Без начала и конца

— Да, всё-таки, рассветы и закаты в петле одинаково волшебны, — сказала самой себе Рисса, сидя под тем же деревом, что и в прошлый раз, когда наблюдала заход солнца.       Девушка подтянула ноги к груди, сложив на коленях руки и уткнувшись носом в сгиб локтя. Она задумчиво гипнотизировала воду взглядом, стараясь не сильно глубоко уходить в свои мысли, чтобы не пропустить завтрак. Одного выговора от мисс Перегрин хватило Риссе, чтобы усвоить урок и не повторять ошибок прошлого.       Рисса была достаточно бодра для человека, у которого была бессонная ночь. Ей повезло, что неприхотливый организм успел отдохнуть за несколько часов сна накануне, иначе девушка не обошлась бы сегодняшним утром только покрасневшими глазами.       Рисса всегда спала очень чутко. Ещё в детстве, живя со своей семьёй, она уже осознавала своё положение в обществе и опасности, связанные с этим положением. Отец часто повторял, что у их семьи, как и у множества других аристократов, много врагов, и от убийства или умышленного несчастного случая никто не был застрахован. Маленькая девочка, не до конца понимающая, за что их семью могли так сильно ненавидеть, долго не могла уснуть после подобных страшных нотаций, заменяющих сказки на ночь. Ночью же ребёнок просыпался от каждого шороха, замирая, протянув руку к тревожному колокольчику. Рисса уже давно не была тем ребёнком, и паранойя за сотню лет прошла, но привычка реагировать на посторонние звуки всё же осталась в ней.       Поэтому, когда Эмма говорила о том, что сова-Енох может немного мешать, Рисса и представить себе не могла, что он бодрствует на протяжении почти всей ночи, гоняя своих кукол, тихо ругаясь и всячески шумя. Всё стихло лишь к самому утру, и девушка, почти не смыкавшая глаз за ночь, сразу же ушла к озеру.       На свежем воздухе Рисса пришла к мысли, что она, наверное, просто так же неинтересна для Еноха, как и все остальные окружающие его люди. Рисса чувствовала себя слегка сбитой с толку его поведением, ведь в первый день знакомства он уже вёл себя так, словно девушка успела грязно наследить в его прошлом. Дети обрадовали Риссу тем, что юноша относится так ко всем, кого знает, и она явно не перешла в его мыслях границу «Я тебя видеть даже не хочу», засев где-то в районе «Ты — ничем не отличающийся от основной серой массы элемент». Эмма сказала, что это было хорошим началом.       За завтраком девушка лишь убедилась в том, что Енох живёт в своём мире, когда тот не спустился на зов мисс Перегрин, которая, кажется, делала это по привычке, не ожидая того, что он действительно сядет за стол вместе со всеми. Это смирение заставило Риссу задуматься, что же было такого особенного в Енохе, если он владел такими привилегиями. Девушка не знала наверняка, но догадывалась, что никому другому в доме не было позволено вести столь уединённый образ жизни, будучи частью семьи. Вероятно, Еноху многое сходило с рук.       По окончании трапезы мисс Перегрин велела Эмме отнести юноше поднос еды, а Риссе дала полчаса на то, чтобы помочь детям убрать со стола, переодеться в самую комфортную одежду и подготовиться к занятиям по развитию её дара.

