Боруто. Хроники Листа.

      Погружение происходило очень медленно, даже слишком, но Сарада чувствовала его каждой клеточкой тела, каждой фиброй души. Погружение в пучину ненависти и злобы, направленное на горе-похитителей, которые, внезапно закинув ее на плечо, уволокли куда-то вглубь леса, что стало очевидно по свежему, чистому воздуху в противовес тому спёртому, что стоял в пещере. Из-за того, что тряпка, прикреплённая к лицу с помощью какой-то резинки, торчала прямо в ноздри, дышать становилось все труднее, и взгляд мутнел с каждой секундой. Глаза вообще было невозможно открыть, создавалось ощущение, что туда вылили раскаленную сталь, а запястья нещадно жгло из-за чакропоглощающих наручников, которые Сарада уже который час пытается снять. Чакры ноль, как она сама подметила, а значит, даже если их и обнаружат, то не благодаря ей, потому что найти человека с опустошенной системой чакры просто невозможно.       Хотя для Узумаки Боруто и Мицуки нет ничего невозможного.       Сарада была уверена, что светловолосый напарник сейчас рвет и мечет, и уже даже напал на ее след, поэтому похитители, которых она даже в лицо не видела, спустя уже день понеслись в бега. Однако, как бы эгоистично это не звучало, но Сарада не хотела, чтобы он ее нашел. Она не хотела, чтобы Боруто видел ее в таком подавленном состоянии, понимая, что без глаз его напарница ничто и не может ничего поделать без чакры. Как бы глупо это не звучало, она не хотела выглядеть нуждающейся в его помощи, не хотела вообще в ней нуждаться. Не нужна ей была его помощь и его защита, а еще неминуемое после этого заботливое отношение. Она, в конце концов, Учиха и сможет сама со всем справиться, да вот только она сама понимала, что справиться ей сейчас не с чем. Точнее справиться есть с чем, да вот только никак.       Сенбон, вовремя вытащенный их волос еще до того, как ее связали, и запрятанный в кармане ципао, сейчас сверкал в умелых длинных пальцах куноичи. Она вертела им в разные стороны, шипя про себя всякие ругательства, когда железяка издавала скрипы или звенела. Шестым чувством ощущая, что один из похитителей — и неизвестно вообще сколько их — смотрит на нее, она на некоторое время прекращала попытки открыть заевший засов, в надежде просто сбежать от них, испытывая жгучее желание намотать их кишки на ближайшее деревце, чтобы это было в назидание другим, желая предостеречь от плохих поступков и встречь с ужасно злыми молодыми девушками, готовыми их расчленить.       Наконец засов поддался. Тихим щелчком наручники раскрылись и со звоном ударились о землю, унося с собой единственный острый предмет — сенбон. Не теряя момента, Сарада ударила коленом в челюсть тому мужчине, который закинул и нес ее на плече, также сломав ему нос. Теплая жидкость коснулась холодного голого бедра и окрасила черные чулки в багровый цвет смерти. Сарада замахнулась, ударив локтем в открывшийся затылок, ранее прикрываемый широкой массивной ладонью, на этот раз похититель вцепился в разбитый нос, откуда хлестала кровь. Раздался его вопль, когда локтевая кость со всего размаха врезалась в его затылок, и он повалился ничком, потянув за собой и Сараду.       Когда он упал, она наконец освободилась, пошатываясь и поднимаясь с места. Точки опоры не было, из-за чего ее несло по разным сторонам, но она содрала с лица тряпку, вмещая в легкие как можно больше кислорода. В самый последний момент она резко уклонилась в сторону. Рядом просвистел чей-то кулак, который явно был направлен на нее, но не добрался до пункта назначения. Сараду мутило и она ничего не видела вокруг, опираясь лишь на собственное чутье. Сюда бы Касуми, думала она. Ишикава из-за любви к еде могла отличить любой запах, но сейчас, как подумала Сарада после, не время для обдумывания своих желаний.       