У счастья зелёные глаза.

Это «чудо» совсем скоро Витеньку изведет целиком и полностью. Степнов буквально недавно и подумать не мог, что ему будет настолько тяжело находиться в одной комнате с Леной. Она была чудесной. Пшеничные волосы, извечно прикрывающая глаза челка, спортивная фигурка, горящий взгляд, и даже запëкшаяся на губе кровь да синяки по всему телу не смогли никак испортить общего впечатления. Наверное, Степнов вообще никогда не задумывался над тем, насколько Ленка прекрасная. Красивая, умная, добрая, спортивная, однако может за себя постоять, за словом в карман никогда не полезет, свои проблемы сама предпочтет решить, нежели кому-то другому доверить. А если доверит, то всë. Ты автоматом очень близкий и надежный. Такая она, Ленка его. За завтраком он всë думал о том, что же в его душе творится. Раньше чувства можно было хоть как-то держать в узде, а теперь, сидя с ней за одним столом, не смотреть было выше его сил. И не говорить ничего тоже. Хотелось слушать ее бархатный голос, наслаждаться ее обществом, пока на работу уходить не пришлось. Хотя… Какая тут работа? «Надо Игорьку позвонить, чтобы прикрыл, » — подумал Витя. Лена же доедала тем временем свой завтрак, причëм как-то особенно молчаливо. «Наверное стыдно, что в такое вляпалась. Или страшно. Я бы на ее месте тоже испугался.» Да он и так испугался. Как увидел, что его Ленку, его маленькую девочку, мутузит на ринге что-то, чего бы он даже женщиной назвать не смог, так и кинулся к ней сломя голову. А на руках держал когда, так вообще такой трепет испытывал, будто бы ему дали подержать самое большое сокровище в мире. И страшно, и волнующе. Но тогда в большей части он чувствовал жгучее чувство беспокойства и потребность доставить Ленку домой. За размышлениями Витенька совсем не заметил, как Кулëмина поднялась с места, но зато ее тихое болезненное шипение привело его в чувства. Он оказался рядом быстро, и так получилось, что ему пришлось снова опуститься за стол, а Ленка осторожно разместилась у него на колене. В тот момент он почувствовал, как в груди глухо застучало сердце, как будто собиралось сказать ему о чем-то. Но он и так уже всë прекрасно знал и понимал. Влюбился в девчонку, а отпустить сил нет. — Ленок, ты чего? Болит? — его голос был тихим, низким и взволнованным. Он держал Ленку за талию, чтобы та никуда не съехала с его колена, а сам вглядывался в ее лицо с беспокойством и осторожностью. — Не нужно было тебе вставать, лучше бы я принес тебе еду в кровать. Только сотрясения нам не хватало… — Виктор Михайлович, ну какое сотрясение? Просто встала резко, вот и… — Лена повернула голову к преподавателю, явно не ожидая, что окажутся они настолько близко, что дыхание Степнова будет чувствоваться на ее губах, а глаза будут глядеть прямо в бездонные голубые океаны. Между ними снова, как и когда-то раньше, пробежала искра. Однако отменять того факта, что кое-кто тут ученица, а другой кое-кто ее учитель, никто не собирался, а потому порыв поддаться вперед и накрыть трепещущие губы своими был успешно подавлен, и Витя мягко улыбнулся Лене, поднимаясь с места и самостоятельно удерживая ее за талию. — Пойдем, Ленок, тебе прилечь надо, — говорил он, другой рукой заботливо открывая двери и пропуская Кулëмину в ее комнату. А затем Витя уложил ее в постель, укрыл и уже собирался уйти, как вдруг… — Виктор Михайлович, вы куда? — глаза Лены были напуганными, она хлопала ими, кусала губу и явно порывалась остановить педагога. Оно и понятно. Для этих дуралеев святого ничего нет. Вот Витька уйдет, а они