***

      Придя в сад к назначенному времени, Рисса с удивлением обнаружила мисс Перегрин, рядом с которой находились ещё и Эмма, Гораций и Фиона. — Эмма и Фиона совсем недавно полностью освоили свои странности, хотя даже сейчас им есть, куда стремиться. Гораций мне помогает, когда я не справляюсь с девочками сама, хотя бывает, что приходит просто из интереса. И, надеюсь, ты не будешь против их компании.       Рисса тут же замотала головой, уверяя, что её радует их общество. Пример девочек мог хорошо воодушевить её.       Эмма и Фиона творили настоящие чудеса. Девушка наблюдала за ними с неприлично открытым ртом, но поделать с собой ничего не могла. Белокурая красавица увлечённо и с удовольствием создавала огненные сферы разной величины, по одному зажигала на кончиках пальцев огоньки, что давалось ей сложнее, так как эти действия требовали серьёзной концентрации внимания, с которой у неё были некоторые сложности, связанные с самой её энергичной и пылкой натурой; после этого, раскинув руки в стороны, Эмма образовала вокруг себя небольшое огненное кольцо, которое обогнуло ещё одно, побольше, и ещё, и ещё... Зелёная сочная трава вспыхивала, словно облитая горючей смесью. Оранжевый огонь внутреннего кольца едва поднимался до щиколоток Эммы, и чем дальше кольцо располагалось от фигуры девушки, тем выше вздымались языки пламени.       Шестая огненная окружность вспыхнула резко и внезапно, ослепив яркой вспышкой. Пламя достигало в высоту не менее семи футов, пожирая на своём пути всё, что ему попадалось. Хрупкая девичья фигурка скрылась за огненной стеной. Риссу обдало волной жара, и она отступила назад.       Огненные кольца все разом погасли, и Эмма пошатнулась, тут же снова выпрямляясь и вытирая рукавом платья мелкие бусинки пота со лба. Гораций записал что-то в большой блокнот, который держал в руках. — Шесть колец? Столько же, сколько в прошлый раз, но пламя поднялось выше, — отрапортовал юноша, подбадривая Эмму. — Невероятно, — только и сказала Рисса, с восторгом посмотрев на девушку.       Эмма сделала шутливый реверанс, приподняв обожжённый подол платья. Гораций с тоской оглядел испорченную ткань. — Было бы неплохо ещё научиться тебе контролировать степень вреда, который причиняет твоё пламя, — Гораций всё ещё не сводил глаз с платья, словно ему самому было больно. — Не в этот раз, — хихикнула Эмма, смущённо пригладив волосы. Она была довольна собой, но всё же ожидала от себя лучшего. Эмма была упрямой и не останавливалась на достигнутом. — Упорными тренировками можно многого добиться, — в тоне мисс Перегрин вновь можно было уловить преподавательские нотки. — Фиона, теперь твоя очередь.       Девочка вступила в маленький круг, где до этого находилась Эмма, и опустилась в том месте на колени, прикрыв глаза и уперевшись ладонями в чёрную землю. Прямо на глазах пепелище стало меняться. Под слоем пепла и соломы что-то зашевелилось, показались реденькие ряды тонких и бледных травинок, но с каждой секундой их становилось всё больше, и вскоре на голом пустыре уже зеленел густой и сочный травяной покров. По всей видимости, у девочек была своя выработанная последовательность действий для их тренировок. Эмма развивала свой опасный дар, задачей же Фионы было восстановление того, что та уничтожала. При этом навыки обеих развивались. Такая схема была простой и практичной.       Ветер разносил остатки пепла. — Будто ничего и не бывало, — удивилась Рисса, рассматривая ровную траву. Стоило моргнуть пару раз, и уже невозможно было точно указать на место, мгновения назад бывшее пепелищем. — Это ещё не всё, что я умею, — Фиона гордо вскинула носик, желая похвастаться.       Она достала из кармана неизменного коричневого пиджака горсть семян и стала постепенно кругообразными движениями высыпать их из сжатого кулачка, выводя какой-то рисунок спиралевидной формы. Сверху Фиона присыпала семена землёй.       