От следующего удара она не увернулась. Очевидно другой противник находился сзади, напав на нее оттуда же. Удар пришелся по ногам, повалив Сараду на землю. Она уклонилась от удара, встав в стойку, но отразив минувший удар, который намечался ей по ногам. Противник выругался на нее нелестными словечками, а потом резко сзади на Сараду напал кто-то третий, вцепившись в шею, а другой ударил в лицо, прямо в нос, из-за чего Сарада захлебнулась хлестнувшей в носовую полость кровью. Ее начало мутить. Руки и ноги ослабли, и она повисла на похитителе, как старый мешок. В глазах до сих пор стояла тьма, в ушах звенело, и она никак не могла понять, что сейчас происходит. Следующий удар последовал в солнечное сплетеление. В один миг внезапно стало нечем дышать, кровь уже хлестала изо рта, и Сарада все никак не могла смекнуть, что же происходит. Сосредоточив в руках те хилые остатки чакры, что остались в ней, когда она ударила тыльной стороной ладони противника от себя, отбросила того на несколько метров и резко уклонилась вперед, ударив слишком слабо ногой в другого противника, уже и не надеясь, что сможет выстоять дальше, но вдруг все стихло.       Абсолютная тишина начала главенствовать в этом месте.       Послышался свист и грохот. Сарада ощутила, как земля под ногами раскололась и воздух наполнился живительной прохладой. Словно тысяча ветров пронеслись рядом и погнали ее страхи куда подальше. Следом в душе появилось некое спокойствие и тепло. Там, где сердце у Сарады, вдруг начало что-то резко биться, набатом звуча у нее в заложенных ушах. Она не слышала ничего кроме странного свиста и этих глухих промежуточных ударов, лишь чувствовала, как приятное тепло, как ни странно соединенное и смешанное с прохладой, обволакивает ее. Уверенность в том, что она теперь не одна на этой поляне или где-то там, вселила в нее некую младенческую радость, ведь был на свете человек, на которого она могла положиться, который найдет ее, где бы она ни была. Его ауру невозможно было спутать. Блондина вообще нельзя спутать с кем-то другим, он единственный такой в своем экземпляре.       Спутать активную, бурную и в данный момент злую чакру Боруто не составило особого труда даже в ее состоянии, а потом ее обуяла тьма, поглощая, протягивая свои длинные костлявые руки к ней, забирая с собой в кромешную темноту, откуда порой выхода нет. Голова низко склонилась, Сарада пошатнулась, сидя на ободранных коленях, и вот-вот грозилась устроить свидание с холодной, промерзлой землей, как теплые, слегка дрожащие руки притянули ее к себе, прижимая, что есть силы, не в силах смотреть на столь родного человека в таком состоянии.       Боруто дрожал всем телом. Лихорадка начала вовлекать его в свои владения, но он стойко стоял на своем, прислушаясь к тихому, медленному дыханию Учихи, боясь пошевелиться или даже сдвинуться с места. На данный момент она не казалась ему той грозной куноичи, которая дробит землю голыми руками или даже одними пальцами, а наоборот — донельзя хрупкой, молоденькой девушкой, нуждающейся в защите и защитнике. Ведь она не только куноичи, она еще и девушка, и Боруто, смотря на побитую Сараду, с горем и тоской понимал, что не смог защитить ее, не досмотрел и теперь корил себя за то, что уже с самого начала ее пути к становлению Хокаге он нарушает уставы своего пути ниндзя.       Она дышала. Он чувствовал это, ощущая, как слабое дыхание Сарады щекочет ему горло, и даже знал, потому что ее тельце было плотно прижато к его, и он боялся больше всего ее сильного сердцебиения. Создавалось такое ощущение, что Сарада сейчас в ужасно критическом состоянии переизбытка ударов в минуту, из-за чего он осторожно приложил окровавленную ладонь к ее груди, не замечая, как задел длинными пальцами девичью грудь, и ощущая под ней сильное, неистовое сердцебиение с интервалом в одну или две секунды.       Однако мешкать сейчас было категорически нельзя.       — С ними покончено!       Мицуки с отвращением откинул от себя уже мертвых троих похитителей, замечая, как паренек и Токи зажались в угол, прижимаясь друг к другу при виде ужасно злых шиноби Листа. Мицуки откинул от себя их тела, смотря на Боруто, который поднялся на ноги, поднимая Сараду на руки и прижимаясь к ней, даря те крохи тепла, которые были у него самого. Далеко от гостиницы они не ушли, и теперь был шанс вернуться обратно, залечить Сараду и закончить миссию, будучи предельно осторожными. Мицуки связал двух голубков одним концом веревки, другой ведя их за собой, словно выгуливая домашних собачонок. Токи дулась, однако поглядывала на Сараду с жалостью, а вот парень так и застыл с выражением вселенского ужаса на лице.       Казалось, время еще никогда не тянулось так медленно. Боруто бежал первым в строю, каждый раз ускоряясь, обеспокоенно смотря на тяжелодышащую Сараду у себя на руках, которая все больше щурила глаза и никак не могла моргнуть. Постепенно она приходила в себя, все еще содрогаясь, словно то ли от холода, то ли от страха, но Боруто склонялся к первому. Все же Сарада была не из робкого десятка.       