названивать будут, а может и вовсе в квартиру как-нибудь проникнут. С помощью отмычки, к примеру. У таких, как они, средства найдутся. — Никуда. Я пойду Рассказову позвоню, попрошу, чтобы перед Савченко прикрыл. Нельзя же сейчас тебя одну в таком виде оставлять. Но ты не переживай, лежи и отдыхай, а я поговорю и вернусь обратно. Я буду в гостиной, кричи, если что. Уже в комнате он уселся на диван и закрыл глаза, проводя ладонью по своему лицу и тяжело вздыхая. Собрать мысли во едино было тяжело: каждый раз перед глазами представало личико Лены, и он будто в наваждении тряс головой, чтобы отгонять непрошенные мысли. В руках сам по себе оказался телефон, и Витя, покрутив его с минуту, набрал номер Рассказова. — Физкульт-привет! — улыбнулся он, соображая, как же ему отмазаться. — О, Витëк! А ты чего еще не в школе? — раздался на другом конце провода голос Игоря Ильича. — Да я не смогу. Ни сегодня, ни завтра. Отмажь меня как-нибудь перед Савченко, пожалуйста. — Ничего себе! — удивился историк. — Это еще почему? Степнов, что-то случилось? — Рассказов, потом. Всë потом. А сейчас прикрой, пожалуйста. Очень тебя прошу. — Понял, принял. Через два дня ожидаю тебя у себя с объяснениями. До скорого. Вскоре в трубке раздались гудки, и Виктор выдохнул. Всë это давалось ему очень тяжело. Было ощущение, что на душе лежит груз. Неподъемный, объемный и тянущий на дно. Хотелось с кем-то поговорить, и единственный «кто-то» сейчас был за тысячи километров от него. Однако можно было позвонить по телефону, и Степнов вышел на балкон, набирая заученный номер. — Привет физкультурникам! — раздалось в телефоне, и он наконец-то прикрыл глаза, улыбаясь. Стало немного спокойнее. — Что-то ты зачастил. Второй раз за день звонишь. Повезло тебе, что у меня сейчас окно. Старшеклассников сняли, едут сегодня куда-то. А у тебя-то что снова? — Привет, — негромко сказал тот. — Прости, что отвлекаю. Никак не могу понять, как с Леной быть. Я, понимаешь, раньше, когда не знал, что люблю её, мог совсем просто себя вести: обнять мог без задней мысли, в глаза посмотреть, рядом сесть, за руку взять даже. Но сейчас всë по-другому. И я начинаю думать, что она это тоже чувствует. — Конечно чувствует, — согласилась Светлова, подходя к окну и глядя на первоклашек, которые резвились во дворе десятой общеобразовательной школы. — Витюш, в этом плане все женщины очень чуткие. Понять, что ваши отношения натягиваются, довольно просто. Причин может быть много, так что тут сложнее, но не догадаться, что вам уже не так легко смотреть друг-другу в глаза или идти плечо к плечу, довольно сложно. Даже не знаю, что тебе посоветовать. Будь Лена ровесницей или хотя бы не ученицей твоей, я бы предложила рискнуть. Позвать куда-нибудь, намекнуть о чувствах, может быть на сближение пойти. Мы бы с тобой такие планы тут понапридумывали! Но загвоздка в другом: Ленка связана по рукам и ногам. У нее тех, кто потенциально может быть против, очень много: дед, учителя, родители, девочки из группы, ребята из класса, параллели, да и вообще из школы. Поэтому здесь я вряд ли буду тебе хорошим помощником. Было бы проще, если бы я лично Ленку знала. Тут я хотя бы по поведению смогла бы догадаться. — Ты права, — вздохнул Степнов. — Но ты сейчас в Петербурге, а я в Москве. Хотя нашей школе не помешал бы такой учитель русского и литературы. Думаю, ты бы понравилась ребятам. — Спасибо, Витëк. Но ты тему не переводи. Мне кажется, что тебе нужно расслабиться. Наслаждайся тем, что имеешь, не торопи ни Лену, ни себя. Эх, жаль меня там нет. Ты же слепой