Девочка стала шевелить пальцами. По движению её кистей казалось, словно она держала в руках по нитке, растущей из-под земли, и Фиона будто вытягивала их из почвы. Вскоре Рисса уже была уверена в том, что девочка действительно что-то старательно тянула, так как маленькие росточки, словно их привязали к пальцам Фионы, робко пробивались на поверхности. Они росли и крепли, стебельки обрастали со всех сторон мясистыми листьями, тяжелели крупные бутоны.       Но рост растений не прекратился: цветы стали закручиваться по спирали, туго сплетаясь стебельками, и разрастались в разные стороны, создавая причудливую фигуру. На несколько секунд всё замерло. — Давай, Фиона, у тебя получится, — подбадривали девочку все вместе, хотя Рисса даже не имела представления, к чему стремится Фиона и что у неё должно получиться.       Обернувшись и заглянув в глаза каждого, напитываясь чужой поддержкой, Фиона вернула внимание своему творению. Нахмурившись, она сделала резкий взмах руками, и произошло невообразимое. Все бутоны разом раскрылись, разлетелись по сторонам светящиеся и переливающиеся капли росы. Большие голубые, синие, аквамариновые цветы с широкими лепестками с треском разрывали тонкую зелёную кожицу, являя себя свету. Под тяжестью гнулись тёмные стебельки, но раскрывшиеся разноцветные головки всё равно тянулись вверх, к лазурным небесам.       От такой красоты дух захватывало. Мисс Перегрин подошла к цветочной композиции, с трепетом рассматривая синего парящего сапсана — точную её копию в птичьем обличии. Птица широко распахнула свои крепкие крылья, гордо подняв голову. Заместо глаз у неё были два маленьких цветочка глубокого синего цвета.       Мисс Перегрин бережно прикоснулась к голубому цветку на шее сапсана. На тонких пальцах женщины собрались капельки воды, скатываясь с мягких подушечек и срываясь вниз. — Это прелестно, Фиона, — растрогавшись, мисс Перегрин погладила плечи девочки. — А в прошлые разы цветы не распускалась, — заметил Гораций.       Рисса восхищалась талантами девочек. Они могли делать поразительно красивые вещи, чего, по мнению девушки, нельзя было сказать о ней самой. — Твоя очередь! — радостно и бодро воскликнула Фиона, ещё улыбаясь своему успеху. — Начнём с простого, Рисса. Расскажи и покажи, что ты умеешь, — подсказала мисс Перегрин. — Что ж, — Рисса задумалась. — Я умею перемещать любые небольшие предметы, или менять траекторию их движения. — Какова максимальная скорость предмета, который ты можешь остановить? — уточнил Гораций с видом человека, который знает, о чём говорит. — Первой такой вещью была свинцовая пуля, — вспомнила девушка. — Я не уверена, но отцовский «Браунинг», который он приобрёл в тысяча девятьсот одиннадцатом, был широко обсуждаем в те годы, говорили, что он имел поразительную скорость выстрела. Кажется, это было больше девятисот футов в секунду. Но ту пулю выпустили из более совершенного оружия. С тех пор я проделывала такой фокус ещё пару раз. — Ничего себе, — ахнула Эмма. Гораций перелистнул бежевую жёсткую страничку и кратко записал всё, что рассказала Рисса, поставив рядом с надписью дату из «настоящего» времени. Рисса впервые задумалась о том, что у некоторых в доме были календари или что-то наподобие, а связь с внешним миром была достаточно крепка. — Значит, быстрые и лёгкие предметы ты ловишь без труда, — кивнула сама себе мисс Перегрин в задумчивости. Она не могла заранее составить план для занятий с Риссой, не зная, на что она способна. — Мне нужен зрительный контакт с предметом, — добавила девушка. — А можешь сейчас что-нибудь показать? — попросила Фиона, с интересом склонив голову к плечу.       Рисса огляделась, ища взглядом, на чём же можно продемонстрировать свой дар. На глаза очень удачно попался Гораций, который протягивал руку к блокноту и письменным принадлежностям, оставленным на земле. Девушка взмахнула рукой — вещи взмыли на уровень глаз Горация. Сухие пергаменные страницы зашелестели, перелистываясь, и записная книжка вместе с довольно современной чёрной гелевой ручкой мягко опустились в подставленные ладони только тогда, когда отыскалась нужная страница. — Благодарю, — улыбнулся юноша, поглаживая пальцами кожаный переплёт блокнота.       