат из огурца и помидора, а еще чай, что дымился в обеих кружках. Степнов ел с особым аппетитом. «Нужно набраться сил, чтобы потом не оплошать на ринге. Только вот Лену придется одну оставить.» — Вы останетесь сегодня? — будто читая мысли, спросила Кулëмина. — Нет, Ленок, извини, — пожал плечами тот, — сегодня не смогу. Дела. Врать не хотелось, оставлять не хотелось, но «хочу» и «могу» часто различается, что происходит и сейчас. Витя желает остаться, но не может, потому что тогда подвергнет опасности всю семью Кулëминых. А Лена немного расстроена, опускает голову так, что чëлка снова закрывает глаза. Она так всегда делает, когда ей грустно, и Степнов удивляется тому, насколько хорошо ее знает. — Ленок, ну не переживай ты так. Завтра приду утром, и мы вместе сходим к Петру Никаноровичу, хорошо? После этих слов девушка как-то встрепенулась, даже приободрилась, закивала довольно, явно радуясь такому исходу. — Конечно пойдем, конечно, — соглашается она. — Зайдем в магазин только, чтобы фруктов ему купить. Пусть поправляется. Они болтают еще какое-то время, кажется, около получаса, а потом Витя собирается домой. Ему нужно в душ, нужно одежду сменить и к бою подготовиться, но Ленкины глаза сейчас такие грустные, что Степнову и правда неловко.Они прощаются еще какое-то время, говорят в коридоре о самом разном, и только после этого Виктор уходит. Идет по улице и даже не знает, что любимые зелëные глаза смотрят ему вслед. Да, бой был трудным. Соперник был не промах, и Витя только благодаря своей ловкости уворачивался от многочисленных ударов. Однако не всë было так просто. Все-таки не все удары удавалось блокировать и промахивался соперник не всегда, так что к концу боя на скуле уже красовалась ссадина, на губе запеклась кровь, а тело в синяках. «Так же, как и у Лены после первого боя, » — думает Витя, атакуя в ответ. Левой, правой два раза, уворот, подножка, заломить руку, уложить соперника на лопатки так, что встать тот не может. Один, два, три. Победа. Губа ноет от удара, голова раскалывается от табачного дыма и переизбытка стресса, и сейчас Степнову хочется завалиться спать и более ни о чëм не думать. Он получает гонорар, переодевается, а потом плетется прочь. Домой, лечь в свою постель и проспать там долго-долго. Чтобы только утром к Ленке пойти, а оттуда к деду сразу. Пока он шел, всë думал, как оправдает себя перед Кулëминой. «Оба хороши теперь, — думает Витя. — Одна побитая, второй побитый… Бедный Петр Никанорович, не легко ему с нами. Так из больницы никогда не выйдешь.» Ночное небо было прекрасно. Луна была большая, полная, белая, как молоко, а вокруг сияли звëздочки. Мелкие, но каждая несëт какой-то свой смысл. Людмила Федоровна рассказала бы об этом лучше, чем Степнов, но её рядом не оказалось, и слава богам, а потому Витя сам устремил взгляд в небеса. А в это время Лена тоже смотрела в небо, стоя у окна и перебирая листья растения, что находилось на подоконнике. По небу вдруг покатилась звезда, и у обоих перехватило дыхание. Такое бывает крайне редко, а увидеть можно и того реже. Падающая звезда. Лена зажмурилась, и одновременно с Витей загадала… Впрочем, что именно они загадали, рассказать никак нельзя. Иначе не сбудется. На следующее утро Витя проснулся в чуть более хорошем настроении. Он поднялся с постели, быстро сбегал в душ, взглянул на себя в зеркало и досадно вздохнул. Черт возьми, заметно, что его побили. Лена точно спросит. Однако думать долго ему не пришлось. Телефон зазвонил, оповещая о входящем вызове. — Ты такая скотина, Степнов! — выдохнула Настя на том конце. — Кто-то обещал мне позвонить после первого боя, и что я слышу? Ти-ши-на! Хоть бы SMS оставил что ли. — Настëн, извини, ладно? — он вздохнул. — Я закончил за полночь, не хотел тебя беспокоить. А сейчас к Ленке тороплюсь, мы к Петру Никаноровичу собирались