Боруто. Хроники Листа.

      Сарада ожидала всего, но именно этого никак нет. Вообще, в своей жизни Учиха хоть и всегда придерживалась мнения, что всё рациональное, проверенное умом и логикой, но на самом же деле малую долю своих решений всегда бросала на жребий интуиции. Бывало, ум подводил. Они попадали в передрягу, из которой выхода, казалось бы, и нет, но вот потаённый голос разума всегда подкидывал безумные идейки, впоследствии всегда спасающие жизнь. Эта идейка подпитывалась именно тихим голосом бунтующей интуиции, которая возмущалась, что молодая Учиха никогда на нее не полагается.       Однако сейчас, до этого самого момента «X», когда всё, кажется тебе, поставлено на риск, хочется утопиться где-нибудь в речке, желательно без свидетелей и улик. Простое, банальное приключение суицидника на тот свет.       Потому что Сарада никак не ожидала, что тридцатипятилетний Дайкири окажется настолько в хорошей форме, что может дать фору и Боруто, и Мицуки. Сарада никак не ожидала такого фиаско, представляя себе Дайкири как старого, сморщенного старика, каждая часть тела которого покрыта морщинами. Но уж лучше был бы этот самый проклятый старик, от которого хоть знаешь, чего ожидать. Пусть лучше старик, чем молодой мужчина в самом расцвете сил, при котором и правда чувствуешь себя настоящим ребенком. И именно в этот момент Сарада, сжав кулаки, возненавидела Дайкири еще больше.       Ее внешность кардинально отличалась от внешности Токи. Та была маленькая, хрупкая, словно вазочка для конфет. Одно неровное движение — и вуаля! — её уже не восстановить.       Дайкири смотрел на Сараду, думая, что она Токи. Каждой клеточкой своего тела и даже своей нематериальной души, она ощущала на себе голодный взгляд этого человека. Внешность всегда обманчива и Учиха знала это, как никто другой. За этим красивым, благородным лицом скрывалась его предательская натура шакала, который втихую делает свои дела, боясь заявить о себе миру, потому что прекрасно понимает, что, по сравнению с миром, один никчемный Дайкири — ничего не стоит. Они растопчут его за секунду, а потом секундой спустя даже не вспомнят, кого затоптали заживо. Но такому человеку, как он, который излучал от себя подлую ауру чего-то мутного, химе желала этой кончины от всей души.       Он так и продолжал сверлить ее взглядом. Сарада ощущала его везде: и на своем лице, отвернутом в сторону донельзя хмурого Мицуки; и на своих ногах, скрытых в полах кимоно, но видневшихся из-за того, что ветер раздувал ткань в сторону; и на руках, крепко скрещенных на груди. Именно на грудь, скрытую от его похотливых грязных глаз, был устремлен его озверевший, словно от желания и похоти, взгляд.       Мицуки рядом пошевелился и кашлянул, привлекая к себе внимание Дайкири. Впрочем, тому, кажется, было до лампочки. Он перевел свой резко изменившийся скучающий взгляд на Мицуки и остальных и как-то недобро оскалился, чем насторожил всех шиноби Листа, включая и песчаников, которые стояли с ними рядом. Скользнув взглядом по Сараде, он вновь заставил бедную девушку испытать жгучее чувство стыда и неловкости. Ей казалось, что на глазах у такого количества народа, это мало того, что унизительно, так еще и низко. В конце концов, Судзума Токи не последняя личность, поэтому играть роль его рабыни или прислужницы Сарада была не намерена. Однако волнение все также присутствовало, ни на секунду не спуская своего пристального наблюдения за этим примерзким типом, который, обнажив ряд белоснежных зубов, взмахнул рукой и в миг из-за его спины выступила молодая девушка, обнажая заостренные зубы в диком оскале и оглядывая их с ног до головы, особенно задержав взгляд на Боруто и пялясь на него, облизывая губы. В груди у Сарады возмутилось какое-то донены дремлющее существо.       — Это Мидори, — представил он девушку. — Она будет вашим гидом. За всеми вопросами обращайтесь к ней. А сейчас прочь, я бы хотел поговорить с Судзумой-сан наедине.       Эта Мидори была той еще женщиной. На вид ей не дашь больше двадцати пяти. У нее была просто огромная грудь. Сарада никак не могла понять, почему она ее не прикрывает. Ее черный кожаный топ был больше похож на лоскут половой тряпки, которой мама вытирает пол на чердаке. Грудь грозилась вот-вот просто выплыть из нее, сквозь прозрачную ткань застежек корсета можно было увидеть темные ореолы сосков. Волосы темного, каштанового оттенка были собраны в дерзкий высокий хвост. Район живота был полностью обнажен, а брюки, точнее что-то напоминающее леггинсы, облегали ее округлые бедра и упругую задницу. Видел Ками, думал Ивабе, засмотревшись на нее. Он это ненамеренно.       На нее смотрели все. То, как она развязно предстала перед ними, заставило обратить на себя внимание. Боруто с возмущением смотрел на столь развратную особу, один взгляд которой уже ясно давал понять, что рано или поздно или ты ее, или она тебя будет вжимать в постель, скача на тебе, как самый опытный ездок на седле. От нахлынувших мыслей Боруто поспешно избавился. Никогда такого не будет. Особенно с подпевалой этого подлеца.       — Вы что, оглохли? Я сказал вам выйти вон. Мидори, покажи им дом, который я им дал, и уходите прочь. Я просто обязан поговорить со своей невестой наедине.       Засмотревшись на Мидори, никто не обратил внимание на последние слова Дайкири. Теперь же, поняв всю суть его приказа, Боруто охватила целая буря эмоций, от гнева и ярости, при этом приправленными еще чем-то жгучим. Он посмотрел на Дайкири. Племянник даймё был в два раза больше Сарады: выше нее на две головы и шире в плечах. Обезоруженная и беспомощная, она казалась ему такой хрупкой на фоне этого грязного похотливого старика.       Чувства захлестнули с головы до ног. На миг, показавшийся Боруто целой вечностью, он вдруг представил все возможные варианты действий, которые может сотворить Дайкири с Сарадой, останься они наедине. Он может отравить ее, может избить, может применить на ней какие-то техники, выжать из нее все соки — и даже думать не хотелось, ведь от одной такой мысли Боруто хотелось уничтожить это место к чертям, не оставив камня на камне. Потому что был вариант, что этот мерзавец может над ней надругаться.       Боруто вспылил совсем не вовремя. Сарада ощутила, как он дернулся, все еще крепко сжимая рукоятку катаны. Его движения были автоматическими, а лицо исказила гримаса отвращения и жгучей, сочащейся из каждой щели ненависти. Однако не сумел он и рот открыть, как в его руку намертво вцепилась бледная ладонь Иноджина, пригвождая к первоначальному месту.       Она не знала, что он сказал ему, но Боруто успокоился. Он тяжело вздохнул, переводя свой пристальный взгляд на нее, и долго пытался что-то разглядеть в ее глазах. Так и не понимая, что она решила не волновать его еще сильнее. Решимость, которая возникла в этот момент в ее душе, вероятно, перешла и ему, потому что он улыбнулся уголками губ и вышел из комнаты первым, захлопнув за собой сёдзе.       Постепенно комнату покидали все. Мидори, закинув в рот жвачку и смачно ею чавкая, направилась к выходу вслед за Боруто, покачивая бедрами и хищно улыбаясь. Сарада предостерегательно посмотрела на Мицуки, который кивнул ей напоследок, выйдя одним из последних. Последней выходила Касуми.       