Рисса кивнула, вновь скользнув взглядом по окружающим её предметам. Взгляд остановился на корзине яблок, оставленной в тени молодого дерева. Спросив и получив разрешение, девушка подняла десяток крайне аппетитных и сочных плодов в воздух, манящим жестом заставив их выстроиться в ряд и проплыть по воздуху прямо к ней. Рисса, рассмотрев их, расставила фрукты в порядке возрастания. Далее, повертев ладонью, она выложила из них в воздухе большой улыбающийся смайлик. Яблоки зависли, слегка покачиваясь и сверкая на солнце спелыми глянцевыми боками. Самое большое и красивое яблоко уверенно поплыло в сторону мисс Перегрин, и ей ничего не оставалось, кроме как взять его в руки. — А если увеличить вес? — вдруг предложил Гораций, поднимаясь со своего места. — Фиона могла бы вырастить его, а потом можно было бы его постепенно удалять от Риссы. — Я согласна, — кивнула девушка, быстро взглянув на остальных.       Яблоки, до сих пор представляющие собой улыбающуюся мордочку, аккуратным строем опустились в корзинку. Последнее вновь взмыло в воздух, отрываясь от ладоней мисс Перегрин, на этот раз зависнув перед Фионой. Девочка попросила, чтобы все отошли подальше, и направила на яблоко ладони. Почти в тот же мир оно стало трещать, раскачиваться и быстро увеличиваться в размерах. Когда оно стало размером с колесо легкового автомобиля, Рисса сощурилась. — Фунтов на сорок потянет, — раскрасневшись и шумно дыша, предположила девушка. — Давайте ещё немножко. — Не торопись, попробуй его для начала переместить, — посоветовала мисс Перегрин, внимательно следя за этим странным на первый взгляд действом.       Сдвинувшийся гигантский плод полетел по криволинейной траектории, с каждым пройденным футом неумолимо приближаясь к поверхности земли. Рисса, сосредоточившись, рывком подняла его выше. — Перемещать предмет легче, чем удерживать его на одном месте, — объяснила девушка.       Гораций стал широкими равномерными шагами отдаляться от остальных, остановившись рядом с левитирующим фруктом. — Больше пятидесяти пяти футов! — воскликнул он. — Я хочу попробовать немного дальше, — твёрдо сказала Рисса. — Если хорошо себя чувствуешь, — мисс Перегрин старалась держать всё под контролем, хотя, признаться, была впечатлена и хотела большего. Телекинез был серьёзным даром, требующим внутреннего самоконтроля, чтобы сдерживать его случайные проявления. То, что могла делать Рисса, было поразительным. Её первая имбрина не развивала её способности, но помогала с ними справляться, а это было сложнее и важнее. — Всё в порядке, не беспокойтесь, — упрямо заверила девушка, переводя взгляд на объект. — Ещё бы чуть-чуть...       Фут за футом, Рисса отдалялась от черты, наспех проведённой Горацием. Девушка поиграла с яблоком, то приближая, то вновь отдаляя его. Это давалось ей тяжелее, чем она показывала. Не настолько, что она боялась уронить яблоко на голову Горацию и упасть без сил, но ей уже хотелось прекратить себя мучить.       Переместив яблоко обратно к себе, Рисса попросила ещё немного вырастить его. Фиона сомневалась, но выполнила это, хоть и она, и мисс Перегрин, и Гораций про себя посчитали эту выдумку лишней. Девушка, желая пересилить себя, могла также самой себе навредить. Её противоречивые желания граничили с помешательством, и мисс Перегрин всё же настояла, что больше такого не допустит. Рисса в это время старалась хотя бы только удержать плод в воздухе. — Кажется, это мой предел, — тяжело выдохнув, Рисса нашла в себе силы признать это вслух. — Это хороший результат, — похвалила мисс Перегрин, хотя ни от кого не укрылась неуверенность в её голосе. Она уже успела пожалеть, что доверилась Риссе и её самоконтролю. Она, вероятно, была из тех, кто требует от себя больше, чем может сделать.       Эмма и Фиона не были так критичны, они просто радовались успеху своей подруги. Гораций с важным видом раскрыл свой блокнот, сделав в нём понятные ему одному пометки. — Я предлагаю испечь яблочный штрудель, — предложила Рисса по дороге домой, недвусмысленно поглядывая на громадное яблоко, которое предложила помочь перенести Бронвин.