Он влетел в «Лотос», снеся за собой дверь. Старуха, сидящая за стойкой администрации, с воплями понеслась на него, но ему было не до нее. Он взлетел по лестнице, вихрем проносясь по коридору, и влетел буйным ураганом в номер, который снимали, застав там целующуюся парочку и буркнув что-то про двери, залетел в дверь напротив и аккуратно положил Сараду на кровать, соорудив ей мягкое ложе и стараясь не задеть многочисленные ранки на теле.       Старуха забежала вслед за ним. Она была из той категории старух, которые вечно ворчат и бубнят под нос, суетя на обновление старых традиций. Боруто повстречал таких немало. Одна старушенция Кохару чего стоила, ведь она выносила мозг даже его отцу, поэтому, отмахнувшись от всех претензий маленькой костлявой старушки с круглым лицом и маленькими глазенками, он отправил ее за бинтами и горячей водой, выпроводив из комнаты. Спустя минуту дверь отворилась и вошел Мицуки, ведя за собой двоих, по мнению Боруто, полных идиотов.       Даже смотреть на них ему было противно и отвратно. Лишь бы не скривиться в лице, он отвернулся от них, скрепя сердцем не избить обоих до потери сознания, понимая, что этим потревожит в первую очередь Сараду, а потом и остальных постояльцев, хотя до остальных ему не было никакого дела.       — Если с ней что-то серьёзное, я превращу вас в жаб и скормлю Море. И хоть змея Мицуки не ест жаб, мы его как-то заставим.       Кровь отхлынула от лица Токи, она грозилась вот-вот упасть в обморок, но Боруто прикрыл смешок кашлем, все еще злясь на них, но понимая, что между ними двумя определенно проскочила та самая искра, которую он так ждет в их с Сарадой отношениях.       Мицуки пожелал ему удачи, оставив на шкафу принесенную одежду, тазик горячей воды и бинты. Боруто даже возразить не успел, как тот выскочил за дверь, унося с собой своих двух заключенных, и, обреченно вздохнув, не понимая, за что ему такие испытания, Боруто взял бинты и тазик и направился к кровати, осторожно садясь на самый край. Намочив кусок бинта в обжигающе горячей воде, Боруто аккуратно и осторожно начал вытирать ей глаза. Она зашипела, вцепившись ему в руку, оставляя красные полосы каждый раз, когда ей было больно.       Боруто даже не вздрогнул. Он готов был вынести любую боль, зная, что ей от этого нелегче. Сильнее вцепившись в его руку, она зашипела ругательства, и одинокая маленькая слезинка скатилась с уголка ее глаз и, кажется, она очнулась, потому что дыхание ее нормализовалось, однако биение сердца продолжало ее мучить. Она начала ощупывать его.       Кончики длинных черных пальцев, ногтей, окрашенных в черный, местами уже потрескавшийся лак и холодная сталь перстня на ее пальце очертили линию его подбородка, носа, поднялись к глазам, очертили скулы и совсем невесомо коснулись его губ. Сараде на миг показалось, что кончики пальцев обожгло жгучим горячим поцелуем, совсем целомудренным касанием губ, которое даже поцелуем назвать сложно. Дыхание ее вновь сбилось, а сердце хуже прежнего пустилось в галоп.       Боруто закрыл глаза, отдаваясь ощущениям, которые дарили ее пальцы. Она очертила шею, слегка касаясь затылка, взъерошив и так ёжистые волосы у него на макушке. Теперь была его очередь задыхаться. Ему казалось, что он в самом жерле вулкана, горит, не имея никаких шансов на спасение. Ему, как бы банально это не звучало, казалось, что в сердце вдруг взошло ослепляющее солнце, которое согрело изнутри все его внутренности.       — Это ты, Боруто?       Ее пальцы аккуратно очертили линию повязанного на шее болта и вцепились в край футболки, словно сомневаясь в своей догадке, она тем самым пыталась в случае чего сломать ему шею. Протянув руку, он стер дорожку слезы и тихо проговорил.       — Да.       Больше они ничего не говорили. Боруто немало удивлялся, замечая столь молчаливую Сараду. Она даже не пискнула, когда он попытался снять с нее разодранное, заляпанное кровью, грязное ципао, при этом шкодливо улыбаясь, замечая на ее лице ужасное смущение, когда он увидел ее черное кружевное белье, не вызвавшее в нем на тот момент никаких развратных чувств. Он лишь отметил, что она необычайно красива, хоть ее тело и испещрено мелкими шрамами, колени разодраны в мясо, а руки способны свернуть любому шею в доли секунды, пусть она только откроет глаза.       