Боруто. Хроники Листа.

      Мегуми лежала с закрытыми глазами. Открывать их не было никакого желания. Уж лучше она полежит так. Хоть так ее никто не будет беспокоить.       Голова раскалывалась от мыслей. Все пошло наперекосяк, а теперь и ее голова готова была разлететься на мелкие-мелкие осколки, не подлежащая после восстановлению. Обстановку ухудшал и Мицуки, лежащий в палате через ширму. Скривив лицо в гримасе и показав в сторону ширмы язык, она устало вздохнула и открыла наконец глаза, смотря на такой опостылевший потолок, надоевший настолько, что даже сил нет описать. А ведь даже и поговорить не с кем. Друзей у нее толком нет, один только Боруто, и то тот ходит, как мертвец, ошиваясь у палаты Сарады, а есть еще подколодная змея, которая даже парой слов спустя три дня не обмолвилась. Как же бесит.       Фыркнув своим мыслям, она невольно улыбнулась. Впервые, спустя несколько лет, как она покинула дом, ей было скучно. В Конохе обычно не заскучаешь. Она всегда где-нибудь да была. То туда пойдет, то там поможет. Возвращаясь домой поздней ночью, она заваливалась спать и мгновенно засыпала, не желая ощущать одиночество в четырех стенах маленькой квартирки. Но тут словно время остановилось. Мало того, что ее замотали со всех сторон, как мумию, что усложняло ее передвижения, так еще и строго-настрого запретили выходить из палаты даже в туалет. Вот это и было самым унизительным. Змеюку выпроваживали, а ей несли горшок, как какой-то малолетке. Но как бы то ни было Гуми не жалела о своем поступке. Может, отношения с Учихой и были натянутыми, но та была при смерти. Мегуми отдала бы кровь, даже если бы она была ее злейшим врагом.       За три дня их успели навестить почти все. Даже заходил Боруто. Конечно, на его лице хоть и была грустная, натянутая улыбка, он выглядел не так ужасно, как день назад, когда увидел прикованную к кровати Сараду, с исходящими от нее множествами катетеров. Даже принес яблоки. К слову о яблоках. Мегуми поняла, что больше никогда в жизни не будет есть яблоки. Настолько они ей надоели за эти три дня, что уже невозможно. Все тащили яблоки. Пришла Чоу — принесла яблоки. Иноджин и Шикадай — яблоки, Наруто-сенсей — и он притащил яблоки. Даже Хима принесла яблоки, эти осточертевшие яблоки, которые змей смаковал, будто ей на зло, как самое вкусное лакомство на свете. Он осторожно срезал кожуру, потом резал яблоки на мелкие куски и, словно издеваясь, ложил на тумбу между их кроватями. Почему только ее уложили в одну палату с ним, Мегуми никак не понимала. Это было сродни наказанию за что-то ужасное, непрощаемое. А еще больше добивало, что его выпускали из палаты и разрешали шастать, сколько заблагорассудится, и возвращаться, когда душе угодно. Это добивало окончательно.       Да и поговорить с Мицуки было не о чем. Она мало что о нем знала. Сын небезызвестного змеиного саннина, одаренный шиноби, любитель сводить всех. Мегуми была его полной противоположностью. Она была простой девчонкой, которой приходилось кровью и по́том закалять свое тело, и ненавидела, когда на ее глазах происходили всякие сопливые делишки.       Не ее это. Это жутко раздражает.       Демонстративно фыркнув и посчитав, что, если отодвинет ширму, не случится вселенского потопа, она резко дернула рукой и шторка сорвалась с места, срывая все преграды достать змееныша, чтобы он поплатился за всю эту скуку.       Но он спал.       Мегуми во все глаза таращилась сначала на него, а после перевела взгляд на настенные часы. Вот это поворот. Еще ведь только восемь вечера. Хоть в Суне ветер уже бушевал, создавая ощущение, что на улице не просто жизнь, а сказка и хотелось побыстрее укутаться и заснуть, она все же усмехнулась, предвкушая отмщение за всю навалившуюся скуку. Достав из тумбы тюбик зубной пасты, она улыбнулась своим мыслям.       Вставая с места и осторожно ставя ногу на кафельный пол, она подошла к его кровати. Он спал безмятежным сном и во сне выглядел совсем иначе. По крайней мере, ей так показалось. Зажав в ладони тюбик, она села на стул подле его кровати и долго молча смотрела на него.       