***

— Осторожно! — воскликнула Эмма, расталкивая скучившихся детей. В гостиной первого этажа собрались абсолютно все, даже угрюмый Енох, что-то весьма оживлённо и доброжелательно обсуждая с Джейком. Доброжелательно, разумеется, для него самого. Енох не был тем человеком, от кого легко дождаться улыбки или одобрения, с ним было достаточно и того, что в тот момент он не дерзил, не ёрничал и не плевался ядом.       Следом за Эммой прошли Рисса и Гораций. Мисс Перегрин, оценила их близость, посчитав это добрым знаком. Эти двое быстро нашли общий язык, предвзятая симпатия Риссы к Горацию окупила себя с лихвой начитанным и внезапно шутливым юношей. Мисс Перегрин временами с удовольствием смотрела на них, ведя за руку Фиону. Перед ними громко топала маленькая Бронвин, тело и лицо которой скрывало яблоко невообразимых размеров. Её дыхание ничуть не сбилось, а на лице не было и тени усталости. Можно было только гадать, как вся эта сила и выносливость помещались в таком маленьком теле. — Кто выпустил это из лаборатории? — Енох неприятно ухмыльнулся, умело скрывая интерес. — Будь повежливее к своему обеду, ты можешь его огорчить! — Рисса вскользь глянула на Еноха, слишком развеселившаяся, чтобы обидеться на его шутку.       Все скрылись на кухне. На мгновение в дверном проёме показалась Эмма, зовущая на помощь Джейкоба. Тот с большой охотой подорвался, обрадованный даже такой возможностью побыть вместе со своей возлюбленной.

***

— Эй, ты, полегче с ножом, пальцы не отрастают! — наиграно охнула Рисса, приложив руку к сердцу. — Зато коэффициент полезного действия выше, — важно ответил Гораций, не отрываясь от измельчения мякоти плода. — Всё самое страшное позади, ты мог бы сменить тесак на что-то поменьше.       Гораций усмехнулся, но взял небольшой стальной нож.       После короткого совещания идею со штруделем отклонили. Солнце ярко светило сквозь окна, начиная припекать, собравшиеся на кухне щурились, потеряв недавний запал, сменившийся сонной леностью. На смену штруделю пришёл незатейливый, но не менее вкусный пирог.       Рисса и Эмма быстро распределили работы по приготовлению яблочного лакомства. Фиону не подпустили к ножам, поэтому девочка замешивала тесто вместе с Джейком и Эммой. Вскоре её освободили от работы, девочке быстро наскучило заниматься делом со старшими. Эмма и Джейк, перепачканные мукой и корицей, расположились на другом конце кухни, продолжая возиться с жидким бежевым тестом. Рисса время от времени кидала на них взгляды, в которых была таились и восхищение, и радость, и тоска.       Чувство одиночества сопровождало многих из тех, кто жил в петле. Рисса не ощущала того, что ей кого-то остро не хватает, но счастье Эммы и Джейка напомнило ей о том, чего лишает жизнь в замкнутом круге. Какая ирония, быть молодой, одинокой столетней девушкой. — Чему ты там улыбаешься, Рисса? — перехватив её взгляд, спросил Гораций.       Юноша от скуки и хорошего расположения духа попросился помочь на кухне. Он чувствовал себя неловко и, прямо говоря, лишним в компании Эммы и Джейкоба, и потому с радостью устроился возле Риссы, получив набор ножей в своё распоряжение. Ему доверили резать садовое чудовище огромным мясницким ножом-топориком, и, не без помощи Риссы, он с этим справился, продолжив с лёгкостью измельчать остатки. — Настроение хорошее, — отозвалась девушка. — Не отвлекайся и не торопись, лезвие очень острое, у нас яблочный пирог должен быть на выходе, а не мясной.       Гораций усмехнулся, но продолжил коситься и перекидываться фразами с Риссой. Девушка ему решительно понравилась ещё тогда, когда он видел сон, как она, вышедшая с Джейком и мисс Перегрин на поляну перед домом, озирается по сторонам, любопытно и смущённо разглядывая детей. Его чувства можно было считать симпатией с первого взгляда. При этом она была однозначной, без всякого подтекста. По неясной причине в первую очередь он сравнивал их возрасты, и только потом в его голову приходили другие мысли о невозможности особенных отношений с ней. Хотя, конечно, он даже не рассматривал таковые.       