совсем, даже понять не сможешь, когда девушка равнодушна к тебе, а когда влюбилась. — Это не про Ленку, — вздохнул Витя, глядя куда-то вдаль, в небо. — Я разумом-то понимаю, что она в меня никогда не влюбится, но сердцу не прикажешь, сама знаешь. — Знаю, — согласилась девушка на том конце провода, а потом снова заговорила. — Ты вот что, Вить, не оставляй ее одну ни в коем случае. Сейчас главное быть рядом, не нервировать ее и заботиться. Ты у Савченко-то отпросился? — Нет. Рассказова попросил. — Ну ты даешь! А заявление за тебя тоже рассказов писать будет? — Он или не он, какая вообще разница? Сейчас главное Ленкино здоровье, а если я в школе буду, то она никакого режима соблюдать не будет. Сама знаешь ее характер. — Ну, по тому, как ты рассказываешь, да. Она вряд ли сможет сидеть сложа руки. Ой, Вить, наш Джеки Чан идет. Я тебе потом перезвоню! — раздалось на том конце провода, а потом связь прервалась. Степнов опустил голову на сложенные ладони. А в это время Ленка лежала в своей комнате, смотрела в потолок, размышляя о прошедшем дне. Всë, что произошло, казалось ей странным и непонятным, но отчего-то грело душу. Степнов как всегда пришел на помощь. Прав был дед, когда так хорошо про Виктора отзывался. Витя и вправду самый лучший их друг, который и в беде никогда не оставит, и радость разделит. «Интересно, почему я теперь ничего не чувствую? Даже не страшно. Наверное это потому, что при Степнове эти уроды точно ничего не смогут сделать. А то, что эмоций нет, так это даже хорошо. Пустые переживания мне ни к чему.» В голове вдруг сама по себе заиграла ненавязчивая мелодия, и Кулëмина поспешно поднялась с постели, усаживаясь за стол. — Нет пустых эмоций. — вывела она карандашом на бумаге. — А значит нет простых побед. Ты ничего не бойся, — и Лена задумалась, подбирая нужную по смыслу и рифма строчку. Голубые глаза сами всплыли в памяти, и грифель карандаша снова прикоснулся к бумаге. — И не всегда «да» — это «нет». Затем девушка подняла взгляд куда-то вперëд, думая над тем, что делать с припевом. Перед глазами всë еще стоял тот небесный взгляд, когда Лена посмотрела на картину с птицей, стоящую у нее на столе. Параллель провелась очень быстро. Голубые глаза — голубое небо, а она в нëм как птица. — Лети за мной, лети, и ты узнаешь, как люблю тебя. В тот момент она даже не осознавала, что посвящает эти строки конкретному человеку. Удивительно, но подобных мыслей в голове не было. Ну вдохновение и вдохновение, при чем здесь любовь? — Мы разбиваем стены взглядом, — продолжила писать она, вспоминая когда-то любимую шутку Вити о том, что спортсмен может любую стенку одним только взглядом разрушить, — Не снаружи, а внутри, — а с последними строчками снова вышла заминка. Он приложила карандаш к губам и вспомнила их утренний прием пищи, когда они так просто молчали, но при этом полностью понимали и разделяли чувства друг-друга. Страх, боль, но при этом облегчение. У Ленки страх от пережитого, боль во всëм теле и облегчение от того, что она теперь не одна. У Виктора страх за Лену, боль в груди от того, что допустил всë это, облегчение от того, что всë позади. — Мне больше ничего не надо, — прошептала она. — Не молчи, не говори. Когда песня была дописана, Кулëмина спрятала блокнот подальше, а потом вернулась в кровать, счастливо закрывая глаза. Это была ее первая песня. Она пока не знает, но посвятила она ее своему первому возлюбленному. Остаток дня прошел более или менее спокойно. Витя приготовил им ужин, посмотрел по телевизору футбол, пока Ленка спала, помог ей