Она прошла совсем мимо. Ее ситцевое платьице, которое неизвестно как ее грело в такой холод, встрепенулось из-за резко подувшего из открывшегося сёдзе ветра. Как нельзя кстати, Касуми улыбнулась Дайкири своей жуткой, безумной улыбкой и вышла, а Сарада теперь точно была уверена, что в случае, если она не сможет постоять за себя, уж Касуми и Боруто ее спасут точно.       — Я рядом! — прошелестел тот самый ветер.       Наконец они остались одни. Вспоминая все слова Седьмого про задание, Сарада, к своему неудовольствию, вспомнила, что именно ей нужно играть в актрису бродячего цирка и строить из себя легкомысленную, избалованную девчонку перед рослым мужчиной в его доме, окруженном со всех сторон его ручными песиками. Между ними повисла тишина, лишь прерывая его вдруг отяжелевшими вздохами и пиликаньем часов, которые хоть как-то возвращали Сараду в реальность.       Она не успела даже обернуться, как из нее вышибли весь воздух. Она судорожно задышала, ощущая на своем теле чужие блудливые руки, крепко прижимающие ее к стене. От ощущения его прикосновений, непредвиденно дал о себе знать рвотный рефлекс. Сарада вся сжалась в комок, сдерживая себя, чтобы не оттолкнуть, вспоминая наречения Седьмого про то, что Токи должна желать этого союза даже больше, чем сам Дайкири. Поэтому Сарада задышала глубже и выдохнула, никак не показывая своего отвращения.       — В жизни ты еще красивее, чем мне про тебя рассказывали, — прошептал он ей прямо в губы. Сарада вжалась затылком в стену. От мысли, что его слюнявые губы прижмутся к ее, она резко закрыла глаза, помотав головой, вызывая его смешок. — Я лелею мысль сделать тебя своей уже как два года. Прошло два года, как твой никчемный отец, рассказав мне о тебе, забрал мой покой, Токи, — почти что взвыл он. Сарада встрепенулась, задержав дыхание. Сил терпеть дальше больше не было.       Хотелось оттолкнуть его от себя сию же минуту. Однако, вновь сжав кулаки, она стойко продолжала терпеть его грязные прикосновения. Его левая рука, ранее прижимающая ее запястье к стене, переместилась на шею. Он властно обхватил ее руками, перекрывая Сараде кислород, и облизнул своим огромным слюнявым языком, причмокивая при этом. Сараде стало настолько отвратительно, что она сглотнула, мысленно моля Ками предотвратить ее рвоту, подступившую к горлу. Он наклонился к ее уху и зашептал: — Совсем скоро мы поженимся, и тогда я буду наслаждаться своими прикосновениями к тебе целую вечность. Ты ведь невинна? Ты девственница? Если нет, то я убью всех твоих сопровождающих, тебя и этого подонка, который посмел отнять то, что отниму у тебя я. Отвечай! — взревел он, вдруг резко сменив милость на гнев, вызывая ее мысленную усмешку. Вот ведь идиот. Так легко повелся на весь этот цирк, так еще и так буйно реагирует.       — Да, мой господин, — пролепетала она настолько, насколько смогла сымитировать себе писклявый голос Токи, воспроизводя его у себя в голове.       Он хищно оскалился, и на миг успокоившаяся Сарада в следующую минуту резко оттолкнула его от себя. Ощущение его мерзкого языка на ее шее заставили девушку, сверкая молниями, смотреть на Дайкири уже не глазами наивной Токи Судзумы, а глазами грозной Сарады Учихи.       — Да как ты…?!       В следующую минуту ей прилетела звонкая оплеуха. Пощечина была настолько неожиданной, что Сарада покачнулась, еле устояв на ногах и выпучив глаза. Осторожно прикасаясь к опухшей щеке кончиками пальцев, она неверяще уставилась на ухмыляющегося ей Дайкири.       — Скоро ты раздвинешь передо мной свои милые ножки, малолетняя дрянь. Поверь, я буду предельно жесток с тобой за сегодняшную дерзость, которую ты себе позволила. Посмеешь еще раз обратиться ко мне на «ты» и повысить на меня голос, я не буду ждать этой чертовой свадьбы, а возьму тебя здесь же, на грязном, дощатом, холодном полу, прижимая твое тело к земле и вбиваясь в тебя все глубже и глубже. Впредь не смей мне перечить. Завтра вечером ты со мной отужинаешь. Посмеешь не повиноваться, я тебя изобью до полусмерти или же завалю на стол и увидишь всю страсть, что я умею излучать. А теперь. Пошла вон отсюда!       Сарада пулей вылетела из комнаты, интуитивно прижимая руку к воспаленной щеке. На душе было гадко. Столько пошлости в одном контексте она не слышала еще никогда и от этого было стыдно. Одна мысль о том, что это животное с ней что-то сделает, вселяло в ее сердце еще больше ненависти и злости.       Толком не осознавая, куда идет, она вбежала в первую мелькнувшую дверь. С размаху отворив огромные сёдзе, она чуть ли не взвыла от счастья. Касуми, Иноджин и Хару сидели там, раскладывая в какую-то папку документы. При виде нее все синхронно подняли голову, и Касуми, первая заметившая опухшую щеку подруги, глубоко выдохнула, не обращая внимание, что та лихорадочно ходила по комнате.       — Я убью его, — слышалось с ее стороны.       Касуми встала с места, но не успела она к ней подойти, как осторожно, не желая причинить лишней боли, Иноджин, серьезным взглядом вглядываясь в ее лицо, поднял ее подбородок, поворачивая его в сторону.       — Он поднял на тебя руку? — совсем тихо осведомился Иноджин.       Учиха раздраженно откинула от себя его руку и подошла к вставшей с места Хару, подставляя свою щеку под теплое зеленое свечение. Перебив только открывшего рот Иноджина, она раздраженно заговорила:       — Ни слова Боруто об этом. И о том, что я вам скажу далее тоже. Он будет против, а если еще и узнает про пощечину, то миссия будет провалена. Завтра Дайкири позвал меня на ужин и......       — Ты не пойдешь. По крайней мере, одна, — жестко перебила ее Касуми. Сарада уставилась на нее, как на умалишенную, и нервно хихикнула.       — Ты не понимаешь. Это способ узнать побольше.....       — Нет, понимаю, — возразила джинчурики. Сарада яростно обернулась, сталкиваясь с холодным взглядом Касуми.       — Не тебе мне указывать, Касуми!       — Я просто скажу об этом Боруто. И на этом все. Сказка о мерзавце Дайкири будет окончена, — спокойно парировала девушка.       — Как ты не понимаешь! — восклинула Сарада, вырывая руку из хватки Иноджина. — Этот тип как-то связан с чередой странных случаев. Ты думаешь, я упущу такую возможность?! На кону жизни людей…       — Мне плевать, — вновь холодно возразила она. — Этих призрачных людей я не знаю, но зато я знаю тебя. У меня выбор: или ты или те мнимые людишки, которых ты потом спасешь. Но, если с тобой что-то случится, кто тогда их спасет, Сарада?!       — Да причем тут это? Со мной ничего не случится. Неужели ты настолько низкого обо мне мнения?       — Ты — одна из самых сильнейших ниндзя, которых я встречала. Но сейчас твоя чакра заблокирована. Сарада, его дом битком набит оружием. Один его взмах и они убьют тебя. Его псы стерегут его, даже когда он ходит в туалет. Подумай.       — Касуми! — Сарада слегка успокоилась и вцепилась в плечи подруги. Испытующе смотря в ее глаза, она улыбнулась своей редкой милой улыбкой и стиснула ее лицо в своих ладонях. — Верь в меня.       Ее даже не успели заметить. Она словно испарилась, уходя прочь от них.       Ее упрямство не переупрямить. Касуми это хорошо знала.

