Боруто. Хроники Листа.

      Боруто никак не мог разлепить глаза. В буквальном смысле этого слова. Проснувшись полчаса назад, он то и делал, что пытался открыть их. Казалось, кто-то смазал их высококачественным клеем и теперь просто издевается над ним. Боруто жизненно необходимо было открыть глаза. Не просто нужно. Жизненно важно немедленно их разлепить, иначе он точно не успокоится.       Все тело болело. Ныла каждая точка на этом самом теле. Боруто даже пошевелиться не мог. Ему казалось, что глаза смазали, а тело замуровали. Настолько плохо он не чувствовал себя очень долго. Создавалось ощущение, что ему сломали каждую кость, а позже вправили и на этом все. Потому что иного варианта даже не представлялось. Боруто ощущал прохладу. Он явственно чувствовал, как его обдувает прохладный ветер, развевая волосы.       Будучи неспособным управлять собственным телом, он отлично ощущал, что с ним происходит. Он чувствовал эту прохладу и понимал, что именно она сейчас ему была нужна. Ему нужно было остыть от перенесенных эмоций, от пережитой боли. Хотелось просто молчать, подставив лицо под вихри ветра, и наслаждаться спокойствием. В такие нередкие минуты Боруто лучше всех понимал Шикадая. Это поистине было неописуемо. Хотелось просто молчать. Сидеть, молчать и ничего больше. Лишь наслаждаться этой тишиной и понимать, чего она стоит и чего будет стоить им впереди. Теперь ощущение неминуемой войны почему-то не покидало его ни на секунду.       Он наконец смог разлепить левый глаз. Осторожно, адским усилием и после тысячи попыток. Все было размашисто, а после получилось открыть и правый глаз. Боруто усмехнулся, думая, что так видит человек с хорошим зрением, когда надевает очки того, у кого оно ужасное. Все плыло перед глазами. Он хотел протереть, растереть их основательно, чтобы прояснить взгляд, суметь увидеть все ярко.       Лицо его было повернуто в сторону открытого окна. С первого взгляда на этот закат он понял, где он и почему эта прохлада настолько мила душе и навевает спокойствие и умиротворение. Багровые нити медленно опускались за горизонт, сантиметр за сантиметром окрашивая все вокруг в соответствующие тона. Это было красиво. Даже больше. Это было не просто красиво. Это было шедеврально. Невозможно описать этот закат одними лишь словами. Тот, кто не видел его никогда, не сумеет насладиться этим зрелищем.       Лучи уходящего солнца дарили последние крупицы тепла. Глаза понемногу привыкали к обстановке, и Боруто вновь смотрел в раскрытое окно, наблюдая за уходящим солнцем, уступающем место ночному холоду, порывам и потокам неконтролируемого ветра. Шторы летели в разные стороны. Они были управляемы ветром. Словно он подстать шиноби своей страны был искусным кукловодом и сейчас умело тянул за ниточки, создавая некий танец штор. Боруто бы улыбнулся, будь он в состоянии пошевелить телом. Только вот если глаза подчинились, остальные органы и конечности, словно делая ему назло, никак не хотели приходить в норму. А он все смотрел. Эти закаты. Боруто остался бы здесь навсегда уже только ради этих закатов и прохладных ветров, которые дули изо дня в день. Потому что такие закаты были только здесь.       Суна.       Он медленно обернулся. Каждое движение приносило боль, но все же ему удалось совершить задуманное. В его голове что-то не укладывалось. Он думал и думал, никак не додумываясь, что же он мог забыть в этом переполохе событий. Словно забыл что-то важное. Упустил главную деталь, заставляющую сердце сжиматься. Он ощущал неведомый трепет и волнение, но причину всего этого не знал.       Вокруг были лишь белые стены. Огромный, далекий на первый взгляд потолок внушал интерес, разукрашенный в многочисленные узоры. Кажется, тот, кто это сделал, хотел занять бедного пациента хоть чем-то, иначе бы тот подох от скуки. Он и его отвлек. Боруто засмотрелся, пытаясь понять, как загнут тот или иной узор или где его начало, а где конец, будучи уверенным, что, если бы руки могли двигаться, он бы несомненно поднял ладони вверх и пальцами начал бы очерчивать эти самые узоры. Но как только он понял, что вся эта расписанная муть лишь отвлекает его от главной мысли, он снова принялся разглядывать все, что находилось вокруг.       Рядом с кроватью, на которой он, кажется, лежал, а может, это и вовсе была не кровать, находилась тумба. На ней были всякого рода лекарства, названия которых прочесть было трудно — глаз никак не хотел фокусироваться. Рядом с лекарствами стоял графин с водой, а рядом с ним бокал, наполненный до половины. Неподалеку часы, показывающие четвертый час дня. Теперь понятно, почему закат. День и правда близился к завершению, но секундой позже Боруто почувствовал себя настоящим тупицей, удивляясь бредовости своих мыслей.       