По прошествии того времени, что Рисса провела в доме, её характер раскрылся чуть лучше. Теперь она часто шутила, допуская довольно специфический юмор, не трещала без умолку, но и не ходила скованная, поддерживала совершенно разные темы разговоров и пару раз, когда мисс Перегрин не было поблизости, что-то рассказывала про то, как выглядит мир за пределами петли. Как Гораций успел заметить, Рисса с особым трепетом относилась к мисс Перегрин, будто стараясь соответствовать любым её ожиданиям. Кажется, она очень высоко ценила их наставницу. В любом случае, девушка производила хорошее впечатление, она относилась ко всем одинаково тепло, даже к Еноху, который всё чаще демонстрировал свою не самую дружелюбную, но настоящую сущность. — Мне четырнадцать, — зачем-то сказал Гораций, вынырнув из своих мыслей.       Рисса коротко посмотрела на него. — Правда? А выглядишь на все пятнадцать.       Интересно, сколько лет ему было на самом деле? Пятьдесят? Семьдесят? Сто? — Во всяком случае, ты кажешься мне человеком, по складу ума и манерам явно превосходящим большинство сверстников. — Льстишь? Мне приятно, — Гораций склонил голову, поправляя милый фартук.       За пустыми разговорами время пролетело незаметно. Пирог был испечён и оставлен остывать у плиты, руки и посуда — вымыты, а обед — на столе. Гигантских размеров плода хватило не только на сочный и богатый на начинку пирог, но и на пару несложных сладких угощений, свежевыжатый сок, разлитый в два пузатых графина, и даже на салат.       Необычный обед прошёл во всеобщем положительном удивлении. Енох не сдержал замечания об однообразии блюд: — Сегодня будет что-нибудь не для садовых червей?       Рисса незаметно склонилась к нему через стол. Как и в прошлый раз, он сидел почти напротив неё. — Мясо для падальщиков будет завтра, — вполголоса ответила она Еноху, чтобы никому случайно не испортить аппетит.       Енох выгнул бровь. — Остроумно, — но в его скептическом усталом взгляде ясно читалось неодобрение.       Покончив с уборкой на кухне и сменив одежду, Рисса и Гораций уединились у озера, проговорив до самого ужина. Они находили много общего, обсуждали моду разных эпох, детей Странного дома, сновидения и звёзды.       Рисса уже не могла вспомнить наверняка, но ей казалось, что ни в одной петле ей не было так по-домашнему уютно и радостно, как в этой.

***

      После ужина и вечерней прогулки все снова собрались в просторной гостиной, в которой приятно смешивались запахи лакированного дерева, кожаной обивки, травяного душистого чая и терпкого дыма, тянущегося из искусно выполненной из тёмного дерева трубки мисс Перегрин. Просмотр снов Горация всегда было чем-то большим, чем многолетней традицией. Его сновидения были тем, что нельзя было предугадать; что могло быть добрым и страшным, радостным и печальным, волнительным и успокаивающим. Все дети с нетерпением ждали вечера, чтобы увидеть то чудо, что ежедневно демонстрировал Гораций. Риссе было всё ещё беспокойно от мысли, что Гораций мог увидеть и показать что-нибудь компрометирующее, но она точно не стала бы осуждать его за это. Рисса прониклась к нему и его дару особым доверием. Она находила его дар чем-то магическим и верила, что Гораций сам творит историю, имея на неё серьёзное влияние.       В тот вечер Гораций показал три сна. Первым было самое обычное сновидение об одежде: в нём пестрили многочисленные костюмы и разноцветные юбки, которые мягко превратились в хорошо знакомое всем голубое платье Эммы, а от него — на нежно-кремовое, в котором она была сегодня. Резким был переход от воздушного бежевого подола на чёрные зауженные джинсы Риссы, такие непривычные для детей прошлых столетий.       