сделать перевязку, а потом они вместе уселись за стол, хоть Витя и настаивал на ужине в постели. — Где это вы так готовить научились, Виктор Михайлович? — спросила Лена, уже улыбаясь. Мысленно Степнов порадовался. Значит она уже не так сильно переживает, чуть-чуть отошла и теперь себя чувствует явно лучше. — Знаешь, — начал он, — в детстве мои родители работали очень много. Времена были трудные, сама понимаешь, приходилось несладко. Иной раз приходили домой за полночь, так что ни сил, ни времени на готовку не оставалось. Вот и приходилось брать всë в свои руки: и хозяйство, и учëбу. Как видишь, что-то да получилось. — Получается, в чем-то наши судьбы даже схожи, — заметила Лена, вспоминая своих родителей. — Получается, что так, — пожал плечами Витя. — Лен, я не сообщал в школу о случившемся, посчитал, что всем об этом знать не обязательно. Позвони девочкам сама, если пожелаешь. — Спасибо, Виктор Михайлович, — кивнула блондинка. Это и вправду было предусмотрительно: очевидно, что Лена не расскажет никому о боях, а то, что позвонит в школу Виктор, вызовет немало подозрений. Борзова и так бесится. — Я позвоню девочкам, но пока не знаю, что сказать. И как объяснить, почему меня в школе нет, тоже не знаю. — Скажи, что заболела. Есть подозрение на ангину, поэтому недельку побудешь дома. Если что, я подтвердить могу, потому что м-м-м… — Витя задумался, — носил деду в больницу машинку, чтобы тот роман писал на досуге. — Да, идея неплохая, — заметила Кулëмина, поднимая глаза на преподавателя. Они снова встретились взглядами, и Виктор поспешил ненавязчиво перевести своë внимание в другую стезю. Посмотрел на время, покачал головой. — Что-то мне Рассказов не звонит. Не знаю уже, что и думать. — Что-то случилось? — взволнованным голосом спросила Лена. — Совсем ничего, — покачал головой тот, — просто обещал отмазать перед Шреком, и больше не отзвонился. Неужели тот его съел? При мыслях о том, что Савченко и впрямь поедает Игоря Ильича, оба рассмеялись. — Вы ведь не собираетесь никуда? — осторожно спросила Лена. — Сегодня волейбол по телику, хотела вам предложить посмотреть. — А что, идея хорошая. Если заниматься спортом пока нельзя, будем смотреть, — улыбнувшись ровным рядом зубов, Витя поднялся из-за стола и поспешил перемыть посуду. Ленка же сидела и смотрела в широкую спину, которая двигалась неспеша по мере того, как Степнов натирал до блеска тарелки. Ей это зрелище показалось почему-то весьма милым и привлекательным. Бедная неискушенная девочка никак не могла понять причин таким переменам в себе и решила, что это всего лишь элементарная благодарность за то, что Витя пришел на помощь. Вскоре они переместились в гостиную, увлечëнно смотрели трансляцию и отпускали колкие шуточки по поводу техники и приемов обеих команд. До тех пор, пока Ленку снова не сморило сном, потом Степнов был вынужден оторваться от телевизора, взять ученицу на руки и отнести обратно в ее комнату, уложив на кровать и укрыв одеялом. Рядом с ее постелью он сидел около часа, всë смотрел в умиротворëнное лицо, подрагивающие ресницы и думал о том, что прекрасней девушки на планете не сыщешь. Да и искать не нужно, вот же она. Спит сладким сном, видит что-то приятное, а потому улыбается нежно, как будто только что приятный подарок получила. Степнов всë старался уловить черты ее лица, запомнить их, вырезать внутри черепной коробки, чтобы более не забывать ни ее лица, ни взгляда прекрасного, ни голоса. Вскоре Витя вернулся туда, где обычно почивал Петр Никанорович, и тоже уснул крепким сном до самого утра.