Если так взять, думать о самых потаённых мечтах в ее израненной душе, идеалом мужчины для Гуми был вовсе не Боруто и никто другой. Мицуки отдаленно подходил под все параметры: был способным шиноби, интересным собеседником, да и чего греха таить, его какая-то животная красота привлекала взгляд любой девушки. Взять хотя бы его волосы. Тут Мегуми злорадно усмехнулась, опрокидываясь на стул. Какого черта он отрастил волосы, как какая-то лесная нимфа. Причем цветом этих волос назвать голубой было очень трудно. Что-то смешанное: белое с голубым или серое с голубым, или...... она стукнула себя ладонью по лбу.       Невозможно. Вот что завораживало в Мицуки. Никогда нельзя было полностью определить, что он за человек такой, какие у него идеи, что он любит, а что нет. Хотя, думала Гуми, зло смотря на яблоки, — их он точно любит.       — И зачем ты отрастил такие патлы? — спросила она тихо в пустоту, меньше всего желая разбудить его. Он заворочался во сне, а она еще больше загорелась идеей высказать все ему в лицо. — Выглядишь, как девчонка. Да и ведешь себя также. Будто помер бы, если хоть слово сказал, так ведь нет же, это же я, Мегуми, куда мне до тех же Чоучоу, Васаби и Сумире. Как будто я съем тебя, — фыркнула она.       А ведь и правда, сейчас в ней играла чистой воды обида. К нему по меньшей мере три раза в день заглядывала ненавистная уже Васаби. Эти смущенные взгляды, красные щеки и всякая прочая муть, порядком надоели, но Мегуми хотелось, чтобы с ней тоже поговорили. Она тоже хотела беспрекословно говорить с кем-нибудь, чтобы ей тоже приносили яблоки, хоть и ненавистные, а когда эта Васаби приходила, так эта змеюка словно назло развлекала ее, флиртовала и просто бесила, раздражая неимоверно.       — А еще, ты бесишь! Все патлы бы поотрывала! И улыбка твоя эта смазливая меня тоже бесит! Нет бы сказать этой дуре, что она тебе порядком надоела. Если уж она мне надоела, то тебе уж точно. Зачем приходить три раза в день? Как будто ты сам есть не в силах. Так еще сидит и несет всякую чушь. Бесит меня больше всего на свете. Красуется, будто целёхонькая. Что ходит туда-сюда. Скоро снова придет. Видела я утром выражение твоего лица. Ты ведь спал! Какого черта разрешил разбудить себя? — Гуми продолжала и продолжала изливать ему душу и все, что в ней накопилось. И правда, Васаби ужасно раздражала. Это было не передать словами. Почему-то наблюдая за всем этим, ей становилось завидно. Почему все эти девушки, такие же как и она сама, могут так спокойно со всеми разговаривать? Почему она не может найти нужных слов, хоть пару слов для начала?       В дверь постучали, и только Мегуми хотела ответить, как в палату ворвались две куноичи. Устало вздохнув, она слегка отодвинула стул от кровати Мицуки и иронично посмотрела на Намиду и Васаби.       Первая светилась как солнце. Оглядываясь по сторонам и припрыгивая, бесила Мегуми еще больше. Злорадно думая, что такую, как она, Шикадай в жизни не полюбит, она подавила смешок. Боже, а ведь понятно, почему с ней дружить никто не хочет. Намида тащила рядом с собой вновь, опять-таки, смущенную Васаби, лицо которой просто до ужаса раздражало Гуми.       — Привет, Мегуми, — пропела Намида достаточно громко. Мицуки нахмурился во сне и шевельнулся; одеяло сползло до уровня живота, и Васаби подскочила, поправляя его. Заметив, как она натянула одеяло до самого его подбородка, она презренно фыркнула. Вот ведь дура. — Мицуки-кун спит? — слащаво спросила Намида вновь. Васаби застенчиво улыбнулась, а Гуми ничего не оставалось, как вновь растянуть губы в натянутой приветливой улыбке.       — Он недавно заснул, — ответила она.       — Не может быть! — поразилась Намида вновь. Ее голос уже засел в потемках подсознания Мегуми, и она так хотела удрученно закатить глаза, только вот выглядело бы это по меньшей мере невежливо и понесло бы за собой все эти обиженные взгляды, которые были нужны ей в последнюю очередь. — Тем не менее Васаби принесла ему яблок, как и он любит. Может, разбудим его?       — Не нужно, не нужно, Намида, — сразу опровергла эту идею Васаби, хватая разошедшуюся подругу за руку. — Пусть выспится. Наверное, он устал…       Мысленно Мегуми аплодировала стоя. Надо же. Какая проницательность. От таких, как она, любой устанет, даже такая непробиваемая скала, как Мицуки.       Тем не менее Гуми знала, что Васаби ему нравится, именно поэтому он ее терпел. Поэтому ел эти ненавистные уже яблоки, поэтому не сопротивлялся, когда она осторожно будила его, тормоша за плечо. Мегуми вздохнула. Почему она должна становиться свидетелем этого сопливо-романтического периода?       Оставив на тумбе пакет свежих зеленых яблок, Васаби утащила Намиду подальше, зная, что подруга попытается разбудить Мицуки и наблюдать, как романтично, по ее мнению, у них все. На самом деле, Васаби перестала замечать всего того, что было до момента этой миссии. Мицуки стал более отстраненным с ней. Они и раньше не так много общались, но он всегда кидал на нее заинтересованные взгляды. Порой он даже проводил с ней немного времени, звал на прогулки. Но сейчас что-то изменилось. Мицуки словно обдумывал в голове что-то, и теперь слова Боруто о том, что она определенно ему нравится, не казались такими правдивыми. Тем не менее она продолжала надеяться. Все-таки Мицуки ей нравился. Да и как такой, как он, может не нравиться? В нем, по мнению Васаби, не было изъянов. Он был умен, силен, красив и мог ее защитить. Она бы хотела, чтобы он тоже думал и о ней. Но она знала, что даже в подметки не годится ни Чоу, ни Мегуми, ни, что уж говорить, Сараде. До нее ей вообще как до уровня Хагоромо Ооцуцуки.       Мицуки же лежал с закрытыми глазами. Признаться, он и не засыпал. Устало вернувшись от Боруто, от просто рухнул на кровать. Не было больше сил находиться подле Сарады. Это убивало как его, так и Боруто. Это заставляло его душу изливаться кровью. Сарада лежала на этой больничной койке, словно мертвая. Нет, определенно, ее некоторая бледность постепенно сходила на нет, а остаточная бледность — доказательство того, что она истинная Учиха. Боруто не отходил от ее кровати ни на шаг. Смотрел на нее отстраненно и даже как-то виновато. От него так и исходила волна боли и отчаяния, а Мицуки из-за того, что ничего не мог с этим поделать, чувствовал себя еще хуже, чем мог бы просто чувствовать.       Его порядком достала вся эта рутина. Напряжение, которое чувствовали все его друзья, передалось и ему. Он чувствовал, как боль тисками стискивает его сердце, как он теряет уверенность в завтрашнем дне.       Хотелось покоя, чтобы хоть на миг, но его оставили в покое. Даже прогулки с Васаби не доставляли такого удовольствия. Скорее девушка достала его своим присутствием. И сейчас, лежа с закрытыми глазами, он все же поблагодарил Мегуми за этот щедрый жест с ее стороны. И все ее слова. Он и подумать не мог, что сокоманднице в палате одной скучно и одиноко. А ведь и правда, у нее не так много друзей, да и общается она только с ним и Боруто. Подруг у нее нет, а все из-за ее скверного характера, как он и думал. Так еще и это одеяло, натянутое до самого носа. Он ненавидит, когда полностью накрыт одеялом. Стесняет движения и не дает нормально вздохнуть. Так еще и Намида взяла на себя роль свахи. Он бы никогда не подумал, что со стороны выглядит настолько надоедливо.       Дверь с глухим стуком закрылась, и за ней послышались все еще приглушенные голоса Намиды и Васаби. В голосе последней слышались нотки расстройства и грусти. Мицуки вздохнул, переворачиваясь набок. Если оттянет одеяло, Мегуми сразу поймет, что он не спит. Тогда она вдвойне будет чувствовать себя неловко. Мысленно пообещав, что обязательно наладит с ней отношений, он переворачивается набок, проклиная это чертово одеяло, как внезапно чья-то теплая, нежная рука резко стягивает одеяло вниз, устраивая его в районе груди.       — Даже я спустя три дня поняла, что ты жутко бесишься, когда полностью накрываешься одеялом.       Рука Мегуми смахивает волосы назад, а потом пропадает эта теплота. Ему хочется чувствовать ее теплоту, но ее уже нет. Вместо этого он слышит, как она с остервенением запихивает пакет яблок в тумбу.       — Достали эти яблоки.       Его тоже они достали.