Второй сон оказался мрачным, но не жутким. Быть может, столь гнетущая атмосфера создавалась всего лишь из-за слабого освещения. Холодный лунный свет, мягко льющийся из незашторенных окон, падал на середину незнакомой Риссе комнаты, но его было достаточно, чтобы во тьме заблестело множество стёкол. Поразмыслив, девушка узнала комнату Еноха: слишком уж знакомым был стеллаж, заставленный многочисленными банками с плавающими в них сердцами.       Голубой лунный свет развеивался в комнате золотисто-рыжими огоньками свечей. В свете дрожащего пламени предметы отбрасывали неясные тени, похожие на неведомых монстров. Однако, вглядевшись в глаза тёмной фигуры, сидящей за захламлённым столом, Рисса забыла не то, что о теневых чудовищах, — она забыла, как дышать.       Слишком уж это было красиво — просто непозволительно красиво! В больших, совсем не прищуренных в обычной манере глазах, цвет которых можно было охарактеризовать исключительно чёрным, ведь широкий зрачок почти перекрывал радужку, будто бы отражалась вся Галактика. Огоньки оплывших парафиновых свечей невообразимо-прекрасно отражались в чёрных омутах, так похожих на вечернюю воду в небезызвестном озере, таких глубоких, в них можно было случайно утонуть. В блестящих глазах можно было даже без труда разглядеть отражающиеся длинные ресницы, от них падали такие же длинные острые тени на бледные щёки. И лишь одна вещь разбавляла эту восхитительную картину: «Почему, ну почему же он так печален?..»       По столешнице перед Енохом бесшумно передвигались какие-то человекоподобные фигуры. Свет от свечей почти не падал на них, и потому единственное, что могла осознать Рисса — их принадлежность к человеческому виду. Однако, девушка усомнилась и в этом, когда в тусклом свете яркой вспышкой блеснули лезвия ножей и ножниц, заменяющие созданиям верхние конечности. Рисса поняла, что эти тени — и есть знаменитые живые куклы Еноха, способные передвигаться, имеющие настоящее бьющееся сердце, но не имеющие воли: они лишь в силу своих возможностей исполняли то, что велел им их создатель.       Енох задумчиво уставился на почти незаметную в тени клетку на краю стола. В ней находились без движения несколько фигурок, и лишь одна беспокойно шуршала, никак не желая уснуть. Юноша наклонился к клетке, растворившись во тьме помещения, и тут же вернулся в круг света, отодвинув в сторону кукол и оставив на середине стола мышь. Даже не мышь, а, скорее, мышонка. Совсем крохотного, с пушистым чёрным мехом, тонким розовым хвостиком и маленькими чёрными глазками — такими же тёмными и блестящими, как у самого Еноха. «Какой вздор, у Еноха красивее,» — решила Рисса, почти сразу застыдившись пришедшей на ум глупости. Она усмехнулась тому, что сравнивает глаза Еноха с мышиными.       Маленькое создание даже не думало сбегать. Оно любопытно поднялось на задние лапки, встав столбиком и смешно оглядываясь, пока Енох медленно, чтобы не спугнуть, тянулся к блюдцу с хирургическими инструментами. Покачав скальпель в руке, словно пробуя на вес новое оружие, он прижал к столу мышонка, занося руку. Малышка Клэр прикрыла личико руками, догадавшись. Это должно было быть омерзительно.       Енох с какой-то запрятанной тоской смотрел, как зверёк доверчиво сжимает розовыми лапками его палец, как утыкается в ладонь тёплым носиком, и скальпель вернулся на место, а пальцы освободившейся руки мягко провели по пушистому животу мышонка. Спустя мгновение создание уже было на ладони Еноха, и он медленно поглаживал его по всей длине тела, задерживаясь на голове и хрупкой шее.       Резкая смена картинки заставила вздрогнуть не только Риссу, но и большую часть детей, которые особо сильно прониклись таким очаровательным Енохом. Теперь на белом полотне расположились Бронвин и Оливия, но Рисса уже не смотрела на экран. Она с интересом косилась на Еноха, стараясь отследить каждую эмоцию на его лице.       