Ему показалось, что она заснула и даже в этом уверилась, прикинувшись спящей, заслышав, как он тихо поднялся с места, забрав всю грязную и уже не нужную одежду и выходя из номера, осторожно заперев за собой дверь. Смущенная донельзя Сарада, которая даже пискнуть не смогла в благодарность, не посмела возразить ему в своем лечении, ужасно краснея, нутром ощущая его взгляд на своей груди, ногах, руках и повсюду. Но, однако, рядом с Боруто не было страшно. Ничуть. Нисколько.       Дверь вновь заскрипела, и Сарада моментально вновь прикинулась спящей, думая, что Боруто вернулся за чем-то, но кто-то пододвинул стул к ее кровати и сел рядом, смотря на нее.       — Я знаю, что ты не спишь. Когда я вошла, ты улыбалась, как самая счастливая девушка на свете, а еще ты ужасно красная, как спелый помидор, — прокомментировала Токи. Сарада облегченно вздохнула, расслабляясь и ужесточаясь. На ее лице вновь заиграли желваки и тоненькие морщинки испещрили лоб. Она нахмурилась, оборачиваясь на звук голоса, и сжала кулаки.       — С тобой все в порядке? — поинтересовалась Учиха.       Токи не отвечала несколько минут, а после послышался ее всхлип.       — Прости меня.       Сарада понятия не имела о чем речь и даже не стала перебивать ее. Голос Токи надорвался и послышался более громкий всхлип, вот-вот перерождающийся в рыдания, чего Учиха хотела меньше всего на свете.       — Ты готова была пожертвовать своей жизнью ради меня, а я бросила тебя, убежав с первым встречным похитителем, которому я и то понадобилась лишь из-за денег. Прости меня, — проскулила Токи. Она вцепилась своей ручонкой в Сараду, всхлипнув еще громче, но резко замолчала, ощутив, как Сарада в ответ сжала ее ладонь. Легонько, не причиняя боли, словно понимая, что она и так перетерпела.       — Ты не хочешь замуж за племянника даймё? — тихо поинтересовалась Сарада. Всхлипнув, Токи вытерла выступившие слезы, все еще держа Учиху за руку, почему-то ощущая в ней некую родственную душу.       — Мой отец продал меня как рабыню, скот, за каких-то миллион рё, — завыла она. — Он с самого детства хотел на мне нажиться. Уже с малых лет меня таскали по балам и приёмам, говоря, что моя главная цель в жизни найти себе хорошую партию и обеспечить отцу выгодный союз. Мне всегда говорили, что я тупая как пробка, надсмехались надо мной, но ведь меня кроме чтению и писанию больше ничему не учили. Отец думает, я не пригодна ни для чего, но он меня совсем не знает, ему нужна не я, ему нужны деньги даймё для погашения очередного долга, потраченного на гулящих женщин и выпивку. Он полный банкрот, Сарада, — тихо проговорила она, выговариваясь и малость успокаиваясь. — Знаешь, он мне всегда говорил, что красота и ум несовместимы, что если ты умна, то ты обязательно уродлива, а если красива, то непременно тупа. Но когда я познакомилась с тобой, отцовская теория пошла прахом, потому что ты вмещаешь в себя и благородную кровь, и блестящий ум, и незабываемую красоту. Я завидую тебе, — призналась она, — я ужасно тебе завидую. Ведь мы с тобой выходцы из двух богатых родовитых семей, только ты в мире шиноби, а я в мире бизнеса. Я не хочу больше так жить, Сарада, — вновь послышался ее плачь. — Я хочу свободы. Я ужасно сильно хочу почувствовать наконец, что же такое жить спокойной жизнью, полной эмоций и приключений, не хочу больше сидеть в четырех стенах, лишь крася себе губы и глаза, интересуясь у лицемерных подруг, какую фотографию лучше выложить в социальные сети. Я хочу дышать полной грудью не будучи обремененной семейным принципами, навязанными отцом. Я так хочу этого, — проговорила она. — Помоги мне!       На этот раз Токи взмолилась. В ее голосе слышались нотки горечи и отчаяния, желания непостежимого и невыполнимого для нее в одиночку. Почему-то на ум сразу пришла Касуми.       Сарада вспомнила, как впервые услышала бредовые, по ее мнению, мечты Касуми о небывалой свободе души, когда та ничем не обременена, и которую, по ее мнению, можно достигнуть, если упрочить имевшуюся со всеми связь до максимального уровня, чтобы даже смерть не смогла разъединить вас.       — Свободы хочешь, говоришь? — хмыкнула Сарада, осторожно открывая глаза, замечая перед собой белые разводы и фокусируясь на чем-то одном. — Будет тебе свобода. Мы тебе поможем.