***

      Как только Мидори вошла в комнату Дайкири, чтобы доложить ему о том, что спокойно поселила тех в их домике, она была прижата к стене и нагло заткнута чужой рукой, пальцы которой вошли до самой глотки. Возбуждаясь от столь страстного порыва Дайкири, Мидори начала искусно и жадно посасывать их, пока он, расшнуровав сноровку, буквально содрал с нее топ. Грудь всколыхнулась в пространстве и упала прямо в его раскрытую огромную ладонь. Не дав посасать пальцы еще немного, он остервенело вытащил их из ее рта и мокрыми пальцами прочертил дорожку от шеи до ложбинки между огромной грудью, а потом очертил соски, больно сжав их. Мидори выгнулась, пошло застонав на всю комнату. Схватив ее за волосы, Дайкири вгрызся в ее шею, заставляя девушку запустить руку в его темные волосы и больно оттянуть. Пока он вгрызался в шею, оставляя багровые засосы, Мидори резко потянула ткань его рубашки в сторону и та разлетелась по швам, пуговицы полетели в разные стороны. Недовольная тем, что он доминирует, Мидори резко оттолкнула его от себя, опрокидывая на мягкое кресло.       Пошло усмехнувшись, Дайкири поудобнее уселся в кресле, с похотью и невозможным возбуждением смотря, как Мидори с грацией кошки опустилась на колени и приближается к нему. При каждом ее движении грудь колыхалась в разные стороны, и наконец, когда она приблизилась к креслу, то мгновенно запрыгнула к нему на колени, беря в руки одну свою грудь и поднося ее к губам Дайкири. Тот моментально обхватил темный ореол соска и отчаянно прикусил, вызывая ее вскрик. Она, приподнявшись на коленях и выкрикивая каждый раз, когда он особенно резко вбирал сосок в рот, упершись руками на подлокотники, отчаянно терлась истекающим достоинством о его окаменевшее то приподнимаясь, то опускаясь. Изгибаясь в небывалых позах, Мидори развратно кричала, получая наслаждение.       Больше не в силах терпеть и не видя в этом смысла, Дайкири содрал с Мидори штаны, что оказалось труднее в данной позе. Кое-как от них избавившись, Мидори опрокинула его на спину и, резко отодвинув край трусов, насадилась на него, громко и протяжно постанывая его имя. Ощущая умопомрачитальную дурь от ощущения ее теплоты, Дайкири вцепился в ее обтянутые кружевные трусы, подтянутые ягодицы и бешено задвигался. Положив руки ему на плечо, она подмахивала, прыгая на нем, желая найти особенно приятный угол проникновения. Развратно крича ему о том, чтобы двигался быстрее, она до крови царапала ему плечи и спину, когда он начал кричать:       — Токи! Токи......! Токи!       Делая особенно быстрые и глубокие толчки, Дайкири напрочь забыл уже о повиснувшей на нем мешком Мидори, которая достигла своего пика. В голове Дайкири проносились мысли, как он также глубоко входит и выходит из Судзумы. Как проникает в нее до основания и снова выходит. Как сжимает ее грудь в руках, как заставляет ее кричать, как берет ее жестко и грубо на полу, задрав одну ее ногу к верху. В его фантазиях черные локоны были разбросаны по ее искусанным им плечам, и она также пошло стонала, крича о своем наслаждении. В его мечтах радужка ее черных глаз от экстаза становилась еще чернее и, ускорившись, ощущая свое приближение, Дайкири зарычал, вновь называя Мидори другим именем и изливаясь прямо в нее.       Тяжело дыша, он грубо скинул с себя обессиленное тело девушки, которая распласталась по полу, а потом жестко пнул ее голой ногой в живот.       — Чего разлеглась? — вспылил он. Мидори поднялась на ноги, смотря на него преданно, как выброшенная дворняжка, но он наотмашь ударил ее по лицу, заставляя откинуть голову. — Чего вылупилась? Проваливай отсюда!       Мидори фыркнула, кое-как натянув свои штаны. Не заморачиваясь насчет топа, она обвернула вокруг голой груди какое-то полотенце, найденное на полу среди разбросанных вещей Дайкири. Только она хотела выйти, как ее нагнал его пропитанный желчью голос.       — Узнай все о щенках, которых Коноха отправила вместе с ней.       Мидори кивнула и вышла, замечая вдали макушку аппетитного блондина из Конохи, который так и светился, изредка хмурясь.       Дайкири не терпелось ощутить себя в Токи, а Мидори не терпелось ощутить в себе Узумаки Боруто, так привлекшего внимание. Но хитрый взгляд темных глаз, все это время наблюдающий за ней, уже заранее знал о ее мыслях.