Голова начала трещать. Эта боль появилась внезапно. В голове лишь только возник вопрос. А где остальные? Куда подевались Мицуки и Шикадай? Где носит Мегуми? Почему вечно ворчливых Иноджина и Чоу нет рядом, когда так хочется ислышать их голоса? Где вечно недовольный Ивабе и оптимистичные Металл и Денки? Почему он не видит перед собой беспечную улыбку Касуми, к которой так привык, спустя так мало проведенного времени? Почему он не видит их всех? Где они?       Он помнил события, произошедшие в особняке Дайкири. Помнил их отступление. Помнил, как они оборонялись. Этого нельзя было не помнить. Но все, что случилось после, было для него накрыто некой простыней, через которую ничего нельзя было увидеть. Просвета не было.       Мысли сбились, как только он заметил чью-то темную макушку у своей руки. На пальцах ощущалось чье-то теплое, размеренное дыхание, и Боруто понял, что, кто бы это ни был, он спит. Даже будить не хотелось. Оттенок волос смутно напоминал оттенок волос Хьюг и, даже не веря первое время своим никчемным в данный момент глазам, он удивленно прохрипел, не узнавая свой голос.       — Хима?       Человек моментально встрепенулся и встал. Боруто смутно видел, как короткие волосы женщины, которая со слезами на глазах кинулась его обнимать, встрепенулись. Ее глаза прожигали каждую его часть, и он силился улыбнуться, что и получилось, но это скорее походило на то, что кто-то растягивал ему губы.       — Боруто! — облегченно проговорила она, всхлипывая. Кто-то подбежал к нему вторым и на этот раз Химу удалось отличить. Взгляд понемногу прояснялся, и он заметил счастливую улыбку на лице сестры, не веря, как они могли оказаться здесь за такой ранний срок, ведь прошло всего лишь пол дня.       — Почему вы здесь? — прохрипел он вновь. Хината все еще гладила его по голове, наслаждаясь прикосновениями к сыну, такому родному и любимому.       — Мы как услышали, что случилось, так сразу все прибыли, — проговорила Хима, осторожно присаживаясь на край его, как выяснилось теперь точно, кровати.       Боруто напряг голову и мысли начали путаться. Он вспомнил, как Касуми отбивалась от джинчурики Трёххвостого Исобу и мгновенно задал вопрос.       — Что стало с Касуми?       Всех удивил этот вопрос. Химавари была уверена, что брат спросит о Сараде, и придумала тысячу и одну отговорку, как перескочить с этой темы деликатно. Но тут джек-пот выпал сам, и она поблагодарила мысленно Ками за такую удачу.       — С ней все хорошо. Она ранена, но ее состояние стабильно. Здорово ей досталось, но, если она выжила, значит крепкая, — проговорила она. Хината, поджав губы, продолжала молчать. В отличие от дочери, она отлично понимала, что рано или поздно сын задаст вопрос о своей близкой подруге и им придется все ему рассказать, какой бы больной не была правда. Вопрос о жизни Сарады стоял ребром в глотке, не позволяя нормально дышать, хотя уже все ужасное, говорили, миновало.       — Правда, — облегченно выдохнул он. Хината с горькой улыбкой осматривала сына. Она никак не могла перестать благодарить Бога за то, что он вернулся живым и практически невредимым, по сравнению с ранениями некоторых других ребят. Сердце ее больно сжалось вновь при воспоминании о Сараде. — А остальные? — вдруг задал вопрос. Брови его смешно нахмурились, а рука, которую сжимала Хината, немного сжалась. Сама женщина вся напряглась, но мысленно поблагодарила дочь за то, что она так мастерски отвлекает брата разговорами о других, не упоминая Сараду.       — С Мицуки и Гуми все хорошо. Они, кстати, лежат в соседней палате. Шикадаю здорово досталось, но и с ним уже тоже все хорошо. Из-за недостатка палат его увезли в Резиденцию. Иноджин и Чоу в порядке, только вот она жалуется, что он не дает ей есть, чтобы восполнить силы, — сказала она, захихикав. Улыбка появилась и на лице Боруто. — С Денки сейчас беседуют шиноби Суны, а Ивабе и Металл направились за ним, хоть им и строго запретили это, приказав хоть день отлежаться здесь. С остальными тоже все хорошо. А знаешь, что еще самое удивительное? — вдруг прошептала она, наклонившись максимально близко и шепнув ему на ухо. Боруто нахмурился, чувствуя, что упускает какую-то деталь, но виду не подал, вопросительно смотря на сестру, которая заговорчески и счастливо улыбнулась и еще тише шепнула: — Папа здесь.       — Что?! — воскликнул он.       Боруто ушам своим не мог поверить. Неужели этот старик настолько сбрендил, чтобы оставлять Коноху без защиты, когда враги пытаются найти уязвимое место каждого? Когда он и правда был так нужен, его не было рядом, а сейчас, когда они отделались легкими царапинами, Боруто поклялся, что надает ему тумаков за такую беспечность. Пусть только попробует строить из себя приличного до умопомрачения любящего папочку, и он сорвется.       Хима тихо хихикала, наблюдая, как брат смешно злится и хмурится.       — Он совсем дурак? — выдал он, спустя несколько минут лихорадочных размышлений. Хима засмеялась, прикрывая ладошкой рот, и упрямо проговорила:       — Папа не дурак, братец. Он лучший. Только ты этого не замечаешь.       — Ну да, — ворчливо усмехнулся он, — пример беспечности и тупизма.       — Его вмешательство было необходимо, Боруто, — вступилась на этот раз за отца мать.       Боруто закатил глаза, аплодируя их преданности старику. Надо же. Один только он видит все его недостатки, такие как: беспечность, вечное вранье, хотя его-то поубавилось, и, если уж на то пошло, вечные синяки под глазами. Они Боруто никогда не нравились.       — Перестань бубнить, братик, — проговорила Хима. — Он прибыл только вчера. Учитывая, какая он важная личность, ему предоставили воздушный паром, с помощью которого он оказался здесь за полдня, представляешь, а еще......       Боруто не слушал. Вообще. Ничего не понимал из того, о чем трещала Химавари, нервно подергивая край футболки. Его голова начала раскалываться, и внезапно резкая боль охватила его грудную клетку. Ничего физически не болело. Только душа кричала и завывала. Боруто наконец ухватился за нить своих страхов, которые привели его к единственному логичному вопросу.       А где Сарада?       Хима трещала без умолку. Боруто ничего не слышал из того, что она говорила. Время прекратило свой ход, и он вращался вокруг этого вопроса, думая, что уже часы прошли после того, как эта мысль закралась в голову. Он обернулся к Химе, смотря своими огромными голубыми глазами на нее, и она вмиг притихла, удивляясь тому урагану, что бушевал в его глазах.       — Братик, что-то случилось? — обеспокоенно спросила она, прикасаясь к его щеке. Боруто резко мотнул головой, смахивая ее ладонь, и жестко, даже грубовато, проговорил:       — Хима, сколько я проспал?       Химавари сглотнула, нервно хихикнув, и как ни в чем не бывало проговорила:       — Ну, учитывая то, какие раны у тебя были, ты еще мало успел отдохнуть. Думаю, тебе следует еще немного поспать.....       — Хима! — голос его окончательно окреп, и Химавари даже испуганно расширила глаза, смотря, как лицо матери стало серьезным. Брат таким напористым тоном разговаривал лишь с отцом, выясняя с ним отношения, но с ними всегда был мил и ласков.       — Два с половиной дня, Боруто.       Он уставился в потолок, и Химавари с болью наблюдала, как в его голове, вероятнее всего, строятся не самые лучшие догадки. Но потом он задал вопрос, который пугал их больше всех.       — Ты упомянула всех, — сказал он, оборачиваясь к сестре и смотря на нее, — кроме нее. Кроме Сарады. Что с ней?       — С ней все хорошо, — поспешно заверила его мама. Хима рвано дышала, и слезы подступали к глазам. В глазах брата была такая боль, что она ужаснулась, не в силах больше смотреть на него, и опустила голову.       — Что с ней? — отчеканил он вновь.       На этот раз мама молчала. Казалось, брат вот-вот закипит от гнева.       — Я задал вопрос!       Они продолжали молчать. Но потом он выдал еще более горькую фразу.       — Я хочу ее увидеть, — сказал он как отрезал и весь напрягся, пытаясь привести свои конечности в ход.       Хината, откровенно говоря, запаниковала. Сын был непреклонен, а к Сараде второй день никого не пускали. В операционной не покладая рук трудились Сакура и Цунаде-сама, и благодаря Наруто и Мегуми противоядие уже было изготовлено, но Боруто этого знать не следовало. Ему не нужно было знать, что они долго не могли понять, что за яд, и потом ждали полдня прибытия Наруто. Ему не нужно было знать, что противоядие было сделано из чакры Девятихвостого Лиса, из огромного его количества. Чакры Мегуми не хватило, но помогла ее кровь.       Боруто не нужно было знать, что Сарада была при смерти.       Он сделал попытку встать. Хината вцепилась в его руки, не позволяя двинуться, заставляя его злиться еще больше. Он запыхтел, пытаясь вырваться, но Хината отправила Химу за медсестрой, искренне надеясь, что они смогут заставить его хоть немного, но успокоиться. Он продолжал вырываться, чувствуя в теле адскую боль, но никак на это не реагируя.       — Отпусти, мама! — закричал он, откидывая ее руку, которая моментально вернулась обратно на его плечо и заставила лечь. Он был так зол. Он хотел ее увидеть. Просто увидеть. Что в этом такого страшного? Но он все продолжал. — Отпусти, мама! Я должен ее увидеть! Отпусти!       Вбежала молодая медсестра, набирая какие-то инъекции. Она приказала держать его и резко вколола что-то ему в руку. Минут пять Боруто продолжал вырываться и кричать, но постепенно его голос смолкал, и его крики утихали.       — Отпусти меня, — проговорил он совсем тихо, засыпая. — Я хочу ее увидеть..... Сар-рада…       Когда он уснул, она наконец позволила себе пустить слезу, тихо разрыдавшись, даже не думая о том, что бы с ним стало, если бы она вдруг умерла.