забежать. — Ладно, проехали. Рассказывай, как там. И чтобы не врать, я ведь все равно узнаю! — Да в общем-то ничего. Если не спать на ринге, то победить вполне возможно. На своем опыте сегодня понял. — Что, проиграл? — с опасением спросила она. — Как раз наоборот. Victoria, господа! — улыбнулся Витя и услышал тихое «йес!» на том конце провода. — Теперь осталось четыре боя, верно? — Настя тоже повеселела. Раз сегодня ничего не случилось, то пока всë хорошо. — Что ж, может быть всемогущая Фортуна останется на нашей стороне, и я еще увижу тебя живого, Витюша. — Очень смешно, — хмыкнул тот, проводя ладонью по лицу. М-да, а вид у него все-таки не очень. — У тебя-то как дела? Доводят тебя? — Совсем нет. Представляешь, директор вчера незаслуженно сделало выговор одному из учеников, вплоть до исключения дойти могло. А я заступилась, сказала, что они не правы, что он ничего не делал и даже алиби предоставила. А сегодня утром на столе нашла конфеты. Мои любимые, представляешь? — Ого, — присвистнул Витя, — да у тебя там полное взаимопонимание. И что я слышу? Конфеты? Светлова, ты там в пышку превратиться решила? — Ну что ты, Витëк, никак нет. Ежедневные пробежки, йога и многое-многое другое. Как обычно. — Я рад, — Степнов был горд. Все-таки тренер из него получался отличный. — Так, я уже опаздываю. Удачи тебе на уроках, а я к Ленке. Пока, Настëн! — Пока, Витя. Ни пуха, ни пера! — К черту! Звонок в дверь раздался неожиданно, Ленка даже вздрогнула. Она только-только оделась и пыталась как-то скрыть синяки, но тщетно. Тонального крема у нее никогда не водилось, а больше ничем замаскировать посиневшие участки лица не удастся. Не станешь же цветы на лице рисовать, как тогда, на выступлении. Это не сцена, а реальная жизнь. Она открывает дверь Степнову, и ее сердце пропускает удар. Побитый. Витя побитый. — Виктор Михайлович, что с вами? — ее глаза широко распахнулись от удивления, впрочем из-под челки было не очень хорошо видно. — Это они? Они вас подкараулили и избили? Ну отвечайте же, чего молчите? — Лен, Ленка, успокойся, — улыбнулся он, разводя руками. — Вчера домой пришел, а у нас свет отрубили. Не вписался в поворот, темно было. В отличие от Лены, врать он умел. Так что девушка вроде бы успокоилась, хоть и не сильно поверила. — Ты лучше машинку неси. Пётр Никанорович будет рад, если мы ее доставим. Зато роман с места сдвинется. — О, точно. Виктор Михайлович, вы гений! — Кулëмина скрылась в комнате, впрочем ненадолго. Через пару минут появилась с машинкой и сумкой. — Нет, так не пойдёт, — покачал головой Степнов, — давай-ка я тебе помогу. Они совместными усилиями запихали машинку в сумку: Лена держала ее, а Степнов помещал пишущий аппарат внутрь. А потом взял сумку за обе ручки и поднял голову, встречаясь глазами со светлыми Ленкиными. Их лица снова оказались слишком близко, и дыхание сбилось. Что ж такое! Теперь каждый раз, когда они вместе, наступают подобные конфузные ситуации. А Ленка масла в огонь подливает. Своими нежными пальчиками касается ссадины на скуле, легко оглаживает, пристально глядя, да так, что кровь стынет в жилах и с места уже сдвинуться невозможно. Витя бы всë отдал, чтобы остаться в этом моменте навсегда. И мгновение это длилось, дрожало в ее руках, только она им управляла. Отстранится, и всë исчезнет. Исчезнет эта магия, эта волшебная зависимость друг от друга, исчезнет всë то, что они чувствуют сейчас. И этого никак не хочется, но разве ж Витя властен над ней? Над Ленкой никто не властен. Она такая, что не хватит слов. И ей никто управлять не способен. Но вскоре она руку опускает, кивает на выход и осторожно спрашивает: — Идем? Думаю, нам уже пора. Дед будет рад видеть и вас, и меня. — Да-да, идем, — пришел в себя физрук, открывая перед Леной дверь. Та улыбнулась ему очаровательно, а затем покинула квартиру. Следом вышел и Витя.