Он прожигал взглядом свои ладони, лежащие на коленях, будто рассчитывая увидеть того самого чёрного мышонка. Он хмурился, поджимал губы, коротко взглянул на Горация: явно злился, что мальчик показал всем его таким. Еноху было некомфортно находиться там, в той комнате, среди свидетелей его слабости, но он терпеливо ждал, когда всё закончится. Уходить как в прошлый раз юноша считал проявлением ещё большей трусости и слабости.       Рисса, глядя на него, чувствовала волны жалости и сострадания, поднимающиеся в груди. Но Енох не казался Риссе жалким, совсем нет, скорее, он был очень одиноким, печальным, замкнутым. Он был ей интересен тем, что во многом отличался от других. Рисса совсем не знала Еноха, и потому хотела понять его отстранённость.       Неужели у него совсем не было друзей? Это из-за того, что он грубоват? Или, быть может, дети сторонились его специфичной странности? Что, если бы у него был тот человек, который поддерживал бы его начинания и разделял его взгляды? Но у Еноха не было такого человека, которому он мог бы безоговорочно доверять.       В мыслях Риссы всё звучало логично. Причина одиночества Еноха лежала на поверхности и казалась удивительно простой, очень понятной и решаемой, но всё же девушку кое-что останавливало от вмешательства в его жизнь. Что, если Еноха всё устраивало?

***

      В этот вечер до своей комнаты Риссу провожали Эмма и Гораций. Эмма торопилась увидеть Джейка, пока не было ещё слишком поздно, и вскоре сбежала к нему.       Рисса, проникшись к Горацию доверием, решилась поговорить с ним о том, что её беспокоило. Однако получилось так, что она больше расспрашивала мальчика, чем рассказывала что-то сама. Рисса задавала много вопросов о прошлом странных детей, особое внимание уделяя рассказам о Енохе. Гораций заметил её интерес, ещё больше вдавшись в подробности. Ему было, что рассказать ей, всё же, он знал Еноха намного дольше. Особо тронул Риссу рассказ о погибшем Викторе — пожалуй, единственном человеке, с которым у мрачного юноши были подобия приятельских отношениях. Всё услышанное сложилось в достаточно точную картину. Вспыльчивый и мнительный Енох не был похож на человека, ищущего компанию. Разве что если бы компания сама его нашла, но и это не давало гарантий, что он примет чьё-то присутствие рядом. — Не опускай руки, — подбадривал Гораций. — Каждому нужен тот, кому можно доверять. Енох очень хороший, но мы упустили свои шансы с ним сблизиться. Попробуй ты, ему не станет хуже от того, что кто-то будет выслушивать бесконечный поток его знаний, — Гораций улыбнулся. Он намекнул на ум Еноха, ещё больше подогревая интерес Риссы. Что может рассказать Енох? Кажется, очень много интересного.       Гораций обернулся в сторону тёмного окна. — Уже поздно, мне пора идти. Не хочу, чтобы мисс Перегрин ругалась. Доброй ночи, Рисса. — Хороших снов, Гораций, — улыбаясь, ответила девушка. — Я почти не сомневаюсь, что они будут хорошими, — пробормотал мальчик. — В последнее время я не вижу плохого в будущем, — он достал свой монокль из кармана, повертел в руке и снова спрятал.

***

      Ночь была беззвучной. Растущая луна стремилась заглянуть в окно девушке, настойчиво пробиваясь сквозь тяжёлые шторы. Рисса думала о том, что её жизнь изменилась к лучшему. Ей искренне нравилось то место, в котором она собиралась прожить много лет. Она думала о том, как приятно сегодня проводила время с детьми, и о том, что завтра будет новый-старый удивительный день, полный неизведанного, заданий от мисс Перегрин и чего-нибудь ещё, всё же, Рисса — не Гораций, чтобы всё знать.       Тем неожиданнее был для засыпающей девушки звон битого стекла сверху. — Нет, это уже неприлично!